СТАРЫЙ ЗАВОД 5 страница

– Я все‑ таки поищу Хрусталева, потом подожду Славу на выходе аварийного люка. Может быть, он успеет… До свидания.

Было страшно сделать только первый шаг, уводивший его от пульта, но он его сделал. Вслед неслись крики людей, требовательный голос Дикушина, но Филипп ничего не слышал, в ушах стоял струнный звон сирен: автоматы предупреждали экипаж станции о приближении грозной лавины энергии.

А в коридоре он наткнулся на Леона Хрусталева! Это было до того неожиданно, что Филипп отпрянул. Начальник смены стоял на коленях у стены коридора и пытался встать на ноги. Лицо его было разбито в кровь, руки изранены, и ничто в нем не напоминало того щеголя, который десять минут назад убежал за скафандрами.

– Что с тобой? – воскликнул Филипп, опускаясь на корточки.

Хрусталев поднял страшное лицо, судорожно ухватился за протянутую руку и, прошептав разбитыми губами: «Прости, это я виноват, „орех“ готов», завалился набок.

Изумленный Филипп подхватил Леона на руки и бегом устремился к боксу с «орехом». Он не знал, за что просил прощения Хрусталев, но был рад, что не придется искать его по всей станции в цейтноте. К этому чувству примешивались теперь и тревога за товарища, и сожаление, что он не послушался Дикушина. Спасать надо было двоих, а двое – это уже иная арифметика, и поэтому он спешил изо всех сил, зная одно – Томах постарается сделать все, чтобы вытащить их из готовой к взрыву «бомбы».

Ориентируясь по светящимся красным указателям в коридорах, Филипп нашел бокс с аварийным снаряжением, кое‑ как втиснул в разверстый люк «ореха» бесчувственного Хрусталева (где он умудрился так разбиться? Не успел сгруппироваться во время включения двигателей станции? ) и влез сам.

Здесь и нашел их Станислав Томах, свирепый, как джинн, вырвавшийся из бутылки. Он сам врубил автоматику пуска «ореха», поймал его ловушкой спасательного шлюпа и рванул машину прочь так, что едва удержался на грани беспамятства от страшного удара ускорения, пробившего даже противоинерционную защиту. Еще через минуту позади уносящегося в бездну корабля вспыхнула красивая голубоватая звездочка, расплылась зонтиком чистого смарагдового пламени, стала гаснуть – это взорвался реактор СПАС‑ семь. Но через мгновение на этом месте вспыхнул другой свет – радужный шлейф, похожий на след парусника в светящейся воде: это засветился антипротонный луч, проходя через энергетическую преграду, созданную взрывом станции. Он странно вспенился, выбросив вперед и в стороны струи света, похожие на перья невиданной птицы, оставил после себя тающее изумрудное облачко и умчался, ослабевший, туда, где люди приготовили ему более достойного противника, победить которого он был уже не в силах.

Томах притормозил шлюп, дал в эфир «три двойки» – отбой тревоги, чтобы знали, что все в порядке, и вдруг, погрозив кулаком неведомо кому, ликующе закричал:

– Что, взяли, взяли?!

Но если бы Филипп мог видеть друга в этот момент, он бы его понял.

 

Комплекс зданий Высшего координационного совета располагался у впадения в Оку ее левого притока Пры, в краю необъятных лесов, спокойных рек, многочисленных озер, заливных лугов и болот. Край этот носил название Мещера и лежал на рязанской земле – один из самых древних и красивых заповедных краев европейской тайги.

Еще пролетая над ним, Богданов несколько минут любовался убранством сосновых боров, дубрав по долинам рек и обширных лугов, пока с сожалением не констатировал, что слишком долго находился вне природы, не сливался с нею в одно целое, не проникался ее ритмом, чистотой и спокойствием, давно не снимал усталость с помощью ее целительного дыхания и, быть может, именно поэтому перестал в последнее время думать о Земле как о родине. Конечно, сказывалось еще и то, что семья его жила на Марсе – отец, мать, сын. Делия работала на кондитерской фабрике в Марсопорте, но это не могло служить оправданием ему самому, несмотря на полуторавековую привязанность пятого поколения колонистов Марса к своей планете; к этому поколению принадлежал и Богданов.

Но Земля… Не становится ли симптоматичным отрешение от всего земного у переселенцев? Или просто Земля постепенно расширяется до величины Солнечной системы?

Такие мысли, скорее грустные, нежели серьезные – привычка к логическому анализу настолько въелась в душу и кровь, что даже в абсолютной безопасности, в земном лесу, мозг искал некую систему отсчета, чтобы выявить несуществующую опасность и дать сигнал к действию, – приходили на ум Богданову, когда он шел за руководителями двух организаций, отвечающих за спокойное бытие человечества. Впереди шагал Керри Йос, чуть поодать Дикушин, Чеслав Пршибил и Иван Морозов, руководитель СЭКОНа, живое воплощение бога скорби. Богданов имел счастье не однажды встречаться с Морозовым в управлении, и каждый раз его поражало то ощущение глубочайшего несчастья, которое исходило от всей фигуры председателя комиссии. Он был молод, невысок и незаметен в толпе, и лишь страдающее выражение лица надолго врезалось в память, заставляя впервые сталкивающихся с ним людей в недоумении прикидывать причины несчастья, свалившегося на этого человека.

За деревьями иногда мелькали серебристые плоскости зданий, напоминая о своей причастности к творениям рук человеческих, и Богданов изредка останавливал на них взгляд, удивляясь, что лес вокруг отнюдь не ухоженный, а дикий, самый настоящий, тайга.

Над головой внезапно вскрикнула птица, захлопали невидимые крылья. Первой реакцией Богданова была мысль броситься на землю, потом за доли секунды промчался каскад впечатлений и чувств: мгновенное напряжение мышц тела, поиск аналогий услышанному крику и звукам, недоумение, облегчение и, наконец, грустная усмешка в душе. «Заработался с техникой! – подумал он с некоторым удивлением. – Даже на птичий крик реагирую не по‑ человечески… Кому нужен такой профессионализм? Если на малейший шорох реагировать как спасатель в операции, надолго ли тебя хватит, инспектор? »

Шедший впереди Пршибил нагнулся, сорвал с кустика несколько ягод брусники и отправил в рот.

– Попробуйте, – прeдлoжил он, прищелкивая языком. – Я каждый день хожу по этим зеленомошникам пешком и не могу удержаться, чтобы не зайти в брусничник. Кстати, не удивляйтесь, что едите бруснику в сентябре, она здесь сохраняется до зимних холодов.

Богданов, все еще расстроенный самоанализом, тоже попробовал освежающих, кисло‑ сладких и одновременно горьковатых, терпких на вкус ягод и показал Керри Йосу большой палец.

– Вкусно, отведай.

Керри выбрал кустик покрасивее, нарвал горсть ягод, высыпал в рот, начал жевать и вдруг выплюнул ягоды.

– Проклятие!.. Смеетесь вы, что ли?

– Ты что? – встревожился Пршибил.

– Да брусника ваша!.. Дробь железная, а не ягоды!

Пршибил подошел, нагнулся к кустикам и засмеялся.

– Да это же толокнянка! – Он утешающе похлопал Керри по спине. – Неопытному глазу трудно с первого раза отличить ягоды толокнянки от брусники, так что не казнись. У толокнянки листья кажутся свежее, совершенно плоские, посмотри, а у брусники загнуты вниз по краям и усеяны мелкими черными точками.

– Предупреждать надо, – буркнул Йос, ощупывая языком зубы.

Морозов, выглядывающий из кустарника, засмеялся тихонько. Потом засмеялся Богданов, а через секунду смеялись все.

– Ладно, отдохнули, – сказал наконец Пршибил и уселся на старый пень на вершине холма, окруженного со всех сторон заросшими мхом соснами.

– Что произошло на СПАС‑ семь во время катастрофы? – заместитель председателя Всемирного совета вытер руки о траву. – Садитесь, поговорим здесь. Думаю, аппаратура нам не понадобится.

– А что там произошло? – вопросом на вопрос ответил Дикушин и сел на траву.

– Я имею в виду старт шлюпа без экипажа.

– А‑ а, это… – Дикушин подумал и лег, не собираясь продолжать. Вместе него ответил Богданов:

– Глупая история. Старшему смены зачем‑ то понадобилось профилактически включить в шлюпе системы автономной безопасности, и киб‑ координатор шлюпа, естественно, узрел приближавшуюся опасность и стартовал… Вопрос, как мне кажется, непростой, потому что я не вижу в объяснении Хрусталева необходимой доказательности. И уверенности. Странно еще, что он не ушел на «орехе» один.

– Только не забирайся в дебри социальной психологии, – сказал Дикушин, лица его не было видно из травы. – Из‑ за этой обычной, по моему мнению, халатности, или как там ее назвать, могли погибнуть оба, да и сорвалась бы тщательно подготовленная операция по взрыву станции. Кстати, мне так никто толком и не объяснил, почему на СПАСе оказался Ромашин.

– Филипп – друг Славы, – нехотя сказал Керри Йос. – Томах готовит его в оперативники, а программу стажировки со мной не согласовал. Выговор за самостоятельные решения он уже получил. Джентльмены, имею честь сообщить вам, что причины катастрофы на космотроне известны, но они несколько нетривиальны, поэтому я и настоял на встрече здесь, обеспечив полную секретность разговора: район блокирован.

– Будто нельзя было обеспечить секретность в отделе, – пробормотал Дикушин. – Играем в таинственность, как дети…

– Хотел бы я просто играть, – вздохнул Керри Йос. – Так вот, космотрон взорвался потому, что его атаковал ракетный катер, вершина военно‑ космической техники двухвековой давности.

Дикушин молча поднялся из травы и уставился на Керри, Чеслав Пршибил перестал растирать в ладонях листики брусники и, нахмурившись, посмотрел в лицо руководителя отдела безопасности.

– Как ты сказал? Ракетный катер?!

– Автомат с ядерным боезапасом. Его нашли случайно при очистке зараженной радиоактивной пылью зоны от прошедшего антипротонного луча. Вернее, нашли часть устройства: сделав залп, оно, видимо, не успело уйти далеко, и луч уничтожил большую его часть. Несколько дней эксперты вертели в руках этот обломок, ну а вывод вы слышали.

– Да, страшное наследие! – нарушил молчание Морозов. – На моей памяти это второй случай подобного рода.

– А первый? – заинтересовался Пршибил.

– Взрыв прогулочно‑ туристского теплохода в Японском море около двадцати лет назад.

– Я помню, – кивнул Керри Йос. – Какие‑ то мерзавцы почти двести лет назад оставили в пещерах скал Лианкур самонаводящуюся торпедную установку с ядерными боеголовками… Наследие, что и говорить, страшное! До чего жуткие формы может принимать равнодушие, если нам до сих пор приходится расхлебывать последствия его действия!

– Почему равнодушия? – пожал плечами Дикушин. – По‑ моему, здесь уместен другой термин – злоба! Или ненависть.

– Нет, дорогой Влад, злоба и ненависть – просто термины равнодушия, вернее не скажешь. Достаточно вспомнить потрясающее равнодушие предков к загрязнению среды, последствия которого мы ощущаем по сей день! До сих пор ведь работают очистные установки в океанах и на суше.

– На двадцать первое намечено торжественное выключение установок в Тихом океане, – сказал Пршибил. – Вероятно, этот день объявят праздником.

– Праздником Памяти Ошибок! – фыркнул Дикушин. – Неумно это, ибо праздновать мы будем осознание человеком своей глупости и недальновидности.

– Не согласен, – сказал Морозов. – Почему бы человечеству не вспомнить цену ошибкам? В том числе и цену равнодушию? Прав Керри, до сих пор мы наблюдаем рецидивы равнодушия, и наше дело лечить эту болезнь, чтобы она не выросла до космических масштабов. Представить страшно, что может натворить в наше время один человек, вооруженный технической мощью цивилизации! Однако мы действительно уходим от темы нашей встречи, решение социальных и психологических, моральных и этических проблем – удел соответствующих органов ВКС и СЭКОНа, не так ли? – Морозов повернулся к поникшему Пршибилу.

– Я это знаю, – ответил тот. – Но не стал бы делить функции столь категорично, мы – и ВКС, и СЭКОН, [20] и УАСС – в одинаковой степени ответственны за человечество, за человека как элемент общества и за человека как личность.

Морозов кивнул, соглашаясь.

– Теперь еще одно сообщение, – сказал Керри Йос после недолгого молчания. – Пока что мы решали внутреннюю, так сказать, «домашнюю» проблему, «семейную беду», но есть и проблемы внешние, и здесь не все так ясно и просто. Никита, введи их в курс дела.

Богданов снял с руки браслет видео, положил на срез пня и, пояснив: «Домашняя заготовка», включил запись.

На поляне зазвучал голос Богданова и повел рассказ о «зеркальных перевертышах» и многом другом…

 

Томах шагнул вслед за Богдановым в кабинет начальника отдела и остановился. Керри Йос стоял на четвереньках возле стола‑ пульта и кашлял. Из распахнутых внутренностей стола, как из печки, валил синий горький дым.

Аппаратура инженерно‑ технического обеспечения, очевидно, вырубилась, и кабинет представлял собой голую серую комнату с закругленными углами, неуютную до неприличия.

Керри Йос заметил вошедших, встал и вытер слезящиеся глаза.

– Слаботочные системы!.. – пробормотал он. – Это называется слаботочные системы! Проходите, чего встали. Сесть не предлагаю, не на что пока.

– Вызвать техника? – предложил Богданов.

– Через минуту прибежит сам, должна была сработать линия аварийного оповещения.

– Авария в Управлении аварийно‑ спасательной службы! – фыркнул Томах. – Нарочно не придумаешь.

– Разве первый раз нас подводит техника? – спросил хладнокровный Никита. – Забыл историю с коггом Хрусталева?

Томах перестал улыбаться и пожал плечами.

– Все равно это нетипично, вот и смешно. А техника, кстати, делается человеческими руками.

– Что ты хочешь сказать?

– Кто‑ то не слишком добросовестно смонтировал стол, вот и все. В этих словах можно найти объяснение любой аварии: «Не слишком добросовестно». Кстати, в конечном итоге и это следствие равнодушия. Да‑ да, равнодушия: к работе, к порученному делу, к результату своего труда.

– Пресловутая теория равнодушия… Скоро ты станешь применять ее везде, где можно и где нельзя.

– Разве я не прав?

– Прав, – буркнул Керри Йос, горестно принюхиваясь к запахам сгоревшей изоляции, нагретого пластика, металла. – Но не увлекайся. И вообще соперничать в остроумии разрешено только вне кабинета. Докладывайте о проделанной работе.

Богданов вынул из кармана белых брюк кассету видеозаписи и протянул начальнику отдела.

– Здесь подробный отчет.

– Потом просмотрю. Вкратце основные положения.

– Сесть бы… – сказал Томах себе под нос, озираясь. – Надо было вместе с конформной мебелью предусмотреть обычную.

Керри и Никита посмотрели на него с одинаковым выражением, но в это время в кабинет вошел молодой человек в синем универсальном костюме техника. Он вкатил за собой низкую тележку с какими‑ то коробками, вежливо поздоровался и подошел к столу. Видимо, ему не надо было объяснять, что делать.

Он вскрыл боковину стола, достал оттуда моток тонкого шнура‑ световода со штекером, размотал шнур и воткнул штекер в разъем на стене у пульта. Потом подключил к блокам в нескольких местах миниатюрные датчики в коробках, соединил их паутиной проводов, надел на голову эмкан и принялся за устранение неисправностей. Все это он делал так быстро, споро и со вкусом, что у молча наблюдавших за ним инспекторов «слюнки потекли» от его профессиональной, мастерской работы.

Через несколько минут русоволосый техник снял эмкан, тряхнул чубом, улыбнулся смущенно, заметив, что за ним наблюдают, и с треском отсоединил несколько блоков стола, маслянисто‑ желтоватых, узорчатых, словно изъеденных жуком‑ древоточцем.

– Вот причина дыма. – Он бросил тяжелые кубики в коробку; на блоках не было видно ни одного следа пожара. – Кто‑ то перепутал сигнальные и силовые разъемы видеопласта, произошло небольшое КЗ, [21] и автомат защиты вырубил всю аппаратуру кабинета. Сейчас все будет работать.

Техник вставил в гнездо на столе странной формы ключ, и тут же одна из стен превратилась в окно, а остальные приобрели нормальную янтарно‑ золотистую окраску.

– Все. Разрешите идти?

– Идите, – сказал Керри Йос. – Спасибо. Да, постойте, а блоки! Вы же вынули из стола какие‑ то блоки…

– А, это… – Парень собрал инструменты и покатил тележку к двери. – Я заменил неисправные системы дублирующими. Как‑ нибудь принесу смену и вставлю. До свидания.

Дверь закрылась.

– Он принесет, – успокоил начальника Томах с изрядной долей иронического сочувствия. – Если только «кто‑ то» снова не перепутает разъемы… не представляю, как это можно сделать.

Керри Йос почесал затылoк и, обойдя стол, сел в свое «официальное» кресло, выращенное автоматом. Тронув нужные сенсоры, вырастил стулья для посетителей, и они сели, посерьезневшие, словно только сейчас вспомнили о статусе начальника отдела безопасности УАСС.

Керри выбрал видеокомпозицию, кабинет превратился в любимый ему уголок джунглей Мадагаскара.

– Ромашин признался, что встретил «зеркальный перевертыш» на Земле, – начал Богданов, – причем у себя в кабинете, и принял его за фантом «динго». И еще он говорит, что часто видел подобные «зеркала» в детстве: они сопровождали все его игры и возникали и исчезали внезапно. Но в те времена он не искал им объяснений – не представляли интереса.

– Это точно?

– Если верить Филиппу, да, а я склонен ему верить.

– И все же документально подтвердить это невозможно. Возьмем на заметку, хотя я и не верю, что Наблюдатель действовал двадцать лет назад, следя за одним человеком. Мелко это для него… если только… Вы предлагали Ромашину стать спасателем‑ безопасником? Стажировка стажировкой, а его желания могли измениться.

– С ним все в порядке, характер у него есть.

– Не спешим ли мы? Я слышал, он сделал какое‑ то открытие в области ТФ‑ связи.

– Вывел формулу ТФ‑ трансгрессии, за что и получил степень магистра технических наук.

– Но, насколько мне известно, он не смог довести работу до конца. Терпения не хватило или смелости?

«Однако, – подумал Станислав, – ну и осведомленность у Керри! »

Вслух же сказал:

– Дело не в терпении или смелости. Просто наша земная математика пока не в силах постичь всю глубину открывшейся проблемы. Не доросла. Филипп не захотел работать над локальными задачами, не осилив всей проблемы сразу. – Максимализм в высшей степени! Мне это не очень‑ то нравится. А что за проблема? Говоря проще, я не ТФ‑ физик.

– В формуле Ромашина – под таким названием она и войдет в научную информатуру – заложена потенциальная возможность передвижения на сверхдальние расстояние без громад метро.

– Идея интересная! Способный парень. Может быть, ему место не в оперативном секторе, а, скажем, в техническом центре управления? На крайний случай в бригаде эфаналитиков.

– Я предлагал ему альтернативу, но он выбрал оперативную работу.

– По правилам, ему бы надо пройти испытательный срок…

– Конечно, что он и делает. Программу испытаний я составил лично, сегодня представлю на ваш суд. Но случай на СПАС‑ семь, мне кажется, в какой‑ то мере помог Филиппу определиться. Работа в Институте ТФ‑ связи и спортивные достижения давались ему слишком легко, что и определяло его кредо скольжения по жизни, а он самолюбив и, познав вкус борьбы, многого добьется. В нашей же работе борьбы хватает: со временем, с пространством, с обстоятельствами, с самим собой, наконец. К тому же у него есть личная цель.

– Звучит интригующе.

– Нет, все просто – любовь. Хотя для него как раз все очень непросто. Но если он выиграет и это сражение, быть ему…

– Кем же?

– Начальником отдела.

Керри Йос, хмыкнув, посмотрел на Богданова.

– Твое мнение?

– Ему виднее, – заметил Никита. – Поживем – оценим. Я, например, ни разу не видел Ромашина в игре, а Слава так увлеченно расписывал его достоинства как волейболиста, что разжег во мне любопытство.

– Скоро чемпионат Системы, я тебя свожу, – пообещал Томах.

– Ладно. – Керри Йос ткнул пальцем в сенсор на пульте под замигавшим индикаторным окошком и, бросив: «Занят, освобожусь через полчаса», произнес: – Мы уклонились от темы. Что еще?

– Мы провели информационный поиск, – продолжал Богданов свой короткий доклад. – За всю историю метро грузы исчезали четырежды: два нам известны, третий – двадцатипятилетней давности история со спасательным шлюпом и четвертый – в самом начале эксплуатации линий метро, протянутых к звездам.

– Уточнили, какие именно грузы не дошли до назначения?

– Я как раз к этому и подхожу. Во всех случаях, кроме второго, исчезало оборудование терраформистов: туннелепроходчики, лазерные комбайны, автоматы гравитационного взрыва, плазморезы и так далее.

Помолчали.

– Интересный факт, – тихо сказал Керри Йос.

– Вернее, настораживающий, – уточнил Богданов. – Но пока это информация к размышлению, не больше. С выводами подождем. По «зеркалам» сведения собрать было труднее, и, хотя многое сделано, наши запросы в главные информарии и банки данных ВКС, Академию наук и архив погранслужбы остаются открытыми. Единственная удача – нечто похожее на «зеркала» наблюдалось на Марсе около ста лет назад в ущелье Грез, область Малого Лаокоонова Узла.

– Я был там, – кивнул Томах в ответ на вопросительный взгляд начальника отдела. – Сейчас там ничего нет, имею в виду «зеркала», а вообще ущелье Грез – красивейшее место марсианских оазисов. Хорошо, что предки сообразили не трогать ландшафты ущелья. В связи с чем у меня возникла мысль провести один эксперимент.

– Слава богат на сумасшедшие идеи, – серьезно сказал Богданов. – Хотя, не спорю, некоторые из них плодотворны. Сегодня, например, он предложил провести поиск «зеркал» на Земле среди АЯ или НЛО.

– Чего‑ чего? – переспросил Керри Йос.

– АЯ – аномальные явления, НЛО – неопознанные летающие объекты. Последние потрясли Землю почти три века назад. Первые сведения о них появились в девятнадцатом веке, максимум противоречивой информации падает на двадцатый, ну а в двадцать первом – закономерный спад.

– Почему закономерный?

– Потому что информация об этих объектах в основном бездоказательна, сугубо личностна, спекулятивна и носит характер дутой, а подчас и подстроенной сенсации.

– Тогда в чем ценность идеи?

– В том, что из десятков тысяч «достоверных» появлений НЛО и аномальных явлений можно выбрать около полусотни таких, в которых они действительно необъяснимы даже с научной точки зрения нашего столетия.

– Это ничего не доказывает. Возможно, через сто лет или даже меньше и эти наши «действительно необъяснимые» явления станут легко объяснимыми наукой того времени. И все же идея небезынтересна. Какие же случаи вы отобрали?

– Самые интересные из них – четырехугольные «зеркала».

– Даже «зеркала»?

– Вот именно. Появление этих «зеркальных» НЛО отмечено в тысяча девятьсот сорок пятом году над Японией, в тысяча девятьсот восемьдесят втором году над Китаем после испытаний ядерного устройства, в тысяча девятьсот девяносто втором на территории Соединенных Штатов Америки во время испытаний одной из установок пучкового оружия и в тысяча девятьсот девяносто девятом на Луне. Всего известно пять случаев. Естественно, тогда не было такой аппаратуры анализа, как сейчас, и характеристики объектов бедны. Но тут нужно мнение специалиста, возможно, некоторые параметры «зеркал» характерны и для наших. Поиск не окончен, и, может быть, в прошлом отыщутся новые следы. Вопрос – чьи?

– Да, негусто. – Йос характерным жестом погладил шрамик над бровью, сцепил пальцы на груди. – Главное, чего мы не знаем, какие последствия несут появления «зеркальных перевертышей», странные пропажи грузов… Да и смерть Василия я отношу пока в разряд тех же таинственных событий… пока не убедимся в отсутствии между ними связи. Поэтому никому из нас не придется спать спокойно. Через неделю, двадцать девятого, состоится закрытое совещание Совета безопасности, к этому времени вы должны быть готовы к принятию тревоги по форме «Шторм».

– Ого! – поразился Богданов. – Отделу безопасности будет дан «Шторм»?

Удивлялся Никита не зря. По форме «Шторм» вся полнота власти над деятельностью УАСС, гигантской защитной системы человечества, ветви которой протянулись в пространство на десятки парсеков, к другим звездам, сосредоточивалась у одного сектора или отдела, а не Совета безопасности, руководившего обычной оперативной работой будней. На памяти Богданова еще ни разу совет не разрешил применить форму «Шторм», даже в недавних событиях со взрывом космотрона.

– А ты думал, проблема пустяковая? – прищурился Керри Йос. – Нет, брат, если вдуматься, мы на пороге кардинальных событий. Земля контролирует область пространства диаметром всего около двухсот парсеков, хотя «контролирует» – слишком сильно сказано. В этой области обнаружено только две цивилизации: наша и, удержитесь от иронии, орилоухская. Так? И если «зеркала» суть аппараты чужого разума, то легкость их появления и вездесущность ставят их создателей на ступеньку выше нас, а может быть, и не на одну. Разгадать смысл всех их действий – значит определить стратегию человечества в прямом контакте. Понятно? Отсюда и «Шторм». Я знаю, уже много лет наш отдел не имеет такой нагрузки, как остальные отделы управления или погранслужбы, что ж, пришло время. Только не думайте, что я страшно рад этому, наоборот, я был бы рад, если бы и впредь отдел общественной безопасности не имел работы, тем более в глубоком космосе. Слово «тревога» у безопасников звучит по‑ иному, чем в других отделах: там спасатели ведут борьбу с природными явлениями, мы же вынуждены сталкиваться с разумом, чаще со своим собственным, реже с другими. Тем тяжелее ответственность, тем выше цель, тем больше спросят с нас в случае ошибки.

Керри замолчал, глаза у него стали печальными.

– Все, ребята, идите. Но помните – менторствую я оттого, что вижу дальше вас.

– Ты нам не все сказал, – помолчав, произнес Богданов.

Йос задержал на нем изучающий взгляд.

– На сегодня я сказал все.

Богданов кивнул и встал.

– Пошли, Слава.

Начальник отдела проводил их задумчивым взглядом и подумал, что Богданов вполне способен заменить его на посту главного координатора отдела, интуиция у него развита неплохо.

 

Глава 6

СТАРЫЙ ЗАВОД

 

Диктор был очень молод и заметно волновался, хотя вполне могло быть, что волнение рождено актерским талантом. Во всяком случае, это не мешало ему вести передачу.

– Друзья! В программе центрального информвидения торжественное выключение очистных автоматических установок Тихоокеанского пояса! Наши видеокамеры установлены…

Филипп полюбовался стальным зеркалом океана, снимаемого с высоты двух километров, и выключил информ. Настроение было неважным, и не столько из‑ за последних событий, сколько из‑ за мыслей об Аларике. Он вскочил с дивана, кругами походил по комнате и снова сел.

Что делать? Поговорить с ней напрямик? О чем? Сказать: «Аларика, я работаю в управлении, что тебе еще нужно? » Нет, некорректный прием, по выражению Реброва. К тому же он пошел в спасатели не для того, чтобы произвести впечатление на близких. Кстати, что же ей нужно в действительности? Обрел ли он цель в жизни, перейдя в отряд безопасников?

Филипп пожал плечами, подошел к домашнему видео, нерешительно набрал телекс Аларики и тут же стер цифры.

«Я теперь как рыцарь на распутье: направо поедешь – коня потеряешь, прямо – голову, а налево… запамятовал, что там потеряешь, если поедешь налево, тоже, наверное, что‑ то нужное. А у меня что получается? Направо – это спортивная арена: игрок, потом, возможно, тренер. Налево – конструкторская работа: конструктор, потом начальник отдела, потом директор института, почему бы и нет? А прямо? УАСС? Управление аварийно‑ спасательной службы? »

– УАСС, – повторил Филипп вслух и засмеялся невесело. – Странное слово… плач ребенка и полусвист‑ полушипение змеи… Безопасник, инспектор…

Он задумчиво покачал головой.

– Не очень надежный прогноз. С чего вдруг Слава решил, что это мое призвание? Не может быть, чтобы со стороны было видней.

Мысли снова вернулись к Аларике. Он начал вспоминать ее походку, жесты, смех, то, как она, слушая собеседника, откидывает со лба прядь волос или смеется… Вспоминал запах ее тела, вкус губ… Вспоминал нежность рук и упругость кожи… и не мог вспомнить! Память на этот раз почему‑ то не могла найти выхода из тумана пятилетнего забвения. Может быть, потому что перед глазами все время стоит Аларика сегодняшняя? Совершенно чужая, неприступная, иронично‑ недоверчивая… и чего‑ то ждущая… Потом стал думать о себе, пытаясь трезво оценить свои возможности и сосчитать достоинства, не обращая внимания на саркастические замечания «я»‑ скептика.

Посидев еще несколько минут и разочаровавшись в себе до глухой досады, он с усилием выбрался из дебрей самоанализа, потом, будто бросаясь в ледяную воду, набрал телекс Аларики.

– Здравствуй, – сказал он, вглядываясь в ее милое усталое лицо.

– Привет, – сказала она ровным голосом.

– Я хочу тебя видеть.

– Разве у тебя не включена обратная связь?

– Не по видео. Может быть, встретимся?

– Ты уверен, что хочешь этого?

Видимо, несмотря на попытку самоконтроля, у него вытянулось лицо, потому что в глазах женщины мелькнула усмешка – «младшая сестра пощечины», как однажды выразился Станислав.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: