Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Гоголь - Репин - Запорожцы 10 глава




Приснится европейский сон.

Мой долгий сон, в котором прожит

Был не один забытый год;

Но что душа слепая может

Вновь пережить средь бурных вод?

И вся парижская эпоха

Во сне припомнится остро,

Как непрерывный, мерный грохот

Во тьме летящего метро.

«Казачий сборник»,
г. Париж (Франция),
1930 год.

* * *

1

Кровь да кровь. Довольно крови:

Мы и так уже в крови,

И в своём казачьем слове

Ты другое назови, -

Что-то главное, такое,

Отчего в душе светлей:

Поднебесье голубое

Станет вдвое голубей,

И на самом дальнем небе,

Соберя святых в чертог,

О земном насущном хлебе

Призадумается Бог.

А в земной печальной шири,

В муках, в рабской нищете,

Все подумают о мире,

О любви и о Христе.

 

2

В.Н.Романову

 

Бредут волы, как стылая судьба,

Но жалость есть уже к чужой скотине.

Пройдя сквозь кровь, сквозь муки и гроба,

Так одинока старость на чужбине.

Нет никого. Но что-то всё же есть —

Такое неповторное, родное...

Всё, что угодно, только бы не месть,

Вернуло нас на поле золотое.

Побольше нежности! И чем она трудней,

Тем сердце легче, радостнее бьётся,

И пусть один из тысячи людей

Достойным подвига на родину вернётся.
И в Каменской станице над Донцом,
Над степью с ковылём и бурьяном,
Быть пожилым, но с виду молодцом, -
Не окружным, - станичным атаманом,
И доживать свой беспокойный век,
Простив всё так, чтоб не могло присниться.
Из всех регалий, перначей, насек, -
Конечно, лучшая у Каменской станицы.

г.Париж (Франция),
«Общеказачий журнал» (США),
№10, октябрь 1950 г.

 

Элегия

 

Оно останется, дыхание твоё,
Ты будешь жить ещё за гробом,
Покуда я живу...

Поём
О жизни мы с тобою оба.
Ещё не падает твоя звезда,
А нет её, но свет ещё струится,
И мне вдвойне не надо опоздать,
И мне вдвойне не надо торопиться.

«Русская мысль»,
г.Париж (Франция).
№600, 23 октября 1953 г.

 

 

Казачка

Марии Волковой

 

Нас всё пытаются с тобою разлучить,
Мне с детских лет доверчивая муза,

Тебя — бесплодному томленью научить,

Меня - поэзии картавой и кургузой.

Но нам ли, от мамаевых костров -

Сквозь сотни лет - пришедших к Перекопу

Довериться баюканью метро,

Склонясь челом на сонную Европу?

Тебе ль, с жестоким словом на устах,

Нести другое — не казачье — знамя,

Когда лежат у вечности в ногах

И совесть оскудевшая и память?

И не тебя ли Пушкин воспевал,

Держа свой путь на вольные станицы,

Когда в горах ещё шумел обвал,

Чтоб и тебе, и Дону поклониться?

С тобой одною Лермонтов вдвоём

Пел песню колыбельную...

Такую,
Что до сих пор растёт богатырём
Праправнук твой, о Родине тоскуя,
Ты всё, как есть, смогла перестрадать, -
Казачий шлях - что Млечная дорога:
Есть сыновья? О них поплачет мать,
И Гоголь их проводит до порога.
О, как любил тебя Толстой потом
(Ты на него тогда и не глядела),
И он жалел, что не был казаком,
Но ты никак об этом не жалела!

«Казачий Союз»,
г.Париж (Франция),
№19, 1954 год.

Жизнь

 

Можно жить ещё на свете,

Если видишь небеса,

Если слышишь на рассвете

Птиц весёлых голоса.

Если все дороги пра'вы

И зовёт тебя земля

Под тенистые дубравы,

На просторные поля.

Можешь ждать в тревоге тайной,

Что к тебе вернётся вновь

Гость желанный, гость случайный, —

Беззаботная любовь, —

Если снова, за стаканом,

Ты, в кругу своих друзей,

Веришь весело и пьяно

Прошлой юности своей.

Можно смерти не бояться

Под губительным огнём,

Если можешь управляться

С необъезженным конём,

Если Бог с тобою вместе

Был и будет впереди,

Если цел нательный крестик

На простреленной груди.

«Казачий Союз»,
г.Париж (Франция),
№20, 25 апреля 1954 года.

Баллада

Тамаре Величковской

 

Ежедневно, на рассвете,
Пьёт он черный кофе с ромом.
Жадно курит папиросу,
Начиная новый день.
Четверть века та же стойка,
А потом весь день работа,
За кусок насущный хлеба,
У фабричного станка.
Он живёт давно на свете,
Ходит изредка к знакомым,
Отвечает на вопросы
Очень сдержанно везде.
И никто не знает:

Тройка,
Расточителя и мота,
Мчит его ночами в небо,
Пожилого казака.

* * *

Ещё сердце, как будто исправное,
Но не верит больше стихам.
Только лучшее, самое главное,
Перед смертью тебе передам.
И ты будешь, и будешь разменивать
Серебро на медный грош, —
Уверять, что я на Тургенева
Безответной любовью похож.

«Новый журнал»,
г.Нью-Йорк (США),
№51, 1957 г.

* * *

Что из этой жизни унесу я,
Вспомню в преисподней иль в раю?
Головокруженье поцелуя,
Нежность неповторную твою,
Иль с прадетских лет неповторимый,
Этот дикий, древний, кочевой
Запах неразвеянного дыма
Над моей родною стороной?

«Новый журнал»,
г.Нью-Йорк (США),
№4, 1958 г.

 

Украйна
Из Tapaca Шевченко

Памяти матери

 

Было время, на Украйне
Пушки грохотали,
Было время, запорожцы
Жили - пировали.

 

Пировали, добывали
Славы, вольной воли,
Всё то минуло, остались
Лишь курганы в поле.

 

Те высокие курганы,
Где лежит зарыто
Тело белое казачье
С головой разбитой.

 

И темнеют те курганы,
Словно скирды в поле,

И лишь с ветром перелётным
Шепчутся про волю.

 

Славу дедовскую ветер
По полю разносит.
Внук услышит, песню сложит
И поёт, и косит.

 

Было время, на Украйне
Шло вприглядку горе;
И вина, и мёду вдоволь,
По колено море!

 

Да, жилось когда-то славно,
А теперь вспомянешь:
Станет как-то легче сердцу,
Веселее взглянешь.

«Родимый Край»,
г. Париж (Франция),
№40, 1962 г.

 

Албанские стихи

 

1

Глубокий снег лежал в горах.

Был лунный свет мутнее дыма.

Попутчик мой сказал: «Аллах

Хранит в дороге пилигрима!».

Кто он, откуда? Для меня

Не всё равно ль?На горном склоне

Он своего поил коня

И вместе пили наши кони.

Теперь нас ждёт в горах ночлег,

И знаю я, дрожа от стужи,

Он для меня расчистит снег,
Постелет рваный плащ верблюжий
И, вынув свой кремень и трут,
Зажжёт подобранные сучья.

 

Счастлив Аллах, царящий тут:
Ему слуги не надо лучше.

 

2

Я скрылся от дождя, от ночи и от бури
В пастушьем шалаше. Пастух был нелюдим.
Но он мне место дал у очага на шкуре
И круглый хлеб, надъеденный самим.

 

3

Я вошёл в твоё жилище,
Обогрелся у огня,
Принесла к огню ты пищу,
Не взглянула на меня.
Знаю, я тебе не пара, -
Твой отец богатый бей:
От Валона до Скадара
Равных нет ему людей.
У бродяги-иноверца
Нет на свете ничего,
Только сердце, только сердце
Однолетки твоего.
Завтра я уеду рано,
Не проснётся твой отец.
Ты услышишь каравана
Невесёлый бубенец.

«Возрождение»,
г.Париж (Франция).
№126, июнь 1962 года.

* * *

 

О, суд людской, неправый,
Что пьянствовать грешно.

 

1

Казался он уродом
С кудлатой бородой.
Сияла в нем природа
Звериной красотой.
Не ведал лицемерий
В казачьей простоте
И верность старой вере
Носил на высоте.
Железный сын эпохи,
Гоня чертей окрест,
Струёю рома в кофе
Всегда он делал крест.

 

2

Я не знаю, где он живет,
И не знаю, чем он занимается,
Знаю только, что курит и пьет,
Знаю только: ему это нравится.
Ничего я не знаю о нем,
Поджидаю его каждым вечером –

 

Говорит, что владел он конем
И что делать ему уже нечего.

«Родимый Край»,
г.Париж (Франция),
№66, 1966 г.

Покров

 

Вымирают старцы на Афоне.

На казачьих землях вымирают казаки.

О Кубани, Тереке, о Доне

Песни преисполнены тоски.

 

Но, покуда веет вольный ветер
И в степи колышется трава,
Будет снова чудо на рассвете,
На казачий праздник Покрова.

«Русская мысль»,
г.Париж (Франция),
1967 г.

 

 

* * *

 

1

Рассветало. Расцветало небо.
Расцветал ещё туманный луг.
Никогда во Франции ты не был,
Мой далёкий, одинокий друг.
Никогда во Франции не будешь.
Что тебе о ней мне написать?
О моём уже привычном чуде
Новыми словами рассказать.
Я устал от всех великолепий,
Лучших в мире сыра и вина.
Мне всё чаще стали сниться степи,
Но ещё в цепях из чугуна.
Наша родина в бетоне и в железе,
Но над ней уже витает дух
Не поэзии, а множества поэзий,
Не произнесённых вслух.

Здесь давно всё сказано и спето:
Вековая гладь и благодать.
Вот про это, именно про это,
И хотел тебе я написать.

2

Что сохранил я для мира?
Стихов непредвиденный срок,
Кусок азиатского сыра,
Водки короткий глоток,
Запах белых акаций,
Окаменевшую мать.
Можно ли всё это вкратце
Музе моей передать?

«Новый журнал» (США),
№89, 1967 г.

 

Юбилей

 

И старцев нет. Есть молодые люди.
Уланщина, гусарщина - всё есть!
И водка, и шампанское. На блюде
Ещё никем не тронутая честь.
Конечно, были неудачи.
Полвек не в счёт, полвека нет.
И надо всем ещё маячит
Казаче-конный силуэт.

«Родимый Край»,
г.Париж (Франция),
№73, 1967г.

Перекличка

 

1

Убиенные подростки-подголоски
Поют в небесной тишине.
К нам долетают отголоски
Казачьих песен в вышине.
Ремнём могучим опоясан
Казачий стан. И старики
Им отвечают низким басом:
Мы казаки! Мы казаки!

2

Одиноко сижу я в тоске,
Но чарка не дрогнет в руке:
Я за казачество пью,
За светлую долю свою,
За счастье быть казаком!

«Родимый Край»,
г.Париж (Франция),
№74, 1968 г.

 

Чистилище

Чистилище
промежуточное место
между раем и адом.

Словарь

 

1

Терпеть не могу я больных,
Себя больным — ненавижу!

Смерть подходит. Я чувствую, вижу
Эту ведьму в космах седых.
Смерть подходит. Не ведаю холода.
Трубный звук! Ты ведь любишь меня?
И легко, уверенно, молодо
Сажусь опять я на коня.

2

И вот в том чудесном саду,
В котором я не был, но буду,
Сниму я седло и узду,
И конь в лошадином бреду
Возляжет среди незабудок.
Закрою глаза я коню:
Догонишь меня?

Обгоню!

Март 1968 года.
«Родимый Край»,
г. Париж (Франция),
№76, 1968 г.

 

Стихи

 

1

За решёткой кассирша томится.
И мне кажется, что не она,
А какая-то райская птица
В тесной клетке сидит у окна.
За получкой подходят калеки,
Среди них я покорно стою.
Птица кормит нас, человеки,
В инвалидном скудном раю.

2

В поднебесье летит самолёт.
Тополя ему вслед поклонились.
Распустились деревья. И вот,
Соловью уже песни приснились.
Не поёт, верещит соловей,
Не совсем наяву, в полусне.
Что же будет потом? Вешний гром
И в твоей и в моей стороне.

Пасха. 1968 год.
«Русское Слово»,
г.Париж (Франция),
1968 г.

 

Звёздный свет

Марку Шагалу

 

Небесный сыр, — моя луна

Уже изъедена мышами;

Они живут за облаками

В корнях потусторонних верб.

И нет луны. Есть лунный серп.

Надолго ль он в ночи?

Но вот,
Мой пожилой покойный кот
В мышиный табор сиганул, -
Одних сожрал, других - вспугнул.
И нет луны. Есть звёздный свет,
Мерцающий тьму тысяч лет.

«Новый журнал»,
г.Нью-Йорк (США),
№91, 1968 г.

* * *

Твой браслетик номерной

29 - 18.

Был ты парень озорной

И любил когда-то драться.

И вокруг тебя, пострел,

Ветер пел, и пули пели;

Ты случайно уцелел,

А друзья не уцелели.

Ты остался одинок,

Двадцать лет бродил в неволе,

И опять подходит срок

Погулять на Диком поле.

Ах, не Диком - без коня,

Что казак, но сердце радо:

Не любя и не кляня, -

Если надо — значит, надо.

Не заплачет горько мать...

Но с мечтой о бранной славе,

Право, лучше умирать

Не в постели, а в канаве.

 

1942

 

Тебе не страшны голод и пожар.
Тебе всего уже пришлось отведать.
И новому ль нашествию татар
Торжествовать конечную победу?
О, сколько раз борьба была невмочь,
Когда врывались и насильники, и воры,
Ты их вела в свою глухую ночь,
В свои широкие звериные просторы.

Ты их звала, доверчивых собак,
В свои трущобы, лютая волчица.
И было так, и снова будет так,
И никогда тебе не измениться[3].

«Новый журнал»,
г.Нью-Йорк (США),
№91, 1968 г.

 

Военщина

 

1

Я из Африки принёс
Голубую лихорадку.
Я в Париж, к себе, привёз
Деревянную лошадку.

Иностранный легион.

Первый конный полк. Конечно,

Самый лучший эскадрон,

На рысях ушедший в вечность.

2

Восемь строчек завещанья
К уцелевшим другам, чтоб
В неизбежный день прощанья
Положили мне на гроб
Синеглазую фуражку
Атаманского полка
И прадедовскую шашку
С лентой алой темляка.

Февраль 1967 года.
«Русская мысль»,
г.Париж (Франция),
6 ноября 1969 года.

 

Таверна

 

Жизнь прошла, и слава Богу!
Уходя теперь во тьму,
В одинокую дорогу
Ничего я не возьму.
Но, конечно, было б лучше,
Если б Ты опять со мной
Оказалась бы попутчик
В новой жизни неземной.
Отлетят земные скверны,
Первородные грехи,
И в подоблачной таверне
Я прочту тебе стихи.
Ноябрь 1969 года.

Восьмистишие

 

Безнадёжно. Неизлечимо.
За окном деревья и трава.
Не касаясь, пролетают мимо
Эти беспощадные слова.

 

За окном деревья и трава,
Светит солнце и мерцают звёзды.
И — мне кажется — ещё не поздно
Пережить ужасные слова.

«Русская мысль»,
г.Париж (Франция),
1970 г.

* * *

1

Прижалась бутылка рома
Стеклянной щекою к руке.
Холодной щекою. Мы дома,
Мы снова с тобой в кабаке.
Конечно, весь мир по колено!
Отныне - навеки, давно.
Хрустальная стопка Верлена,
На дне - золотое руно.

2

Пепельница. Пепел мимо.
Задрожал стакан в руке.
Чувствую, - опять незримо
Ты со мною в кабаке.
Чувствую особым чувством,
Не шестым, не номерным.

Та же пытка: для искусства
Нужен ли табачный дым
И вино?

Какая сила
Нас опять с тобой свела?
Одинокая могила
Новой травкой поросла.

13/2,1971.

«Возрождение» (г.Париж),
№230, март 1971 года.

 

Однополчанам

 

Гимназистом, реалистом и кадетом
Начиналась беспощадная война.
Голубым необычным светом
Жизнь моя теперь озарена.
Ничего не тронет и не ранит
Закаленных неожиданной судьбой;
Мертвые мои однополчане
По ночам беседуют со мной.
Старшие — времен Елизаветы,
Надо каждого запомнить и учесть
Чинопочитание, при этом
Не роняя и казачью честь.
Младшие — совсем еще недавно
Юность не испившие до дна,
Страшно, и таинственно, и славно
Вы доверились снегам Каледина,
Той зимы семнадцатого года,
Без которой, уверяют знатоки,
Лучшего всемирного похода
Не смогли б придумать казаки.

«Родимый Край»,
г.Париж (Франция),
№110, 1974 г.

Полдень

 

Сроков нет! Какие сроки?
Где начало у кольца?
День стоит такой широкий,
Что не видно и конца.
В полдень странствия земного
Мнится мне, что я не жил
И из кубка золотого
Ничего ещё не пил.
Ни восхода, ни заката, -
Только полдень: полувек!
И родней родного брата
Стал мне каждый человек.
Каждый год мне как обновка,
И придёт заветный год,
И московская верёвка
Меня сразу вознесёт, -
За казачество, — за что-то,
Отчего и смерть легка...
Нет возвышенней почёта
Для донского казака.

«Родимый Край»,

г.Париж (Франция),

№121, март-апрель 1976 года.

 

Серьга

 

Был мальчиком. И тётка, старуха,
Казачьей гордясь стариной,
Проколола мне левое ухо
Тьмутараканской серьгой,
Рассказав о серьге Святослава,
Про Саркелы — хазарскую быль —

Что лежит по-над Доном направо,
Где теперь лишь полынь да ковыль.
Не такая ль попала к татарам,
От татар перешла к казаку
И досталась ахтырским гусарам,
Да второму Донскому полку, -
Полумесяц с крестом, — золотая, -
Начинал уже к ней привыкать,
Но смеялись вокруг: Николая
Будем замуж с серьгой выдавать!

Ах, как часто смеялись над многим,
Не хотели ничем дорожить,

Чтоб потом, у проезжей дороги,

Христа ради, из милости жить.

С каждым годом труднее, скуднее...

Но забыть ничего не могу:

До сих пор ещё горько жалею,

Что недолго носил я серьгу.

«Кадетская перекличка»,

г.Нью-Йорк (США),

№34, ноябрь 1983 года.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Н.Н. Туроверова из архивного собрания И.И.Туроверовой (Франция)выделенные В.В.Леонидовым, рекомендованные И.И.Туроверовой к публикации в России и включённые в изданный Российским фондом культуры (г.Москва) сборник Н.Н.Туроверова «Двадцатый год - прощай, Россия!».

* * *

Ах, Боже мой, как это мило,

Какое счастье мне дано.

В одной руке держу чернила,

В другой — веселое вино,

И вновь я полон вдохновений

И для стихов, и для труда.

Спасибо Вам, мой юный гений,

Ваш благодарный навсегда.

 

Прокажённый

Те, te, Asia infelix
tristi deplore querela.

Sybylla (Oracul L. V.)

 

Мне снился вереск лиловатый,

Непроходимые терны

И солнцем выжженные скаты

Библейской каменной страны.

Я шел с горы, терны кололись,

Но в нетерпенье я дрожал —

У ног моих Иераполис

В руинах мраморных лежал.

Приют шакала и гадюки -

Священный град, где Иоанн

Вздымал торжественные руки
Над кровью первых христиан,
Где над апостольской могилой
Шумел печальный кипарис,
И где пророчества Сибиллы
Так безошибочно сбылись.
О, прародительские мифы
И баснословные бои!
Сметая всё, прошли здесь скифы -
Родные пращуры мои.
Кого искать мне на погосте
Столетий, обращенных в прах,
В приюте змей, где чьи-то кости
Лежат в разрушенных гробах?
Но я всё шел, всё торопился -
О, как терны мешали мне -
И путь мой бесконечно длился,
Как может длиться лишь во сне.
И всё, что было в жизни свято,
Готов я был легко отдать,
Чтоб только мне сойти со ската,
Чтоб только мне не опоздать.

 

1

Его я встретил у пещеры,

Где любопытный Апулей

Искал в дыму горячей серы

Дорогу в капище чертей.

И вот — у розовой колонны,

У входа мрачного в подвал,

Весь в струпьях старый прокажённый

Меня с улыбкой ожидал.

Его я сразу обнял смело,

Коснулся обнаженных плеч,

И страстной песней зазвенела
Его взволнованная речь.

2

«Хвала пришедшему без страха

Сюда, чтоб видеть наяву,

Как средь кладбищенского праха

Я, славя Господа, живу.

Я ждал тебя, мой друг единый,

Как ждут сияющей весны

В твоей стране, где снег да льдины,

Да несбываемые сны.

Я ждал тебя, пришелец дальний,

Я знал, что ты всегда готов

Довериться высокой тайне

Еще неизречённых слов.

Со мной живут одни лишь звери,

Давно сбежал я от людей,

И никому не мог доверить

Заветной повести моей.

 

3

Я сын древнейшего народа
Воспетой в Библии страны.
Богатство, знатность и свобода
Мне были с детских лет даны,
Я рос в довольстве и в покое
И всё имел, что мог желать.
Я помню детство золотое,
И нежно любящую мать,
И наш дворец в полдневном свете,
Когда, играясь у крыльца,
Услышал и запомнил эти
Слова веселого отца:

«Найди для всех слова привета,
Легко любовь свою дели,
И Бог тебе воздаст за это
И не отнимет от земли».

4

Я рос, земных тревог не зная,
Я всё имел, что пожелал,
Что дать могла мне жизнь земная, -
Я незаметно возмужал.
И стал мне люб клинок булатный,
И борзый конь, и шумный пир,
И час любви, и подвиг ратный -
Весь тот великолепный мир,
Который ветреная младость
Несет, раздольна и легка,
Другим на страх, себе на радость,
Сквозь все народы и века.

 

5

Влюбленный в бой жалеть не станет
Погибших рядом с ним в бою,
Он сожаленьем не обманет
Любовь беспечную свою,
В загробные не веря силы,
Стоит он, вновь готовый в бой,
У свежевырытой могилы
С ненаклонённой головой.
Влюбленный в жизнь не пожалеет
Ни женских слёз, ни женских мук,
Он полюбить равно сумеет
Часы свиданий и разлук;
Наперсник Бахуса счастливый,
Он славит каждую любовь,

Но, как поэт скупоречивый,
Не станет тратить лишних слов.

6

В богатстве, в знатности, на воле

Легко текли мои года,

И вот, над этой легкой долей

Взошла заветная звезда.

Всех выше звёзд и между ними

Крупнее, ярче и ясней —

Ее сияющее имя;

Небесный свет ее очей

Мне заменил и жажду славы,

И край родной, и всех друзей,

И всех родных, и все забавы

Счастливой юности моей.

Любовь моя! Душа молилась

Одной тебе... И, наконец,

Мне вся вселенная открылась

В тот день, когда ты согласилась

Идти со мною под венец.

7

Я помню, помню день волненья —

Свой неожиданный конец,

Веселый вечер обрученья

И блеск обмененных колец.

Родных радушные приветы,

И рог, осушенный до дна,

И благосклонные приметы

Гостей, веселых от вина.

И вдруг, не знаю кто, при свете

Свечей, горевших вдалеке,

Печальным голосом отметил
Пятно у мужа на руке.
И я, и все узнали сразу
Пятно, разросшееся вкось,
И слово страшное — проказа,
Как гул подземный, пронеслось.
И я запомнил - прокаженный -
И буду помнить до конца
Животным страхом искажённый
Весь облик милого лица.
Конец всему! Одни дороги
Узнали, что я пережил,
И на родительском пороге
Меня никто не проводил.

8

Кого люблю, тех испытую!

Так обещал когда-то Бог.

И вот, мою любовь земную

Он лучше испытать не мог.

Всему конец! Страшнее смерти

Отчаянья бессильный гнев,

Но я познал сиянье тверди,

Отчаянье преодолев,

Познал, что в жизни есть иное,

Еще незнаемое мной —

Возвышенное и простое,

Как это небо голубое

Вслед за промчавшейся грозой;

Что всё пройдет, как дым летучий,

Что есть всему законный срок,

И в новой доле — самой лучшей —

Теперь я нищ и одинок.

 

9

Здесь видели когда-то Креза
Вокруг лежащие поля,
Хранит здесь кости и железо
Всё поглотившая земля.
Во имя праведной свободы
Она не терпит суеты, —
Что ей погибшие народы,
Когда опять цветут цветы,
И тот же вольный ветер веет,
Как над Элладой веял он,
И так же счастливо синеет
Анатолийский небосклон.

 

10

Всему есть свой черед и мера!
Ты видишь римский водоём,
Но нимфы не живут в пещерах
В любимом городе своём.
Суровой мудрости Корана
Страна покорна и молчит,
Евангелие от Иоанна
Уже давно здесь не звучит.
Со мной живут одни лишь змеи
Средь этих выжженных камней, -
Меня бездомней и беднее
Ты не встречал еще людей.
Но, внемля голосу пророчеств,
Познал я тайны бытия,
И нет прекрасней одиночеств,
Чем жизнь свободная моя.

 

11

Тебя влечет еще отчизна,

Манит родная сторона, —

Давно оплаканная тризна

Ужель тебе еще нужна?

Что ты найдешь в стране печальной,

В твоей стране среди снегов?

Зачем ее холодной тайной

Твоя отравлена любовь?

Зачем ты ждешь ее ответа,

Когда ты должен быть ничей,

Как этот ветер иль как этот

Журчащий весело ручей.

Что надо жизни человечьей?

Что ищешь ты? Тебя здесь ждёт

Мое вино, и сыр овечий,

И черный хлеб, и дикий мёд.

Живи со мною на свободе

И пей из кубка моего

За жизнь, в которой всё проходит

И не проходит ничего».

 

12

И я пригубил полный кубок,
Но сразу дрогнул небосклон, -
Вино, как яд, ожгло мне губы,
И я слыхал сквозь крепкий сон
Каким невыразимым криком
Я закричал ему в ответ:
«А я рожден в просторе диком,
В стране, которой лучше нет!
И я не помню свое детство
И мирный лик своей страны, —
Я только помню с малолетства
Огонь бессмысленной войны,

Войны слепой, междуусобной,
Где брат на брата шел, когда
Слились в единый плач надгробный
Испепелённые года.
Я помню страшное начало -
Как вышел я его встречать,
Да те слова, что мне сказала
Благословляющая мать:
«Иди, мой сын, иди смелее!
И жизнь моя уйдет с тобой,
Но будет мне еще больнее,
Когда останешься со мной».

 

13

Любовь! Ты знаешь, что такое
Ее животворящий пыл?
И всё живое, всё земное
Любил ли ты, как я любил?
Когда душа уже не знает
Кому доверится, любя,
Когда весь звездный мир сияет
Лишь над тобой и для тебя,
Когда земля с тобою дышит,
И нет на свете никого,
Кто не поймет и не услышит
Биенья сердца твоего.
Любовь! Но выше всех Любовей,
И бескорыстней, и сильней,
Влекущий зов отцовской крови
И крови матери твоей.
Познал я горечь всех скитаний,
Чужую жизнь и чуждый кров,
Всё униженье подаяний
У европейских берегов.

 

14

Я видел смерть. Быть может, снова

Ее увижу, но клянусь -

От прародительского крова

Я никогда не откажусь

И ни на что не променяю

Средь самых черных, страшных дней

Свою любовь к родному краю

И верность родине моей.

За горсть земли из той долины,

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...