Мифы и легенды австралии 5 страница

Когда даен приходил в его стойбище, Даррун предлагал ему пойти с ним ловить рыбу. Даен должен был гнать рыбу от одного конца бревна к другому, где стоял наготове Даррун. Ведь он, говорил Даррун, как одинокий эму, и ему не справиться без товарища, или муллаи.

Понимая разумность этого, даен соглашался, и они отправлялись на ловлю. Даррун вооружался копьем, чтобы, как он говорил, поразить рыбу, когда она подойдет к его концу бревна. Как только даен отправлялся к дальнему концу бревна, Даррун спешил к отверстию на его середине.

Не подозревавший вероломства даен продвигался внутри полого бревна, гоня перед собой рыбу. Когда он оказывался под отверстием, Даррун мгновенно вонзал в него копье, убивая на месте. Затем он вытаскивал свою жертву и, разрезав, варил.

Так пропало много людей, пока наконец мудрый виринун ворон не решил разгадать тайну их исчезновения.

Ван‑ ворон пошел в стойбище Дарруна, и тот пригласил его пойти с ним ловить рыбу, но сначала предложил кусок вкусной и жирной трески.

Ван согласился, но, когда они поели, ворон сказал:

– Я съел слишком много трески, она была очень жирная. Поэтому, прежде чем пойти на ловлю, я должен поспать.

– Хорошо, времени достаточно, – согласился Даррун, предвкушая ужин из мяса человека.

А Ван заснул для того, чтобы послать своего духа сна Мулли‑ Мулли разузнать, что за ловушку устроил Даррун в реке. Мулли‑ Мулли проведал все об отверстии в бревне и возвратился. Услышав его рассказ, Ван проснулся и сказал, что готов; они отправились. Даррун показал Вану, где ему следует войти в полое бревно.

Ван был великим виринуном, и Даррун не мог ему повредить, поэтому Ван бесстрашно вошел внутрь бревна. Даррун подождал, пока Ван показался под отверстием, и ударил его копьем. Ван закричал: «Ва! ва! ва! » – но продолжал идти и вышел наружу с другого конца бревна.

– Почему ты ударил меня? – спросил он, вытаскивая застрявшее в нем копье.

– Я не хотел пронзить тебя копьем, – ответил Даррун. – Я думал, что это большая треска.

– Хорошо, пойдем, с меня довольно рыбной ловли, – сказал Ван. – Ты можешь снова ошибиться.

Даррун решил, что Ван действительно поверил его словам, и подошел к нему. В ту же минуту Ван насмерть пронзил его копьем.

В это время Гигер‑ Гигер – холодный западный ветер дул с такой силой, что с корнем вырывал деревья и переносил хижины воронов с места на место. «Надо, – подумал Ван, – схватить Гичгера‑ Гигера и запереть его в этом большом полом бревне, но сначала нужно удалить из него воду», – и он начал готовиться к этому.

Через несколько дней, когда Гигер‑ Гигер утомился, повалив деревья на протяжении нескольких миль и поранив людей своими холодными порывами, Ван внезапно напал на него и загнал внутрь полого бревна, заделав отверстия на его концах и в середине.

Напрасно Гигер‑ Гигер гремел и выл внутри.

– Ты несешь всюду только разрушения, поэтому останешься здесь, – сказал Ван.

Гигер‑ Гигер обещал быть не таким порывистым, если Ван временами станет выпускать его. Долгое время Ван не верил ему и держал крепко запертым, но затем стал иногда выпускать его, когда тот обещал не создавать ураганов.

Временами ветер нарушал свое слово и дул с той же разрушительной силой, что и раньше. Тогда Ван снова хватал его и заключал в бревне.

Теперь в бревне появились отверстия, и дыхание Гигера‑ Гигера проникает через них. Если Ван не найдет для ветра новую тюрьму, он когда‑ нибудь вырвется и устроит такой ураган, какого никогда еще не видели западные равнины. Гигер‑ Гигер разрушит все на своем пути, мчась навстречу своему любимому Ярраге – весеннему ветру, дующему с Камбурана – востока Ярра‑ га привык встречать появляющийся с Диньерра – запада Гигер‑ Гигер и согревать его своим ароматным теплом.

Дважды в году все ветры встречаются и устраивают большое корробори и бурные празднества. Дуран‑ Дуран приходит со своим знойным дыханием с Гарбарку – севера, чтобы встретить свой любимый Ган‑ я‑ му, который приходит с Були‑ миди‑ мунди – юго‑ востока, чтобы освежить мягкий, прохладным дыханием Ган‑ яму, пока его жар не уменьшится и он не перестанет опалять попадающихся ему на пути. Затем с Нуру‑ буан – юга дует ветер Нуру‑ нуру‑ бин, чтобы встретиться с Мунди‑ ванда – северо‑ западным ветром.

После большого корробори ветры расстаются, каждый возвращается в свою страну в надежде снова встретиться через несколько месяцев и устроить новое корробори.

Потому и беспокоится Гигер‑ Гигер в полом бревне, потому и завывает – ведь он не может вырваться из тюрьмы и ринуться вперед, чтобы смешать свое ледяное дыхание с ароматным дыханием Ярраги.

 

Билба и Мейра

 

Билба – мягкошерстная крыса дюн когда‑ то была человеком и жила в одном стойбище со своим товарищем Мейрой – весенним ветром. Мейра был странным товарищем – ведь его нельзя видеть. Он мог разговаривать с Билбой, но, как ни хотел Билба, он не мог увидеть Мейру.

Однажды Билба сказал Мейре:

– Отчего ты не станешь таким же, как я, чтобы я мог тебя видеть?

– Я тебя вижу, – возразил Мейра.

– Да, я это знаю, но я‑ то тебя не вижу, а только слышу. Я угадываю, что ты здесь, по тому, как ты ешь пищу, находящуюся перед тобой. Ты ловишь опоссумов, достаешь мед. Хотя я хожу за тобой, следуя за твоим голосом, но никогда не вижу тебя, а мне хочется видеть кого‑ нибудь.

– Зато я вижу тебя, и для меня этого достаточно.

– Но я не вижу тебя, а мне очень, очень хочется снова видеть кого‑ нибудь. Я пойду и присоединюсь к людям моего рода. Если бы я мог видеть тебя, я не желал бы лучшего товарища.

– Ладно. Я сейчас иду охотиться. Ты пойдешь со мной?

– Нет, я сегодня останусь здесь.

Мейра ушел и до вечера не возвращался. Вдруг вдали послышался такой шум, какого Билба никогда раньше не слышал. Затем он увидел в той стороне, откуда слышался шум, крутящийся столб пыли и листьев. «Что это за ураган? – подумал он. – Я никогда не видел ничего подобного. Пойду‑ ка я к дюне позади нашего стойбища, вырою яму и спрячусь, чтобы ураган не унес меня».

Билба со всех ног бросился к дюне, а позади него бушевал ураган. Билба вырыл яму и зарылся в нее, а ураган налетел, ударил в дюну и стал крутиться вокруг, разбрасывая кору и ветви Он крутился вокруг норы Билбы, но не мог сдвинуть с места дюну. Воя в бессильной ярости, Мейра унесся, и его голос послышался уже вдалеке, а затем совершенно затих.

Через некоторое время Билба вылез из своей норы. Ему был так тепло и безопасно в песчаной норе, что с этих пор он всегда жил в ней, а женившись, привел сюда свою жену.

Род Билба до сих пор живет в песчаных норах. Они слышат голос товарища старого Билбы, но никогда не видят его лица, он больше не говорит на их древнем языке. Он был так рассержен тем, что Билба, не видя его лица, пожелал покинуть его, что, проносясь теперь мимо их стойбищ, только воет и ревет. Никто из их рода не видел, где он живет. Это знают только шесть дующих ветров, но они никому не рассказывают своего секрета.

 

Каким образом мидии попали в реки

 

В далеком прошлом Мангги‑ варреи‑ мул – чайка летела однажды над западными равнинами с мидией в клюве. Ее увидел Ван, ворон и, желая узнать, что она несет, погнался за ней. Тогда чайка бросила мидию и быстро полетела прочь.

Ван прекратил преследование и спустился посмотреть, что это за странная вещь. Склонив голову набок, он пристально рассматривал ее, а затем клюнул. Ему понравился ее вкус, и он стал клевать ее, пока не съел всю мякоть из одной створки раковины. Он не заметил, что с другой стороны раковины тоже была мякоть, и, считая ее пустой, выбросил в реку.

В реке Мангги‑ мидии процветали и размножались, и все последующие были похожи на первую – один моллюск, скрытый между двумя створками раковины.

Не подозревая, что он бросил в реку Мангги‑ мать, Ван решил догнать Мангги‑ варреи‑ мул и получить еще мидии. Он полетел в том направлении, в котором она скрылась, и увидел ее около большого водоема, в нескольких милях выше по реке.

Прежде чем та заметила его приближение, он бросился на нее с криком:

– Дай мне еще это мясо в двух раковинах, что ты принесла!

– У меня нет больше. Отпусти меня.

– Тогда скажи, где ты их нашла, чтобы я мог достать это сам.

– Они не из вашей страны. Они живут далеко – там, где я пролетала, чтобы попасть сюда от большой соленой воды. Отпусти меня.

Она старалась вырваться, жалобно крича странным, печальным криком своего племени, но ворон Ван крепко ее держал.

– Я отпущу тебя, если ты обещаешь отправиться прямо в эту страну и принести мне еще этой пищи. А когда я покончу с ней, ты принесешь еще партию, чтобы у меня всегда они были. Обещай, или я убью тебя.

– Отпусти меня, и я сделаю так, как ты просишь. Я обещаю, что мой род поможет мне перенести мидии в твою реку.

– Тогда отправляйся и принеси мне их сюда, на берега реки, – и Ван выпустил чайку в сторону юга.

Чайка улетела. Проходили дни и месяцы, но она не возвращалась. Ван злился, что не убил ее и позволил так обмануть себя.

Однажды Ван пришел к реке напиться и, нагнувшись, увидел такую же раковину, какую он выбросил в воду. Думая, что это та же самая раковина, он не обратил на нее внимания, но, идя вдоль реки, он заметил много таких же раковин. Зажав одну из раковин в клюве, он стукнул ею по корню дерева и разбил ее. Съев мякоть и оглядевшись вокруг, он увидел, что береговой ил полон раковинами.

Ван не знал, что в брошенной им когда‑ то раковине оставалась мидия, и поэтому решил, что Мангги‑ варреи‑ мул вернулась незамеченной и тайно улетела, боясь, что он причинит ей вред.

Позднее он узнал, что все обстояло иначе. Однажды он увидел стаю племени Мангги‑ варреи‑ мул, летевшую над ним. Чайки опустились выше по реке, и Ван заметил, как некоторые из них воткнули принесенных ими Мангги в ил под воду. Сделав это, они отлетели немного и снова воткнули Мангги – и так по всей реке. Окончив свое дело, они улетели в сторону моря. После этого Мангги вышли из воды и, высунувшись из раковин, стали жалобно и тихо просить Мангги‑ вар‑ реи‑ мул отнести их назад в их страну. Но чайки были уже далеко, и на мольбы Мангги никто не обратил внимания.

Двигаясь вдоль реки, Мангги подошли к своим сородичам, родившимся в реке. Их было больше, они были крупнее и вскоре научили вновь принесенных Мангги жить так, как они, – только одна половинка между двух раковин. С тех пор Мангги остались такими навсегда. Временами, при редких прилетах в Бек Крик, чайки приносят новых Мангги, но и они вскоре изменяются, как эти.

Даены готовят мидии в горячем пепле своих костров и с наслаждением едят их, говоря: «Если бы не Ван, у нас не было бы этой хорошей пищи – ведь это он заставил чайку Мангги‑ варреи‑ мул, приносящую мидии, дать их нам».

 

Диневан‑ эму и Ван‑ вó роны

 

Однажды Диневан с двумя женами Ван расположились на стойбище. Заметив сгущающиеся тучи, они построили из коры хижину. Когда начался дождь, они укрылись в этой хижине. Диневан потихоньку от жен стукнул ногой по одной стене хижины, свалил ее и велел женам выйти и поставить ее на место.

Пока жены ставили снаружи стену, он сшиб кусок коры с другой стороны хижины. И едва жены вернулись в хижину, им пришлось выходить снова.

Так повторялось несколько раз, пока жены не заподозрили Диневана. Тогда одна из них стала следить за ним.

И вот она увидела, как Диневан, тихонько посмеиваясь, подошел и свалил кору, которую они только что поставили. Он смеялся при мысли, что его женам снова придется выйти и в сырости и холоде поставить кору на место, а он в это время будет ужинать в тепле и под крышей.

Тогда жены решили проучить Диневана. Каждая из них взяла кусок коры с горячими углями, и они подошли к Диневану, который лежал и смеялся.

– Сейчас, – сказали они, – тебе будет так же тепло, как нам было холодно, – и они высыпали на него угли.

Диневан вскочил, громко крича от боли. Он катался по полу, а потом, обожженный, выскочил наружу, а его жены остались в хижине и громко над ним смеялись.

 

Гулаи‑ яли – пеликан

 

Одно время у даенов не было рыболовных сетей и каменных рыболовных принадлежностей. Лишь позднее Байаме сделал их. До сих пор в Бреваррине можно увидеть лучшие из этих приспособлений. В прежние времена для ловли рыбы даены возводили поперек реки стенку из сплетенных кустарников и трав. Затем они гнали рыбу к этому месту и хватали ее руками у стенки. Иногда они перегораживали такой стенкой небольшой приток реки во время разлива, и, когда вода спадала, у стенки скапливалось много рыбы.

Великий виринун Гулаи‑ яли – пеликан первым применил сеть. Долгое время никто не знал, где он ее достал и где хранил. Когда он собирался ловить рыбу, то обычно приказывал детям принести палки для сети.

– А где же сеть? – спрашивали дети.

– Она будет здесь, когда вы вернетесь. Делайте то, что вам говорят, несите палки.

Боясь его расспрашивать, дети шли за палками. Гулаи‑ яли говорил, что они должны быть из кустов юра, растущего по берегам реки. Эти кусты были усеяны крупными колокольчиками кремового цвета с коричневыми пятнами, красивыми, но с отвратительным запахом. Кусты юра почитались священным деревом там, где не рос зил.

Когда дети приносили ветви юра, на земле перед их отцом уже лежала большая сеть, трех с половиной – четырех метров в длину и полутора‑ двух метров в ширину. Около нее дымился небольшой костер из сучьев розового дерева буза, в который Гулаи‑ яли бросал немного листьев юра. Когда дым становился густым, он окуривал в нем сеть.

После этого, захватив сеть, все шли к реке. Два человека с сетью, концы которой прикреплялись к палкам из юра, шли вниз по течению к мелкому месту. Здесь они останавливались и протягивали сеть поперек реки. Остальные шли выше по течению и плескались в воде, путая рыбу. Рыба шла вниз и попадала в сеть.

Наловив достаточно рыбы, все выходили из воды, разводили огонь и жарили рыбу.

Каждый раз во время ловли племя ломало голову над вопросом, как и где Гулаи‑ яли доставал эту сеть и где он ее хранит. Ведь по окончании лова он уносил ее, и никто не видел сети до нового лова. Жена и дети Гулаи‑ яли говорили, что он никогда не приносил ее в хижину.

Однажды дети решили подсмотреть, где их отец хранит сеть. Когда он послал их за палками, часть детей спряталась. Они увидели, как их отец, полагая, что они ушли, начал крутить шеей и извиваться, как от сильной боли. Дети подумали, что он заболел, и уже собирались выйти из своего укрытия, как вдруг он сильно изогнулся, и его шея стала казаться неимоверно длинной. Дети так напугались, что не могли двинуться. Они стояли, прижавшись друг к другу, и не могли произнести ни слова. Их глаза были прикованы к отцу, который сделал еще одно конвульсивное движение и, к их удивлению, вытащил изо рта рыболовную сеть.

Так вот где он хранил ее – в себе! Дети видели, как он вытаскивал ее, а затем уселся рядом с сетью, как ни в чем не бывало, ожидая их возвращения. Прятавшиеся дети побежали встречать других и рассказали обо всем, что увидели. Они были так взбудоражены своим открытием, что много говорили о нем, и скоро место, где хранилась сеть, перестало быть секретом. Но никто не знал, как все это удается Гулаи‑ яли. Постепенно слава о новом способе ловли рыбы распространилась по всей стране. Даже чужие племена приходили посмотреть чудесную сеть. И Гулаи‑ яли надоело беспрерывно вытаскивать ее. Он предложил всем самим делать сети и рассказал, как это делается. Надо надрать длинные ленты коры дерева мурумин или нун‑ га, удалить наружную твердую часть, а мякоть жевать. Затем надо скрутить из нее веревки, из которых уже можно делать сеть. Гулаи‑ яли проглатывает волокно коры, и оно само превращается внутри него в сеть. Но это возможно только потому, что он великий виринун, другие сделать этого не могут.

Со временем все племена научились делать сети, но только род Гулаи‑ яли может превращать кору в сеть внутри себя. Темнокожие говорят, что пеликаны делают это и по сей день. Если вы посмотрите, как пеликаны Гулаи‑ яли ловят рыбу, то увидите, что они не опускают свои клювы вниз, как это делают другие птицы при ловле рыбы. Пеликаны кладут головы набок и затем опускают длинные клювы с мешками, как будто заводят сеть. Рыба попадает в эти мешки, а затем прямо в сети, которые пеликаны до сих пор носят внутри себя, хотя никогда не вытаскивают их наружу, как в дни великого виринуна рыболова Гулаи‑ яли.

Гулаи‑ яли дал своему роду глубокие мешки, висящие на длинных желтых клювах, чтобы пеликаны могли их использовать вместо сети, которую каждый из них носит внутри себя. Хотя эти сети очень малы по сравнению с первой сетью Гулаи‑ яли, тем не менее именно они дали роду имя «имеющий сеть».

 

Бора‑ кенгуру

 

На земле темнокожих было время, когда ночь, как черное облако, окутывала мир темнотой, закрывая свет луны и звезд. Бора‑ кенгуру любил ночью есть и был недоволен этой темнотой. Поэтому, будучи великим виринуном, он решил положить этому конец. Он свернул темноту, как ковер, и оставил ее лежать на краю мира. После этого звезды светили всегда, а иногда появлялась и луна.

Он был очень доволен тем, что теперь все видел ночью и мог есть и ходить куда вздумается на своих четырех ногах. (Ведь в те дни Бора ходил на четырех ногах, как собака. )

Однажды ночью он увидел впереди огни и услышал звуки песен. Ему было интересно узнать, что это такое. Он подкрадывался все ближе и ближе к тому месту, где горели огни, и наконец увидел вереницу причудливо разрисованных фигур, выходящих из темноты и медленно вступающих в освещенный огнем круг. Здесь они кружились в танце, убыстряя свои шаги по мере того, как громче и громче звучали голоса, быстрее и быстрее стучали бумеранги.

Наконец, прокричав: «Ух! ух! ух! » – голоса замолкли. Звуки бумерангов замерли, танцы кончились, и люди исчезли в кустарнике. Затем в костры подбросили дров, застучали бумеранги, загремели свернутые шкуры опоссумов и запел хор женщин. Тогда из темноты снова показалась длинная цепь разрисованных мужчин, и все началось сначала.

Наблюдая все это, Бора сам почувствовал сильное желание танцевать. Он поднялся на задние лапы и, опираясь на хвост, начал прыгать позади круга людей. Пение прекратилось, женщины закричали в испуге, указывая на Бору. Мужчины оглянулись и увидели стоящего на задних лапах кенгуру, который с удивлением и ужасом смотрел на кричащих женщин.

Все говорили, казалось, одновременно. Одни кричали: «Убить его», другие: «Нет, посмотрим, как он танцует».

Женщинам велели снова бить в шкуры из опоссума и петь, а мужчины начали танцевать. За ними шел Бора, пытаясь им подражать.

Темнокожие обернулись, чтобы посмотреть на него. Он показался им таким смешным, что их гнев быстро сменился смехом. Они долго и громко смеялись, когда Бора с застенчивым видом торжественно выступал и прыгал, балансируя хвостом, оставлявшим змеевидный след. Вскоре, оставив кенгуру одного, мужчины ушли.

Прошло довольно много времени, пока мужчины вернулись. Выглядели они очень странно. Сзади к их поясам были привязаны хвосты, грубо сплетенные из травы. Они прыгали по кругу, как Бора, а их длинные хвосты покачивались сзади. Руки они держали так же, как кенгуру свои передние лапы, и женщины едва‑ едва пели, когда эти странные существа танцевали перед ними.

Когда мужчины остановились, старый виринун сказал:

– Этот Бора пришел к нам на танцы непрошеным, хотя не имел права делать этого. Но мы его не убьем, так как он показал нам новый танец. Его род теперь будет ходить так, как сегодня ночью он танцевал, подражая нашим мужчинам. Его передние лапы станут как руки, а хвост будет служить ему для равновесия. Но перед тем как отпустить его, мы сделаем его одним из нас. Он и его род станут нашими братьями и будут молчать, если увидят наши священные обряды.

Уведя Бору в кусты, они выбили его клыки. Даены говорят, что род Боры уже не имеет этих зубов.

С тех пор на священных корробори люди рода Боры привязывают фальшивые хвосты и танцуют танец кенгуру так же, как в то время, когда Бора был заколдован и шел на двух ногах. С этого времени все кенгуру должны были ходить так же.

Вот каким образом кенгуру научились прыгать так, как они делают это теперь.

 

Бора прогоняет темноту

 

Бора‑ кенгуру и его жена Диневан‑ эму жили в нан‑ ну, хижине из травы. Бора был великим виринуном. Однажды вечером, приготовившись ко сну, он увидел, что Диневан делает отверстия в крыше хижины.

– Для чего ты это делаешь? – спросил Бора.

– Просто так, – ответила Диневан.

– Тогда лучше возьми травы и почини крышу.

– Здесь нет травы.

– Тогда пойдем поищем траву, иначе ты все равно не дашь мне уснуть. – И они пошли.

С каждой минутой становилось все темнее и темнее. Диневан не видела, куда она ступает, и колючки биндиа вонзались ей в ноги и причиняли боль. Хромая, раздраженная болью, она сказала:

– Если ты такой мудрец, как говоришь, ты, конечно, можешь откатить прочь темноту. Прогони ее в другую страну, чтобы я видела, куда ступаю. Мои ноги болят. Если ты сможешь прогнать темноту, значит, ты действительно великий виринун. О, мои бедные больные ноги!

С плачем она терла ноги одну о другую, и колючки вливались еще глубже, образуя крупные бугры на ее ногах. С тех пор эти бугры остались на ногах эму, и до коленного сустава их кожа гола и тверда.

Бора был действительно великим виринуном. Он сказал жене:

– Мы ляжем спать, а за это время я прогоню темноту.

Они легли. Заснув, Бора послал своего духа сна Мулли‑ Мулли собрать темноту и скатать ее на запад. Выполнив это, Мулли‑ Мулли вернулся в тело Боры, тот проснулся и увидел, что его дух все сделал.

Бора повернулся к Диневан и увидел, что она спала, приоткрыв один глаз и выставив ухо, чтобы проследить, что он делал. Тогда он сказал:

– Мой Мулли‑ Мулли откатил от нас ночь, темноты больше нет. Она ушла от меня навсегда. Отныне я и мой народ будем ночью видеть, как днем. Мы сможем ходить и есть, для нас нет больше темноты. Ты же должна будешь питаться только днем, а я, если захочу, – и ночью. Ты держала открытым один глаз и слушала одним ухом. И впредь ты всегда будешь так спать: сперва будет спать одна сторона твоей головы, потом другая, но никогда обе вместе.

С этого времени было так, как сказал виринун Бора.

 

Гала‑ попугай и Ула‑ ящерица

 

Ула‑ ящерица устала лежать на солнце без дела и решила: «Пойду поиграю».

Она взяла бумеранги и начала метать их. В это время к ней подошел Гала и стал смотреть, как бумеранги возвращались, – ведь Ула бросала возвращающиеся бумеранги баббера. Эти бумеранги меньше других, более изогнуты, и, если их правильно бросить, они возвратятся обратно. С другими бумерангами так не получается.

Ула была горда тем, что веселый Гала наблюдал за ее искусством. Стараясь, она забросила бумеранг изо всей силы, и он сделал лишний оборот. Свистя в воздухе, бумеранг возвратился и, пролетая, ударил Галу по макушке, начисто срезав перья и кожу.

Гала испустил ужасный каркающий, квакающий крик и начал летать кругами, останавливаясь каждые несколько минут и ударяясь головой о землю, будто сошел с ума.

Ула очень испугалась, увидев, что она наделала. Из головы Галы лилась кровь, и Ула в ужасе спряталась под кустом с шипами биндиа. Гала заметил ее и, не переставая ужасно кричать, бросился за ней. Подойдя к кусту, Г ала схватил ящерицу клювом и начал валять ее по кусту до тех пор, пока колючки не изранили ее кожу. Затем он приложил ящерицу к своей окровавленной голове.

– Теперь ты, Ула, – сказал он, – будешь всегда с колючками и пятнами моей крови на коже.

– А ты, – ответила Ула, шипя от боли, – останешься лысоголовой птицей до тех пор, пока я не перестану быть красной ящерицей с колючками.

Вы и теперь можете найти под гребешком попугая Галы голое место, оставленное когда‑ то бумерангом Улы. А в стране Галы есть красновато‑ коричневые ящерицы, покрытые шипами, похожими на колючки биндиа.

 

Трясогузка и радуга

 

Дирири была вдовой и жила со своими четырьмя маленькими дочерьми. Однажды прилетел Бибби и устроил недалеко от нее стойбище. Дирири так его испугалась, что не могла спать. Ночами она наблюдала за его стойбищем и, услыхав какой‑ нибудь звук, громко кричала: «Дирири, уя, уя, Дирири! » Временами она кричала почти всю ночь.

По утрам Бибби приходил к ее стойбищу и спрашивал, в чем дело, почему она так кричала. Она отвечала, что ей казалось, будто кто‑ то ходит вокруг, и она боялась – ведь она живет одна с четырьмя маленькими дочерьми.

Он убеждал ее, что не следует бояться. Но она каждую ночь продолжала кричать: «Уя, уя, Дирири, Дирири! »

Наконец Бибби сказал:

– Если ты так боишься, выходи за меня замуж и живи в моем стойбище, я позабочусь о тебе.

Но Дирири отказывалась выйти замуж, и каждую ночь слышался ее жалобный крик: «Уя, уя, Дирири, Дирири». Снова и снова Бибби уговаривал ее, но она опять отказывалась.

Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее ему хотелось жениться на ней, и он все время думал над тем, как убедить ее изменить свое решение.

Наконец он придумал, как заставить ее согласиться. Он построил прекрасную разноцветную арку, назвав ее Юлу‑ вирри, и поставил ее поперек неба от одной до другой стороны земли. Когда радуга была прочно установлена на небе и засверкала во всей красе разными красками, как дорога от земли к звездам, Бибби удалился в свое стойбище и стал ждать.

Когда Дирири взглянула на небо и увидела прекрасную радугу, то подумала, что должно случиться нечто ужасное. Она была страшно испугана и громко вскрикнула: «Уя, уя! »

В страхе она собрала своих детей и поспешила за защитой в стойбище Бибби.

Бибби с гордостью сказал, что он сам сделал радугу, чтобы доказать, какой он сильный и как безопасно она себя почувствует, если выйдет за него замуж. А если она опять не согласится, то увидит, какие ужасные явления он призовет на землю. Это будет уже не прекрасная радуга на небе, а нечто страшное, что вырвется из земли и разрушит ее.

Дирири боялась его могущества и в то же время восхищалась его искусством. Играя на ее чувствах, Бибби достиг цели, и Дирири вышла за него замуж. Когда много времени спустя они умерли, Дирири превратилась в маленькую трясогузку, которую можно слышать в тишине летних ночей. Она жалобно призывает: «Дирири, уя, уя, Дирири». Бибби же превратился в поползня хохлатого, непрерывно бегающего вверх по деревьям, как будто он хочет построить другие дороги на небо, кроме знаменитой радуги, Юлу‑ вирри, благодаря которой он добыл жену.

 

Каменные лягушки

 

Однажды молоденькие сестры так оскорбили старого виринуна, что, когда они охотились в зарослях, он превратил их в Юайа, или лягушек.

Когда прошло несколько дней, а они всё не возвращались в стойбище, их мать и родные подумали, что их похитили мужчины чужого племени.

Незадолго до того, как родственники обеспокоились отсутствием девушек, прошел дождь, и почти все следы были смыты. Остались лишь следы Удулайа, или круглого камня, вызывающего дождь; в дождливую погоду этот камень всегда вне дома. Он таил в себе духов прошлых вызывателей дождя и мог передвигаться, о чем свидетельствовали его следы. Кроме того, когда перед дождем он устраивался в новом стойбище, можно было услышать его радостный смех в предвкушении грязи. Никто не трогал Удулайа, однако он часто менял место своего стойбища…

Прошло уже несколько дней после исчезновения девочек, но их мать все еще не теряла надежды разыскать их. Она думала, что они, заметив приближение дождя, построили укрытие в кустах и решили переждать там непогоду. Она пошла в том направлении, в котором ушли девушки, и стала громко звать их. В ответ послышался голос. Она поспешила туда, откуда он исходил, и позвала снова. Опять близко от нее послышался ответ. Она осмотрелась, но никого не увидела. Она снова крикнула, и тогда из пучка травы у ее ног снова раздался ответный крик.

Она решила, что это кричит оранжево‑ голубой жук Нура‑ гого, который всегда отвечал даенам из племени Нунга‑ барра, когда кто‑ нибудь из них был в зарослях. В конце концов женщина потеряла надежду найти своих дочерей и, ослабев и проголодавшись, стала осматриваться в поисках пищи.

Вскоре она увидела следы земляных лягушек Юайа. Женщина стала выкапывать лягушек. Это были прекрасные, большие Юайа, самые большие из всех, каких она когда‑ либо видела.

– Какая обильная еда у меня будет! – воскликнула она.

В ответ раздался очень жалобный крик лягушек, которые, казалось, пристально на нее смотрели. Не обратив на это внимания, она продолжала:

– Я думаю, что съем их здесь. Я очень голодна, а если отнести их в стойбище, другие попросят лягушек у меня.

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: