Узбекистан

В отличие от Казахстана, его юго-западный сосед Узбекистан имеет мононациональный состав населения – из 30 млн населения узбеки составляют более 80 %, еще 10 % – это представители соседних государств, славяне составляют менее 5 %[526]. Не меньше отличаются и экономики: подушевой ВВП у Узбекистана в шесть раз ниже, чем у Казахстана, а доля сельского хозяйства в ВВП составляет характерно большие для отсталых стран 17 %, при занятости в сельскохозяйственном производстве более чем 45 % населения [527]. Страна, несмотря на такую долю сельского хозяйства в ВВП, является крупным поставщиком углеводородов и металлов (в частности урана) и крупным импортером продуктов питания и, прежде всего, зерновых.

Узбекистан, казалось бы, является экономически самым независимым государством Средней Азии – экспорт составляет менее 30 % ВВП (импорт – около 40 %), при этом на долю одной страны не приходится более 19 % торгового оборота [528]. Китай является крупнейшим торговым партнером, но не сильно отстает и Россия (около 15 %), Турция (9 %), Южная Корея (8 %), Казахстан – 7 %[529].

Основные экспортные товары Узбекистана – золото, хлопок и газ. Экспорт золота идет в большой степени «серыми» схемами, и оценить его довольно сложно – по некоторым данным, он составляет до 20 % всего экспорта (при четвертых запасах золота в мире это неудивительно)[530]. Цена золота падала на треть с пиков примерно 10 лет назад, потом восстановилась к концу 2010-х годов, но как будет себя вести золото дальше – не понятно. Производство хлопка в мире постепенно падает и тем не менее продолжает оставаться существенно выше уровня потребления – мировые цены на хлопок падают в последние годы (в среднем на 30 % за 3 года), волатильность цен на рынке достигает 50 %, а основные потребители хлопка – развивающиеся страны – быстро увеличивают долю полиэстровых волокон и сокращают спрос на хлопковое волокно [531]. Газ является, пожалуй, самым важным компонентом экспорта, с учетом растущего спроса Китая, Пакистана и Индии и готовности Европы прорабатывать альтернативы российским поставкам. Узбекистан, чьи доказанные резервы больше, чем, скажем, у Катара, мог бы использовать экспорт газа так же, как Россия использовала экспорт нефти. Однако Узбекистан очень неудобно расположен для того, чтобы без усилий бенифициировать от экспорта газа: между ним и Китаем стоит Казахстан, и Узбекистан вынужден включаться в систему транспортировки, в которой наряду с ним присутствуют Таджикистан и Туркменистан – последний имеет кроме Китая надежных покупателей в лице Пакистана и Индии, в восемь раз больше доказанных резервов и готовность демпинговать. В результате объемы экспорта газа Узбекистаном составляют около 15 млрд м3 в год[532], при мощностях, способных производить до 70 млрд м3 в год[533] (из них Россия получает 4 млрд и Китай – 8 млрд)[534]. На «западном фронте» Узбекистан, отрезанный от Каспия, вынужден включаться либо в трансказахскую систему поставок (в основном – в направлении России), либо договариваться с Туркменистаном и Ираном, которые сами производят газ и прежде всего заинтересованы в его продаже.

Еще две составляющих экспорта – уран и нефть; но цена урана на мировом рынке невысока уже много лет, и потребность в нем, в связи со стратегическим сокращением планов по ядерной энергетике, невелика. Запасы же нефти в Узбекистане практически подходят к концу. При этом зависимость от импорта не сокращается, а растет – дефицит торгового баланса составляет 10 % ВВП[535].

В этих условиях всё еще стабильный экономический рост Узбекистана, во многом связанный с эффектом «низкой базы», кажется стратегически ненадежным. Слабость внутренней инфраструктуры (электрифицировано менее 1000 км железных дорог, основная масса автомобильных дорог не имеет асфальтового покрытия) и огромный разрыв между внутренними и экспортными ценами (цена на тот же газ для населения в 3–4 раза ниже экспортной цены; это, в частности, приводит к процессу ползучей «дегазификации» – отдаленные и небольшие поселки отключаются от газа, который становится слишком невыгодно поставлять) будут требовать существенных инвестиций в ближайшие годы просто для поддержания стабильности и экономической, и политической, а экспорт не сможет обеспечить требуемых средств. Несмотря на недавнюю смену власти и декларируемый курс на открытие страны и привлечение иностранного капитала, ожидать быстрого массового притока внешних инвестиций с открытых рынков Узбекистан не может – в стране нет пока ни настоящей рыночной экономики, ни демократии, ни институтов защиты прав инвесторов. К тому же, помимо экономической перспективы, у Узбекистана крайне туманны и перспективы политические. Неспокойные границы с Таджикистаном сами по себе опасны, а в свете внутренней нестабильности еще и Киргизии, и опасности исламистских революций в Таджикистане, становятся еще и потенциальным источником внешней агрессии. Эта внешняя агрессия легко может быть поддержана изнутри: исламистские выступления оборачиваются волнениями (как в 2005 году в Ферганской долине), в Афганистане сильна узбекская диаспора и активно функционируют радикальные исламские узбекские группы типа ИДУ. У Узбекистана есть два пути решения проблемы – стратегическое партнерство в обмен на защиту и инвестиции или формирование привилегированных торговых отношений (что в нашем мире примерно одно и то же).

При этом Узбекистан, не имеющий ни с кем из окрестных «гигантов» ни общей границы, ни общих национальных корней, не обладающий стратегически важным местоположением или существенными ресурсами, не является «приоритетом» ни для кого из крупных экспансивных экономик. В то время как его соседи пользуются пристальным интересом тех или иных лидеров мирового рынка и скорее настороженно относятся к назойливым ухаживаниям, Узбекистан пытается сам проявлять активность, ища более надежных связей, в том числе даже по другую сторону Атлантики. Возможно, именно США (за неимением местного стратегического интереса) могут и, похоже, хотят предложить Узбекистану свою «руку». Узбекистан вычеркнут из американского списка опасных и нестабильных государств, ему, единственному в Средней Азии, США начали поставлять военную технику, идут разговоры о воссоздании в Узбекистане американской военной базы (предыдущая была закрыта после разногласий с США по поводу андижанских событий); не так давно именно американцы строили железную дорогу Мазари-Шариф – Термез (они же до сих пор используют Узбекистан как порт транзита грузов НАТО в Афганистан). В каком-то смысле вхождение Узбекистана в зону влияния США, например, на принципах «5+1», разработанных в Вашингтоне специально для стран Средней Азии, в обмен на заботу США о сохранении стабильности внутри страны будет консенсусным решением, против которого не возразят ни Китай (которому есть, чем заняться в Средней Азии и без Узбекистана), ни Россия (у которой руки уже не дотянутся до стратегически неважной страны, не имеющей с Россией ни общей границы, ни существенных экономических отношений – Россия не сумела даже привлечь Узбекистан в ЕАЭС), ни Иран (которому тоже явно недосуг, справиться бы с Туркменистаном). И вопрос даже не в том, может ли новый лидер Узбекистана Мирзиеев, позиционирующий себя как реформатор, понадеяться на США как на гаранта безопасности страны и преемственности его власти после своей смерти (опыт Египта показывает, что не всё однозначно), а в том – есть ли у него выбор.