 |
4.7. Положение народа при первых Романовых
|
|
|
|
Мифы о положении крестьян. Страшные потери, понесенные Россией в Смутное время, когда погибла значительная часть населения страны, повлияли на положение крестьян. Последствия сказались противоположным образом. Изобилие пахотной земли при нехватке населения привело к улучшению жизни крестьян. Правительству пришлось облегчить подати, а помещикам ограничить барщину и снизить оброчные платежи. Уступки делали из боязни, что мужики бросят землю и запишутся за монастыри или за бояр или вообще сбегут неизвестно куда. Та же боязнь остаться без крестьян толкала помещиков добиваться от царя полного их закрепощения. В современной России писатели и журналисты (иногда историки) предвзято описывают положение крестьян в XVII в. Одни восхваляют их довольство и защищённость, другие, напротив, рисуют ужасы закрепощения. Подобные оценки используются при построении мифов более общего характера, идеализирующих либо Ивана Грозного в противовес крепостникам‑ Романовым, либо первых Романовых в противовес Петру. В обоих случаях искажается наше прошлое. Ниже приведены цифры и факты о положении крестьян в XVII в.
Окончательное закрепощение крестьян. Говоря о закрепощении крестьян в XVII в., следует обязательно добавлять слово «полное» или «окончательное». Крестьянам запретили выход от помещиков в Юрьев день ещё в конце XVI в., при добром царе Фёдоре, «по наговору Бориса Годунова» Хотя запрет касался выхода владельца крестьянского двора, а не его сыновей и младших братьев, помещики с этим не считались. Пытавшихся уйти от помещика крестьян, заковывали в «железа», захватывали их жен и детей. Крестьяне ответили на запрет выхода поговоркой: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день» и массовыми побегами. В 1597 г. были установлены «урочные лета» в 5 лет – срок сыска беглых крестьян; в 1607 г. при Василии Шуйском срок сыска беглых продлили до 10‑ и лет. После избрания на престол Михаила Романова положение крепостных крестьян формально вернулось к временам до начала Смуты, т. е. крестьяне не имели права выхода от землевладельца, а урочные лета вновь определили в 5 лет.
|
|
|
На деле крестьяне убегали, когда хотели, и никто их не искал. Как пишет историк Ю. А. Тихонов: «При Михаиле Фёдоровиче бегство крестьян приняло грандиозные размеры. Как правило, бежали семьями, иногда целыми деревнями. Беглецы захватывали с собой хозяйственный инвентарь, одежду, ульи с пчелами, уводили скот». Правительство было очень слабо и не имело средств вернуть беглых. Едва хватало сил подавить шайки разбойников, заполонивших Россию. Все же постепенно мирная жизнь налаживалась, хозяйство восстанавливалось, страна оживала. К концу 1630‑ х годов возросли числом и силой служилые люди, выбитые в Смутное время. Теперь дворяне не просили, а требовали – больше всего их возмущало сманивание крестьян монастырями и боярами и ограниченный срок сыска беглых. В 1637 г. дворяне подали царю челобитную с требованием отмены урочных лет и введения запрета монастырям, митрополитам и «московским сильным людям всяких чинов» укрывать беглых крестьян. В 1639 г. правительство частично удовлетворило челобитную, продлив срок сыска беглых до 9‑ и лет.
Дворянам потребовалось ещё 10 лет нажима на правительство, чтобы добиться полного закрепощения крестьян. Они явно брали пример с польско‑ литовской шляхты – всевластных господ над хлопами, готовых отстаивать своих права любым путем, вплоть до восстания. Даже название восстания шляхты – «рокош», перешло тогда в русский язык. В 1641 г. служилые люди «завели на Москве рокош»: они с «большим шумом» ломились в царский дворец, чтобы подать петицию от имени дворян 44 городов. Дворяне требовали оградить их крестьян от «сильных людей», укрывающих беглых на время «урочных лет», пока владельцы не потеряют права иска. Власти слегка отступили, установив 10 лет сыска для беглых и 15 для увезённых другими владельцами. В 1645 г. умер Михаил Фёдорович и на престол вступил 16‑ летний Алексей Михайлович. На его коронации дворяне вновь подали челобитную с требованием «урочные годы отставить». Им было обещано в новых переписных книгах писать крестьян без урочных лет. Тем не менее, понадобился московский «Соляной бунт» 1648 г., чтобы царь согласился созвать Земский Собор и рассмотреть пожелания дворян и посадских.
|
|
|
На Земском Соборе преобладали выборные от дворян; правительство перед ними заискивало. В принятом «Уложении» (1649) были отменены урочные годы, а крестьяне «с племенем вместе» объявлялись навечно крепки их владельцам.
Теперь всякий уход с земли считался побегом, а за укрывательство беглых полагался штраф –10 рублей за год. Помещик сам определял объем крестьянских повинностей, и он же судил крестьянина во всех делах, кроме «татьбы и разбоя, и поличного и смертного убийства». И все же крепостные крестьяне сохранили некоторые права: крестьян нельзя было убивать и лишать собственности, они могли жаловаться в суд на господские поборы «через силу и грабежом», могли выступать свидетелями и принимать участие в обыске. Крестьяне несли двойные поборы – барщину или оброк в пользу землевладельца и тягло (подать) в пользу государства. Как тягловые люди, они принадлежали государству. Помещик не мог свести их с земли и лишить государство тягла. В «Уложении» запрещается как освобождение крестьян, так и превращение их в дворовых людей – в холопов. «Бесчестье» крестьянина каралось штрафом в 1 рубль. Для сравнения, бесчестье посадского человека каралось штрафом в 5–7 рублей, а бесчестье дворянина – штрафом в 5‑ 15 рублей.
Дворяне добились своего, но выражали недовольство, что беглых не ловят, и крестьяне бегут, как и раньше. Под давлением помещиков Сыскной приказ в 1650‑ е – 1660‑ е годы направил «сыщиков» из дворян ловить беглых. Сыщики получали в помощь от воевод отряды стрельцов и казаков. В то же время, на южной границе правительство само тормозило возвращение беглых. В челобитной 1653 г. дворяне настаивали на возвращении беглых с Белгородской черты. В ответ вышел указ о возвращении с черты крестьян, бежавших после «Уложения» 1649 г., а тех, кто бежал раньше – оставить, где поселились. Это было явное отступление от «Уложения». Следующий указ 1656 г. отодвинул срок возврата с черты на 1653 г. В указе 1683 г. срок возврата с Белгородской черты ещё раз передвинули – теперь на 1675 г. Сходным образом переносили сроки сыска беглых в Сибири (указы от 1671, 1683, 1700 гг. ). [167]
|
|
|
Уступки царей дворянам: дарения крестьян. «Крепостники» Романовы вовсе не стремились отдать крестьян помещикам, но зависимость от служилых людей заставляла царей шаг за шагом уступать их требованиям. Ключевский объясняет:
«Закон и помещик…. поддерживали друг друга в погоне за крестьянином. Но согласие было только наружное: обе стороны тянули в разных направлениях. Государству нужен был усидчивый тяглец, которого всегда можно было бы найти по писцовой книге на определенном участке…, а помещик искал пахотного холопа, который делал бы исправно «дело его помещицкое, пашенное и гуменное и дворовое» и оброк платил бы, которого сверх того можно было бы при случае продать, заложить и в приданое отдать без земли».
Первые Романовы виновны перед народом не столько в закрепощении поместных крестьян, уже закрепощённых, сколько в раздаче помещикам сотен тысяч дворцовых и даже черносошных крестьян. Дворцовые крестьяне принадлежали лично царю и царской фамилии. Жили они на дворцовых землях и поставляли продукты и изделья промыслов к царскому двору. Черносошные или государевы крестьяне принадлежали государству и несли тягло в его пользу.
Практика вознаграждения дворян дворцовыми и, реже, чёрными землями встречалась и в XVI в., но поистине больших масштабов она достигла в царствование Михаила Романова. Раздачи земель начались в 1612 г., сразу после освобождения Москвы от поляков. Особенно массовыми раздачи были до возвращения из плена отца царя Филарета (1619). Земли получали близкие к царю бояре и служилые люди из захваченных поляками областей. В раздачу пошли дворцовые и чёрные земли Замосковного края и земель к югу от Оки. О дальнейших раздачах сведения более точные. За 31 год царствования Алексея Михайловича (1645–1676) было роздано 13 960 крестьянских дворов. При царе Фёдоре Алексеевиче (1676–1682) – 6 274 двора. За восемь лет регентства Софьи Алексеевны (1682–1689) – 17 168 дворов! В годы правления Натальи Кирилловны и юного Петра (1690–1699) были розданы 7 337 дворов дворцовых крестьян (из них 6 000 родственникам царицы). [168]
|
|
|
Если пересчитать скорость раздачи крестьянских дворов, то меньше всего их жаловал Алексей Михайлович – по 450 дворов в год. Фёдор Алексеевич раздавал уже по 1045 дворов. Расточительней всех была Софья Алексеевна: она раздаривала по 2 453 двора в год – в пять с половиной раз больше, чем отец. Наконец, Наталья Кирилловна раздавала родным и преданным дворянам по 815 дворов в год. Цифры эти свидетельствуют о разнице в силе царской власти. По настоящему власть царя была сильна при Алексее Михайловиче (и то не в первые годы царствования), а слабее всего при Софье Алексеевне – отсюда и различия в числе розданных крестьян. Получается, что у народа были основания любить сильную власть и верить, что сильный царь – это народный царь. Опровергнуть это заблуждение довелось Петру.
Согласно Ключевскому, по переписи 1678 г. из 888 тыс. тяглых дворов только 92 тыс. (10, 4 %) принадлежали свободным людям – посадским и черносошным крестьянам; остальное тяглое население находилось в крепостной зависимости от церкви – 118 тыс. дворов (13, 3 %), царского дворца – 83 тыс. (9, 3 %), бояр – 88 тыс. (10 %) и дворян – 507 тыс. дворов (57 %). [169] В эти расчёты П. Н. Милюков внёс уточнения. Тяглых дворов по переписи 1678 г. оказалось меньше – около 790 тыс., поэтому число дворов поместных крестьян, полученное путем вычитания всех остальных категорий из общего числа податных дворов, составляло 409 тыс., т. е. 52, а не 57 %. [170] И всё же, поместная, самая тяжкая для крестьянина форма крепостной зависимости преобладала в допетровской России конца XVII в.
Налоги. Московское государство вышло из Смуты с разорённым хозяйством и разрушенной налоговой системой. Денег не хватало и правительство вместе с Земскими соборами собирали чрезвычайные налоги с торговых и посадских людей – «запросы волею» и «пятую деньгу». Деньги взимали и с черносошных крестьян. В 1620‑ е годы патриарх Филарет занялся восстановлением налоговой системы. Перепись земель показала, что площадь «живущей», т. е. засеваемой пашни сократилась в 4, 10 и более раз. Налоги брали с податной единицы – сохи. Сохи различались по размерам «живущей пашни». «Служилые сохи» помещиков были в 1, 6 раза больше, чем «чёрные сохи» черносошных крестьян. Поэтому на крестьян, живущих на земле помещика, приходилось меньше налогов, чем на черносошных крестьян. В посадах налоги раскладывались по «подворной сохе», содержащей от 40 до 160 посадских дворов.
|
|
|
В конце 1620‑ х годов патриарх Филарет резко повысил налоги, но под давлением помещиков, засыпавших правительство челобитными, должен был уступить. Хуже всего пришлось черносошным крестьянам: они продолжали платить высокие налоги – в 10–20 раз большие, чем у поместных крестьян. В 1677–1678 гг. была проведена подворная перепись, позволившая обложить податями тяглое население по дворам. В 1679 г. прямые налоги были объединены в единый налог – «стрелецкие деньги», которые стали собирать с числа дворов. Подворное обложение сохранилось почти до конца царствования Петра I.
Для поместных и монастырских крестьян, т. е. для большинства населения, уровень налогов в XVII столетии был низким. Согласно С. А. Нефёдову налоги поместных крестьян в пудах зерна на душу в 1630–1672 гг. составляли 0, 16 – 0, 31 пуда, в 1672–1688 гг. – 0, 53 – 0, 7, в 1688–1696 гг. – 0, 9 пуда. Для сравнения, при Иване Грозном в 1561–1562 гг. с поместных крестьян собирали податей 2, 8 пуда, а при Петре в 1723–1725 гг. – 2, 5 пуда. [171] Это значит, что первые Романовы стремились избежать разорения (и бунтов) крестьян и собирали щадящие налоги, в десять раз меньшие при Алексее Михайловиче, чем при Иване Грозном или Петре I. Упор делался на косвенные налоги: таможенные пошлины и кабацкие доходы давали до двух третей поступлений в казну. Попытка ввести высокую пошлину на соль привела к «соляному бунту» (1648). Неудачной оказалась и попытка введения вместо серебряных медных денег.
Барщина и оброк. Страшные опустошения Смутного время затронуло все слои населения, но в наибольшей степени бояр и служивых людей. «Прежние большие роды многие без остатку миновались», [172] а служилых людей стало меньше в разы: если в 1580‑ е годы в дворянском ополчении числилось 65 тыс. всадников, то в 1630 г. полевую службу могли нести лишь 15 тысяч дворян. [173] Ведь именно служилые люди – дворяне и дети боярские (наряду с казаками), сражались и гибли в войнах Смуты. Резкое уменьшение числа служилых, т. е. помещиков, не могло не сказаться на жизни поместных крестьян: их положение улучшилось. Прокормить немногих дворян было крестьянам по силам, а помещики опасались их притеснять – ведь крестьяне могли сбежать на южную границу или на Волгу, или перейти на боярские и монастырские земли. Отмена урочных лет в 1649 г. не сразу сказалось на масштабах побегов: лишь в 1660‑ е годы стала налаживаться служба сыска беглых крестьян. Но тут подоспело восстание Степана Разина (1670–1671), переросшее из казацкого в крестьянское. Восстание жестоко подавили, но дворяне были слишком напуганы, чтобы увеличивать повинности крестьян.
При первых Романовых нормы барщины были в три раза ниже, чем в крепостной России XIX в. По оценке С. А. Нефёдова в 1630‑ е – 1640‑ е годы барщина отнимала 1/5 крестьянского труда, в 60‑ х годах – 2/5, и в конце столетия – немногим более 1/5. Норма барщины на протяжении XVII в. оставалась низкой, хотя временно возросла в 1660‑ е годы. Посилен был и оброк. Нефёдов пересчитал оброк в пудах «хлеба» (зерна) на душу и получил следующие средние значения: 1626–1644 гг. – 2, 9 пуда, 1660–1670 гг. – 1, 5 пуда, 1680–1690 гг. – 3, 2–5, 8 пуда. Автор приводит размер оброка в 1540 г. в Новгородской пятине – 8‑ 12 пудов на душу. Получается, что крестьяне в XVII веке платили оброка в 3–4 раза меньше, чем в XVI в. [174]
Уровень жизни в XVII в. Для большинства крестьян жизнь при первых Романовых нельзя назвать тяжёлой. Налоги были низкие, и помещики не обирали крестьян. По оценке Нефёдова барщинный крестьянин собирал с урожая для своей семьи 18–21 пудов зерна на душу, из них 5–9 пудов излишков. О зажиточности крестьян свидетельствует среднее количество скота во дворе. Монастырские крестьяне имели по 2–5 лошадей и 3–5 коров; помещичьи – по 2–3 лошади и 2–3 коровы; у крестьян, недавно бежавших на Юг, на дворе стояло по 3 лошади и по 2 коровы.
О жизни «чёрного» люда можно также судить по оплате труда наемных работников. Нефёдов пересчитал поденную плату в количество купленного на нее хлеба. Оказалось, что 1640‑ е годы она составляла 10 кг хлеба, в 1654–1679 гг. уменьшилась до 6 кг и в конце века увеличилась до 14 кг. В 1674 г. батрак на дневную плату в 15 денег (3 коп. ) мог купить 4 кг мяса (пуд говядины стоил 56 денег). [175] Найти работников было не просто. В 1630‑ е годы монахи Иосифо‑ Волоколамского монастыря жаловались, что не могут подрядить крестьян для обработки пашни: «Люди стали огурливы, в слободу посылаем для жнецов нанять, и нихто из нойму не идет, не страшатся никово». [176] Не шли и на Тульские заводы; властям пришлось обязать крестьян соседних деревень выполнять подсобные работы как повинность. Ещё труднее было нанять людей в Белгородчине. В 1639–1642 гг. власти предлагали платить жнецам 7‑ 10 денег в день, что в пересчёте на зерно составляет 14–20 кг. Это вдвое превышало поденную плату в Подмосковье, но не привлекало зажиточных крестьян Юга. [177]
О высоком уровне жизни людей Московского государства свидетельствуют записки заезжих иностранцев. Адам Олеарий пишет, что страна «чрезвычайно плодородна», в ней «громадное изобилие хлеба и пастбищ» и «редко приходится слышать о дороговизне». Юрий Крижанич утверждает, что «хотя в богатых странах более зажиточные люди живут удобнее и роскошнее, нежели на Руси, однако при всем том крестьяне и убогие горожане, кормящиеся рукоделием, живут на Руси намного лучше и удобнее, нежели в тех пребогатых странах…. Все люди, как самые бедные, так и самые богатые, едят ржаной хлеб, и рыбу, и мясо и пьют по крайней мере квас, если не имеют пива. Так что крестьянам и бедным рукодельцам живется на Руси намного лучше, нежели во многих местах Греческой, Испанской и других подобных земель… Ни в одном королевстве простые чёрные люди не живут так хорошо и нигде не имеют таких прав, как здесь».
Можно согласиться с Крижаничем и в том, что московские дворяне жили в XVII в. несравненно скромнее польских панов. Тем не менее, их положение улучшилось. Если после Смуты многие дворяне были разорены и ходили в лаптях, как крестьяне, то постепенно их жизнь наладилась. Достаток пришел к ним не от увеличения барщины или оброка, а от роста числа крестьян в поместьях. Например, в Шелонской пятине Новгородчины на одно помещичье владение в 1626–1627 гг. приходилось в среднем 3, 8 двора и 6, 2 крестьянина мужского пола, то в 1646 г. – 6, 8 двора и 22, 1 крестьянина, а в 1678 г. – 7, 5 двора и 29, 1 крестьянина. Число крестьян в поместьях возрастало благодаря высокому естественному приросту населения. [178]
Жизнь народа при первых Романовых далеко не для всех была благополучной. Не говоря о холопах, нелёгким было положение посадских и, особенно, черносошных крестьян, плативших большие налоги. Резкое повышение налогов на чёрных крестьян привело к запустению Вятской земли и Русского Севера. В 1663–1668 гг. вятские крестьяне платили 10 пудов хлеба со двора или 2 пуда с души. В 1668/69 г. им велели платить вместо хлеба деньгами, в результате чего на двор пришлось 2 руб. налога, а на душу – 40 коп. или 4 пуда хлеба. [179] Не все могли платить и начались «большие непомерные правежи». [180] Тогда крестьяне побежали на Урал и в Сибирь. Перепись 1672 г. показала, что население уменьшилось на одну пятую, но власти упорствовали. Крестьяне для уплаты налогов выбросили на рынок много зерна, и цены упали вдвое. Чтобы заплатить налог со двора в 2 руб. 70 коп. надо было продать 54 пудов хлеба или 10 пудов с души. Недоимки копились из года в год, у крестьян отбирали последнее, и на рубеже 1670‑ х –1680‑ х годов разразился страшный трёхлетний голод. Бежали все, кто мог. Как сказано в крестьянской челобитной, «последние вятчаня, покиня свои дворы и деревни, бредут врозь».
Ещё хуже пришлось «чёрным» крестьянам Севера. В отличие от Вятки, на Двине ощущалось действие перенаселения. Здесь случались голодные годы и при низких налогах. Когда налоги увеличили, многие крестьяне не могли их заплатить и бежали в Сибирь. Оставшиеся жаловались в Москву, что «у них многие тягла запустели и взять тех денег не на ком, и достальные посадские и уездные люди от непомерного правежа бегут в Сибирские разные города». По словам очевидца, крестьяне «вынуждены за неимением каких‑ либо средств таскаться толпами по городам и просить милостыню». В 1671 г. на Вологодчине начался голод, и крестьяне бежали толпами: в Устюжском уезде из 11–12 тыс. дворов, осталось 7 тыс. Население Тотемского уезда сократилось на 40 %. Голод на Севере был опустошительнее, чем на Вятке. К счастью, правительство не осмелилось повысить налоги на основной территории страны, и не вовлекло Россию в большую демографическую катастрофу.
|
|
|
