 |
Пусть этот пример будет для нас с вами высоким эталоном научной честности и благородства.
|
|
|
|
Пусть этот пример будет для нас с вами высоким эталоном научной честности и благородства.
Итак:
Уровень 9. Подделка, фальсификация результатов
Страшное обвинение, которое может поставить крест на карьере ученого. Не так давно мир облетела весть о самоубийстве японского биолога Есики Сасаи. Вероятной причиной, побудившей ученого свести счеты с жизнью, стал научный скандал. После публикации в Nature статьи о новом способе получения стволовых клеток, соавтором которой был Сасаи, появилась информация о «признаках подтасовки» результатов. Журнал отозвал статью. Пятого августа 2014 года Сасаи найден повесившимся в здании научно‑ исследовательского центра, заместителем директора которого он являлся{61}.
Как и в случае с плагиатом, научная, а не трусливо‑ защитная реакция здесь возможна лишь в том случае, если обвинение несправедливо, а исследователь чист. Увы, история науки знает и такие примеры – примеры огульных обвинений в фальсификации, за которыми следовала травля ученого.
Испанскому археологу Марселино де Саутуоле в 1875 году довелось стать первооткрывателем древнейшего пещерного искусства, яркие образцы которого он обнаружил в ныне знаменитой, а тогда мало кому известной пещере Альтамира. Однако археологи высмеяли его открытие: специалисты отказались верить, что столь совершенные произведения могли быть созданы древними художниками. Скорее всего, это новодел! Вскоре дело приняло совсем скверный оборот: Саутуолу всерьез обвинили в подделке. И вплоть до самой смерти в 1888 году он носил позорное клеймо мошенника. Годы спустя, после того как в других пещерах Европы были сделаны аналогичные находки, научное сообщество признало свою ошибку. Репутация исследователя – к сожалению, посмертно – была восстановлена. Уже в начале XX века археолог Арле – один из экспертов, вынесший заключение о «фальсификации» росписей Альтамиры, – писал: «…с того несчастного 1880 года прошло четверть века, а меня все не покидает мысль об этом. Все время я вспоминаю о том, что я сделал. Это – несмываемое пятно на мне и моей научной деятельности! »{62}
|
|
|
Надо надеяться, что в спорной ситуации справедливость восторжествует не с таким запозданием, как в случае Саутуолы. Впрочем, мы знаем и обратные примеры: в знаменитой пилтдаунской истории мистификация вскрылась, когда основные действующие лица уже лежали в могилах.
Итак:
Уровень 10. Ошибочное утверждение, ошибочная гипотеза, ошибочная теория
Боюсь, что мое повествование становится все более мрачным, но еще один случай суицида привести придется. Я снова возвращаюсь к трагичной истории Игнаца Земмельвайса, посмертно названного «спаситель матерей». Одним из первых врачей, внедривших в своей клинике методику Земмельвайса, был немецкий медик Густав Михаэлис. После этого смертность среди пациенток резко снизилась, а Михаэлис… покончил с собой. По одной из версий, этот врач, первоначально ярый оппонент Земмельвайса, вознамерился доказать несостоятельность его идей. Увидев же, что многие годы ошибался (и это привело к смерти десятков, а то и сотен пациенток), не выдержал потрясения{63}.
Да, друзья, надеюсь, вы не думаете, что наука – это развлечение? Чем серьезнее критика, тем сильнее желание у того, кто ей подвергся, выскочить за рамки науки, спрятаться в уютную пещерку самооправданий и психологических защит. Достойны восхищения самоотверженные исследователи, не поддавшиеся зову «дворовой психологии». Редко, но все же встречаются примеры ученых, которые под тяжестью фактов признавали свою неправоту. Я имею в виду неправоту не в мелочах, а в главном, в «генеральной линии». Не знаю, существует ли памятник таким ученым. По‑ моему, они вполне его заслужили.
|
|
|
Ричард Докинз в книге «Бог как иллюзия» вспоминает пожилого преподавателя из Оксфорда. «Многие годы он страстно верил и учил студентов, что аппарат Гольджи (микроскопическая внутриклеточная структура) на самом деле не существует, что это – погрешность наблюдения, иллюзия. Каждый понедельник, после обеда, на факультете было заведено слушать научный доклад какого‑ нибудь заезжего лектора. В один из понедельников лектором оказался американский специалист по биологии клетки, представивший неотразимо убедительные свидетельства реальности аппарата Гольджи. В конце его выступления старик пробрался к подиуму и, пожимая американцу руку, с чувством провозгласил: „Дорогой коллега, позвольте выразить вам мою благодарность. Все эти пятнадцать лет я заблуждался“. Мы тогда аплодировали до боли в ладонях» {64}.
В книге «Скептик» Майкл Шермер приводит другой поразительный пример того, как ученый резко переменил свои взгляды под влиянием фактов. Антрополог Винс Сарич из Калифорнийского университета много лет яростно выступал против гипотезы африканской прародины Homo sapiens. Однако, когда в 2001 году Science опубликовал результаты исследования генетиков, показавших, что Y‑ хромосомы всех жителей Восточной Азии восходят к недавнему африканскому предку, Сарич написал: «Во мне произошел переворот, нечто вроде откровения». Как пишет Шермер, «Сарич сделал заявление, которое требует огромного интеллектуального мужества, – он сказал: " Я был не прав" »{65}.
Верится с трудом, но случалось, что под тяжестью фактов меняли точку зрения даже махровые лжеученые. Нет, конечно, Трофим Лысенко не выступил на склоне лет с покаянной речью: дескать, много лет я заблуждался, травил конкурентов и занимался подтасовками. Однако, как рассказывал советский биохимик Андрей Белозерский, Лысенко, прослышав о новейших открытиях, связанных с ролью ДНК, видимо, сообразил, что отрицать очевидные факты уже нельзя. Белозерскому было предложено выступить перед Лысенко и его коллегами с докладом на эту тему. Выступление длилось два часа. После воцарилась тишина – все ждали резолюции народного академика. «Ну что ж, если химики считают, что нуклеиновые кислоты существуют, – произнес наконец Лысенко, – пусть они их и изучают. Кстати, Андрей Николаевич, покажите мне эту, как ее, дезоксирибонуклеиновую кислоту… вы ее мне в банке пришлите»{66}.
|
|
|
Подведу итоги. Критика лженауки – общественно полезное, порой даже приятное… но, честно говоря, не самое сложное занятие. Ведь лженаучность Фоменко, Мулдашева, Чудинова очевидна вменяемому специалисту.
Куда труднее настоящая научная критика – выявление недоработок, неточностей и ошибок в серьезном научном труде.
Но высший уровень – критика, дающая пищу для ума. Критика, полезная не только для критикующего и критикуемого, но и для всего сообщества. Критика, в ходе которой возникают ранее не очевидные, новые направления для поиска, рождается новое научное знание.
Дискуссионность – необходимое условие развития науки. Чтобы поддерживать в научном сообществе жизнь, важно формировать творческую среду, в которой культивировалась бы корректная, уважительная критика. Учитывая, что на дворе XXI век, считаю перспективным развитие научных социальных сетей, предназначенных не для пустой болтовни (этого и так хватает! ), а для плодотворных научных дискуссий{67}.
|
|
|
