Ростки коммунизма

 

 Это было в июне 1949 года. Наша «Трехгорка» поло­жила начало походу за высокую культуру производ­ства. С тех пор ко мне стал чаще приходить почталь­он. И всякий раз я встречаю его с нетерпением! Он несет мне очередную пачку писем.

Пишут друзья по фронту, пишут товарищи по прошлой работе в Иванове. Но большинство писем от незнакомых людей, с Волги и Днепра, с Урала и Си­бири, из Запорожья и Средней Азии.

Меня просят поделиться опытом соревнования за высокую куль­туру производства, рассказать, как я организовал работу в своей бригаде, поздравляют и вызывают «померяться силами», передают свой опыт, дают товарищеские советы, рассказывают и о личных делах.

Стахановец-сталевар, с гордостью пишущий о своих производ­ственных победах, не забывает сообщить о рождении дочурки. То­карь-скоростник доволен, что освоил метод Борткевича, и приглашает к себе на новоселье: получил новую квартиру. Почетный шахтер со­общает о новом рекорде на врубовке, о том, что приобрел себе авто­машину «Победа».

Откуда такая непринужденность, дружеская близость, откуда эта уверенность, что мы поймем друг друга, что у нас нет секретов?

Советский народ — многомиллионная семья, связанная общим делом, спаянная крепкой дружбой. В этой семье человек труда никог­да не чувствует себя одиноким. Кем бы я ни был: начинающим тка­чом на Ивановской фабрике, матросом береговой охраны на Черноморье, помощником мастера на «Трехгорке» или парторгом роты раз­ведчиков на северном фронте — везде и всюду меня не покидало то особенное «чувство локтя», которое свойственно только советскому че­ловеку. Всегда я ощущал дыхание коллектива, его помощь и под­держку.

Советская Родина! О ней, о родной Отчизне, вырастившей меня, я думаю всякий раз с любовью и благодарностью, когда получаю письма от незнакомых, но очень близких и дорогих мне людей.

* * *

Более десятка лет я хожу на работу тихими переулками, веду­щими к бывшей «Прохоровне». Здесь каждый холмик, камень, дере­во мне знакомы. Пресненская земля дорога нам и своим историческим прошлым. Здесь пролилась кровь рабочих в баррикадных боях ре­волюции 1905 года. Их дети оказались достойными своих отцов, му­жественно боровшихся за свободу, за народное счастье, за новую, светлую жизнь.

Неузнаваемой стала фабрика. Она перестроена, расширена, осна­щена новейшей советской техникой. Оглянешься вокруг, посмотришь на территорию Трех гор — сколько нового, прекрасного создали со­ветские люди! Молодым трехгорцам трудно представить себе то, что было в наших местах три десятилетия назад. Да что молодежь! Ста­рики, те, кто видел еще «Прохоровку», и они начинают забывать про­шлое.

Потомственная работница Анна Александровна Ильичева многое может рассказать о «Прохоровке». Анна Александровна пришла на фабрику сорок пять лет назад, когда ей было шестнадцать лет. Она видела ту самую страшную «Прохоровку», где людей заставляли работать от зари до зари за похлебку, где господствовали нищета, бес­правие и жестокая эксплоатация.

Но даже Анна Александровна начинает уже забывать это тя­желое прошлое.

— Будто не со мной все это было, — вспоминает Ильичева, — а с кем-то другим, будто и я всю жизнь при советской власти прожи­ла... Вон там, где теперь наш фабричный театр имени Ленина, на этом самом месте была прохоровская «большая кухня». Душная бы­ла, грязная, столы почерневшие. Ели мы из общих мисок — на каж­дую по шесть человек.

Здесь в 1921 году выступал наш незабвенный Владимир Ильич. Он говорил о задачах советской власти, призывал рабочих к строи­тельству новой жизни.

— А вот бывший прохоровский особняк, — продолжает Анна Александровна. — Миллионщики Прохоровы устраивали в нем балы и приемы, а теперь это наш Дом культуры. Здесь учатся в разных кружках и отдыхают рабочие, веселится молодежь. А вот на том месте были прохоровские спальни-казармы. Рабочие спали один к одному, по сотне — полторы в ряд. На работу будили в половине чет­вертого утра деревянной трещоткой...

Рассказывает Анна Александровна, а молодежь слушает и на­глядно видит, как преобразилась фабрика и жизнь рабочих при со­ветской власти.

Давно нет спален-казарм. Всюду высятся многоэтажные дома для рабочих. Наши текстильщики живут в просторных, уютных квар­тирах со всеми удобствами. Там, где были пустырь, мусорная свал­ка, разбиты парк, стадион.

А красные уголки, столовые, поликлиника, ночной санаторий, Дворец пионеров, ясли, детский санаторий, пионерский лагерь!..

* * *

Кто из нас в юности не мечтал стать великим мореплавателем или изобретателем, храбрым полководцем, бесстрашным покорителем воздушных просторов. Была и у меня своя мечта. С детства я увле­кался машинами. Любовь к ним воспитал во мне мой отец — рабочий-железнодорожник. Я решил, что буду изобретать и строить ма­шины.

Еще в детстве я потерял отца, за ним мать и брата. Меня опре­делили в детский дом. Шел тяжелый 1921 год. Трудно приходилось молодой советской республике. Однако мы, воспитанники детского дома, даже в это суровое время были окружены заботой и внимани­ем. Нас кормили, одевали, учили.

Из детского дома я перешел в школу фабрично-заводского уче­ничества в городе Иванове. Окончив школу, начал работать на ткац­кой фабрике.

До сих пор вспоминаю тех, кто привил мне любовь к труду, уважение к профессии и мастерству ткача. Среди этих людей особен­но помню старого ткача Голубева. Не так давно я получил от него письмо. Он спрашивает, не тот ли я Володя Ворошин, которого он когда-то обучал ткацкому делу в Иванове. «Сдается мне, что не об­манывает меня сердце», — пишет мой старый учитель.

Я был обрадован и растроган этим письмом и немедленно отве­тил моему учителю, что он не ошибся, что я не уронил его чести, ра­ботаю успешно.

На «Трехгорку» я пришел после демобилизации из Черномор­ского флота. Встретили меня очень хорошо, помогли освоить жак- кардное оборудование. Я почувствовал себя в дружном коллективе, который хранит свои революционные традиции, из года в год умно­жает производственные успехи. То был 1935 год, ознаменованный началом стахановского движения. Меня назначили помощником ма­стера. Я стремился изучить производство так, чтобы взять от машин все, что они могут дать. Осуществилась моя юношеская мечта. Я ра­ботал у машин для того, чтобы дать стране побольше красивых и добротных тканей.

Шесть последующих лет вплоть до начала Великой Отечествен­ной войны были для меня годами напряженной производственной и политической учебы. «Трехгорка» стала для меня большой школой, а коллектив трехгорцев — лучшим учителем. Все эти годы подготов­ляли меня к самому большому дню в моей жизни, и наконец этот день наступил: в 1940 году меня приняли в коммунистическую партию. Я почувствовал, что моя ответственность перед Рединой еще больше возросла.

Но вот грянула война, я ушел на фронт. Тяжело было расста­ваться с родной «Трехгоркой», с Москвой, но всех нас призывал долг перед Родиной.

Пять незабываемых лет пробыл я в рядах Советской Армии, не раз участвовал в боях и походах, много видел, много пережил. Служ­ба в строю, фронтовая обстановка, боевые традиции оставили во мне неизгладимый след. Я еще сильнее почувствовал любовь нашего наро­да к Родине, к великому Сталину, несокрушимую мощь страны со­циализма. Шли бои, а я уже мечтал, как после разгрома фашистских захватчиков вернусь на родную «Трехгорку» и с новыми силами возь­мусь за работу. Произошло это в 1946 году. Пришел я в тот же цех и в ту же бригаду, где работал.

* * *

Шестого июня 1949 года во втором ткацком цехе нашего комби­ната происходило производственное совещание всех трех смен жаккардного комплекта. Нашему совещанию суждено было стать началом большого движения, которое, как разлив полноводной реки, распро­странилось по всей стране. Это движение — соревнование за высокую культуру социалистического производства.

Конечно, все это началось не сразу. То, что зародилось на «Трехгорке», было подготовлено всем ходом социалистического сорев­нования. «Трехгорка» одной из первых подхватила почин Марии Волковой, ответила развертыванием движения многостаночников. Так же дружно откликнулся наш комбинат на призыв Александра Чут­ких, и скоро соревнование за бригады отличного качества разгорелось по всем цехам. Горячо поддержали трехгорцы и предложение Натальи Ярыгиной достичь, а затем и превзойти довоенный уровень произво­дительности оборудования. Ткачихи нашего комплекта решили превы­сить довоенную производительность оборудования на два процента и перевыполнили это обязательство. Наконец, «Трехгорка» энергично взялась за экономию сырья по примеру купавинских текстильщиц Марии Рожневой и Лидии Кононенко.

Однако опыт подсказывал мне, что в движении за лучшее ис­пользование техники и сырья, за высокое качество продукции не хватает еще одного важного звена — это борьбы за высокую культуру производства. Вот, собственно, в чем состояла основная идея моего предложения, с которым я выступил на производственном совещании 6 июня 1949 года.

Я долго вынашивал свою мысль, тщательно обдумывал, как сде­лать, чтобы культура на производстве стала достоянием всей нашей фабрики. «Трехгорка» должна стать предприятием высокой культуры социалистического производства.

* * *

Служба в армии, особенно на фронте, приучила меня, советского офицера, по-особому относиться к так называемым «мелочам», ко­торые на первый взгляд никакого значения в работе не имеют. Мно­го таких «мелочей» застал я в своем цехе, когда вернулся с фронта. Раньше я не обращал на них внимания, но после войны стал отно­ситься к ним уже по-иному.

Наблюдая работу ткачих, я заметил, что они не всегда одина­ково быстро и уверенно совершают свой маршрут между станками. В отдельных местах они вдруг замедляют шаг и идут осторожно, будто боясь споткнуться.

Разгадка оказалась простой: мешали выбоины в полу между станками. Мы немедленно потребовали исправить, пол. Шаг ткачих стал ровным, они уже не боялись оступиться и все внимание уделяли станкам.

Когда мы побывали в гостях у Чутких, я заметил, что у него в бригаде отлично освещены передний и задний планы рабочего ме­ста. У нас освещение было недостаточное.

Мы усилили освещение рабочего места, стали наводить чистоту. За нами сейчас же последовали другие бригады, потом вся ткацкая фабрика, затем весь комбинат.

Однажды из разговора с главным инженером одной ивановской фабрики я узнал, что у них средняя обрывность несколько ниже, чем у нас, на «Трехгорке». Оказывается, у нас плохо следили за увлажнением воздуха. Если воздух сух, пряжа пересушивается и чаще об­рывается. Ткачихе приходится затрачивать много энергии на ликви­дацию обрывов, да и брака получается больше.

Стоило наладить увлажнительную систему, как обрывность уменьшилась.

А вот еще «мелочь» — шкаф для помощника мастера. Очень важно, чтобы у меня и моих сменщиков всегда был под рукой нуж­ный инструмент, чтобы его не разбрасывали, не уносили, а потом не теряли времени на поиски. По моей просьбе администрация сделала для нас удобный шкаф. В этом шкафу — специальное отделение с выдвижными ящиками и полочками для инструмента и деталей, от­деление для одежды и других личных вещей, отделение для диспет­черского телефона. Теперь нужные нам инструменты или детали мы берем из определенного ящичка. Индивидуальные ящички сделали и для работниц. Это сберегло много рабочего времени, а сбереженное время — дополнительная продукция.

Когда мой шкаф был готов, возник вопрос об окраске. Я попро­сил покрыть шкаф светло-голубой краской. Мне возражали:

— Нельзя этого делать. Будут поминутно браться за шкаф грязными руками, он быстро испачкается.

— Вот потому-то и нужен светлый тон, — ответил я, — чтобы за шкаф брались только чистыми руками. Кто-кто, а ткач должен строго следить за чистотой рук. Он имеет дело с тканью и может запач­кать ее.

Однажды я попросил одного молодого помощника мастера по­казать мне свои руки. Юноша удивился, но показал. Они были в ца­рапинах и ссадинах.

— Спешишь, — сказал я. — Не годится это. Так из тебя хоро­шего помощника мастера не получится.

— Да откуда это видно, что я спешу?

— По рукам вижу, что торопишься. У хорошего мастера руки всегда чистые, без ушибов и порезов. Ничего не делай на скорую ру­ку. Внимательно смотри за станками, заблаговременно проверяй и прочищай. Тогда и суетни не будет и ткань получится добротная,

чистая.

Так шаг за шагом, нащупывая звено за звеном, мы создавали у себя в комплекте все необходимые условия для подлинной культуры на производстве, следовательно, для ритмичной, высокопроизводи­тельной работы.

Дело, разумеется, не обошлось без трудностей, хотя нас во всем поддерживают партийная и профсоюзная организации и дирекция комбината.

Труднее всего было переделать психологию некоторых рабочих, сломать привычку к старому, преодолеть недоверие к новому.

Взять такой вопрос, как внешний вид, опрятность самого рабо­чего. Забота о внешнем виде — это по сути забота о внутренней соб­ранности, дисциплине.

Я часто вспоминаю один из эпизодов фронтовой жизни. Наша часть обороняла город. Долгое время мы сидели в окопах, обноси­лись, загрязнились, а это отражалось и на настроении бойцов. И вот командование решило выдать всем новое обмундирование. Бы­ло приказано ежедневно бриться, регулярно менять подворотнички гимнастерок и чистить обувь. И мы словно переродились. Подтянув­шись внешне, мы стали веселее и бодрее. Казалось бы, это внешняя сторона дела, но она имела по существу глубокий внутренний смысл. Цель была достигнута — настроение у бойцов поднялось.

Так было и у нас на фабрике. Опыт показал, что когда человек приходит в цех в грязной одежде, он и работает не так как надо. Но уж если рабочий надел чистый костюм, он не потерпит грязи и бес­порядка вокруг себя и будет следить за чистотой станка и своего ра­бочего места.

Борьба за культуру производства — это не кампания, а постоян­ная кропотливая работа, которая не ограничивается только соблюде­нием чистоты.

Наша советская культура производства означает и правильную, хорошо налаженную технологию. Высокая культура производства — это умная, хорошо поставленная организация труда, механизация и автоматизация тяжелых и трудоемких работ, облегчающие труд. В этом направлении и развернули трехгорцы борьбу за производствен­ную культуру.

* * *

Часто меня спрашивают, хорошие ли у нас в бригаде станки. Я всегда отвечаю:

— У нас хорошие ткачихи.

И в самом деле, успех решают не станки, а люди, управляющие ими. Примером могут служить ткачихи нашего комплекта Александ­ра Штырова, Клавдия Желтова, Мария Графова. Недаром у нас го­ворят, что в работе они художницы. В их руках старые жаккардовые станки словно зажили второй жизнью.

Путь каждой из этих ткачих обычный для советской работ­ницы.

Александра Штырова пришла на «Трехгорку» пятнадцатилет­ней девочкой. Здесь же, на фабрике, работает ее отец Михаил Сер­геевич Штыров. Саша, как тепло называют Штырову, у нас на ком­бинате окончила школу ФЗО, потом курсы техминимума, затем шко­лу высокой производительности. Конечно, вначале у нее было ма­ло опыта, зато много настойчивости. Она училась у старых ткачих. У нее оказался хороший глаз и крепкая рука. Уверенно, ловко и без большого напряжения она начала работать на восьми жаккардовых машинах вместо шести по норме.

Однако молодой стахановке это казалось недостаточным. Она из­учала режим скоростей станков, сокращала время, затрачиваемое на операции, вырабатывала свои приемы смены и зарядки челнока. Вскоре она перешла на десять станков, потом на двенадцать, а через год вместе со стахановкой Зинаидой Меньшиковой работала уже на шестнадцати станках. У Штыровой, хотя она и молода, учатся теперь многие ткачихи. Ее имя занесено в книгу почета Министерства лег­кой промышленности. Она избрана депутатом Верховного Совета

СССР.

Много тысяч дополнительных метров ткани дала наша фабрика благодаря Александре Штыровой и ее последователям.

Любо смотреть и на работу Клавдии Желтовой. У нее каждый шаг продуман, каждая минута на учете. Она выполняет свои опера­ции быстро, ловко и красиво.

Я уже говорил, что важнейшее условие успешной работы ткачи­хи — это скорость. Клавдия Желтова, несмотря на молодость, освои­ла уже такие скорости, что по темпам работы приблизилась вплот­ную к нашим лучшим многостаночницам.

Отлично овладела техникой и ткачиха Мария Графова. У нее, как и у Штыровой, выработался свой твердый порядок в работе, свой стахановский стиль. Она приходит за двадцать—тридцать минут до начала смены, чтобы принять станки, проверить все вплоть до то­го, не попала ли капля масла «а пряжу. Ткачиха предыдущей смены еще работает, а зоркий глаз Марии уже побывал всюду. И если где произошла разладка или сработался початок, Графова сама налажи­вает дело, не считаясь с тем, что час ее работы еще не наступил. Именно так же через восемь часов поступит сменяющая ее подруга.

К ткачихам нашей бригады можно полностью отнести сталинские слова о том, что стахановцы — это люди культурные и технически подкованные, дающие образцы точности и аккуратности в работе, умеющие ценить фактор времени в работе, научившиеся считать вре­мя не только минутами, но и секундами.

С этими ткачами мы и начали соревнование сначала за работу на высоком уплотнении, а затем и за высокую культуру производства.

* * *

Когда в начале 1949 года по почину Александра Чутких нача­лось соревнование за звание бригад отличного качества, мы побыва­ли на Краснохолмском комбинате. Я и раньше был знаком с Але­ксандром Степановичем, встречался с ним на совещаниях и знал его как требовательного, волевого командира производства, поборника дисциплины и культуры.

Вся наша страна знает имя Александра Чутких. Знают его и далеко за пределами нашей Родины. Такую же широкую популяр­ность завоевали и многие другие новаторы социалистической про­мышленности: Волкова и Матросов, Кононенко и Рожнева, Борткевич и Быков. Они прославили себя своими делами, самоотверженным творческим трудом во имя любимой Родины.

Моя бригада внимательно ознакомилась с работой комплекта Чутких и решила включиться в соревнование за работу без брака. С января 1949 года мы стали давать только первосортные ткани.

Но вот прошло полгода, началось движение за звание бригады высокой производственной культуры и отличного качества. Начав­шись на «Трехгорке», это движение быстро распространилось по всей текстильной промышленности, а потом и по всей стране. Теперь уже Чутких, Ярыгина, Матросов и другие отвечали на наш призыв, как и мы в свое время откликались на их зов. У нас появились тысячи и тысячи последователей.

Наша цель была скромная — сделать свою родную «Трехгорку» образцовым, высококультурным предприятием. А вышло гораз­до лучше, чем мы предполагали. Тем радостней было сознавать, что крупица наших усилий принесла пользу Родине. Мы чувствовали себя как в бою. Словно сводку с фронта, читали мы сообщения о но­вых фабриках и заводах, включившихся в поход за культуру.

Успех движения за экономию, за высокое качество продукции не случаен. Он подготовлен всем ходом соревнования. А в активности масс — основа успеха всякого новаторского почина. Трудно перечис­лить все те организации, которые шли навстречу нашему предложе­нию и старались помочь его осуществлению. Такова сила коллектива.

Теперь мы можем уже говорить и о плодах нашей работы.

Чистота наведена во всех уголках комбината. Поднята на новую высоту культура управления. Все нити производства ведут в диспет­черский пункт. На всех мало-мальски значительных участках уста­новлены телефоны и лярингофоны. У каждого из нас под рукой те­лефонный аппарат. Кончилась беготня «вниз и вверх».

Упорядочены маслохранилища. Они похожи теперь на лаборато­рии. Вместо старой клееварки создана новая, отлично оборудованная, механизированная, блещущая чистотой. Реконструирован отбельный цех, процесс отбелки автоматизирован. Перестроен и красильный цех.

Полный переворот произошел в нашем фабричном транспорте. Нет прежних громоздких тележек с чугунными колесами. Их замени­ли легкие металлические тележки на шарикоподшипниках и на ре­зиновом ходу.

В цехах появились самоходы-чистители. Они автоматически производят обдувку верхних зон прядильных машин от пуха, этого бича текстильной промышленности.

Трудно перечислить все то важное и хорошее, что уже сделано на вашем комбинате. Благодаря усилиям коллектива наш комбинат превращается в предприятие образцовой производственной культуры. Но это, конечно, только начало. Теперь мы уже думаем о механиза­ции и автоматизации всех процессов производства в комплекте и на всем комбинате. Будут у нас станки-автоматы с различными совер­шенными приспособлениями вплоть до фотоэлементов. При меньшей затрате труда мы будем производить гораздо больше тканей, чем сейчас.

Наша производственная культура шагнет еще дальше, ибо нет предела творческому дерзанию советских людей.

* * *

У нас на «Трехгорке» побывало немало иностранных делегаций. Зарубежные текстильщики хотят понять, что заставляет советских рабочих заботиться о производстве, выступать застрельщиками новых высокопроизводительных методов труда.

Мы старались объяснить прежде всего главное: мы хозяева фаб­рик и заводов. При этом нами, людьми социалистического общества, руководят совсем иные мотивы, чем в буржуазном обществе. Для нас, советских людей, основная цель в жизни — процветание нашей Родины, строительство коммунизма. Это и есть советский животвор­ный патриотизм, в этом — стремление к высокопроизводительному труду. Хочется сказать словами одного из наших старейших ткачей, ветерана «Трехгорки» Ивана Васильевича Беликова, обращенными к молодым избирателям нашего комбината:

«Гляжу я на наших людей комбината и ясно вижу, почему они все так крепко трудятся. Не для личной наживы такой у нас слав­ный труд. Я сужу по себе. Лет мне уже немало. Мог бы и дома си­деть, пенсию получать, газеты почитывать, цветы разводить. А все же с «Трехгорки» не ухожу, не могу с ней расстаться, не могу жить

'без дела... Люблю труд, работа для меня самое важное, потому что это нужно для общества...

Вот это и есть та потребность в труде, без которой мы жить не можем».

Лакеи капиталистов расхваливают жизнь в буржуазном обще­стве, расписывают так называемый «западный образ жизни», трубят о «свободе личности». Но вот как выглядит этот хваленый образ жизни и эта «свобода личности», если отбросить словесную шелуху.

В газете «Труд» я прочитал письмо португальской работницы К. Больно было читать эти строки, говорящие об отчаянии, нищете и бесправии рабочего человека в капиталистической стране.

Работница К. работает^ ткачихой на одной из фабрик, где заня­то около тысячи человек, преимущественно женщин. Заработка ее едва хватает, чтобы жить впроголодь. Она может купить только не­много кислого хлеба из кукурузы с отрубями, рыбы и картошки. Не­которые рабочие питаются луком и хлебом да водянистой похлебкой, на большее нехватает. Значительная часть заработка уходит на опла­ту квартиры и на различные принудительные взносы. Одежду и про­дукты приходится покупать в рассрочку — значит, платить вдвое до­роже, потому что лавочники начисляют высокие проценты.

Ткачиха пишет, что социальное страхование, пенсия и медицинская помощь — это для них несбыточная мечта. Ее отец безработ­ный. Фабрика, где он работал, закрылась, потому что страна навод­нена американскими товарами... Голод, болезни, нищета — удел боль­шинства трудящихся.

Заканчивая свое письмо, ткачиха обращается к советским лю­дям:

«Ваша страна воодушевляет нас на борьбу, ваши песни напол­няют наши сердца надеждой, ваша преданность народному делу и ва­ши успехи вселяют в нас великую радость».

Так слова советской правды, - минуя все преграды, проникают даже в фашистский застенок.

Великая правда нашей советской жизни согревает сердца тру­дящихся всех стран, укрепляет в них веру в свои права, поднимает их на борьбу за свое счастье, за мир, против поджигателей новой: войны.

Как не похожа жизнь советских людей на то, что описывает португальская работница! Мы живем, не зная нужды, мы спокойны за себя, за будущее своих детей.

Труд в нашей стране — дело чести, доблести и геройства — ценится превыше всего. В связи со сто пятидесятилетием «Трехгорки» Родина наградила меня орденом Ленина, а затем за достижения на производстве я был удостоен Сталинской премии.

На заботу и отеческое внимание партии и правительства, я отвечу Родине, нашему любимому вождю и учителю Иосифу Виссарионовичу Сталину самоотверженным трудом, дальнейшим про­явлением новаторской инициативы.

У меня рождаются новые планы и мечты о еще большем повы­шении культуры производства. Я не сомневаюсь, что и моя личная мечта — завершить техническое образование — обязательно сбудется. В нашей стране мечты, как правило, всегда осуществляются.

Как-то одна из наших ткачих, Мария Чертова, сказала:

— А ведь, товарищи, коммунизм он уже совсем близко от­ нас!

Да, наш народ уверенно идет к коммунизму, своим творческим трудом приближает нас к светлому будущему человечества.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ВОРОШИН

Г. НЕЖЕВЕНКО,

токарь Одесского завода радиальных станков, лауреат Сталинский премии

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: