 |
Глава четвертая МАРТ – МАЙ 1919 8 глава
|
|
|
|
Но что мог сделать Совет Обороны? Он провозгласил Украину военным лагерем и подчинил ее государственную и хозяйственную деятельность требованиям войны. Но Наркомат военных дел Украины работал плохо. Его местные органы чрезвычайно раздуты и содержали около 30 тыс. военных работников[399], а толку не было. Украинская армия была не укомплектована, снабжение не организовано.
Каждая армия, дивизия, бригада, полк, самостоятельно пополняли свои ряды добровольцами, которые шли в большей мере с тем, чтобы добыть винтовку, а затем уйти в лес. Почти все полки были без собственного обоза, ездили на крестьянских подводах, снабжаясь за счет того района,отором дислоцировались...
Можно ли было воевать?! Да, можно, но весьма трудно!
Наш Южный фронт организационно болел, отчего в течение трех месяцев Красные Армии топтались на одном месте, объедая и надоедая населению.
Директива Главкома от 5 мая 1919 г. требовала:
«Положение на Южфронте сильно осложнилось численным приростом сил противника, превосходящих наши силы на Южном фронте на 20 тысяч штыков и сабель в общей сложности, а равно восстанием в Донской области, в тылу Южфронта. Наши резервы отвлечены на Востфронт. В дальнейшем усиление Южфронта будет производиться за счет войск Укрфронта.
Вам придется двинуть на Южфронт все те силы, которые останутся после выделения достаточных сил для действия в направлении Буковина — Будапешт и для обороны в юго-западном направлении и в южном направлении, которые в настоящее время являются второстепенными. Вы должны выделить такое количество частей, чтобы самым срочным порядком выполнить мои приказы, переданные телеграммами за № 1935 (оп, 2029) оп...»[400].
|
|
|
Обстановка создавалась угрожающей и желая ее разрядить В. И. Ленин 5 мая телеграфировал Раковскому, Подвойскому и Антонову:
«От вас до сих пор ни одного точного, фактического ответа, какие части двинуты в Донбасс, сколько ружей, сабель, пушек, на какой станции передовые эшелоны. Взятие Луганска доказывает, что правы те, кто обвиняет вас в самостийности и в устремлении на Румынию. Поймите, что вы будете виновны в катастрофе, если запоздаете с серьезной помощью Донбассу»[401].
И тогда же 5 мая: «Киев, Антонову, Подвойскому. Копия Раковскому.
Цека партии объявляет суровый выговор Антонову и Подвойскому за то, что, вопреки обещаниям и несмотря на многократные настояния, ровно ничего серьезного для освобождения Донбасса не сделано. Цека требует напряжения всех сил и предупреждает, что иначе предаст партийному суду.
От имени Цека Ленин»[402].
Тогда же, 5 мая 1919 г., постановлением, принятым Временным рабоче-крестьянским правительством Крыма из советских войск, находящихся на территории Крыма, была образована Крымская советская армия. Вторая бригада Заднепровской дивизии преобразовалась в армию, с командармом П. Е. Дыбенко. Армия состояла из 1 -и и 2-й Крымских дивизий общей численностью, по данным на 1 июня 1919 г., 8 650 штыков, 1 010 сабель, 48 пулеметов, 25 орудий[403].
Итак, из Заднепровской дивизии осталась только наша 3-я бригада, которая подчинялась непосредственно командарму 2 Скачко.
Шестого мая вечером Махно через Волноваху проехал на Мариуполь с гостем, известным старым анархистом–литератором Гроссман-Рощиным, прибывшим из Москвы, и другими так называемыми анархо-чернорабочими: Соболевым[404], Гречаником, Глазгоном и Ковалевичем. Последние направлялись в Мариуполь для усиления штата контрразведки.
В отношении Гроссман-Рощина Махно сказал мне наедине: «Он среди анархистов — авторитет и является одним из руководителей московской федерации анархистов, откуда-то появился слух, что он является одновременно и политическим информатором ЧК. Но выразить подозрение путем недоверия — некрасиво. А если слухи — провокация ЧК? Да мы ни от кого и не прячемся. Нам надо одного, чтобы в верхах знали истинное положение вещей. Для нас он не недоброжелатель и поэтому мы его допустили ко всему. Он уже провел несколько лекций на тему: “Октябрьская революция и тактика анархо-синдикалистов”. Так вроде что-то проскальзывает. Пусть информирует. Но ты об этом должен знать, и этот разговор не для прессы.»
|
|
|
Уезжая они оставили для распространения пакеты с прокламациями.
В одной из них говорилось: «Приказ № 50.
1919 года Мая 6-го дня, представители штаба 3-й бригады имени Батьки Махно и представители Ревкома г. Бердянска вынесли следующее постановление:
Вся власть в городе и уезде по внутреннему распорядку принадлежит Уездному Революционному Комитету до созыва Уездного Совдепа, а затем, Совдепу.
Все требования для нужд Бригады передаются Штабом Бригады в Ревком, или соответствующий отдел Ревкома, которые и удовлетворяются по мере возможности.
Во всех случаях недоразумений чины Бригады передают таковые в Штаб, который и выясняет недоразумения с представителями Ревкома.
Всякие самочинные реквизиции, обыски и т. п. действия безполномочного представителя Штаба и Ревкома воспрещаются, и лица, преступившие это постановление, в каком бы чине ни были, несут ответственность, как за грабеж.
Начальнику Гарнизона приказываем строго следить за соблюдением этого постановления.
Председатель собрания Батько Махно
Секретарь С. Дыбец
Представители Бригады: Озеров, Куриленко, Каретников
Представители Ревкома: Куликов.
Бердянская Советская типография»[405].
В сводке информационно-инструкторского подотдела НКВД о политическом положении в Гуляй-Поле от 7 мая говорилось:
«В селе Гуляй-Поле Александровского уезда Екатеринослевской губ. находится “Штаб батько Махно”и Военно-Революционный Совет Гуляйпольского района, избранного районным съездом. Анархисты устроили здесь свой центр. Сюда стекаются они из Москвы, Петрограда, Харькова, Екатеринослава и проч. Их несколько групп, которые спорят между собой. Недавно была закрыта анархистами газета “Набат”, издававшаяся группой анархистов и левых с.-р. Здесь было много с.-р. (левых), число которых за последнее время уменьшилось, о характере агитации и вообще работы скопившихся здесь политических проходимцев говорят протоколы, прокламации и проч. издания Гуляй-бандитские. По уверениям Гуляй-Польского Военно-Революционного Совета их работа охватывает более 72 волостей...
|
|
|
Мародерство дополняется систематическими конфискациями и эвакуациями угля, рабочих, денежных знаков с наличностью, типографии, заводского оборудования и пр., что творится уже по приказу командования 3-й бригады. Все направляется к Гуляй-Полю, где предполагается организовать патронные и снарядные заводы...
Маруся Никифорова с револьвером в руке требует от политотдела представления ей докладов, адресуемых высшей инстанции. Политком бригады Петров (бывший председатель Бахмутского Совета до немцев) ничтожный и даже подозрительный человек.
У Гуляй-Польских деятелей есть стремление расширить свое влияние далеко за пределами захваченного ими района, их агитаторы появляются в других армиях.
Если не принять за жест заявление Махно — Скомский (арестованный в 13 армии) был командирован от бригады по важным делам в Самару. Между Махно и Григорьевым происходил обмен делегациями и велись переговоры по проводу. Махно заявлял Григорьеву, что он ему не сочувствует. В Гуляй-Поле работают две типографии, сюда из Мариуполя везут еще одну. За последнее время в район стекается множество темных и подозрительных элементов...»[406].
Рано утром 7-го мая в Гуляйполе прибыл Каменев[407]. Из Мариуполя был вызван, Махно, который по дороге заглянул ко мне в штаб, теряясь в догадках.
«Не знаю, зачем он приехал? Каменев большая шишка, он чрезвычайный уполномоченный Совета Труда и Обороны. У него большие полномочия и приехал он к нам неспроста. Только что был Антонов-Овсеенко. Наш район откровенно блокируется и имеется слух, что в конце апреля в Москве состоялось специальное заседание ЦК РКП(б), и на нем принято предложение Троцкого о ликвидации командного состава наших войск и анархического движения. И действительно к нам зачастили высокие гости. Не его ли последнее слово? Хотя не должно быть. Александровцы пакостничают. Доносят такие выдумки в верха, что удивляюсь, откуда у них столько фантазии. Очевидно это разработанный сценарий, и они делают то, что от них требуют. Иначе они не посмели бы.
|
|
|
Как воевать?! Ты, Виктор, будь готов ко всему, глупым пахнет! Ну да, что будет, надо ехать!»
Он уехал.
А события разворачивались так, 19 апреля 1919 г. в Харьков из Москвы прибыла экспедиция во главе с председателем Моссовета Л. Б. Каменевым, который являлся чрезвычайным уполномоченным Совета Труда и Обороны. Его сопровождали члены ЦК РКП(б), бывший депутат государственной думы т. Муранов, чрезвычайный уполномоченный СТО т. Ломов, член ВЦИК т. Зорин, члены коллегии НКПрода тт. Свидерский и Бранденбургский, член коллегии московского продотдела т. Вульфсон.
Официально задача экспедиции состояла в следующем: 1) устранить трения между Москвой и Киевом; 2) ознакомить украинских работников с экономическим положением севера; 3) ознакомиться с украинскими продовольственными и транспортными перспективами; 4) найти практические меры для оказания помощи голодающему центру и северу.
Провели ряд заседаний в Харькове, решили снарядить три комиссии в районы, где действовали армейские части Махно, Дыбенко и Григорьева для обследования их действий, собрав предварительно у НКПрода и НКвоена имеющийся обвинительный материал.
По объявленной на Украине разверстке в 100 миллионов пудов[408]постановили»сосредоточить весь заготовительный аппарат Компрода в уездах: Елисаветградском, Мелитопольском, Бердянском и Днепровском, двинув туда вооруженные силы для обеспечения хлебом севера, армии, Донбасса и железных дорог»[409], то есть занять своенравный повстанческий район войсками для последующей его обработки.
Но в результате наступления Деникина и неуспеха советских войск, первоначальный план ликвидации махновщины был изменен[410].
Как только Ленину стало известно о потере Луганска, он телеграфировал Каменеву:
«Абсолютно необходимо, чтобы вы лично, взяв, если надо, на подмогу Иоффе, не только проверили и ускорили, но и сами довели подкрепление к Луганску и, вообще, в Донбасс, ибо иначе нет сомнений, что катастрофа будет громадная и едва ли поправимая. Возьмите себе, если надо, мандат Киевского Совета Обороны. Мы, несомненно, погибнем, если не очистим полностью Донбасса в короткое время. С войсками Махно временно, пока не взят Ростов, надо быть дипломатичным, послав туда Антонова лично и возложив на Антонова лично ответственность за войска Махно»[411]. И Кашил[412]продолжить обследование «наиболее угрожаемых партизанщиной районов».
|
|
|
Горевым была отправлена в адрес Каменева телеграмма с приглашением к Махно в Мариуполь, в полевой штаб 3-й бригады, но по желанию москвичей местом встречи было назначено Гуляйполе.
Секретарь Каменева, естественно, подчистив и умолчав, где надо и что надо, следующим образом описал пребывание Каменева в «угрожаемом районе»:
«...Поезд экспедиции, хорошо вооруженный пулеметами и бойцами, прибыл в Гуляй-Поле рано утром 7 мая. Поезд встречали Маруся Никифорова, адъютант Махно Павленко, Веребельников (Веретельников Борис. — А. Б.) и другой штабист-махновец. Разговор начался с верноподданических излияний Маруси Никифоровой и вскоре перешли на тему о ЧК и реквизициях:
Каменев. — Ваши повстанцы — герои, они помогли прогнать немцев, они прогнали помещика Скоропадского, они дерутся со Шкуро и помогли взять Мариуполь.
Павленко. — И взяли Мариуполь.
Каменев. — Значит, вы революционеры.
Маруся Никифорова. — Даже оскорбительно, ну право.
Каменев. — Однако, факт, что часто ваши части реквизируют хлеб, предназначающийся для голодающих рабочих.
Махновец. — Хлеб этот реквизируется чрезвычайками у голодающих крестьян, которых расстреливают направо и налево.
Муранов. — Направо и налево нехорошо, но, я думаю, вы не толстовцы.
Веребельников. — Мы за народ. За рабочих и крестьян. И не меньше за крестьян, чем за рабочих.
Каменев. — Разрешите мне сказать, что мы тоже за рабочих и крестьян. Мы тоже за революционный порядок, не за самочинные действия отдельных частей. Мы, например, против погромов, против убийств мирных жителей...
Махновец. — Где это было? На наших повстанцев клевещут все, между тем лучшие наши товарищи такие начальники, как дедушка Максюта...
Ворошилов. — Ну, уж этого я знаю.
Махновец. — Дедушка Максюта крупнейший революционер, он арестован.
Начинаются горячие нападки махновцев по поводу ареста Максюты: “Такой отважный старик!”Ворошилов с усмешкой спрашивает Mapусю Никифорову, для кого она среди бела дня реквизировала целые лавки дамского белья в Харькове. Махновцы улыбаются. Маруся отмахивается рукой и краснеет. “Ко всякой ерунде придираются, — говорит она, — не вникают в суть вещей...”
Беседа опять переходит на мирный, дружелюбный тон:
— Перед сдачей Мариуполя махновцам, — сообщает Павленко, — у Шкуро было совещание с Деникиным. У Шкуро великолепно организованные части идут колоннами с пением в атаку. Махновцы создали целый артиллерийский дивизион. За поимку начальника дивизиона Деникин назначил 10 000 руб. В Мариуполе махновцы захватили 400 пленных. Мобилизованных отпустили, добровольцев расстреляли. Враг махновцев это Аверин, он распускает “провокационные слухи о бандитизме махновцев”.
“Я первая, — говорит Маруся, — ввела отряды в Екатеринослав, я обезоружила 48 человек. Можно легенды рассказывать про махновцев, расскажу до конца...”
Трудно заставить Марусю прекратить перечень своих подвигов. Пью чай. Гуляют на перроне в ожидании батьки, которого ждут из Мариуполя. Наконец, комендант станции сообщает: “Батька едет”. Локомотив с одним вагоном подходит к перрону, выходит Махно с начальником штаба.
Махно — приземистый мужчина, блондин, бритый, синие, острые, ясные глаза. Взгляд вдаль, на собеседника редко глядит. Слушает, глядя вниз, слегка наклоняя голову к груди, с выражением, будто сейчас бросит все и уйдет. Одет в бурку, папаху, при сабле и револьвере. Его начштаба — типичный запорожец: физиономия, одеяние, шрамы, вооружение — картина украинского XVII века.
Автомобили поданы. От станции до местечка около восьми верст. С комендантом поезда условие — если к 6-ти часам вечера экспедиция не вернется, послать разведку. Неподалеку от местечка окопы, следы боев. Махно показывает дерево, где сам повесил белого полковника.
— Как у вас с антисемитизмом? — спрашивает Каменев.
– Вспышки бывают, мы с ними жестоко боремся. По дороге сюда на одной из станций вижу, какие-то плакаты расклеены. Читаю: погромного характера. Вызываю коменданта, требую объяснений. Он ухмыляется. Хвастает, что вполне согласен с тем, что сказано в плакате. Я застрелил его.
На главной улице Гуляй-Поля выстроен почетный караул повстанцев. Повстанцы кричат “ура”. Серая, грязная улица, вдали площадь, залитая майским украинским солнцем. За ней голые поля с тонкой пеленой серебристого тумана над самой землей. Оазисы густой яркой зелени, сверкающая белым цветом вишня и ослепительные на солнце украинские хаты в коричневых шапках. Махно держит перед повстанцами речь о подвигах Красной Армии, пришедшей к ним на помощь. Говорит о неразрывности судеб украинских повстанцев и российских трудовых братьев. “Большевики нам помогут”, — говорит он. Слушают его вооруженные винтовками парубки и пожилые. Один в строю босой, в рваных штанах, офицерской гимнастерке и австрийской фуражке; другой в великолепных сапогах, замазанных донельзя, богатых шароварах, рваной рубахе и офицерской папахе. Есть лица строгие, спокойные, вдумчивые, есть зверские челюсти, тупые глаза, безлобые, обезяньи черепа. Есть острые вздернутые носы, закрученные усики, рты с подушечками по углам. Вокруг войска теснится толпа крестьян. Издали наблюдают несколько евреев. Настоящая Сечь. Последние слова Махно покрываются бурной овацией. После Махно говорит Каменев. От имени Советского правительства и российских рабочих и крестьян приветствует он “доблестных повстанцев”, сумевших сбросить с себя чужеземное иго, гнет помещиков и белых генералов. Вместе с Красной Армией пойдут славные повстанцы тов. Махно против врага трудящихся и будут бороться в ее рядах до полного торжества дела рабочих и крестьян. После дефилирования почетного караула члены экспедиции вместе с Махно и его чинами прошли в помещение штаба. Здесь имел место разговор Ворошилова с одним из чинов штаба Махно, евреем-анархистом, заядлым контрреволюционером. Названный чин “прощал”Советской власти все, “только не ЧК и реквизиции”...
Прошли в дом к Махно обедать. Обстановка вроде квартиры земского врача. Подавала обед старушка-крестьянка. Хозяйничала жена Махно — его личный секретарь, красивая, молодая украинка. Прогулялись по двору. В соседнем доме на террасе сидела еврейская семья и распивала чай. Махно с удовольствием указал на эту идилию расовой терпимости, говоря: “Вот как я всех евреев вырезываю”. Часам к 4-м был созван сход главнейших сотрудников Махно для совещания с экспедицией Каменева. Когда все уселись, Махно, оглядывая холодным синим взглядом присутствующих, громко крикнул: “Кто там в шапке, долой шапку!”При малейшем шуме, производившему его, угрожал: “Выведу!”
Каменев начал свой доклад с приветствия и поздравлений с успехом на фронтах. В выражениях, сперва осторожных, затем все более выпуклых, Каменев указал на ряд фактов, дезорганизующих продовольственное, транспортное и военное дело, в которых провинилась бригада. Указывалось на самочинную мобилизацию, произведенную в Гуляй-Польском районе военным Советом Махно. Говорилось об отсутствии в районе комбедов, о спекуляции и преследовании коммунистов, “которые не меньше вас, товарищи, являются защитниками трудового народа и беднейших крестьян”. Последние два слова вызвали ропот. Посыпались возгласы. Махно не был в силах зажать всем рты. “Хотите крестьян разорить, а потом любить”. “Крестьянин без лошадей не крестьянин, зачем лошадей отнимаете?”“Все мы беднейшие крестьяне!”Каменев ярко разъяснил ближайшие задачи Советской власти и так увлек аудиторию, что, когда дошел до роли ЧК, раздалось лишь несколько не слишком громких вздохов.
Махно, “содокладчик”, подчеркнул, что, в основном, он согласен с Каменевым, и что все повстанцы за Советскую власть и “сотрудничество с большевиками”. Но никакого дела сделать нельзя, пока свирепствует ЧК и комиссары-назначенцы. “Сами мы рады принять любого революционера, но крестьянская масса не желает приезжих”.
Становилось все яснее, что махновцы должны быть вытеснены из Донбасского района и что без серьезной чистки среди них не обойтись. Стоявшие возле Махно анархисты, прибывшие из Америки и Англии эмигранты, издавали свой орган “Набат”, натравливавший массы на комиссаров, ЧК, Советы...
Вечером состоялись митинги в разных концах местечка. Анархисты и эсеры выставили лучшие силы. Симпатии аудитории (местных жителей) были явно на стороне коммунистов.
Перед отъездом Каменев послал е Москву следующую телеграмму:
“ВЦИК. Серебрякову. Предлагаю за боевые заслуги сократить наполовину приговор Маруси Никифоровой, осужденной на полгода лишения права занимать ответственные должности. Решение телеграфируйте в Гуляй-Поле, Никифоровой и мне”.
(Маруся Никифорова намекнула об этом сама. Приближенные Махно шепнули Каменеву, что Марусю в штаб Махно не пускают)»[413].
Перед отъездом в беседе зам. председателя Гуляйпольского Совета Коган прямо спросил Льва Борисовича: «Зачем вы организовали эту постыдную травлю нашего революционного движения и наших действий? Ведь это настолько мелко и звучит так гадостно, что вы подрываете свой же авторитет». И конкретно, указав на александровцев, дал Каменеву только что перехваченные провокационные телефонограммы, отосланные в адрес транспортного отдела Губчека Харькова, в которых александровские власти сообщали, что 7-го мая (время пребывания Каменева в Гуляйполе) сформировавшаяся 2-х тысячная банда махновцев с пулеметами и орудиями идет на г. Александровск.
«Банды движутся. В городе Александровске мобилизованы все коммунисты, стоим на страже. Сегодня вечером выезжаю на мото-дрезине по направлению Полог сам для более точного выяснения. Все это доношу для сведения и ждем зависящих от вас распоряжений...»[414].
Каменев только и смог ответить: «Да!.. Не обращайте на них внимания». Уезжая из Гуляйполя Каменев выразил удовлетворение поездкой и ее результатами.
8-го мая, прибыв в Екатеринослав, он опубликовал и разослал «Открытое письмо командиру 3-й бригады тов. Махно»и сообщил В. И. Ленину:
«...Григорьев, вчера отложивший свидание со мной в Знаменке, сегодня отказывается разговаривать, он пытается сноситься с Махно. После личного свидания с Махно и посещения Гуляй-Поля, полагаю, что Махно не решится сейчас же поддержать Григорьева, но почва для выступления там вполне подготовлена. Махно не выпускает ни угля, ни хлеба и вероятно не будет выпускать, хотя лично мне обещал все и клялся в верности...»[415].
Тогда же 8-го В. И. Ленин телеграфировал:
«Киев. Раковскому Копии: Антонову, Подвойскому, Каменеву, Иоффе.
Цека партии, обсудив критическое, близкое к катастрофическому, положение в Донбассе и на Маныче, настоятельно предлагает Киевскому совету обороны напрячь все силы для ускорения и усиления военной помощи Донбассу, назначения ряда лучших товарищей для неослабного надзора ежедневно за выполнением этого и особенно немедленной и поголовной мобилизации рабочих Одессы, Екатеринослава, Николаева, Харькова и Севастополя для влития подкрепления Южному фронту, наконец установления личной ответственности Подвойского и Антонова за группу Махно. Поймите, что без быстрого взятия Ростова гибель революции неминуема.
От имени Цека Ленин.»[416].
Восьмого мая мною была получена телеграмма из Гуляйполя, в которой Озеров сообщал, что Григорьев восстал против Советской власти и просил меня прибыть в г. Мариуполь на съезд.
Время было тревожное.
В конце апреля Главком Вацетис получил от командукра Антонова-Овсеенко, переданные агентом «заслуживающим доверие», сообщение о готовящемся наступлении белых на Царицын.
Командование Южфронта решило опередить указанные намерения противника. Части 10-й армии подошли к переправам на р. Маныч, и 24 апреля р. Маныч была ими форсирована в трех пунктах. Противник понес поражение с большими для него потерями.
К 3 мая фронт белых был прорван по линиям: Хомутовка–Качальницкая–Егорлыкская–Торговая–Новый Егорлык и у острова Манцан Хош[417]. Создалась угроза тылу Донецкой и Донской группам войск противника, угроза основной его коммуникационной линии Тихорецкая–Батайск.
4-го мая белые обрушились на фланги, чрезмерно увлекшимся наступлением, красным войскам и отрезали их на линии Егорлыкское–Мечетинское–Качальницкая.
Белые, оторвав красные части от главных переправ, прижали их к степи, обеспечив таким путем их панический отход. Одновременно была разгромлена и отброшена за р. Маныч группа, занявшая Кистенское и нацеленая на Дивное.
гг____ „„ „...мм *J*I:T 1. 1’иВирНЛОСЬ[418]:
«...2 Украинская армия перешла в наступление и заняла с. Безымянное и с. Коран... 4. Приказываю: а) 2 Украинской армии продолжать самое решительное наступление для выхода на линию ст. Квашина–Таганрог»[419].
В этом же приказе подтверждалась разграничительная линия между 2 Украинской (войска Махно. — А. Б.) и 13-й армиями:
«Ст. Еленовка–Бешево–ст. Квашина — все для 2 Украинской включительно»[420].
И тогда же 8 мая на нашем участке фронта противник на 35-верстном участке перешел в наступление и в жестоком бою занял Бешево–Горбачев[421].
Бои продолжались.
Утром 12 мая я выехал в Мариуполь, где уже собрались командиры ближайших полков: Махно, Озеров, Радионов и другие. В гостинице открыли войсковой съезд.
На повестке дня стояли вопросы: «1) текущий момент и григорьевщина; 2) перезаключение с Совправительством договора; 3) реорганизация 3-й Заднепровской бригады Махно.»
По текущему моменту слово взял Махно, Озеров и, кажется, Гордин.
Махно говорил, что большевистское правительство Украины опекает трудящихся. Оно наложило свою руку на все богатство страны и распоряжается им, как собственностью государства. Партийная бюрократия, этот вновь вернувшийся на нашу шею дворянский привилегированный класс, тиранит народ. Они издеваются над крестьянами, узурпируют права рабочих, свободно не дают дышать повстанчеству. Издевательство над нами и григорьевцами большевистского командования, тирания Чека анархических и эсеровских организаций — все говорит за возврат к прошлой деспотии.
Махно зачитал телеграмму от Григорьева.
«Секретно. Роджино почтово-телеграфной конторы Гуляй-Поле, через Никополь, батько Махно.
От комиссаров, чрезвычаек не было житья, коммунисты диктаторствовали, мои войска не выдержали и сами начали бить чрезвычайки и гнать комиссаров. Все мои заявления Раковскому и Антонову кончались обыкновенно присылкой комиссаров, когда их набралось 42 души, когда они меня измучили, — я их просто выгнал вон. Они меня тогда объявили вне закона. Вот я, незаконный атаман, гоню их вон из пределов Украины.
Пока на всех фронтах мой верх, ко мне присоединилось несколько полков и эскадронов неприятельской кавалерии. Не пора ли вам, батько Махно, сказать веское слово тем, которые вместо власти народа проводят диктатуру отдельной партии.
Нр. 349, атаман Григорьев, пом. атамана Горбенко[422]
Начштаба Бзенко»[423].
— Народ не стерпел и начал протестовать, — продолжал Махно, — Григорьев восстал против большевистской власти и уже занял Екатеринослав, где до его прихода восстал 57-й Черноморский полк, освободивший тюрьму и выгнавший из города штаб 2-й армии Скачко. Гарнизон почти полностью перешел на сторону восставших и под командованием Максюты и матроса Орлова занял город, объявив его во власти Григорьева.
дейщина, которая постарается стремительно перейти в контрнаступление, — это нехорошо, однако, неизбежно.[424]
Но кто виноват в григорьевщине, кто подготовил почву для бунта? — Большевистские комиссары, Чека и белоковские!.. Они это отлично понимают и стараются усыпить нас тем, что Григорьев изменник революции, бандит, белогвардеец. Восьмого мая вечером я получил письмо, отпечатанное листовкой, которое сейчас вам прочту.
Махно читает: «Открытое письмо командиру 3-й бригады тов. Махно.
После личного посещения Гуляй-Поля и беседы с тов. Махно и его сотрудниками я считаю своим долгом во всеуслышание заявить, что все слухи о сепаратистских или антисоветских планах бригады повстанцев тов. Махно ни на чем не основаны. В лице Махно я видел честного и отважного борца, который в тяжелых условиях, лишенный самого необходимого, собирает силы и мужественно борется с белогвардейцами и иностранными завоевателями. За их отвагу, за их борьбу на фронте приветствую их. Также открыто должен указать я на то злое и вредное, что мною замечено при объезде. Это великое зло. С ним надо бороться до конца. Тот не борец за счастье трудового народа, кто не очистится от этой болячки старого строя. Тот преступник, кто потакает антисемитскому настроению. Второе — все повстанцы, вся бригада, все население района должны осознать, что их дело — только часть общего дела трудового народа всей Советской России и Украины. Ваш участок фронта — только тысячная доля всего фронта, на котором рабочие и крестьяне России и Украины отбивают общего врага. Чтобы держать весь этот фронт, от Петрограда до Одессы и от Архангельска до Каспия, все у нас должно быть общее. Все снаряжение: хлеб, уголь, металлы, нефть — должно идти в общий котел и оттуда распределяться справедливо и планомерно по всем фронтам, иначе не видать нам победы. Кто нарушает это правило, тот бессознательно сам себе роет яму поражения... Со всем этим надо покончить решительными мерами, и я уверен, что все честные борцы, во главе с тов. Махно, приложат все усилия, чтобы вбить это сознание в головы всех, кого следует. Такие факты, как вывоз из Мариуполя ценного имущества: ремней, металла и пр. без соглашения с центром, без ведома даже командования армией, должно быть немедленно прекращено, и в первую очередь это должно быть вбито в головы тех, кто, проиграв свою игру в Великороссии, бросился теперь в район 3-й бригады, чтобы там сеять смуту, вносить недоразумения между фронтом и тылом, клеветать на Советскую власть, вести агитацию против центральной рабоче-крестьянской власти Москвы и Киева. У них, может быть, и родятся мысли о постройке государства в государстве и превращения Гуляй-Поля в очаг движения против власти рабоче-крестьянской России и Украины.
Представители партии, которые опозорили себя тем, что в тылу проповедывали забастовки и бунты, вместо того, чтобы идти на поддержку Красной Армии на фронте, прикрываясь именем беспартийных, обманывают честных повстанцев, подсовывают резолюции, в которых клеймят избранников рабочих и крестьян всей России, как преступников. В России нет иной власти, как власть Советов, избранных рабочими и беднейшими крестьянами, и эта власть не позволит, чтобы какой бы то ни было клеветой, смутой, самовольными действиями мешали ей делать ее трудное дело защиты социалистической России от врагов, внешней и внутренней контрреволюции.
Пусть повстанцы во главе с тов. Махно укажут этим людям их настоящее место. Скажут решительно: 3-я бригада товарища Махно не притон для политических авантюристов. Тогда исчезнут все недоразумения между центральной властью и местными силами, и общим натиском, единым фронтом мы выбьем окончательно из седла Колчака и Деникина, очистим Донецкий бассейн, Азовское море и проложим себе путь на Кавказ. Пусть товарищи повстанцы знают, что Москве и Киеву одинаково дороги все фронты, что она, центральная власть, знает, чего не хватает им — снаряжения и приложит все усилия, чтобы дать им все, что только может. Еще раз привет 3-й бригаде! Привет борцам за укрепление и расширение Советской власти.
|
|
|
