 |
Глава четвертая МАРТ – МАЙ 1919 12 глава
|
|
|
|
Тогда же деникинцы прорвали фронт 9-й армии в общем направлении на Морозовскую[482]и повели войска на соединение с восставшими на Дону казаками.
22 мая командарм 2 вновь тревожит командукра:
«...Противник значительными силами прорвал стык между 9-й и 1-й повстанческой (Махно) дивизиями. Его конница, заняв к вечеру 21 мая Максимилиановку, Марьевку, Александровку (Кременная), распространяется на север и северо-восток, угрожая далее прорывом на ст. Желанная и Гришине, которые эвакуируются. Я отдал категорический приказ для ликвидации прорыва Шкуро и образования ударной группы у Махно, снять с его боевых участков все части, не останавливаясь даже перед временным оголением Мариупольского узла, и бросить все к Волновахе с целью развить энергичный контрудар в северном и северо-восточном направлении, дабы спасти катастрофическое положение 13-й армии. Еще раз убедительно прошу в силу критического момента на Донбасском фронте о высылке обещанных подкреплений. Только что получено от 9-й дивизии, что части Шкуро продолжают обход в тыл дивизии и уже находятся в двадцати верстах от станции Гришине, где никаких заградительных отрядов нет. 9-я дивизия просит немедленной присылки подкреплений, которых у меня нет!..»[483]
Фронт держался на волоске. И вот в это время Махно пожаловались на работников Бердянской ЧК, на то, что бердянская тюрьма переполнена арестованными и что «богатырские заставы»ревкома не желают идти на фронт.
Дело в том, что бердянское партийное руководство очень желало иметь свои собственные силы, без которых реальная власть существовать не может. И вот Бердянский ревком, как бы для внутренней охраны города, организовал и хорошо вооружил батальон пехоты и отряд ЧК.
|
|
|
Общеизвестно, что по законам военного времени, все гражданские власти и все воинские части, независимо от их назначения, подчиняются командованию, несущему ответственность за боевой участок, на территории которого они находятся. И Махно отдал приказ штабу бригады, находящемуся в г. Бердянске, что для ликвидации прорыва фронта противником и в связи с отказом батальона внутренней охраны и отряда ЧК г. Бердянска выступить на фронт, штабу бригады необходимо освободить арестованных из тюрьмы, разоружить батальон внутренней охраны и весь состав ЧК и всех вместе отправить на передовые позиции[484]3, где, вооружив, ввести в бой.
Что и было исполнено.
Екатеринославская газета»«Известия»» от 31 мая 1919 года писала об этом:
«...Бердянск, Таврической губернии.
В конце мая произошел ряд столкновений между местным Ревкомом и военным командованием, вследствие чего уездный съезд советов был вынужден прервать работу и заняться вопросом о взаимоотношениях между революционными органами и военными властями. Представители штаба 3-й бригады имени Махно разогнали без ведома Ревкома Бердянскую ЧК и самовольно выпустили на свободу в ночь на 22 мая всех уголовных преступников».
Положение на фронте было тяжелое и Главком Вацетис в который раз приказывал командукру Антонову-Овсеенко выделить в 24 часа с Укрфронта бригаду пехоты с дивизионом артиллерии в распоряжение командарма 2 Скачко для ликвидации прорыва[485]. Но, несмотря на грозный тон приказа, он не был выполнен.
Отсутствие патронов, снарядов, нехватка оружия — предопределяли и наши неудачи на фронте. Мы несли неоправданно большие потери, особенно в наступательных боях.
Наш Военно-Революционный Совет, Исполком, Штаб всячески искали возможности приобрести или самим наладить производство боеприпасов.
Север нуждался в хлебе — наш фронт в боеприпасах, наметилась возможность обмена. Нужен был хлеб, крестьяне в данной ситуации легко откликнулись.
|
|
|
После шкуровской прогулки в махновском тылу чувствовалось примирение. Все старые обиды, все затеи о «Вольной анархической Федерации» — все недовольство на большевиков сглаживались и забывались. Масса, чувствуя деникинскую опасность, объединялась в одно целое и готова была жертвовать для фронта. Крестьяне сами предлагали те излишки, которые ввиду близости боевых действий, не успели весной бросить в борозну.
22 мая в Бердянске состоялся уездный съезд, который, кроме разрешения продовольственного вопроса, избрал делегатов на Всеукраинский съезд Волостных Исполкомов, который должен был состояться в Киеве 1-го июня. Довольно интересное отношение съезда к Соввласти и продовольственному вопросу. Уездные Иванычи и Семеновичи, видя, что за спиной Деникина идет помещик, целиком отдались борьбе с ним и становились активными союзниками пролетариата, засвидетельствовав это на съезде.
Вскоре крестьяне Бердянского, Мелитопольского и Днепровского уездов (махновский район), кроме прочего, собрали целевой хлеб для Петрограда и телеграфировали в Наркомпрод: «Просим отправить в Питер 200 вагонов хлеба... Это наш подарок Революционному Петрограду»[486].
С 19-го мая в Гуляйполе шла мобилизация. За два дня был сформирован сводный пехотный полк, численностью в 2 000 штыков, состоящий из Гуляйпольского, Успеновского и Туркеновского батальонов, в составе которых была еврейская рота (150 штыков). Командование над полком принял Б. Веретельников. 22 мая утром полк успел занять село Святодуховку (Любимовка), что 35 в. восточнее Гуляйполя.
21 мая в мое распоряжение прибыли резервы дивизии, состоящие из Пологовского, Басаньского, Ореховского и Токмацкого формирований, общей численностью до 3 000 штыков. Из них я выставил против Шкуро по линии: Каракуба, Святотроицкое и Гайчур северную завесу, поручив командование Паталахе. На следующий день я был вызван в Гуляйполе. С Махно, Лютым и Василевским мы немедленно отправились в Святодуховку, где наша застава привела неизвестного грека, одетого в английское обмундирование, который рассказал, что он уроженец Керменчика, партизан 9-го полка, разбитого Шкуро. Попал в плен, но его отпустили, поручив доставить письмо батьке Махно.
|
|
|
Письмо гласило:
«Атаману Махно, военная, оперативная.
Будучи, как и Вы, простым русским человеком, быстро выдвинувшимся из неизвестности, генерал Шкуро всегда с восторгом следил за Вашим быстрым возвышением, рекомендующим Вас, как незаурядный русский самородок. Но, к сожалению, Вы прошли по ложному пути, будучи вовлечены в компанию с советским движением, губящим Россию во славу какого-то несбыточного интернационала. Это всегда страшно огорчало генерала Шкуро. Но вот на этих днях он с радостью узнал, что Вы одумались и вместе с доблестным атаманом Григорьевым объявили лозунг: “Бей жидов, коммунистов, комиссаров, чрезвычайки!”Да иначе не могло и быть: как талантливый русский человек, Вы должны были рано или поздно понять свою ошибку. Генерал Шкуро находит, что с принятием Вами этих лозунгов, — нам не из-за чего воевать. Мы — кубанцы — тоже против жидов, против буржуазии, комиссаров, коммунистов и чрезвычаек. Мы еще более демократы, чем пресловутые большевики, но у нас демократизм не искусственный, а естественный, природный. Мы все казаки, от простого казака до генерала, все братья, все вышли из трудового народа и сегодняшний казак завтра делается офицером. Если Вы признаете тоже, что наши политические платформы близко сходятся, то Вы должны признать, что нам воевать, действительно, не из-за чего. Генерал Шкуро предлагает Вам войти в переговоры, гарантируя Вас и Ваших уполномоченных от всяких репрессий. Имя генерала Шкуро достаточно известно и Вам, можете ему верить.
Начальник штаба генерала Шкуро полковник
Шифмер-Маркевич.
9 мая[487]1919 г. печать:
Кубанская партизанская отдельная Бригада»[488].
— Ах, подлецы, так по вашему я бью жидов, комиссаров и коммунистов во имя демократизма? — вспылил Махно, как вдруг, в самом центре села разорвался снаряд, за ним другой, третий.
Со стороны Керменчика показался танк, за ним конные колонны, взвился и сделал облет аэроплан. Шкуро переходил в атаку, а наш полк, заняв на окраине села позиции, отстреливался. Видя безвыходное положение, мы на автомобиле выехали в Гуляйполе, чтобы оттуда организовать подкрепление и оборону. Но дорога была отрезана сотней казаков, которые, спешились и начали обстрел. К счатью у нас оказалось два «Люйса»и 20 лент. Вступив с ними в перестрелку, мы уже почти пробились из окружения, но у автомобиля пулей пробило колесо, машина стала, надо было ее бросить или чинить. Шкуровцы переходили в рукопашную и уже слышались их победные крики; полк отступал в центр села. Пока шофер менял колесо, мы отстреливались, но чувствовали себя так, как будто стояли на зыбком склоне, на краю пропасти. Исправив машину, мы быстро поехали на рассыпавшуюся цепь, обстреливая ее из пулеметов. Казаки разбежались. Поймав одного казака, усадили к себе и поехали за подмогой в Гуляйполе.
|
|
|
— Сам Шкуро здесь, — сказал пленный кубанец.
Выяснилось следующее. Шкуро на днях получил распоряжение от ставки сделать рейд в наш тыл и склонить Махно на свою сторону. Затем он должен был соединиться с Григорьевым и вместе с ним ударить по центральным пунктам красного тыла, внося в ряды Красной Армии дезорганизацию и панику. В Гришине Шкуро оставил одну бригаду, а со всеми остальными спустился в наш тыл, чтобы найти общий язык с Махно. Но, встретив с нашей стороны сопротивление, Шкуро объявил нам террор. Таким образом, карта была раскрыта. Надо было спешить организовать боевую часть, силой не меньше шкуровского корпуса, способную к маневренности, и бросить ее не в качестве стационарной завесы, а в качестве неотступного преследования. Но чем вооружить этих людей, которые толпятся у штабов: десятки тысяч добровольцев, готовых на все!?
Мы были в Гуляйполе, где штаб дивизии вооружал последним запасом винтовок новый батальон, когда Шкуро в селе Святодуховке заканчивал рубку сводного Гуляйпольского полка во главе с Веретельниковым. В Гуляйполе дорога шкуровцам практически была открыта и, если бы они хотели его занять, безусловно, они бы это сделали.
В секретной политсводке о состоянии 2-й Украинской Армии от 23 мая 1919 года сообщалось:
«1-я Повстанческая дивизия Махно.
9 полк. Настроение бодрое, полк боеспособен. Политическая работа тормозится агитацией левых эсеров и анархистов, которые распространяют свою литературу. Коммунистической литературы нет. Заметно антисемитское и анархическое течение... Культурно-просветительская работа не ведется ввиду отсутствия опытных работников и литературы.
С изданием Махно приказа против Григорьева красноармейцы к Григорьеву относятся отрицательно. Тем не менее, благодаря сильно развитому антисемитизму и пропаганде анархистов против Чека красноармейцы сочувствуют движению Григорьева в смысле уничтожения евреев и чрезвычайных комиссий. Среди красноармейцев встречаются как агенты Григорьева, так и красноармейцы, ведущие агитацию в пользу григорьевцев, борьба с которыми затрудняется сочувственным отношением красноармейцев к лозунгам Григорьева.
|
|
|
Самосознание масс стоит низко, в политических течениях красноармейцы разбираются слабо. Массы, высказывая взгляды левых эсеров, определенно тянутся к махновщине.
Борясь за советы и Советскую власть, красноармейцы не признают коммунистов, относятся к ним враждебно, и равно как и к коммуне. Отсутствие достаточно сильных ораторов и опытных организаторов, а также усиленная агитация левых эсеров и анархистов, создают то неопределенное течение, которое называется Махновщиной. Главным затруднением в политической работе является сильный антисемитизм и озлобление против Чека, и пока не будут уничтожены предубеждения масс, невозможно вести ее политическое воспитание. Это в равной степени касается как красноармейцев, так и крестьянства.
Политотделом армии в дивизию Махно послан агитпоезд с подвижной типографией, где будут издаваться газета и воззвание.
При агитпоезде временно находится большой оркестр из матросов.
Врио. Нач. Политотдела 2-й Украинской Армии А. Марков»[489].
В этот же день оперсводка штаба 2-й Укр. Армии за № 267 сообщала:
«Таганрогское направление. Противник, продолжая развивать успех, занял дер. Андреевка, что в 25 верстах к югу от ст. Удачное. Части бригады Махно ввиду обхода левого фланга отошли на подготовленный заранее рубеж: Ялта, ст. Никопольская, М. Янисоль, Златоустовское и Зачатьевское с целью активного сосредоточения. Для парирования прорыва противника в направлении Удачное приняты меры»[490].
На следующий день в оперсводке № 268 говорилось:
«Таганрогское направление. Наши части с целью выравнивания фронта отходят в полном порядке на указанные ранее рубежи, имея перед фронтом кавалерийские разъезды противника. Мариуполь занят нашими разъездами, противник в город не вступает...»[491].
Тогда же, 24 мая 1919 года командюж Гиттис сообщал в полевой штаб Республики:
«...Выдержав многодневный натиск превосходных сил противника, широко применившего танки и бронепоезда, после ряда контратак части 13 армии вынуждены отходить на фронте, за исключением левого фланга, а одновременный безнаказанный глубокий обход правого фланга и тыла ставит 13 армию в тяжелое положение. В районе Гришино противник сосредоточил до дивизии конницы с артиллерией и, стремясь использовать прорыв и развить успех, угрожает движением в направлении Славянка. Присланный из Харькова в район Авдеевки для поддержания один батальон Заднепровского полка взбунтовался и, самовольно захватив подвижной состав, уехал на ст. Ясиноватую. Пришлось при отсутствии резервов и истощении боевых сил принимать меры для ликвидации.
Прошу понудить Укрфронт экстренно выполнить приказ Главкома о безотлагательной переброске боеспособной бригады с артдивизионом и конницей, ибо операция Махно в смысле энергичного контрнаступления, за отдаленностью его и величиной образованного им разрыва, повлиять на улучшение положения не может, не говоря о сомнительности надежды на исполнение им приказа о наступлении»[492].
Таким образом, на нас возлагали надежды, что мы организуем энергичное контрнаступление и поправим положение фронта.
Мы сами понимали ситуацию и старались из последних сил. Но сил, особенно боеприпасов, было очень мало — почти не было.
В Гуляйполе вечером 23-го мая было совместное заседание местной группы «Набат»и «Гуляйпольского союза анархистов», на котором было решено объединиться ввиду того, что «союз»своими задачами и целью отвечал декларации и резолюциям съездов, конференций анархистских организаций «Набат».
На заседании я поднял вопрос относительно прекращения идеологических трений, призывая забыть политические счеты с большевиками и целиком отдаться фронту. Но набатовцы меня не слушали.
В Гуляйполе тогда стояли отряды Шубы и Чередняка, ожидавшие приезда секретариата конфедерации «Набат». В это время приехал Марк Мрачный[493], которого попросили позволить этим отрядам выступить на фронт. Он дал согласие, но отряды отказывались повиноваться. Пришлось оцепить и обезоружить их. Потом они упросили вернуть оружие, соглашаясь выступить на фронт.
Рано утром я поехал с ними на Волноваху. Проезжая станции Новоясиновку–Зачатьевку со стороны с. Каракуба, услышал грохот орудий и ружейно-пулеметную стрельбу.
Шкуро наступал, а наша северная завеса Паталахи отступала, потеряв до 700 человек зарубленными. Благодаря бронепоезду «Спартак»и отрядам Шубы и Чередняка, мы удержали станцию и отбили атаки шкуровцев, которые, потеряв до 600–700 человек, повернули на северо-восток.
Таким образом, тыловой удар Шкуро мы выдержали. Прогулка в нашем тылу стоила ему больших потерь, старание деморализовать тыл и внести панику в боевые части ни к чему не привели, и он из нашего тыла к вечеру 25-го мая ушел в район Юзово.
Мобилизация, объявленная на Григорьева, сулила фронту подкрепление, которое должно подоспеть на помощь и к нам. Наши военные тоже будили тыл. «Путь к Свободе»писала:
«О добровольной мобилизации. Всем. Всем. Всем.
Третий Районный Гуляйпольский Съезд рабочих, крестьян и повстанцев, принимал во внимание тревожное положение, в котором в настоящее время находится революционная Украина, постановив объявить Добровольную Уравнительную Мобилизацию за 10 лет во исполнение чего Исполнительный Комитет Военно-Революционного Совета Гуляйпольского района сделал соответствующее распоряжение. Некоторым лицам и группам лиц добровольная мобилизация понятна в том смысле, что мобилизации подлежат лишь те, которые добровольно пожелают идти в повстанческую армию, кто же по тем или иным причинам пожелает остаться дома, мобилизации не подлежит. Так понимают добровольную мобилизацию некоторые лица. Но такое понимание не верно. Третий Гуляйпольский Съезд крестьян, рабочих и повстанцев, учтя, во-первых, усталость повстанческих войск, непрерывно борющихся на передовых позициях, а, во-вторых, серьезное положение страны, угрозой внутренней и внешней контрреволюции, решил сам добровольно произвести мобилизацию в своих рядах для смены борющихся на передовых линиях первых повстанцев и для организации новых сил против надвигающейся контрреволюции. Добровольной мобилизация называется потому, что сами крестьяне, рабочие и повстанцы решили мобилизовать себя, не дожидаясь, когда власть из центра пришлет свое распоряжение о мобилизации. Но такой добровольной мобилизации подлежат в то же время все лица, входящие в объявленные десять лет. Таким образом, согласно постановления третьего рабоче-крестьянского и повстанческого съезда Гуляйпольского района все лица, родившиеся от 1889 до 1898 года, обязаны явиться у себя на местах на мобилизацию, составить взводы, роты, батальоны и полки, выбрать из своей среды соответствующих руководителей: взводных, ротных, батальонных, полковых командиров, и явиться в соответствующие сборные пункты по указанию Военно-Революционного Совета.
И. д. Начальника Штаба дивизии Б. Веретельников»[494].
Но практической помощи не было видно и надо было надеяться только на свои собственные силы, стоящие на линии фронта и в ближайшем тылу.
На 25 мая положение фронта было следующее: Деникин занял ст. Великокняжескую и вел упорные бои по р. Саль в 20 верстах юго-восточнее Атаманского. У станции Каменской он прорвался и, перейдя Северный Донец, развивал наступление в сторону Миллерово. Упорные атаки по линии в 20 верстах восточнее Дебальцево и 10 верст южнее Луганска.
На фронте 13-й армии противник, поддержанный тремя танками, выбил 1-й Советский полк из ст. Криничной. В результате этого образовался разрыв между 42-й и 9-й стрелковыми дивизиями[495]. Конница белых вошла в прорыв, расчленив 13-ю армию. Разрозненные ее части начали отступление.
К вечеру 25-го мая 2-я бригада махновцев заняла Ново-Троицкое, В. Анадоль (где 10 полк обезоружил 150 шкуровцев и взял 3 пулемета), Стыло, Игнатьевку и Карань.
Разрыв, допущенный нами с 13-й армией на 25 мая, был не в 75 верст, как утверждал Командюж, а в 12 — от позиции севернее Велико-Анадоль и на северо-восток до Еленовки, которая была нашим крайним левым флангом, согласно разграничительной линии от 19 мая[496]и подтверждалась 22 мая 1919 года[497]. Остальные километры разрыва были на совести 13-й армии.
В результате отхода войск 13-й армии махновский район оказался во вражеском полукольце, и Деникин в любое время мог повести наступление против повстанческих войск с трех сторон. С юга — десантом с моря; с севера — из района Гришине и с востока — по линии фронта.
Наше положение могло быть облегчено лишь при условии активных действий 13-й армии, присылкой нам из 13-й армии свежих воинских частей и боеприпасов, и поголовного вооружения всех добровольцев района. Мы вели наступательные бои, надеясь на помощь.
Инспектор инструкторского подотдела Серебряков, прибывший из Мариуполя, в своем докладе Народному Комиссару внутренних дел сообщал, дополняя картину происходившего:
«...В Александровске уже имел сведения, что в Мариуполе царство анархии, все едущие из центра подвергаются арестам и расстрелам, как организаторов и сотрудников Чрезвычайкомов расстреливали. На Волновахе все ехавшие подверглись осмотру Махновской полевой контрразведкой и я, показав удостоверение 2-го Советского Таращанского полка и членскую книгу союза металлистов, был пропущен, несколько человек было арестовано, но кто они и за что, выяснить не представилось возможным. Кроме того, в разговоре с этой контрразведкой, я выразил желание попасть в один из отрядов батьки Махно и выразил желание видеть лично батьку Махно, на что получил указание обратиться в Мариуполь к тов. Куриленко, с добавлением площадной ругани, говорил: “Мы с батькой Махно всю эту советскую сволочь с жидами уничтожим”. Приехав 6-го в Мариуполь, я увидел совершенно замерший город.
Прибыв в Ревком, я увидел, что действительно Ревком представляет игрушку в руках батьки Махно с руководителями отрядов и штабов партизан, начальника штаба бригады Озерова, начальника гарнизона Куриленко и их приспешников Черняка, Черныша и других...
Работа как будто стала первые дни налаживаться, состав исполкома был превосходный, так как за исключением нескольких человек, это были старые работники, вернувшиеся из Великороссии. Состав всего Совета по примерному количеству населения в 70 000 человек должен был быть 70 человек, но ввиду того, что в 2-х союзах неорганизованного пролетариата не были закончены выборы, а потому состав Совета был следующий: 60 коммунистов (из которых способных к созидательной работе 30–40 человек), 2 меньшевика, 6 беспартийных...
Анархисты и левые социалисты-революционеры, опираясь на вооруженные силы партизанских отрядов, творят грабежи и препятствуют работе и, кроме того, у левых социалистов-революционеров хорошая организация и в уезде они пользуются покровительством Гуляйпольской организации анархистов, во главе которой стоит батько Махно, распространяют массу газет бесплатно и на мое указание тов. Кириллову, коменданту города, что это недопустимо, он мне ответил, что эта газета издается в Гуляйполе (№ 1 “Знамя Октября” — прилагаю).
Как анархисты, так и социалисты-революционеры имеют свои клубы...
Выводя заключение из всего вышеизложенного при наличии большого количества рабочих, а также крестьян, которые терроризированы Махновскими партизанскими отрядами, власть рабочих и крестьян может утвердиться только при полном разоружении партизанских отрядов Махно и весь командный состав считать вне закона, заменить его красными командирами, так как махновские командиры являются контрреволюционерами и если им дать возможность работать дальше, то не дальше, как через 2 месяца это движение примет характер почище Григорьевской авантюры, так как при отступлении из Мариуполя пришлось видеть махновских ребят уже в Киеве.
Я полагаю, что комиссариат уже посвящен в действия махновцев, так как 6–7 мая были делегированы тт. Готков и Македон с докладом и, кроме того, я добавляю достаточно таких фактов непризнания центра...»[498].
В своем докладе агент–информатор ЧК Чернявский И. Л. доподнял картину:
«По словам партийных деятелей в Екатеринославе вступление Григорьева застало местные власти врасплох.
Штаб 2-й армии поспешно эвакуировался, несмотря на просьбу губисполкома, отложить эвакуацию. Эта поспешная эвакуация на виду всего населения отрицательным образом отразилась на боеспособности гарнизона. Полки один за другим начали переходить на сторону Григорьева. По улицам можно было видеть группы красноармейцев без красноармейских эмблем, объявлявших себя то григорьевцами, то махновцами.
Необходимо отметить, что дисциплина и агитационно-просветительская деятельность в Екатеринославском гарнизоне стояла не на должной высоте...
Среди рабочих Екатеринослава заметна апатия и полный индифферентизм к происходящим вокруг них событиям. Выступление Григорьева и успехи Деникина не вызвали никакого подъема среди рабочих масс. Сами рабочие в беседе со мной объяснили свою апатию безработицей и хроническим голоданием в продолжение нескольких месяцев. Чувствуется в их речах — разочарование в большевиках, как виновниках этой разрухи, или правильнее — разочарование в Революции.
На мои указания на действительных виновников этой разрухи как Деникина, Колчака, а также и что для победы над ними необходимо напрячь все свои силы и временно терпеть голод, они меня спросили, почему терпеть должны массы в то время, когда верхи недурно устроились материально на разных советских должностях и даже швыряют деньгами...
Вновь на митингах рабочие начали охотно слушать соц. демократов, критикующих большевиков. Соц. демократы выдвинули старый лозунг “Да здравствует учредительное собрание”. В Елисаветградском органе меньшевиков: “Наша жизнь”от 27-го мая передовая статья “Похмелье”заканчивается следующими строками:
“Приходится употреблять все усилия, чтобы сохранить и конституционно закрепить все основные завоевания революции, а для этого есть одна возможность: Учредительное собрание всероссийское и учредительные собрания краевые”. Даже среди старых работников коммунистов в провинции заметна усталость и переутомление непрерывной работой в течение нескольких лет — все одним и тем же лицам приходится вынести всю тяжесть работы на своих плечах, нет свежих сил, которые могли бы с ними разделить эту огромную работу...
База Григорьева — Дмитровка, Иванковцы и Глинская. По данным разведки он имеет 12 орудий и до 40 пулеметов. Количество живой силы не выяснено. По словам члена Александрийск. Исполкома Лескова в Уезде появились прокламации Григорьева к своим солдатам с призывом сохранить оружие и пока скрываться в лесах...»[499]
Мы же видели в Григорьеве авантюриста и контрреволюционера, открывающего фронт Деникину и протестовали против него оружием, послав войска и бронепоезд на подавление, устно и в печати.
Газета «Известия»№ 50 от 25 мая писала: «Анархисты и Григорьевщина. Екатеринослав 22 мая. На конференции в Гуляйполе решено признать выступление Григорьева авантюрой.
Все идейные анархисты оказывают активную поддержку Советской власти, выступив против Григорьева»[500].
И тогда же, 18 мая, командарм 2 Скачко телеграфировал Каменеву: «...В Мариуполе погрузка угля для Центра остановилась благодаря отсутствию денег у эвакуационной комиссии. Уголь расхищается. Требуется энергичное распоряжение о немедленной доставке уполномоченному округа путей сообщения Бакаю, находящемуся в Мариуполе, двухсот тысяч рублей...»[501].
Но, договорившись с Куриленко, мы все же грузили и отправляли большими составами уголь из Мариуполя на север через Волноваху–Рутченково–Гришине до тех пор, пока железная дорога была в наших руках.
Особая роль в «наведении порядка»на Украине отводилась ЧК и присланному из Москвы на должность председателя ВУЧК М. И. Лацису — Судрабс Я. Ф. (1888–1937).
Это тот Лацис-Судрабс, который в своем журнале ЧК восточного фронта «Красный террор», проповедуя безмотивное уничтожение, открыто высказал следующие мысли:
«...Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советов оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова у него профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого...»[502].
Это тот Лацис, который в своей книге писал: «... Они забывают, что гражданская война, — война не на жизнь, а на смерть, война, в которой пленных не берут и соглашений не устраивают, а противника добивают...»[503].
И в числе первых своих декретов ступивший на землю Украины Лацис объявил в газете «Красный террор»:
«В связи с авантюрой атамана Григорьева Совет обороны объявил красный террор по отношению к левым социалистам-революционерам–активистам и “незалежникам”–активистам.»[504]
Это решение продиктовано после целого ряда недвусмысленных действий последних против Советской власти и вовсе не носит характер неожиданности.
Еще задолго до опубликования этого акта Украинским Советским правительством собратья наших активистов в РСФСР были объявлены вне терпимости и изымались из обращения.
Наши активисты, оставленные в покое, ничему не научились от прошлого и продолжали свою разлагающую работу дальше.
Никто не поверил их божбе о лояльности и нейтралитете. В момент решающего боя в гражданской войне подобное положение не может быть терпимо. Кто не с нами, тот против нас. Преступление стоять в стороне и глазеть, когда тяжелая рука международного капитала дробит твердыни пролетариата.
Да и нет такой стороны, такого захолустья. Как два жернова, обе борющиеся стороны уничтожают все прослойки.
Не удивительно, что наши “активисты”, отвергнувшие Советскую власть, должны были примкнуть к Григорьеву. Наши екатеринославские “незалежники”были только более последовательны и прямодушны, приехав с поклоном в ставку Григорьева.
Но этим самым они себя открыто поставили по ту сторону баррикад. И не Совет обороны, а они сами первые себя поставили под удар пролетариата, под действие красного террора.
Как же быть с ними дальше?
Это определили они сами.
На действие нашего врага мы должны ответить встречными действиями.
Нас грабят, нас избивают, нас убивают, нас насилуют.
Нам что же — молчать?
Нет, мы ударим по врагу, но откажемся от варварских действий, применяемых ими. Больше того. Мы должны предупредить смерть и муки наших товарищей. Поэтому мы должны расстреливать на месте каждого поднявшего и собирающегося поднять против нас оружие»
Григорьевщина обострила отношение солдатской массы фронта и тыла с работниками государственного аппарата Украины. Происходила «переоценка ценностей». Некоторые воинские части отказывались воевать с григорьевцами, или вообще переходили на их сторону.
Так: «1 эскадрон и 1 батальон из состава 5-й дивизии (Пешехонова) и команда бронепоезда “Черноморец”перешли открыто на сторону Григорьева. Все остальные фронтовые части устояли. Значительно хуже с тыловыми формированиями: во многих случаях они оказывались нестойкими и в борьбе с бандитизмом и изменяли Советской власти. (Кременчуг, Черкассы, Николаев, морские части Одессы, Черноморский полк в Екатеринославе, некоторые части в Подольской губернии)... таращанцы (2-й полк) поколебались, благодаря провокации, жертвой которой едва не сделался их “батько”. И боевой 6-й... начал явно разлагаться — в середине апреля его части устроили погром в окрестностях Белой Церкви.
|
|
|
