Политического либерализма при Александре II 11 глава

Но тут же возникла проблема чрезвычайно важная, но и исключительно трудная: как установить, где собственно проходит граница между законодательством, т. е. законодательной властью, и верховным управлением, т. е. исполнительной властью. Витте напомнил, что наука не дает четких указаний о границе между законами и декретами⁴². Тем меньше можно решать этот вопрос на основании практики прошлых времен, ибо известно, что в России как раз не было четкого отделения верховного управления от законодательства. Теоретически, конечно, считалось, что царь издает законы, выслушав и учтя мнение Государственного Совета, иными словами, что законы сначала рассматриваются Государственным Советом, в то время как для декретов такой процедуры не требуется. Но на практике бывали и законы, вообще никогда не проходившие через Государственный Совет, а представленные царю в виде проектов комитетом министров или даже отдельными министрами. Нередко, однако, наблюдалось и обратное явление, когда мероприятия, бесспорно входившие в сферу компетенции верховного управления, а никак не законодательства, подготовлялись Государственным Советом. Фриш считал, что в прошлом это не причиняло трудностей, поскольку и законы, и издаваемые верховной властью декреты все одинаково исходили от царя, источником их была его абсолютная власть. Но теперь стало очень важным (и Фриш как раз это подчеркивал) уточнить, что подпадает под юрисдикцию верховной власти, ибо иначе Дума может начать протестовать в связи с каждой проблемой, которая будет решаться прямо верховной властью, видя в этом сужение своей законодательной функции⁴³.

Разумеется, и все другие члены Особого Совещания считали очень важным проведение четкой и совершенно определенной границы между законодательством и верховной властью. Но все отдавали себе отчет и в том, что на самом деле это почти неосуществимо. Государственный секретарь Икскуль сказал, что по всей вероятности проблему эту можно будет решить, лишь если основать в России Государственный Совет (Conseil d’Etat) по французскому образцу, который будет постоянно и в каждом отдельном случае решать, входит ли предполагаемое мероприятие в область законодательную или в область административную. По мнению Икскуля, надо было начать с того, чтобы поручить Сенату проверку передаваемых ему для публикации декретов для определения подлинной их природы: не являются ли они вмешательством в законодательную сферу⁴⁴. Фриш тоже высказал мнение, что граница это выявится лишь со временем на основании практического опыта. Когда возникает сомнение о том, имело ли правительство право решить тот или иной вопрос при помощи декрета, «законодательные учреждения, — сказал Фриш, — конечно возбудят вопрос о принадлежности данного дела их компетенции. Таким образом, на практике надлежащая грань проведется сама собою»⁴⁵. Но предлагаемое Фришем решение совсем не казалось Витте удовлетворительным. Соприкосновение с общественными представителями за те месяцы, которые прошли с назначения его председателем Совета министров, крайне разочаровало Витте, так что он не ждал от общественности ничего разумного. Он считал, что если недостаточно четко определить с самого начала границы компетенции верховного управления, Дума будет устраивать скандалы по каждому малейшему поводу, «пока члены ее сами не будут министрами и не станут управлять Российскою империей, а тогда скажут, что все можно»⁴⁶. Однако и Витте не удавалось найти лучшего решения. Таким образом оставалось поначалу задачей Сената в отдельных случаях устанавливать, что входит в компетенцию законодательства, а что — в сферу верховного управления.

Согласно основному принципу конституции, оставлявшему исполнительную власть полностью за главой государства (иными словами, согласно последовательно дуалистическому характеру конституции), министры несли ответственность за общий ход управления государством (ст. 123)⁴⁷ не перед народным представительством, а перед монархом. Однако статья 108 основных законов давала право запроса членам Государственный Думы и Государственного Совета.

Надо сказать, что статья 108 сформулирована была очень неудачно. Право запроса существовало только тогда, когда действия министров представлялись противозаконными. Кроме того запрос можно было направлять только министру, который по закону подчинялся Сенату. Но ограничения эти не соблюдались. «Практика показала, — пишет Маклаков, — что ни одно из этих ограничений ничему не мешало. Запрос часто касался действий формально законных и о лицах, не подчиненных Сенату... С этими ограничениями никто не считался, ибо они запросу и его значению помешать не могли. Надо только усвоить, что сила запроса была не в санкции Думы, не в том, что она скажет; при отсутствии парламентаризма она своим вотумом не могла министра свалить; иногда она его укрепляла... Смысл запроса был в том, что Дума получала законное, конституционное право властей обличать, осуждать, оглашать и требовать министров к ответу»⁴⁸. Я упоминал уже о решающем значении, которое надо приписать критике народного представительства, когда я говорил о возможности конфликта между царем и Думой в связи с рассмотрением какого-либо законопроекта. В случае запроса по поводу мероприятия, исходящего от министра или от Совета министров, надо также придавать большое значение такой критике, этой возможности гласно и открыто обсуждать вопрос, хотя положение министра и было таково, что — в отличие от царя — он в общем часто мог себе позволить критику эту не полностью принимать всерьез. Однако те министры, которые хотели избежать обострения положения, все- таки не могли продолжительную критику игнорировать.

Всем было ясно, что не только шаги, предпринятые министром, а и декреты, изданные царем в рамках верховного управления могут стать предметом критики со стороны народного представительства; поэтому совсем незадолго до опубликования конституции в нее включили еще статью 24, по которой распоряжения и декреты царя, изданные им в рамках верховного управления или просто непосредственно своею личной властью, должны скрепляться председателем Совета министров или компетентным по данному вопросу министром. Ясно, что это нужно было для защиты престижа монарха, ибо таким образом критика могла быть направлена не на него, а на министра. Но одновременно устранялись и некоторые соображения самоограничения критики, и поэтому решение это оказалось в интересах оппозиционной общественности, которая рассчитывала на присутствие ее представителей в Думе. Требование «скрепления» своею подписью легко могло быть для данного министра тяжелым бременем. Не удивительно поэтому, что Совет министров сначала вычеркнул эту статью из проекта, представленного государственным секретарем. Оправдывая это решение, Витте в Совещании указал на то, что в России, в рамках дуалистической конституции, министр не может подать в отставку в случае, если он по какой-либо отдельной проблеме не разделяет мнение царя. Уйти он может только в том случае, если пришел к выводу, что вообще больше не может возглавлять вверенное ему ведомство. Кроме того, если министр порядочный человек, то просто в силу этого он не может информировать Думу или Государственный Совет о своих разногласиях с царем⁴⁹. А это означает, что министр может оказаться вынужденным защищать в парламенте царский декрет, с которым сам он не согласен.

Восстановление статьи 24 в конституции произошло в самую последнюю минуту по желанию оппозиционных кругов. Дворцовый комендант Трепов показал проект основных законов общественным деятелям Муромцеву, Гессену, М.Ковалевскому и Милюкову и попросил их по поводу законопроекта высказаться. Они составили критическую записку, из которой, однако, мало что попало в проект конституции. Самое важное, что принято было во внимание из их замечаний, было требование «скрепления»министерской подписью и сужение сферы верховного управления в пользу законодательства⁵⁰.

Основные законы провели не только четкое разделение законодательной власти от исполнительной, но и обеспечили независимость судебной власти. По статье 17 конституции царь имел право назначать и сменять всех чиновников в государстве, если закон не предусматривает по этому поводу каких-либо особых условий. В проекте основных законов, который представлен был в свое время Совещанию, последней оговорки не было⁵¹. Это обстоятельство немедленно привлекло к себе внимание участвовавших в Совещании юристов, в первую очередь, членов Государственного Совета. Они заявили, что если в статью 17 конституции не войдет вышеупомянутое ограничение статьи 15 проекта, это будет равносильно упразднению несменяемости судей. Они при этом подчеркнули, что принцип несменяемости судей признается в России не только со времен судебной реформы Александра II, но еще со времен Екатерины Великой и что чрезвычайно нежелательно в чем-либо от него отклоняться⁵².

Наоборот, другие члены Особого Совещания говорили, что несменяемость судей не представляла собой опасности, пока царь располагал неограниченной властью. Но теперь, после того как царская власть утеряла свой абсолютный характер, признание принципа несменяемости явится дальнейшим сильным уменьшением этой власти. На основании этих соображений большинство Совещания высказалось против несменяемости судей. По мнению большинства, судью не может сместить ни министр юстиции, ни Совет министров, но за царем должно быть оставлено это право. Но меньшинство не уступало. Консервативный министр юстиции Акимов заявил: «Несомненно, что независимым может быть только несменяемый судья». Его предшественник, граф Пален, вторил ему: «Без несменяемости правды не существует. Великий принцип la force de la cause jugée должен быть соблюден». Наконец, Фриш указал, что «начало несменяемости вошло во всеобщее сознание». В ответ на все это царь заявил, что «ничего не имеет против несменяемости»⁵³. Таким образом и в отношении судебной власти принцип разделения власти закреплен был конституцией.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 7

¹ Витте, ук. соч., т. 1, стр. 500.

² Витте, ук. соч., т. 2, стр. 8.

³ Витте, ук. соч., т. 2, стр. 4 и далее.

⁴ Царю по всей вероятности пришлось принять это решение уже потому, что ему так советовали не только либеральные вельможи, как Витте, граф Сольский и многие другие, но и те, без поддержки которых он не мог и думать о насильственном подавлении революции, как например Великий князь Николай Николаевич и товарищ министра внутренних дел П.Н. Дурново. Витте рассказывает, что Дурново в разговоре с ним назвал широкие либеральные реформы единственным выходом из создавшегося положения. Витте считает, что мнению Дурново нельзя было не придавать некоторого значения уже потому, что он был товарищем четырех министров внутренних дел, а до этого занимал пост директора Департамента Полиции. (Витте, ук. соч., т. 1, стр. 499).

⁵ Второй и третий пункты исходят из законов от 6 августа 1905 о Булыгинской Думе. Пункт 3 постановлял, что без одобрения Думы ни один законопроект не может приобрести исполнительной силы.

⁶ Витте, ук. соч., т.2, стр. 257.

⁷ Витте, ук. соч., т. 2, стр. 250.

⁸ Витте, ук. соч., т. 2, стр. 259. В записи заседания Совета министров (проект основных законов представлен был Государю в сопровождении этой записи) мысль эта сформулирована таким осторожным образом: «отсрочить составление основных законов до созыва Думы и произвести пересмотр их при ее участии невозможно, это значило бы вместо приступа к деловой, созидательной работе, вовлечь впервые собранных представителей населения в опасные и бесплодные прения о пределах собственных их прав и природе отношений их к Верховной власти» (цит, по Витте, ук. соч., т. 2, стр. 260).

⁹ Витте, ук. соч., т.2, стр. 266.

¹⁰ Витте, ук. соч., т.2, стр. 268.

¹¹ Витте называет барона Икскуля благонамеренным либералом и говорит, что считает его весьма порядочным человеком, культурным и с большой бюрократической опытностью, что по его мнению он человек принципиальный, но несколько ядовитый и не с большими идеями. (Витте, ук. соч., т. 2, стр. 258 и 263). Вместе с Икскулем работал его товарищ Харитонов, по мнению Витте человек благодушный, но не принципиальный, однако опытный чиновник, умный и культурный.

¹² Журналы заседаний опубликованы в журнале «Былое», 1917, № 4.

¹³ Именно поэтому можно сказать, что проекты аграрного закона, предложенные Думе социалистами и кадетами — противоконституционны, что и утверждал во Второй Думе депутат Шульгин. (Стеногр. запись 1907, т. 1, ст. 1133). Маклаков тоже указывает, что согласно этим законопроектам должно было произойти отчуждение дворянской земли в пользу крестьянства: т. е. в пользу одного сословия, а не в пользу государства в целом. Надо, конечно, оговориться: улучшение состояния одного сословия может в то же время служить и интересам государства в целом. Витте упоминал об этом в Особом Совещании, критикуя предложение Горемыкина, согласно которому статья 77 должна была быть сформулирована так, чтобы отчуждение частной собственности было возможно только в пользу государства. Витте говорил: «Как же Государь Император может сказать, что принудительное отчуждение допускается только для потребностей государственных учреждений, а не для крестьянских нужд, когда эти последние имеют государственное значение?» («Былое», 1017, № 4, стр. 234). Таким образом, критический подход к кадетской аграрной программе должен привести к доказательству того, что проведение в жизнь этой программы в конечном итоге нанесло бы самим крестьянам вред, поскольку программа эта направлена была на уничтожение гражданского строя, а только гражданский строй мог дать крестьянам свободу. Это я и попытался доказать в отделе, посвященном крестьянству.

¹⁴ В конце статьи 76 упоминалось, однако, об особых законах, которые ограничивают право свободного выбора места жительства. Самыми важными среди этих законов были те, которыми запрещалось евреям вообще (за исключением отдельных случаев) поселяться вне определенных областей (черта оседлости). Витте объяснял, что необходимо упомянуть об этих законах. Если их не привести, «то вся пресса скажет, что Государь вторично подтвердил право евреев на свободное передвижение и тогда его придется дать», — говорил Витте на заседании совещания по пересмотру основных государственных законов («Былое», ук. номер, стр. 233). По-видимому, однако, всем было ясно, что ограничительные постановления вскоре придется упразднить. На это отчетливо указывают слова, которыми заканчивается статья 76 в проекте основных законов, что эти ограничительные постановления остаются в силе впредь до их отмены.

¹⁵ См. Витте, ук. соч., т. 2, стр. 280 и далее.

¹⁶ Там же.

¹⁷ У большевистского крыла социал-демократической партии не было официальных представителей в Первой Думе не вследствие каких-либо правительственных мероприятий, а потому что Ленин решил бойкотировать выборы.

¹⁸ Витте, ук. соч., т. 2, стр. 298.

¹⁹ В этом направлении было однако одно ограничение. Дума не могла возвращаться к отклоненному законопроекту в течение той же сессии. Но ограничение это нельзя считать существенным. Если сессия не оказывалась случайно последней в данном созыве, Дума все в том же составе могла продолжить борьбу за свой законопроект.

²⁰ По Маклакову, ук. соч., стр. 587.

²¹ Такая свобода гарантирована была Думе основными законами (ст. 79) и статьями 43 и 45 устава Государственной Думы. Эти статьи гарантировали не только свободу слова в Думе, но и свободу публикации отчетов о критических высказываниях и оценках Думы.

²² Былое, 1917, №4, стр. 189.

²³ Маклаков, ук. соч., стр. 586.

²⁴ Маклаков, ук. соч., стр. 570.

²⁵ Маклаков, ук. соч., стр. 571 и 573; см. также Шульгин. Дни, Белград, 1925,стр.7.

²⁶ Кроме того указывалось, что разработка проектов военных законов — дело Военного совета или Адмиралтейства, вследствие чего, разумеется, по сути дела исключалась и в этой области возможность того, что царь стал бы издавать произвольные законы.

²⁷ Былое, ук. номер, стр. 191, 195 и далее и 193 и далее.

²⁸ Былое, ук. номер, стр. 196.

²⁹ Былое, ук. номер, стр. 195 и далее.

³⁰ Былое, ук. номер, стр. 224; см. статьи 20, 21, 217 и 218 основных законов.

³¹ Былое, ук. номер, стр. 194.

³² Былое, ук. номер, стр. 225.

³³ Былое, ук. номер, стр. 225.

³⁴ Былое, ук. номер, стр. 226.

³⁵ Былое, ук. номер, стр. 227.

³⁶ Былое, ук. номер, стр. 227.

³⁷ Былое, ук. номер, стр. 228.

³⁸ Былое, ук. номер, стр. 205.

³⁹ Этот правовой принцип введен был Сперанским в закон об основании Государственного Совета. Оттуда все тот же Сперанский перенес то же определение в Свод Законов, а из него оно перешло в конституцию 23 апреля 1906 года (статья 84).

⁴⁰ Былое, ук. номер, стр. 206.

⁴¹ Формула, по которой все постановления верховного управления должны быть в соответствии с законами, означала еще, что верховная власть при проведении в жизнь отдельных мероприятий, предусмотренных этими постановлениями, не смела выйти за рамки одобренного народным представительством бюджета.

⁴² Былое, ук. номер, стр. 214.

⁴³ Былое, ук. номер, стр. 203.

⁴⁴ Былое, ук. номер, стр. 216; согласно статье 24 основных законов постановления верховного управления публиковались Сенатом.

⁴⁵ Былое, ук. номер, стр. 215.

⁴⁶ Былое, ук. номер, стр. 215.

⁴⁷ В случае служебных проступков, министры на основании соответствующих постановлений закона привлекались к гражданской или к уголовной ответственности.

⁴⁸ Маклаков, ук. соч., стр. 598.

⁴⁹ Былое ук. номер, стр. 228.

⁵⁰ Витте, ук. соч., стр. 267 и далее, т. 2.

⁵¹ Былое, ук. номер, стр. 219, прим. 2. Статье 17 основных законов соответствует статья 15 проекта.

⁵² Былое, ук. номер, стр. 221 и далее, высказывания Палена и Фриша.

⁵³ Былое, ук. номер, стр. 220 и далее.

 

 

Глава 8

Политическое содержание конституции от 23 апреля 1906. — Ее особенности. — Позиции русских радикалов по отношению к конституции. — Усилия Витте принять в свое правительство представителей общественности. — Последний земский съезд в ноябре 1905. — Окончательная неудача Витте в его попытках заручиться поддержкой общественности. — Крушение политической концепции Витте. — Подавление революции силой.

 

Маклаков в своей книге задает вопрос: в чем же состояла новизна и необычность хорошо продуманной и чрезвычайно для России полезной конституции 1906 года¹. Конечно, самым ценным в этой конституции было то, что в ней в высокой мере осуществлялся либеральный принцип разделения власти. При этом особенно важно, что этот принцип применялся в основных законах 23 апреля 1906 года так, как это было нужно и как соответствовало существовавшим в то время в России условиям. Конституция представляла собой то, что было исторически и политически необходимым в 1906, а никак не какое-то программное применение теоретических принципов либерализма. Положив в основу конституции принцип разделения власти, можно было провести в жизнь чрезвычайно удачное распределение функций и чрезвычайно важное разграничение сфер влияния, не только теоретическое, а и практическое. Такое разграничение сфер влияния позволяло дать соответствующий круг действий всем существовавшим тогда факторам политической жизни. Привлечение общественности к законодательству открывало путь к государственной деятельности тем кругам общества, которые до тех пор в лучшем случае имели возможность участвовать в местном самоуправлении. Однако и прежние правящие слои общества не исключались из государственной работы, потому что исполнительная власть оставалась в руках бюрократии, то есть тех, кто в то время только и обладали опытом в области управления государством. К тому же эти две сферы никоим образом не отделялись искусственно одна от другой. С другой стороны, при помощи института всеобщего голосования, управление государством подчинялось также контролю народного представительства. Но в то же время бюрократия не исключалась полностью из законодательного процесса, поскольку верхняя палата, то есть Государственный Совет, состояла не только из избранных членов, а также из членов, назначенных императором².

 

Последний пункт и был одним из тех, которые подвергались особенно острой критике со стороны русских радикалов. Представители радикализма считали, что благодаря именно этому пункту, истинный характер народного представительства как института, основанного на народном голосовании, был искажен. Хотя эти возражения с теоретической точки зрения нельзя считать неоправданными и хотя присутствие в верхней палате назначенных членов и представляется явлением ненормальным, которое должно было исчезнуть со временем, однако никак нельзя полностью отвергнуть те доводы, которые говорят за разумность применения подобной системы временно и в момент перехода от абсолютизма к конституционному строю. Маклаков пишет: «В 1906 году слуги старого режима были не только внушительной политической силой, у них одних был государственный опыт и школа. А между тем у них не было шансов быть выбранными; их прошлое клало на них клеймо в глазах демократических избирателей. Устранить их вовсе от участия в законодательной деятельности было бы вандализмом, государственным мотовством. Но поскольку хотели не революции, а превращения самодержавия в конституционную монархию, опытных и знающих государственных людей надо было сохранить и использовать. И характерно, что в число таких назначенных членов попадали не только люди реакции, а такие люди, как Витте, Таганцев, Кони и много других. Это одно показывало истинный смысл и цель этого назначения»³.

Еще важнее, чем такое разделение функций и использование политических сил именно для тех функций, которые они хорошо могли исполнять, было следующее: конституция от 23 апреля 1906 года представляла собой правовые рамки, в которых наконец можно было достичь политической цели, так долго остававшейся недостижимой и состоявшей в том, что монархия принимала либерализм как свою программу, а общественность сотрудничала с традиционными силами монархии при проведении в жизнь этой программы и даже находила какое-то внутреннее единство с этими силами. Маклаков считает, что в этом и состояла основная политическая идея конституции 1906 года. Он пишет: «В России были тогда две силы. Была историческая власть с большим запасом знаний и опыта, но которая уже не могла править одна. Было общество, многое правильно понимавшее, полное хороших намерений, но не умевшее управлять ничем, даже собой. Спасение России было в примирении и союзе этих двух сил, в их совместной и согласованной работе. Конституция 1906 года — и в этом ее основная идея — не только давала возможность такой работы, но делала ее обязательной. Идти вперед, менять можно было только при обоюдном согласии. Соглашение между двумя политическими силами сделано было необходимым условием государственной жизни»⁴. Маклаков повторяет здесь, говоря о конкретном положении, возникшем в 1906 году в России вследствие конституции, то, что Монтескье говорит вообще о сосуществовании властей в государстве, в котором проведено разделение власти. В самом деле, дуалистический, то есть построенный на принципе разделения власти, характер конституции 1906 года делает необходимым сотрудничество между конституционными властями, а также учет стоящих за ними политических факторов, ибо без этого государственная жизнь пришла бы в полный тупик.

Особенность и принципиальная сущность конституции 1906 г. состояла именно в том, что благодаря ее дуалистическому характеру она явилась пактом, так сказать, принципиальным соглашением, между старой монархией и молодыми силами общества⁵. Это и отличало ее, с одной стороны, от основных законов самодержавия, изданных Сперанским в 1832 году, а с другой стороны, от парламентской конституции, о которой мечтали русские радикалы. Маклаков пишет: «До нее (то есть до конституции 1906 г.) вся полнота власти была в правительственном аппарате, возглавляемом монархом; общество ничем его воле противостоять не могло. Конституции 1904 и 1905 гг., сочиненные обществом, передавали всю власть представительству, то есть обществу. Это было полным народовластием. Основные же законы 1906 года поставили прежних врагов в одинаковое положение, наделили их равными правами. Оба они могли друг другу мешать; оба могли друг против друга защищать status quo»⁶. Таким образом, конституция 1906 года в большой мере воплощает основные положения подлинной конституции. Она должна была закрыть революционный, антиконституционный путь как перед государственной властью, так и перед обществом. Революционное преобразование России, подобное тому, которое провел Петр Великий, а еще до него Иоанн Грозный, становилось теперь невозможным без согласия представителей населения. Но в то же время, революционные партии, даже в том случае, если они располагали большинством в народном представительстве, не могли проводить свою революционную программу без сотрудничества со стороны правительства.

Общественность могла, таким образом, прежде всего с удовлетворением убедиться в том, что благодаря конституции монарх утратил возможность издавать законы по своему усмотрению. Стало невозможным издавать не только деспотические законы, а и вообще законы, которые народное представительство отклоняло, считая их вредными для страны или несправедливыми. Однако общественность в значительной мере оставила без внимания эти достижения просто потому, что ей не хватало подлинного понимания того, что на самом деле представляет собой и означает конституционный строй. Сущность такого строя состоит в том, что он представляет собой защиту от произвола неограниченной государственной власти, стоящей над законами, защиту существующего правопорядка и признанных в рамках такого правопорядка заслуженных субъективных прав. В отличие от абсолютизма, конституционный строй не дает государственной власти возможности бесконтрольно и безотчетно издавать или отменять законы, иными словами, государственная власть не может произвольно менять объективный правопорядок и при помощи новых законов ущемлять или полностью устранять существующие субъективные права. Тогдашние русские лево-радикальные политические деятели с полным равнодушием относились к этой сути и этому значению конституции, потому что их не интересовала защита существующего права от произвола государственной власти, а интересовало их, наоборот, исключительно создание органа, который располагал бы достаточными полномочиями, чтобы внешне законным образом заменить существующие законы новыми и отменить существующие субъективные права, несправедливые с точки зрения теоретических концепций и обоснованной на них программы.

Конституция могла сделать сотрудничество и соглашение между обществом и государственной властью обязательными, но конечно, не могла сделать их необходимыми в смысле какой-то физической закономерности. Поскольку русские радикалы не хотели такого сотрудничества в рамках дуалистической конституции, то его и нельзя было достигнуть путем одной конституции. Радикалы, как уже было сказано, стремились к тому, чтобы сосредоточить всю государственную власть в руках народного представительства, в котором они сами надеялись располагать большинством голосов. Иными словами, они совершенно не искали сотрудничества с исторической властью, а требовали от этой власти безусловной капитуляции. Соответственно представители радикализма оспаривали даже право царя пожаловать конституцию. По их мнению, только народное представительство, основанное на всеобщих выборах, имело право дать стране конституцию; радикальные круги считали, что конституция должна быть основана на принципах последовательного парламентаризма. Правительство должно было составляться из членов парламентского большинства и быть ответственным только перед парламентским большинством. Вторая или верхняя палата должна была быть устранена, для того чтобы избежать возникновения каких-либо препятствий, которые мешали бы исполнению воли нижней палаты. На самом деле это — программа абсолютного народовластия, или даже скорей демократического абсолютизма.

В такой концепции и в таком образе мышления и лежала главная опасность, угрожавшая утверждению настоящего конституционного строя в России, превращению России в правовое государство. Маклаков пишет: «Для установления начал правового порядка в России надо было самодержавие монарха ограничить, а не заменять самодержавием большинства Государственной Думы»⁷.

* * *

В противоположность радикальной общественности, силы монархии тогда полностью были готовы сотрудничать с представителями общественных кругов. Когда Витте и другие советники настойчиво советовали Николаю II созвать народное представительство, они при этом исходили из убеждения, что переход к конституционному строю и привлечение представителей общественности к законодательной работе удовлетворят либеральные силы, что эти силы вследствие этого отдалятся от революционных групп и даже обратятся против революции и что они будут на этом пути сотрудничать с правительством.

⇐ Предыдущая25262728293031323334Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: