Политического либерализма при Александре II 15 глава
В области самоуправления Столыпин предлагал реформы, которые испокон веков входили в программу либеральных кругов, а именно создание земства в волостях (в отличие от прежних волостных учреждений, земство это должно было быть нецензовым)17, расширение права голоса при земских выборах, расширение земского поля деятельности, ограничение надзора административных органов за деятельностью органов самоуправления (им предоставлялось только следить за законностью их мероприятий) и наконец введение самоуправления в Польше и в Прибалтике18. Что касается административной реформы, то декларацией предусматривалось объединение всей гражданской администрации и прежде всего создание административных судов, считавшееся одним из самых важных предстоящих мероприятий. Во главе администрации в уездах должен был стоять начальник, и таким образом возникала должность, приблизительно подобная должности земского советника (ландрат) в немецкой администрации. (Как известно, до тех пор связанные с этой должностью обязанности в большой мере выполнялись добровольно уездными предводителями дворянства)19. Затем декларация переходила к мероприятиям, необходимым для решения крестьянской проблемы. Об этом уже была речь подробно в другом месте, поэтому не стоит к этому вопросу возвращаться20. Надо только упомянуть, чем Столыпин обосновывал необходимость ускоренного проведения аграрных законов статьи 87 Основных Законов. Прежде всего он подчеркивал, что крестьянству угрожает совершенное расстройство, затем он указывал, что, решив в корне пресекать любую прямую крестьянскую акцию, правительство тем самым обязалось немедленно предоставить крестьянам законный выход из кризиса21. Что касается трудового законодательства, в декларации в первую очередь упоминалось о различных видах страхования рабочих, которые правительство имело в виду ввести. Кроме того предполагалось узаконить экономические забастовки22.
Наконец Столыпин называл целый ряд мероприятий, которые его правительство считало нужными, чтобы развить народное просвещение. Он особенно четко подчеркнул, что правительство не собирается отклоняться от начала независимости гимназий, провозглашенного указом 27 августа 1905 г.23 Столыпин не только представил Думе список законопроектов, а и указал при этом на принципиальное сходство между всеми этими законопроектами. Столыпин сказал: «В основу всех тех правительственных законопроектов, которые министерство вносит ныне в Думу, положена поэтому одна общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить и во всей своей последующей деятельности. Мысль эта — создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени. Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое... Правовые нормы должны покоиться на точном, ясно выраженном законе еще и потому, что иначе жизнь будет постоянно порождать столкновения между новыми основаниями общественности и государственности, получившими одобрение Монарха, и старыми установлениями и законами, находящимися с ними в противоречии»24. Таким образом, Столыпин здесь сказал не только, что возникшие вследствие реформ правоотношения должны иметь в соответствующих законах основу и защиту от любого нарушения, в том числе и от нарушений со стороны правительственных органов25, но он кроме того утверждал, что новое законодательство необходимо, чтобы отменить старые установления и законы, противоречащие новым основам общества и государства, созданным благодаря переходу к конституционному строю; иными словами, чтобы полностью согласовать право российского государства с началами конституционного строя.
В начале и в конце декларации Столыпин подчеркнул твердое намерение правительства сотрудничать с Думой. В начале он говорил о «совместной деятельности с Думой». В конце Столыпин назвал Думу сотрудником правительства и заявил: «... лишь обдуманное и твердое проведение в жизнь высшими законодательными учреждениями новых начал государственного строя поведет к упокоению и возрождению великой нашей родины. Правительство готово в этом направлении приложить величайшие усилия: его труд, добрая воля, накопленный опыт предоставляются в распоряжение Государственной Думы...»26 И после агрессивных и враждебных речей социал-демократов Церетели и Озола Столыпин еще раз подчеркнул, что «... правительству желательно было бы изыскать ту почву, на которой возможна была бы совместная работа»27. При этом Столыпину совершенно чужда была мысль, что при такой совместной работе Дума могла бы играть исключительно пассивную роль и лишь соглашаться с предложенной правительством программой. «Я убежден, — сказал Столыпин, — что та часть Государственной Думы, которая желает работать, которая желает вести народ к просвещению, желает разрешить земельные нужды крестьян, сумеет провести тут свои взгляды, хотя бы они были противоположны взглядам правительства. Я скажу даже более. Я скажу, что правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства, каких-либо злоупотреблений»28. * * * Из воспоминаний дочери Столыпина создается впечатление, что Столыпин вначале действительно надеялся, что ему удастся организовать сотрудничество с Думой, и что он прилагал все усилия к тому, чтобы предупредить ее разгон29. Это, во всяком случае, подтверждают его попытки установить связь хотя бы с некоторыми членами кадетской партии, о чем рассказывает Маклаков30. Никак невозможно было серьезно отрицать, что столыпинская декларация является объявлением широкой программы либеральных реформ. (Оспаривать это могли только социалисты на основании полностью предвзятого мнения, как например, Церетели). В докладе, сделанном 28 марта (т. е. через три недели после большой речи Столыпина в Думе), Милюков сказал: «Ни один европеец не понял бы, каким образом после такой речи мог бы последовать вотум недоверия»31. Однако левое большинство не считало возможным — даже те из него, кто мог бы согласиться с содержанием декларации — занять положительную позицию по отношению к декларации потому, что она исходила от правительства, пользовавшегося при борьбе с революцией средствами, не совместимыми с принципами правового государства и даже прямо с провозглашенными в Манифесте 17 октября принципами и Конституцией 23 апреля 1906 года32.
Представителем последней точки зрения был в Думе прежде всего Маклаков. И в книге о Второй Думе, опубликованной в сороковых годах, Маклаков пишет, что Столыпин в период между разгоном Первой и созывом Второй Думы, когда правительство могло использовать свое право (согласно статье 87 Конституции) выпускать указы, обладающие силой закона, должен был бы издать указ, который заменил бы старые законы о чрезвычайном положении и который соответствовал бы принципам нового конституционного строя, не поощряя при этом произвола административных органов, как то делал старый закон. Но Маклаков подчеркивает, что Столыпин в упомянутый период, под давлением определенных элементов, ввел лишь одно изменение в старые законы, причем изменение это еще расширяло возможность произвольных мероприятий со стороны административных органов33. Вследствие этого, законы эти можно было использовать как орудие правительственного анти- революционного террора. Столыпин бесспорно понимал, что защищать эти законы с правовой точки зрения — невозможно. Сохранение в силе законов о чрезвычайном положении (но не обострение их, которое, наверное, было с его стороны уступкой) он объяснял необходимостью спасать государство. Столыпин считал, что раз существованию государства угрожает опасность, правительство не может придерживаться правовых норм или даже требований Конституции. Маклаков подчеркивает, что при таком подходе правительство может оправдать все, что ему вздумается, и называет такую идеологию «великой ложью нашего времени»34. Маклаков сожалеет, что Столыпин принял эту примитивную точку зрения. Здесь надо добавить, что в этом смысле Столыпина осуждали не только либералы, принадлежавшие к кадетской партии, как Маклаков, а и партия мирного обновления и многие из октябристов, иными словами, ряд депутатов, не принадлежавших к левому большинству. То обстоятельство, что Союз 17 октября недостаточно энергично критиковал правительство по этому поводу, было причиной, по которой Шипов разорвал с Гучковым, ушел из Союза 17 октября и примкнул к партии мирного обновления35.
Тем, кто не считал возможным поддержать либеральную программу Столыпина только потому, что они осуждали его методы правления, конечно, нелегко было объяснить, почему они эту либеральную программу отвергают. К тому же эти люди, и даже некоторые социалисты, не хотели вызывать конфликта с правительством, ибо он повел бы к немедленному разгону Думы. Поэтому они решили, в согласии с тактикой, за которую стояли особенно кадеты — т. е. щадить Думу — воздержаться от каких-либо высказываний против правительства и голосовать за переход к повестке дня без обсуждения. Но правительство не могло не понимать истинного значения такого молчания, тем более, что левая пресса поспешила осведомить об этом общественность. Так например, Милюков в газете «Речь»писал: «Дума вас знать не хочет»36. Однако думское большинство не проводило последовательно эту тактику. Социал-демократы ее не поддерживали. Один из лучших социал-демократических ораторов, Церетели, от имени партии ответил на правительственную декларацию речью, которую надо считать призывом к революции. Мы не можем подробно анализировать эту речь. (Чрезвычайно интересная история Второй Думы может здесь быть затронута только вскользь, поскольку она принадлежит не к истории русского либерализма, а к истории русской общественности, уже потому, что как раз либеральные течения очень слабо были в ней представлены). Достаточно заметить, что общая тенденция и подлинная суть этой речи ясны уже из предложения Церетели следующим образом перефразировать уже приведенное нами высказывание Набокова в Первой Думе: «Мы не говорим — исполнительная власть да подчинится власти законодательной. Мы говорим: в единении с народом, связавшись с народом, законодательная власть да подчинит себе власть исполнительную»37. Ясно, каким двусмысленным становилось после этой речи молчание левых партий, в частности молчание кадет. Его вполне можно было истолковать как бессловесное присоединение к революционному призыву социал-демократов. И отчасти его так и восприняли. Из воспоминаний Коковцова мы видим, что он считает Церетели представителем не только социал-демократической, а и всех левых партий вообще. Столыпин, однако, не впал в такую ошибку. По всей вероятности, он лучше был осведомлен об оттенках мнений внутри левых партий. Это доказывают дальнейшие его усилия найти почву для сотрудничества с кадетами в Думе.
Наоборот, правое крыло Думы, даже крайне правая фракция, восприняло речь Столыпина с воодушевлением. Маклаков совершенно справедливо объясняет это тем, что крайне правая фракция одобряла правительственную программу не за содержание ее, а просто потому, что это — программа правительства Его Императорского Величества и к тому же еще программа правительства, решительно и успешно боровшегося с революцией38. А что, по сути дела, крайне правой фракции противно было содержание правительственной декларации — ясно из воспоминаний Тихомирова, который чрезвычайно критически отзывается о декларации39. Правда, он не был членом Думы, зато он был одним из немногих идеологов реакционных кругов. Поэтому его высказывания можно считать выражением точки зрения крайне правой думской фракции. После перехода к повестке дня возник вопрос, поставленный самой жизнью: есть ли в Думе вообще большинство, которое может деловым образом сотрудничать с правительством. Нет сомнений, что правительство Столыпина желало возникновения такого большинства. Но и среди кадет многие, хотя и с оговорками, все же в конечном итоге считали нужным создание такого большинства. Для достижения этого кадеты были готовы по известным вопросам голосовать совместно с правыми, не вступая при этом с ними в прочный союз. Они были к этому готовы, для того чтобы «щадить Думу», т.е. чтобы предохранить ее от неизбежного в ином случае роспуска. Председатель Думы, Головин — в этом смысле вероятно под влиянием Кокошкина — утверждал, что кадеты могут усилить свое влияние, если в Думе будет два большинства: по вопросам идеологическим кадеты объединяются с левыми партиями, а по вопросам тактическим — с правыми. Сотрудничество с правыми с точки зрения тактической должно сделать возможной работу Думы по конкретным деловым вопросам40. Кроме всего вышесказанного, нельзя забывать, что и самые антилиберальные представители правой фракции не хотели конфликта с правительством, наоборот, как уже было упомянуто, они чувствовали себя союзниками правительства и никоим образом не хотели саботировать его в Думе, даже тогда, когда правительство представляло Думе мало симпатичные им либеральные законопроекты. Поэтому правая фракция должна была принять необходимость голосовать вместе с кадетами в тех случаях, когда те поддерживали правительственные мероприятия. Маклаков считает, что Вторая Дума все далее продвигалась по пути конкретной деловой работы в данных ей Конституцией рамках. Он рассказывает, что с самого начала в Думе налицо были два направления. Одни хотели продолжать революционную традицию Первой Думы, другие желали идти по конституционному пути. Почти не было обсуждения какого-либо вопроса, при котором не дошло бы до разногласий между представителями этих двух направлений. Маклаков утверждает, что «победа сторонников конституционной дороги определялась все очевиднее»41. Он говорит, что были кадеты, считавшие эту дорогу правильной и успешно ее защищавшие, в то время как законодательная работа Думы все развивалась42. Однако, по-моему, как я уже указывал, это суждение чересчур оптимистично. Маклаков сам признает, что «программа» и «тактика» были больше связаны друг с другом, чем они (Головин и Кокошкин) думали43. Действительно, нельзя предполагать, что Вторая Дума могла быть работоспособной, раз в ней не было прочного большинства, а оно определялось каждый раз в зависимости от колебания кадетской партии в ту или иную сторону. К тому же лишь немногие среди кадет серьезно считали возможным сотрудничество с правительством. Как уже указывалось, Столыпин по собственной инициативе попробовал вступить в связь с некоторыми членами этой партии. Большинство же кадет относилось ко всяким контактам с правительством с такой враждебностью, что те, кто встречался со Столыпиным, вынуждены были это от собственной партии скрывать, для того чтобы их не объявили предателями44. Большинство кадетской партии бесспорно стояло за прочную связь с левыми, а следовательно и за постоянно отрицательный подход ко всему, исходящему от правительства. Во всяком случае Маклаков один так оптимистически расценивает возможности конкретной деловой работы Второй Думы45. Все остальные серьезные источники считают, что Дума была неработоспособной. Большинство было уверено, что конфликт Второй Думы с правительством и роспуск Думы — неизбежны. Так, Шипов пишет: «Левое крыло Второй Г. Думы оказалось еще многочисленнее, а в рядах конституционно-демократической партии отсутствовали многие авторитетные (как раз умеренные) ее представители, устраненные от участия в политической деятельности привлечением их к судебной ответственности за Выборгское воззвание. С момента открытия Г.Думы стала вполне очевидной невозможность установления более или менее нормальных отношений между правительством и народным представительством и их взаимодействия; неизбежный между ними конфликт мог быть только вопросом времени»46. Коковцов тоже вполне отрицательно отозвался о Второй Думе. По его мнению, заседания этой Думы представляли собой невероятный хаос и беспорядок. «... Было ясно, что никакая продуктивная работа была немыслима, да она никого в Думе и не интересовала»... «так как вся Дума представляла собой сплошное революционное скопище»47. Интересно, что и С. Булгаков, принадлежавший к левому крылу Второй Думы в качестве беспартийного депутата48 (в своих автобиографических заметках он впоследствии называл себя христианским социалистом) с глубоким презрением говорил о ее «нелепости, невежественности, никчемности, о том, что она в своем убожестве даже не в состоянии была заметить, что сама она не была пригодна ни для какого дела и утопала в бесконечной болтовне». «Я не знавал в мире места, — пишет Булгаков, — с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы». И далее: «Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России... и вы получите Вторую Государственную Думу. И какими знающими, государственными, дельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств... В Г. Думе на меня произвел сильное впечатление своей личностью, смелостью, своеобразной силой слова — Столыпин. Я совершенно не сочувствовал его политике, но я сохранил веру, что он любит Россию и в конце концов не солжет. И с этой — последней — надеждой я вышел из Таврического Дворца»49.
ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 11 1 Бердяев. Революция и культура. Опубл., в журнале «Полярная Звезда», № 2 от 22 декабря 1905 г. 2 Маклаков. Вторая Государственная Дума. Стр. 101. 3 Там же, стр. 104. Возможность такого объединения допускает и Тихомиров (Красный Архив, том 61, стр. 100). Он пишет: может быть кадеты вместе с правыми ограничат левых, и таким образом укрепится у нас конституционный строй. 4 Стенографические Отчеты Думы 1907 г., том I, ст. 37. 5 Шипов, ук. соч., стр. 513. 6 Шипов, ук. соч., стр. 515. 7 Однако октябристы далеко не всегда соглашались с правыми. Так например, они голосовали против военных законов. Это объясняется скорее всего тем, что лидером парламентской фракции случайно стал профессор Капустин, а не Гучков (который не был избран во Вторую Думу). Гучков, как известно, положительно относился к военным законам. 8 Нельзя, однако, приписывать слишком большое значение этому моменту. И без отрицательного элемента поддержки справа, которая могла отпугнуть умеренные круги, столыпинское правительство наверное все равно не нашло бы поддержки у кадет и даже у тех, кто стоял между кадетами и октябристами. 9 Стенографические отчеты Думы 1907г., том I, ст. 110. 10 Там же, столбец 110. 11 Там же, столбец 113. 12 Там же, столбец 114. 13 Там же, столбец 113. 14 Там же, столбец 114. 15 Там же. 16 Там же, столбец 113. 17 Там же, столбец 111. 18 Там же, столбец112. 19 Там же, столбец 113. 20 Там же, столбцы 114-116. 21 Там же, столбец 108. 22 Там же, столбец 116. 23 Там же, столбец 118. 24 Там же, столбец 107. 25 Маклаков справедливо указывает, что уже Свод Законов Сперанского ставил себе именно эту цель. (Вторая Государственная Дума, стр. 87). 26 Стенографические отчеты Думы 1907 г., том I, ст. 120. 27 Там же, ст. 167. 28 Там же, ст. 169. 29 М. Бок. Воспоминания о моем отце. Нью-Йорк, 1953, стр. 222. 30 Маклаков. Вторая Государственная Дума, стр. 227. 31 Милюков. Вторая Дума. Петербург, 1908, стр. 197. 32 Наверное, в левом большинстве было много людей, осуждавших эти методы только потому, что они были направлены против них, хотя при этом они были вполне готовы применить еще гораздо худшие методы против своих врагов. 33 Маклаков. Вторая Государственная Дума, стр. 20. 34 Там же, стр. 26. Вообще вся вторая глава этой книги посвящена в высшей степени интересным размышлениям о методах борьбы с революцией, которыми пользовался или которые, во всяком случае, допускал Столыпин. 35 Хотя Шипов и считал правильным либеральное содержание правительственной декларации, он не чувствовал себя в силах поддержать правительство Столыпина, поскольку считал, что действия правительства не будут соответствовать программе. Он ставил в упрек Столыпину, что тот недостаточно энергично выступал против насилия и нарушения законов исполнительными органами при борьбе с революцией, что недостаточно быстро распорядился разработать законы, долженствующие регулировать пользование дарованными Конституцией свободами и медлил с представлением их Думе. Шипов был убежден, что такой своей политикой Столыпин еще углублял пропасть между государственной властью и общественностью и уменьшал возможность сотрудничества Думы с правительством. 36 По Маклакову. Вторая Государственная Дума, стр. 85. 37 Стенографические отчеты Думы 1907 г., том I, ст. 126. 38 Маклаков. Вторая Государственная Дума, стр. 89. 39 Тихомиров. Воспоминания. Опубл. в «Красный Архив», том 61, стр.95. 40 Стоит отметить, что и социалистические партии заинтересованы были в соглашении между кадетами и правыми партиями. Они хотели, чтобы кадеты таким образом спасли Думу и обеспечили им возможность использовать ее для своих революционных целей. (См. Милюков. Вторая Дума, стр. 144 и 161). 41 Маклаков. Вторая Государственная Дума, стр. 116. 42 Там же, стр. 122 и 229. 43 Там же, стр. 165. 44 Там же, стр. 231, 247 и 254. 45 Несмотря на этот оптимизм, Маклаков тоже вынужден признать, что культурный уровень Второй Думы был чрезвычайно низок и что она мало была способна проделать предстоявшую ей громадную работу. (Вторая Государственная Дума, стр. 254). 46 Шипов, там же, стр. 498. 47 Коковцов, там же, том I, стр. 257. 48 Нелегко установить, был ли Булгаков на самом деле беспартийным членом или же примкнул к кадетской фракции Думы, хотя и не принадлежал вообще к конституционно-демократической партии. (См. Маклаков. Вторая Государственная Дума, стр. 231). 49 Булгаков. Автобиографические заметки. Париж, 1946, стр. 80.
Глава 12 ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ 3 ИЮНЯ 1907 ГОДА. ТРЕТЬЯ И ЧЕТВЕРТАЯ ДУМЫ. Роспуск Второй Думы и изменение избирательного закона. — Значение государственного переворота 3 июня 1907 года. — Историческая роль октябристов. — Укрепление конституционного строя во время Третьей и Четвертой Дум.
Вторая Дума была распущена 3 июня 1907 года. Как предлог для этого мероприятия правительство использовало то обстоятельство, что Дума слишком долго колебалась, прежде чем отобрать неприкосновенность у социал-демократических депутатов, обвиняемых в участии в заговоре. Сам по себе повод мало интересен, ибо несомненно второстепенен вопрос, был ли на самом деле такой заговор или нет, верили ли министры в его существование или нет. Подлинная причина роспуска Думы не имела ведь ничего общего с этим предлогом. Этой причиной была невозможность как для правительства, так и для народного представительства, найти путь сотрудничества, в частности при проведении в жизнь аграрной программы1. Накануне роспуска Думы четыре представителя кадетской партии были тайно приняты Столыпиным; на вопрос Струве, почему правительство решило распустить Думу как раз тогда, когда она собирается переходить к конкретной работе, Столыпин ответил, что по одному вопросу они никак не могут согласиться, а именно по аграрному вопросу, что и делает конфликт в любом случае неизбежным2. Таким образом, Столыпин, на которого Булгаков возлагал все надежды и о котором Маклаков говорил, что он — тот человек, с которым можно достичь соглашения3, взял на себя серьезную ответственность не только роспуска Думы (еще раз), но и изменения избирательного закона4, то есть нарушения Конституции — ответственность государственного переворота. В императорском Манифесте, которым объявлялся этот переворот5, отчетливо указывалось, что меняется только избирательный закон, в то время как все другие права, дарованные подданным Манифестом 17 октября и Основными Законами, остаются незыблемыми и неизменными. Это было торжество Столыпина. Намерение реакционных кругов, пользуясь случаем роспуска Думы, ликвидировать сам конституционный строй не осуществилось6. Изменение избирательного закона в смысле сужения круга имеющих право голоса, представляло собой возврат к идее Конституции, основанной главным образом на земстве, иными словами, к господствующей идее шестидесятых и восьмидесятых годов, которая оставалась и позже широко распространенной. Избирательный закон от 11 декабря 1905 г. был попыткой как бы перепрыгнуть этот, так сказать, земский этап конституционного строя в России и построить конституцию на более широких и демократических основах. Теперь приходилось убедиться, что эта попытка не удалась. Надо сказать, что даже если такая оценка и была вполне правильной, все же возврат к первоначальной концепции был связан с осложнениями, как вообще всякое движение обратно в прошлое. Демократические тенденции сильно укрепились по сравнению с 60-ми и даже 80-ми годами, и теперь было небезопасно игнорировать их, даже если положение вынуждало к этому и нельзя было никак иначе поступить7. Во всяком случае, было естественно и правильно, что именно традиционная концепция народного представительства одержала верх после того, как пришлось прибегнуть к изменению избирательного закона от 11 декабря 1905 г., предоставлявшего решающее влияние на результаты выборов как крестьянству8, так и интеллигенции, и приведшего к тому составу Думы, который делал невозможным осуществление конституционного строя, созданного на Основных Законах. В России господствовало убеждение, что только земство может быть той исторической почвой, на которой возможно построить будущий российский конституционный строй. При этом, однако, не просто стремились к тому, чтобы народное представительство стало своего рода увенчанием институтов самоуправления и чтобы выборы в обе палаты представляли собой дальнейшее развитие выборов в земские собрания. Земская среда представлялась единственным общественным слоем, который в состоянии поддерживать конституционный строй, просто потому, что одна только эта среда достаточно созрела для того, чтобы понимать значение и смысл заданий государственной власти. Столыпин старался при помощи изменения избирательного закона прочно основать конституционный строй на земской среде. Но в отличие от 60-х и 80-х годов, он совершенно не предполагал использовать земские органы самоуправления как основу для народного представительства9; то, к чему он стремился, это просто — обеспечить представителям земства ведущую роль в Думе, иными словами, превратить как раз земство в общественную опору народного представительства. Столыпин хорошо знал, что в земской среде в провинции по-прежнему налицо готовность сотрудничать с правительством, что земство поддержит правительство при решении двух основных задач, которые тогда стояли перед государственной властью, а именно: проведение либеральной программы и борьба с революцией; и что таким образом земство обеспечит укрепление нового конституционного строя. Столыпин знал это гораздо лучше, чем Витте, ибо сам он происходил именно из земской среды, а не из рядов бюрократии, а в бытность свою губернатором он имел дело с представителями земства гораздо больше, чем с представителями петербургских чиновничьих кругов. Вообще можно правильно понять Столыпина и его политическую фигуру, только отдавая себе отчет в том, что, будучи губернатором, он никоим образом не был представителем бюрократии в провинции, а наоборот, став министром, он стал представителем провинции в Петербурге. Сам он это прекрасно понимал, и это подчеркивает также его коллега Коковцов, характерный представитель петербургских бюрократических кругов. Когда царь предложил Столыпину пост председателя совета министров, Столыпин попробовал отклонить это предложение, объясняя, что у него недостаточно опыта и что ему, в частности, не хватает знания Петербурга и его тайных течений и влияний10. В другом месте Коковцов рассказывает, что сначала совет министров просто не принимал всерьез некоторые высказывания Столыпина, потому что в них часто проявлялся некоторый провинциальный дух и недостаточное знание навыков и обычаев петербургской бюрократической среды11. На самом деле, уже во время последнего земского съезда в ноябре 1905 г. многие земские собрания отмежевались от радикальных позиций съезда. Так например, городской голова Киева в телеграмме сообщил съезду, что киевская городская дума не уполномочила своих членов, присутствовавших на съезде, принимать в нем участие и что вообще она нисколько не согласна с деятельностью съезда12. Такое противоречие между тенденциями земских съездов и настроением земских собраний в губерниях, выраженное телеграммой киевского городского головы, проявлялось и в других случаях. Так например, тульское земство обратилось к царю с выражением благодарности за Манифест 17 октября и отправила делегацию к Витте, для того чтобы обещать ему поддержку земства. Происходило это приблизительно в то же время, когда князь Львов, представлявший тульское земство на ноябрьском съезде, вместе с другими членами делегации, посланной съездом к Витте, поставил правительству ультиматум и потребовал созыва учредительного собрания13.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|