Ориентиры целостности: различие и многообразие

Вопрос о синтезе или симбиозе культур очень остро стоит, когда мы говорим о мировой духовной культуре, представляющей собой огромный комплекс культур различных стран и народов, народностей, племен.

Развитие наций и народностей и их взаимоотношений, судьба национальных культур и языков есть вопрос всемирно-исторический в самом буквальном и полном смысле слова, ибо речь при решении этого вопроса идет о путях дальнейшего хода истории, о перспективах развития человечества в целом. Я уже напоминал в предыдущем тексте о том, что, начиная с эпохи Великих географических открытий вымерли или просто были физически истреблены десятки, а может быть, сотни народностей и племен. Исследователь первобытного общества Льюис Г. Морган так писал об участи американских индейцев, попавших под “железную пяту” капиталистических колонизаторов: “...В то время как окаменелые остатки, погребенные в земле, сохраняются для будущего исследователя, не такова участь индейских производств, языков и учреждений. Они погибают с каждым днем и погибали на протяжении более чем трех столетий. Этническая жизнь индейских племен под влиянием американской цивилизации вырождается, их производства и языки исчезают, их учреждения разлагаются. Еще через несколько лет те данные, которые еще легко можно собрать, уже нельзя будет найти” (цит. соч., с. 4).

Эпоха “цивилизованного” империализма в этом отношении по содержанию мало чем отличается от времен средневековых конквистадоров или западноевропейских “пионеров”, истреблявших коренные самобытные индейские племена совершенно точно так же, как они отстреливали стада бизонов, - разве что только более последовательно и жестоко. А ведь у каждого из этих племен были своеобразная культуры, неповторимые обычаи, свой язык. В эпоху империализма изменились в основном средства истребления: вместо огнестрельного гладкоствольного, а затем и нарезного оружия и бича плантатора в ход пошли голод, разрушение природной среды и отравление отходами промышленного производства; не забыть бы в этом перечне грабительские финансово-кредитные механизмы и демократические законы. С каждым исчезнувшим с лица нашей планеты племенем уходили в небытие своеобразные духовные культуры, неповторимые языки.

Что же, мы просто сожалеем о невозвратном прошлом, возмущаемся неизбежными “побочными следствиями” шествия неудержимого технологического и экономического прогресса, вздыхаем о нарушении оторванного от жизни идеала абстрактного гуманизма? Отчасти и эти соображения составляют содержание наших рассуждений, но есть и иные, не менее существенные. Дело в том, что все многообразие существующих и ранее существовавших национальных языков и культур представляет собой культурный генофонд человечества (термин предложен В.С.Марковым в статье журнала “Знамя”, опубликованной к 60-летию СССР в № 12 за 1982 г.) - своего рода базу (одну из баз) дальнейшего развития всей мировой духовной культуры. Имея это в виду, нельзя не согласиться с тем, что вполне авторитетное положение о преодолении национальных различий, - если его распространить на языки и культуры, - не столь уж научно и не столь прогрессивно, а, скорее, реакционно. Совершенно не случайно уже с ХУ111 века в филологической и исторической науке начался стихийный процесс восстановления утраченных, “мертвых” языков, возникло даже своего рода соревнование ученых по расшифровке древних систем письменности: еще не осознанные в полной мере тенденции прогресса человечества, если так можно выразиться, “давали задание” исследователям для обеспечения поступательного движения мировой культуры на этом новом направлении. В ХХ столетии эти научные направления уже встали на ноги и работали на всю возможную мощь, достигая хороших результатов, которые можно оценить как доброе начало на пути возможно более полного восстановления культурного генофонда человечества с использованием все более мощных и эффективных средств и методов научного поиска.

Для того, чтобы этот поиск был по-настоящему плодотворен, его следует сделать более осознанным, признав ничем не заменимую ценность каждой национальной культуры и каждого языка, а заодно признав по меньшей мере неточность, условность выражений типа “отсталая национальная культура” или “неразвитые языки”. А каков критерий оценки языков и культур как “неразвитых” и “отсталых”? Его фактически нет - он подменен ничем не обоснованной спесью, шовинистическим европо- либо англосаксоцентризмом или иной разновидностью иллюзорной “цивилизованности”, а то даже “научности”, в основе которых, если хорошо разобраться, лежат гнилые, бессодержательные идеи национальной исключительности и безоглядная интеллектуальная ограниченность, из-за которой могут быть навсегда без сожаления утрачены - как “недоразвитые” - своеобразные, неповторимые фрагменты мирового культурного достояния. В культурном генофонде человечества нет малозначащих, тем более ущербных и никчемных звеньев, и идея национального равноправия - это не просто принцип демократизма, необходимая сторона гуманистического миросозерцания, а одно из проявлений глубинных, пока еще недостаточно осмысленных общеисторических тенденций, одна из предпосылок не только будущего духовного расцвета человечества, но и, возможно, предпосылка его нормального существования как человечества, имеющего доселе неосознанный смысл жизни, свое космическое предназначение.

Даже скептически настроенному читателю советуем отнестись к этим формулировкам как можно более вдумчиво, не расценивать их как проявление авторского субъективизма, своего рода интеллектуальное чудачество. Задумайтесь над тем, что во всей научной, публицистической и художественной литературе даже самые строгие умы, самые авторитетные светила науки, стоит только им заговорить о проблемах своеобразия народов, национальных культур и языков, всегда выражают нечто недосказанное, словно вступают в область мистики, либо допускают утверждения, совершенно недостойные их гения. Один из примеров мы уже приводили: не выдерживающее серьезной критики положение о преодолении в исторической перспективе всяких национальных различий. Есть и другой вполне очевидный пример: одним из самых употребляемых в обществознании как науке и в соответствующей (серьезной, разумеется) публицистике терминов является слово “народ”. Но попытайтесь найти строго научное его определение - вас обязательно постигнет неудача.

Не будем лишний раз придираться к марксизму, чего в наше безумное, смутное время хватает и без нас: представители отмирающих, тупиковых идеологий и их наемные слуги, орудующие в сфере социального познания и в скупленных на корню средствах массовой информации, сейчас из кожи лезут вон, снова и снова безуспешно опровергая высокие интеллектуальные завоевания этого великого учения, опирающегося на достижения всего человеческого познания. Возьмем для примера современника основоположников этого отнюдь не умершего, хотя и подвергаемого ожесточенной травле мировоззрения - Гюстава Лебона, оказавшего в свое время громадное влияние на общественную мысль. Серьезный ученый, последовательный рационалист в своих рассуждениях то и дело допускает такие утверждения, формулирует такие выводы, которые, стоит только как следует в них вдуматься, если и не представляют собой мистику, то граничат с ней. “Наиболее яркое впечатление, вынесенное мною из продолжительных путешествий по различным странам, - это то, что каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусства” (Гюстав Лебон. Психология народов и масс. Санкт-Петербург, 1995, с. 12). В своей книге он рассматривает много конкретных признаков, особенностей этого душевного строя, но когда говорит о нем в целом, то не может выразить это иначе, как повторением слова “душа”, ссылаясь на то, что все иные конкретные особенности есть всего-навсего лишь “внешние проявления” этого душевного строя. Он так и пишет: “Различные элементы: язык, учреждения, идеи, верования, искусство, литература, из которых образуется цивилизация, должны быть рассматриваемы как внешние проявления души создавших их людей. Но, смотря по эпохам и расам, важность этих элементов как выражения души какого-нибудь народа очень неодинакова” (там же, с. 66). Можно согласиться с последним утверждением, можно не соглашаться - дело вкуса: все равно Г.Лебон не дает аргументированного объяснения этой “неодинаковости”, - то ли это связано с какими-то проявлениями истории народов, то ли это особенность их души, загадочной, необъяснимой, воспринимаемой в лучшем случае чисто интуитивно (но тогда, правда, встает вопрос о качестве интуиции).

И все же в историзме Г.Лебону не откажешь, хотя этот историзм у него, если можно так выразиться, очень своеобразный, половинчатый. Лебон обращает внимание на то, что душа народа вовсе не остается всегда неизменной, а жизнь ее вечной. Он пишет, что по мере роста человеческой цивилизации - совершенствования технологии, развития и распространения просвещения и т.д. - меняются нравы людей, взаимоотношения между ними, отношение к окружающему миру, а значит, душа народа сама меняется. Как меняется, в какую сторону, по каким законам? Внятного ответа на эти вопросы Лебон не дает. Видимо, и не следует (не следовало бы) требовать и ожидать от него ответов. Достаточно того, что он поставил эти вопросы - перед общественной мыслью, перед последующими исследователями.

Его собственные попытки сформулировать ответы на эти вопросы нельзя признать всегда удачными. Лебона, в частности, смущает и даже возмущает вторжение в сознание людей и целых народов вредоносных, по его мнению, идей “равенства людей и рас”. Эти идеи вовсе не столь новы, как полагал Лебон, но они лишь ко времени жизни и научного творчества Лебона получили достаточно широкое распространение и ощутимое влияние и авторитет. Более того, они получили мощное научное обоснование благодаря возникновению научного пролетарского мировоззрения - в работах его родоначальников К.Маркса и Ф.Энгельса. Лебон не полемизирует с ними (возможно, потому, что не располагал сколь-либо убедительными аргументами для полемики против марксистской теории), но его буржуазное сознание понуждает его отвергать с порога всякую мысль о возможности какого-нибудь равенства людей и рас - равенства правящих классов, располагающих всеми благами цивилизации и просвещения с эксплуатируемым трудящимся большинством, лишенным этих благ, тем более мысль о равенстве белой расы, создавшей гигантские колониальные империи, с населением колоний, с представителями других, подчиненных и угнетенных рас. И он пытается по-своему истолковывать механизм неоспоримой, очевидной эволюции психологии масс, психологии народов, ставя во главу угла буржуазные ценностные ориентиры, то есть фактически отказываясь от позиции ученого, от позиции объективного исследователя реальности и тенденций ее развития. Вот как он излагает, например, вопрос о взаимоотношении старых и новых идей:

Если трудно внушить новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов.

Уже полтора века прошло с тех пор, как поэты и философы, крайне невежественные относительно первобытной истории человека, разнообразия его душевного строя и законов наследственности, бросили в мир идею равенства людей и рас.

Очень обольстительная для масс, эта идея вскоре прочно укрепилась в их душе и не замедлила принести свои плоды. Она потрясла основы старых обществ, произвела одну из страшнейших революций и бросила западный мир в целый ряд сильных конвульсий, которым невозможно предвидеть конца” (там же, с.11). Напуганный возможностью дальнейших неизбежных потрясений, Лебон в данном случае выступает как ретроград, как тоскующий по сохранению статус-кво обыватель. Он вообще против революций, тем более “страшнейших”, хотя как объективный ученый он должен был бы признать, что когда перемены назрели, они все равно раньше или позже произойдут, а при сопротивлении этим неизбежным переменам они произойдут в виде насильственных революций, в том числе “страшнейших”, если они встретят ожесточенное сопротивление со стороны сторонников сохранения любой ценой старых, отживших общественных порядков. Зачем же жаловаться на революции, когда следовало бы жаловаться на их противников, стремящихся удержать в узде народные массы, энергия сопротивления и движения к переменам которых дошла до критической черты? Зачем принижать закономерность новых идей, приписывая их появление безответственным и невежественным поэтам и философам? Кстати, поэты и философы зачастую предчувствуют подземные толчки грядущих общественных перемен гораздо лучше, чем даже самые превосходные узкие специалисты по самым авторитетным и нужным научным дисциплинам, включая историю человечества. Лебону следовало бы принять во внимание отмеченный им же самим факт “обольстительности для масс идеи равенства людей и рас: отчего они так обольстительны, почему они получают массовое признание и распространение, завоевывают место ведущих идеологических ориентиров в движениях масс, даже несмотря на сопротивление могущественных правящих сил и несмотря на надежду интеллектуальных сторонников старых порядков, что “не менее трудно уничтожить старую” идею.

Дальнейший ход исторического процесса показал, что новые идеи, если они соответствуют фундаментальным тенденциям развития общества, непременно утвердятся. Лебон не дожил до того времени, когда идея гражданского равенства, равноправия всех людей стала общепризнанной, вошла во все (или почти все) конституции двух сотен существующих на земле государств и стал одной из доминант нынешнего международного права. То же самое можно сказать и об идее равенства рас - апартеид сейчас не в моде. Хотя противников и равноправия граждан, и равных прав для всех наций и рас и теперь предостаточно - противников могущественных, обладающих огромными экономическими и особенно финансовыми ресурсами, небывалым военно-политическим потенциалом, с легкостью нанимающих бесчисленные орды “поэтов и философов” и с помощью всех этих имеющихся в их распоряжении сил обращающих в ряде (в огромном ряде!) случаев эти общепризнанные, громко провозглашаемые права в фикцию. Впрочем. Лебон не уточняет, о каком равенстве прав людей и рас он говорит, а потому говорит о равенстве вообще - возможно, потому, что против глупостей легче спорить. Равенство же вообще, то есть во всех отношениях, в принципе невозможно: тогда бы мы просто-напросто не могли бы различать ни людей, ни расы, и нам пришлось бы иметь дело не с людьми и их сообществами, а с какими-то фантастическими клонами. Простой пример: расы не могут быть равны уже по цвету кожи, не говоря о других биологических, генетических их различиях, которые, однако, никак не предопределяют положение людей разных рас как высших, предназначенных господствовать, с одной стороны, и низших, обреченных на повиновение - с другой.

Старший современник Лебона Морган не просто утверждал тезис о равенстве рас, но и научно доказывал это с позиций историзма, объясняя неравномерность развития разных народов на основе анализа неопровержимых фактов одинаковости их пути исторического прогресса, на какой бы стадии эволюции они ни находились. Вот что он пишет в предисловии к своей книге “Древнее общество”, составившей буквально эпоху в познании становления человечества: “Изобретения и открытия образуют непрерывный ряд по пути человеческого прогресса и отличают его последовательные стадии; между тем общественные и гражданские учреждения, связанные с извечными человеческими потребностями, развивались из немногих начальных зародышей мысли. Они точно так же являются шкалой прогресса. Эти учреждения, изобретения и открытия воплотили в себе и сохранили для нас основные факты, иллюстрирующие пройденный путь. Их сопоставление и сравнение указывают на единство происхождения человечества, на сходство человеческих потребностей на одной и той же стадии развития и на единообразие деятельности человеческого ума при одинаковом общественном строе” (цит. соч., с. 3. Подчеркнуто нами. - Р.Л.). Последующее развитие исторической науки, в частности археологии, целиком подтверждает это положение: находки различных предметов материальной культуры в разных районах земного шара позволяют с уверенностью осуществлять датировку этих находок, идентифицировать их как принадлежащие к определенным периодам развития человеческого общества.

Ущербность лебоновского историзма сама может быть правильно объяснена только с позиций конкретно-исторического подхода: в пору восходящего развития капитализма буржуазное сознание, буржуазное миросозерцание еще кажется незыблемым, но при подходе к перелому развития на нисходящую ветвь оно все более явно обнаруживает свою историческую ограниченность. Поэтому великолепные интеллектуальные находки Лебона, которые должны сверкать, как алмаз, порой еле-еле мерцают сквозь толщу пыли ретроградных установок.

Вот одна из таких находок, которая не устарела, а, наоборот, приобрела новую значимость в наше время, которое защитники капитализма именуют временем начавшейся или даже наступившей глобализации (имея в виду свое господство над миром), но которое правильнее назвать периодом интенсификации и растущего многообразия взаимосвязей между странами и народами и их культурами. Особую актуальность мыслям Лебона придают растущее информационно-психологическое насилие правящего меньшинства над большинством населения в странах с буржуазным режимом и особенно - развязанные империализмом, мировой финансовой олигархией информационные войны против независимых государств и народов во всемирном масштабе: одно из последствий такой войны Россия и ее народ испытывают теперь на себе.

Приобретение прочно сложенной коллективной души представляет собой для известного народа апогей его величия, - писал Лебон. - Разложение этой души означает всегда час ее падения. Вмешательство чужеземных элементов составляет одно из наиболее верных средств достигнуть этого разложения” (там же, с. 141). Вот оно и произошло, такое вмешательство, подготовленное недодавленными до конца осколками прежних эксплуататорских классов, борцами за восстановление господства частной собственности, а в идеологическом плане - тайным троцкистом Хрущевым и получившими при его правлении волю космополитами, сионистами, мелкобуржуазными демократами. В троцкистском изложении даже социально-историческая концепция революционного марксизма приобретала значение чужеродного идейного элемента для построенного в СССР русского советского социализма, ибо подавалась в массы как противостоящая патриотизму, лишенная национальных корней - под фальшивым флагом абсолютизированного интернационализма, названного для привлекательности “пролетарским”. Так подрывались авторитет и влияние марксистской теории, термины которой использовались для прикрытия элементов буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, в особенности для протаскивания космополитизма в интересах мировой финансовой олигархии. Дальнейшие события времен лживой горбачевской “перестройки” и возглавленного Ельциным контрреволюционного переворота всем известны: больше десяти лет идут разрушительные попытки реставрации капитализма и насильственного втягивания России (и других бывших союзных республик СССР) в “мировую цивилизацию”, а если отбросить фальшивую терминологию - в орбиту империализма и всевластия мировой финансовой олигархии.

Прислушаться бы своевременно советским руководителям последних десятилетий к мудрому лебоновскому наблюдению, звучащему как тревожное предостережение, и сделать отсюда практические выводы в государственной политике...Тогда сохранился бы великий Советский Союз и не переживали бы его народы тех тяжких бедствий, которые еще двадцать лет назад и представить было трудно.

Такое наше запоздалое пожелание кое у кого может вызвать возражение, даже протест: мол, не надо звать в тоталитарное прошлое. Но ведь никто в прошлое и не зовет. Это просто физически невозможно, время необратимо, - как говорится, поищите дураков в другой деревне. И никто не требует ликвидации демократии. Только, во-первых, надо вглядеться в нынешнюю “демократию”, которую даже сионист В.Буковский назвал клептократией, а С.Говорухин, как несколько более русский человек, - ворократией. А во-вторых, демократия без берегов должна быть правильно названа анархией, точно так же, как безграничная свобода - произволом. Все это было видно, когда разрушали социализм, Советскую власть, разваливали Советский Союз - кстати, под лозунгом борьбы с “тоталитаризмом”. Но ведь диктатура закона, единого для всех, это не такая уж страшная и скверная штука, не зря за нее так громогласно ратовал В.Путин, когда ему нужно было закрепиться в президентском кресле, завоевать авторитет у населения, - но где она, обещанная диктатура закона, в пору невиданного разгула преступности и коррупции и массового падения нравов, во времена, когда разрастается, подобно раковой опухоли, пренебрежение к государственным, общенациональным интересам со стороны тех, кто их обязан осуществлять и отстаивать?

Кстати, и слово “тоталитаризм”, которым последние десятилетия запугивают людей враги социализма, имеет разные оттенки. Я бы лично не возражал против того, чтобы тотальным было хорошее и постоянно растущее благосостояние народа, чтобы тотальными были рост образования и культуры людей, чтобы в стране царил тоталитаризм экологии культуры, несущий гармонию как в общественные отношения, так и во взаимодействие человека с окружающей природной средой. Кажется, против этого не может возражать ни один разумный человек. Так нет же, находятся такие защитники ничем не ограниченной свободы личности, понимаемой как свобода частной собственности в ущерб всем остальным экономическим формам, свобода своекорыстия. Неупорядоченность всех основных сфер жизнедеятельности человека и общества служит источником и одновременно прикрытием установления действительного тоталитаризма, то есть власти меньшинства над большинством и эксплуатации трудящегося большинства паразитическим меньшинством.

Представители последнего и его идеологические прислужники и повторяют эту затрепанную байку о “тоталитаризме” в СССР (ее запускали в ход еще единомышленники Троцкого и геббельсовская антисоветская пропаганда), о Советском Союзе как “империи зла”, чтобы добиться, как мечтал Аллен Даллес, “необратимого угасания самосознания самого непокорного народа на Земле”, чтобы отравить и убить прежде всего его историческую память. Их страшит тотальное, то есть всеобщее, возвращение нашего народа на столь естественный для него путь социалистического прогресса, тотальное возрождение советской цивилизации, возрождение души - на ее высшем взлете - русского народа и соединенных с ним единой исторической судьбой народностей и наций, составляющих вместе российскую, евразийскую цивилизацию - самобытную, самостоятельную, самодостаточную, выступавшую в пору лучшего своего развития как советская цивилизация. Вот эту-то великую и весьма плодотворную историческую целостность, давшую блестящие достижения общественного прогресса, но еще не вполне успевшую развернуть все свои неисчерпаемые возможности, и лают словом “тоталитаризм”, превращая неоднозначный термин в грязное ругательство.

Есть два мотива, два способа, два пути проникновения чуждых элементов в национальную культуру, в “душу народа”. Во-первых, это коммерциализация культуры, превращение ее в ходовой товар с последующим импортом, даже демпингом самых захудалых ее видов - отбросов “масс-культа”, завоевание рынков культуры. Здесь все идет по правилам бизнеса, ибо это и есть разновидность бизнеса: кино, телевидение, видео, эстрада (которую уже именуют и иначе: шоу-бизнес), печатная продукция. Во-вторых, это прямое информационно-психологическое воздействие с целью подрыва “души народа”, рассчитанное, планируемое, на которое (по признанию Билла Клинтона) бросают триллионы долларов, что, однако, окупается созданием и приведением к власти “пятой колонны” с последующим завоеванием ресурсов - завоеванием относительно мирным, как это происходит сейчас в России, или с применением силы против стран, по сравнению с которыми ударная сила мирового финансового капитала вооруженные силы США и НАТО располагают явным военно-техническим превосходством, - так это и произошло в Югославии, Афганистане или Ираке, хотя еще и с неокончательным результатом.

Оба эти способа используются одновременно, и в первом присутствуют элементы второго - уже потому, что в коммерциализованной культуре присутствуют явно чуждые любой национальной культуре элементы. Но против первого способа правительства, имеющие национальную, патриотическую ориентацию, могут использовать государственную власть для если не пресечения, то хотя бы ограничения подобной культурно-идеологической экспансии. Примеры такой государственной защиты национальной культуры имеются, не только, скажем, в исламских странах, но и странах - союзниках США, например, существует законодательно установленная квота на трансляцию зарубежных кино- и телефильмов во Франции. А в России - полная свобода для зарубежной “художественной” продукции самого низкого пошиба, которую и в самих странах- производителях ставят в жесткие рамки, настолько она вредоносна не только для национального самосознания, для нравственности людей, особенно для подрастающих поколений, но даже для их здоровья, психического и физического, например, так называемый “тяжелый рок”. Более сильным, по-настоящему адекватным ответом является, однако, не сам по себе запрет, не законодательные ограничения чуждых идейно-культурных влияний (хотя и такие ограничения остро необходимы, в частности, необходим прочный заслон проникновению в страну иноземных религиозных и псевдорелигиозных сект, имеющих управляющие центры за рубежом), а развитие национальной культуры, патриотического сознания, патриотического воспитания людей, в первую очередь молодежи и детей. Разумеется, при отсутствии внимания к развитию отечественной культуры со стороны правительства надеяться на это трудно: силами одной общественности, включая подвижников - деятелей литературы и искусства и возможных одиночек-спонсоров, это сделать почти невозможно. А о какой поддержке правительства может идти речь, если среди открытых врагов отечественной культуры, среди любителей глумиться над ее ценностями (и ценностями нашей общенациональной истории) одним из самых активных, настойчивых и циничных является...министр культуры Российской Федерации - телевизионный шоумен Швыдкой! Таким образом, в культуре происходит то же самое, что происходило во времена Горбачева в области политики и идеологии, а во времена Ельцина - в области экономики - внедрение антинациональных элементов в верхние этажи власти и разрушение Советского Союза, а теперь России изнутри, разрушение всей великой российской (евразийской), советской цивилизации.

При этом развитие национальной культуры должно идти по всем направлениям, а для координации этой работы, для такой координации усилий всех здоровых национальных сил русского народа и объединившихся вокруг него коренных народностей России, которая делала бы эти усилия максимально эффективными, нужна ясная общенациональная идея, опирающаяся на главные ценности истории и культуры.