 |
Дворянство в целом отделяла от народа пропасть социального рабства, которую не уменьшали патриархальные отношения с крестьянством.
|
|
|
|
Две культуры сосуществовали в противоречивых отношениях. «Даже в XVIII веке русское барство, особенно в нижних слоях его, много народнее, чем выглядит на старинных портретах и в биографиях вельмож. Не все получали свой последний лоск в Версале. В саратовских и пензенских деревушках – я говорю о дворянстве – XVII век затянулся чуть не до дней Екатерины. Обе культуры живут в состоянии интрамолекулярного взаимодействия. Начавшись революционным отрывом от Руси, двухвековая история Петербурга есть история медленного возвращения. Перемежаясь реакциями, но всё с большей ясностью и чистотой звучит русская тема в новой культуре, получая водительство к концу XIX века. И это параллельно с неуклонным распадом социально-бытовых устоев древнерусской жизни и выветриванием православного сознания. Органическое единство не достигнуто до конца, что предопределяет культурную разрушительность нашей революции» (Г.П. Федотов).
v Самосознание новой элиты.
· Об иллюзорном самосознании дворянства.
· Мифический Запад в сознании дворянства.
· Миф об отсталости России в сознании дворянства.
· Иллюзия «Русского Запада» в сознании дворянства.
· Верность трону и ревности к службе русских дворян.
Выражая типично интеллигентски-дворянское сознание, Николай Бердяев писал: «Россия и Европа, Восток и Запад – вот основная тема русской рефлексии, русских размышлений». Эта тема была основной только для образованного общества – начиная с XVIII века.
Россия – огромный Евразийский материк, который не вмещается в измерения ни Востока, ни Запада. Коллизии Востока и Запада не было в древнерусском сознании, которое открыто и азиатской Монголии, и восточной Византии, и Западной Европе.
|
|
|
Тема России и Запада была основной в формировании дворянства и интеллигенции, поэтому стала острой для них. Птенцы гнезда Петрова были воспитаны на любви к передовому Западу и отталкивании от дикого Востока. Всё в России воспринималось ими как низкое, подлое, варварское, подлежащее европейскому просвещению.
Петровское дворянство не видело реальную Россию, но и любовь к Европе имела своим предметом не существующее в реальности.
Русское образованное общество по существу не знало европейской культуры, не понимало культурных различий европейских народов.
Для французов дикий Восток начинался за Рейном, они относились к немцам с таким же снобизмом, как немцы к русским. Для англичан подлинно европейское сохранялось только в пределах Альбиона. Для всех европейцев граница между добром и злом совпадала с границей между Западом и Востоком, что слепо было заимствовано русским дворянством.
· Сознание дворянства изначально – по происхождению и установке – иллюзорно, пронизано болезнью лжеевропеизма (по выражению Ф.М. Достоевского), его духовная родина – в мифической Западной Европе.
· Иллюзия «русского Запада» в сознании дворянства была основана на мифе об азиатском варварстве, отсталости и замкнутости России и о западной культурности и прогрессе. «Русский Запад» существовал в умах русского образованного общества, которое было «нашим скитальцем по чужим парадным и непарадным подъездам» (И.Л. Солоневич).
· Западноевропейская культура воспринималась как общечеловеческая и единственно возможная, по отношению к ней отечественная культура является варварской. В дворянском сознании Россия лишается онтологического статуса, культурной самобытности, исторической миссии. Она должна стать почвой для взращивания великой европейской культуры. Иллюзия «русского Запада» диктовала, что нужно заимствовать в Европе и внедрять у себя. Иллюзорная ориентация приводила к заимствованию не европейских достижений, а ошибок и заблуждений. «Некоторые основные движущие факторы европейской духовной культуры (например, европейское правосознание) русскими верхами усваивались плохо» (Н.С. Трубецкой).
|
|
|
Н.Я. Данилевский описывал формы иллюзорного дворянского сознания: «Все формы европейничанья, которыми так богата русская жизнь, могут быть подведены под следующие три разряда: 1) Искажение народного быта и замена форм его – формами чуждыми, иностранными; искажение и замена, которые, начавшись с внешности, не могли не проникнуть всё глубже и глубже. 2) Заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву с мыслью, что хорошее в одном месте должно быть и везде хорошо. 3) Взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной, европейской точки зрения; рассматривание их в европейские очки… причём нередко то, что должно бы нам казаться окруженным лучами самого блистательного света, является совершенным мраком и темнотою, и наоборот». Русский ведущий слой заимствовал на Западе мировоззрение в наиболее радикальных, то есть мрачных и тёмных формах.
- Иллюзия «русского Запада» отражает не географию пространств, а географию душевных состояний. На ней были воспитаны поколения русского образованного общества. Больная иллюзия искажала реальность, насильственное её воплощение разоряло исконно русскую культуру. Иллюзия обречена разбиваться при встрече с реальностью, чем объясняются разочарования русских при поездках по Западной Европе.
- (При всем западнофильстве русское дворянство не превращалось в предателей-космополитов, в отличие от современных «либералов»-западнофилов на содержании; верность трону и ревность к службе были нормой для представителей этого сословия.
- Этим государственническим настроем дворянство отличалось от демократической интеллигенции разночинского закваса и от современных поклонников общечеловеческих ценностей. Будучи адептом чуждой западной культуры, дворянство не превратилось в «пятую колонну» Запада в смысле политическом). Печать ложного статуса умаляла достоинства и увеличивала недостатки дворянского сословия: «Пороки крестьянства и старого купечества были пороками личными; национально, в смысле общего типа, оба эти сословия были почти всегда безукоризненными; дворянство же, во многих случаях лично почтенное и государственно всегда чрезвычайно доблестное, с точки зрения национально-культурного типа было ниже и хуже не только китайских мандаринов, но даже и турецких пашей и беев, которых, по крайней мере, резкие особенности их религии принуждают не всё своё уступать европеизму, не все обычаи, не все поверия, не все юридические понятия, и т.д.» (К.Н. Леонтьев).
|
|
|
v Социальный статус дворянства.
· О паразитизме дворянства времен Екатерины.
· О Русской дворянской культуре.
Пётр I прорубил окно не в Европу, а, по характеристике Ивана Солоневича, в некую Лапландию – холодную страну судорожных грёз и больных мечтаний. В этой искусственной стране, воплощением которой стала призрачная столица болот и туманов – Петербург, было выведено новое племя людей с лжеевропейской ориентацией. «Русскому человеку… надобно было почти уничтожить свою народную личность, чтобы сродниться с образованностью западною, ибо и наружный вид, и внутренний склад ума, взаимно друг друга объясняющие и поддерживающие, были в нём следствием совсем другой жизни, проистекающей совсем из других источников» (И.В. Киреевский).
· Воспитание «русских европейских умов» (Ф.М. Достоевский) создаёт нацию в нации, или народ вне нации: смесь голландского и немецкого в одежде, французского с нижегородским – в языке, помесь западного рыцарства и восточной дикости – в нравах.
С Екатерининских времён дворянство, освободившееся от обязательной государственной службы и подчинившее остальные сословия, превращается в паразитический класс.
- У екатерининских вельмож – питомцев Петра – считалось престижным жить не по средствам, тратить на удовольствия как можно больше.
--Маниакальное стремление к обогащению ради роскоши, комфорта и удовольствий было неведомо допетровской Руси, где золото, парча, драгоценности служили символом сана, родовитости, общественного статуса, где богатством не мерилась ценность человека.
|
|
|
Нормальное состояние боярина Московской Руси – государева служба с обязанностями, правами и благами, которые она предоставляет.
Послепетровский вельможа стремится к службе ради богатства, которое позволяет пресыщаться светскими забавами. При неизбежном в суровой стране низком прибавочном продукте ведущий слой паразитически грабил трудовые сословия, изъятые средства тратил на покупку зарубежных предметов роскоши, финансируя промышленность европейских стран. Первоначальное накопление национальных сил, необходимое для культурного взлета, было эгоистически задержано русским барством.
· Принуждение крестьян кормить не воина и государева слугу, а ублажать бездельника расширяло социальную пропасть между крестьянством и дворянством до ненависти, что было причиной многих бунтов.
На дворянское сословие можно распространить определение Игоря Шафаревича – малый народ, который стал завоевателем на своей Родине, поработил и истощил её силы, который два века воспитывался на любви к несуществующему Западу и к не лучшему из существующего на Западе, на презрении к русскому духу. Носитель русской светской образованности переставал быть русским, при этом претендовал на выражение русского самосознания. «Дотоле, от сохи до престола, россияне сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, – со времён Петровских высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний» (Н.М. Карамзин).
Социальная пропасть между дворянством и остальными сословиями играла и предохранительную роль. Пока проевропейское дворянство было отделено от низших классов стеной привилегий, «оно могло вредить народу только вещественно, стеснять его волю, наносить безнаказанно ему личные оскорбления, пользоваться иногда неразумно и жестоко даровым трудом мужика, брать с купца взятки без всякого зазрения совести. Всё это так; но оно не могло тогда вредить народу духовно, государственно, воспитательно, религиозно и культурно, стирая своим примером и влиянием драгоценные черты его национального характера. Нанесению этого рода вреда (несравненно более существенного, чем вред материальный и личный в глазах того, кто понимает, что значат слова: государство, нация, культурный тип!), – нанесению этого вреда препятствовали тогда глубокие предрассудки и закоренённые привычки обеих сторон. Эгоизм и открытое презрение высших, привилегированных – с одной стороны; апатия и скрытое отвращение низших – с другой спасали культурный стиль народа. Высшие не спешили учить и ласкать низших, привлекая их этой лаской постепенно к подражательности. Низшие, со своей стороны, смотрели на “господ” как на нечто чуждое, “немецкое” и даже весьма противное, не потому именно, что “наказывает” и “заставляет на себя работать”, а потому, что “в узком и коротком платье ходит, посты плохо соблюдает” и т.д.» (К.Н. Леонтьев).
|
|
|
К XIX веку русская дворянская культура, особенно русская классическая литература, достигла непревзойденной высоты.
«Дворянство было нашим передовым культурным слоем. Дворянство создало великую русскую литературу. Дворянские усадьбы, дворянские семьи были первой нашей культурной средой. Красота старого русского быта – дворянская красота. Благородный стиль русской жизни – прежде всего дворянский стиль. Чувство чести прежде всего и более всего развивалось в русском дворянстве. Русская гвардия в своё время была школой чести» (Н.А. Бердяев). Эту характеристику можно усилить на опыте современности. Многое из того, что мы находим лучшего вокруг себя, к чему тянется наша душа, создано русским дворянством.
Мы и к христианству приходили при коммунизме через русскую дворянскую литературу.
Бесспорные заслуги дворянства перед Россией возрастают перед лицом того факта, что оно было физически истреблено большевизмом, а культура русского дворянства десятилетиями выжигалась из нашего сознания.
|
|
|
