 |
Глава 21, в которой Мария утешает Петра Стаматина
|
|
|
|
«Горны»
Когда за мужчинами закрылась дверь, Мария негромко вздохнула. Их посещение не принесло хотя бы части желаемого успокоения, как раз наоборот - ей стало неспокойно и еще тревожней на душе.
Вряд ли столичный гость отнесся серьезно к ее словам, она видела недоверие и удивление на его лице во время разговора. Но его можно понять - на человека столько всего свалилось за один единственный день. Полный надежд и всяческих ожиданий, он приехал в город и почти сразу узнал, что сделано это было совершенно напрасно. Весть о смерти Симона стала для него полной неожиданностью. Даже сама Мария до сих пор не могла до конца поверить, что великого дяди больше нет. Все это казалось дурным сном, жаль только что проснуться все никак не удавалось.
И все же Даниил взял список. Возможно, он прислушается и позаботится об этих людях. Тяжело ему придется в городе, если он продолжит руководствоваться лишь строгой логикой и собственным разумом - здесь действуют несколько другие законы и порядки. Хорошо, что Андрей привел к ней Данковского - есть шанс, что их встреча и разговор оставят свой отпечаток, посеят зерно сомнений в мировоззрении ученого.
Мария пока не знала, что делать дальше, но одно было очевидно - здесь она не останется, иначе сойдет с ума. Тишина и безмолвие в доме были совершенно невыносимы. После непродолжительных раздумий она все-таки придумала, куда можно пойти сейчас. Девушка выскользнула из дома, закрыв за собой дверь.
Студия Стаматиных
Мария неторопливо шла по широким улицам, ярко освещенным осенним солнцем. Девушка любовалась редко попадающимися по дороге одинокими деревьями, с которых то и дело красиво опадала листва, и светло-голубым небом, наполовину прикрытым пушистыми белоснежными облаками, пытаясь добиться того, чтобы невеселые мысли перестали приходить в ее голову. Но такие мысли были назойливы подобно мухам, поэтому попытки как-либо отвлечься были не очень удачными.
|
|
|
На улицах было непривычно тихо и безлюдно - по дороге ей встретилась от силы всего пара горожан, и их вид был отнюдь не самым жизнерадостным. За один единственный день произошло столько трагических событий - слишком много для столь небольшого городка как этот. Дома выглядели особенно внушительно, они угрюмо взирали на проходящих мимо людей, от чего моментально становилось неуютно и появлялось желание ускорить шаг.
Вот Каина преодолела очередной мост, обогнула мрачный "Стержень" четы Сабуровых, еще несколько шагов, и она оказалась на пороге студии. Девушка остановилась, в задумчивости рассматривая каменную кладку, заколоченные окна и строительные леса. Невозможно посчитать, сколько раз она бывала здесь, все кажется таким родным и привычным.
Она легко отворила входную дверь и поднялась по лестнице, оказавшись на верхнем этаже, как всегда увидела странную и довольно жутко выглядящую скульптуру. Петр говорил, что это Нина, Мария же считала, что статуя не очень похожа на ее мать. Девушка двинулась дальше, вглубь комнаты. По полу была разбросана бумага, чистая и с рисунками, под ногой звенькнула пустая бутылка. Вообще пустых бутылок в комнате было много, слишком много. "Как можно столько пить", - она неодобрительно покачала головой. Мария заметила рисунок на стене и остановилась перед ним, пытаясь угадать, кто же изображен на нем. К удивлению она поняла, что это младшая Виктория. "Не знала, что они знакомы..." Петр безмятежно спал, устроившись прямо на столе. "Интересно, снится ли ему что-нибудь?" Девушка подошла ближе и тронула мужчину за плечо.
- Петр, проснись, - не очень громко, но настойчиво позвала она.
|
|
|
Приложившись лбом об стол, Петр не заметил как провалился в сон. Сначала ему снился заяц с лисьим хвостом: Стаматин пытался его догнать, но заяц был шустрее, чем обыкновенный архитектор. Косой вел его по Земле через Узлы прямиком к Каменному Двору, где и скрылся из виду. Петр приуныл, но уныние и досада мгновенно покинули его, когда он узрел позади себя Холодную Башню на огромных заячьих лапках... Многогранник принялся преследовать своего создателя, от этого сооружения просто не было спасения, невозможно было скрыться от сего престранного зверя.
Петр... Проснись...
Мягкий женский голос звал его из какого-то темного тупика, которых в Узлах было предостаточно. Этот голос стал для Петра путеводителен, компасом, надеждой на спасение, вот он и направился вслед за настойчивым голосом. Тревога нарастала. Чем глубже Стаматин уходил в зеленеющую темноту, тем сильнее становилось ощущение безысходности. Силуэт стройной женщины с темными волосами и выразительными черными глазами манил его за собой...
Петр распахнул глаза и с удивлением увидел склонившуюся над ним... Нину! Стаматин отшатнулся, раздался треск дерева, и Петр вместе со сломанным стулом мгновенно оказался на полу. Но этим траектория его передвижения не ограничилась: архитектор стал пронизатя от жуткого призрака, явившегося к нему спустя столько лет, в самый угол. Только этим утром Андрей говорил ему, что Нина умерла и больше никогда не придет.
"Нина..."
Залитые твирином очи взирали на нее снизу вверх, словно Петр ее никогда в жизни не видел. Вернее нет, видел, они встречались, но сейчас их встреча была, мягко говоря, неожиданной...
- Нина? Я ждал тебя. Я знал, что ты придешь, - бормотал Петр, протирая кулаком левый глаз. Стойте же! Это не Нина... - Мария? А где...? - Петр поморщился и попытался подняться с пола. Безуспешно.
Возможно, не стоило вовсе приходить в студию, а тем более будить архитектора. Кто знает, может он не спал несколько суток подряд, и вот наконец-то Морфей сжалился над уставшим, измученным и истощенным человеком и подарил желанный умиротворенный сон. И тут приходит она, влекомая неведомыми желаниями, и возвращает его из мира грез.
|
|
|
Петр казался очень беззащитным во сне, что несомненно выглядело очень мило и трогательно, но Мария была не из тех впечатлительных и романтических девушек, которые будут умиляться подобному. Вот наконец он проснулся и посмотрел на свою гостью, на его лице появилась ярко выраженная тревога, смешанная с удивлением, и даже...испуг?
Мария чуть вздрогнула, когда мужчина назвал ее Ниной. Она достаточно болезненно реагировала на любые упоминания о матери, не так сильно как отец конечно. Но так же она всегда радовалась тому, что Дикую Нину помнят и вряд ли когда-нибудь забудут.
Внешне девушка была очень похожа на мать, отличаясь разве что голубым цветом глаз.
Стаматин быстро заметил свою ошибку и узнал посетительницу, но все же до этого успел с грохотом сломать стул, упасть на пол, а затем и вовсе отползти, притаившись в углу комнаты.
Заметив его попытки подняться на ноги, Каина подошла и стала помогать ему, не слишком надеясь на успех ввиду не самой лучшей ее физической подготовки.
Петр хлопал глазами, непонимающе пялясь на внезапно возникшую перед его глазами Марию. Нет, это точно не Нина, Алая Хозяйка выглядела более уверенно, более властно.
- Мария… - хрипло произнес Стаматин, всеобщими силами поднимаясь с пола. Мысленно поблагодарив девушку, Петр оперся ладонями о стол, будто бы пытаясь отдышаться. Рука слепо искала на деревянной поверхности бутылку, нащупала ее и подняла. Удивительная легкость, словно силы прибавлялись с каждым движением. Архитектор поднес зеленоватое горлышко к губам, собираясь утолить («…утопить…») свою жажду твирином – пряным огнем. Пусто. Разочарование. Так вот почему такая легкость, такое необычайное воодушевление…
Бутылка падает на пол и разбивается вдребезги, да только Петр вряд ли обращает на это внимание.
- Ты выглядишь больной… - пожимает плечами архитектор, глядя куда-то в пол. Он не мог смотреть на Ни… Марию в упор чисто физически. Слишком много противоречивых эмоций. – Я слышал с улицы, у вас что-то произошло. Так обычно и бывает, слухи доносят до нас самые что ни на есть важные новости… только я ничего не понял.
|
|
|
Голос его звучал сразу и равнодушно, и участливо. Так получалось только у Петра, возможно, такое впечатление склдывалось из-за опустевшего взгляда?
"Кажется, Петр еще не до конца проснулся... вон как смотрит, как на привидение. Сейчас я конечно бледна и взъерошена, но не настолько же... "
Слава высшим силам и великой Степи, архитектор кое-как, но все-таки смог подняться, затем направился к столу, ломившемуся от разнообразной тары всевозможных размеров и объемов.
Девушка закусила нижнюю губу, внимательно наблюдая за всеми действиями мужчины. "Неужели он окончательно спился и ничто не сможет подавить эту болезненную тягу к спиртному? Он мне чем-то отдаленно напоминает Катерину с ее драгоценным морфием", - она тяжело вздохнула, постаравшись сделать это так, чтобы Петр не заметил. Хотя тот был полностью поглощен поисками подходящей бутыли. "Разве он не встречал пьяниц на улице, которые не способны ни ходить прямо, ни говорить внятно и членораздельно?.. Петр, неужели тебе нравится такая жизнь? Ведь ты просто губишь свой талант. " - она не стала произносить это вслух - Стаматин сейчас наверняка и так был не в духе, раз твирин закончился.
Пустая и теперь ненужная бутылка полетела на пол и через мгновение разбилась, в комнате эхом отозвался веселый звон. Осколки разлетелись во все стороны.
Мария прикрыла глаза, собираясь с мыслями.
- Ты прав, - наконец произнесла она, - Уже много дней мучает мигрень... и странный жар. Но это все неважно... Произошло невозможное, - девушка сделала паузу, - Симон мертв. И Менху Бурах вероятнее всего тоже...
Губы скривились, слегка подрагивали от обиды. Неужели последние запасы? Твирина больше нет? Есть, конечно, но он там… под полом, куда при посетителях лазить запрещено. Особая секретность. Да, тайна, все окутано тайной. Петр, уверенный в том, что что-то да осталось, рыщет рукой по столу. Множество бутылок катается по столу, со звоном ударяясь друг о друга. Пустая, пустая, разбитая, пустая…
- Ай, - напоролся на розу от бутылки, - как умер? Что за чушь, ты верно шутишь, - монотонный и безучастный голос. – Ты сама твердила о том, что он не может погибнуть. Он же… как это… бессмертен…
Петр обводит взглядом комнату, взгляд упирается в чертеж на стене. «Про Нину тоже думали, что она бессмертна…» Задумчивый, затуманенный взгляд продолжил путешествие по стенам и остановился на Марии. Действительно, бледна. И так забавно расплывается…
- Если бы одни умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно… - растягивая слова, говорил Петр. – Не иначе как преисподняя снизошла и до него. Давно пора, как считаешь?
|
|
|
Петр не знал правил приличия, да и сейчас они были совсем неактуальны: он устало присел на край стола и протер глаза.
- А Бурах… ну… Менху… это кто? – Петр, как и обычно, говорил проглатывая слова. Нет, ну он серьезно никак не мог вспомнить ни Менху, ни Бураха. Что это за люди такие? Имена у них больно странные. Нездешние что ли?
Петр продолжал стоять у стола и греметь бутылками, упрямо пытаясь найти хоть какие-нибудь остатки твирина, вдруг какая из них осталась незамеченной в свое время и все еще не тронута, смиренно ожидает той же участи, что настигла ее зеленоватых сестер. Мария открыла глаза и строго посмотрела на мужчину.
- Такими вещами не шутят, Петр, - она покачала головой, тем самым показывая свое явное неодобрение его словами, - В том то и дело, что он не может...не мог... его точно кто-то убил. Но неужели в Городе найдется хоть один-единственный человек, способный на такое? Чушь!
Девушка умолкла и отвернулась к стене, туда, где на большом листе белоснежного ватмана красовался великолепно выполненный рисунок таинственной Башни. Каина шагнула ближе и осторожно, будто опасаясь чего-то неведомого, провела кончиком указательного пальца по ровным тонким линиям.
- Ты боишься смерти? - неожиданно спросила она. Собственный голос показался ей совершенно чужим.
- Симон не должен был умереть... ни сегодня, ни когда либо еще. Мы все свято верили в то, что он бессмертен. Но видимо и Каины способны ошибаться. Губы изогнулись в нечто, лишь отдаленно напоминающее улыбку.
- Лекарь Исидор, - пояснила Мария, - Неужели ты не помнишь? У него еще сын есть, - пара секунд потребовалось, чтобы вспомнить его имя, - Артемий.
- Убил? – в голосе прозвучал страх… нет, ужас. Почему-то перед глазами сразу возник образ окровавленного и изувеченного тела Фархада… ну, зодчего Дмитрия Балакирева. Архитектор поморщился, пытаясь отогнать неприятные мысли, но они лезли и лезли… становилось тяжело дышать, как будто память хватала его за горло и сжимала, сжимала, пока Петр не задохнется. В глазах потемнело. Сам того не заметив, Стаматин опустился на деревянный пол, он с трудом делал вдохи. Ужас, такой ужас.
- Брат… - прохрипел он, хватаясь за край стола. Костяшки пальцев побелели от сильного напряжения. Где шлялся Андрей, когда был так нужен здесь! Прекратив попытки подняться вновь, Петр остался сидеть на деревянном полу. Он поднял голову и взглянул на Марию, взгляд печальный и тоскливый:
- Нет… я не помню лекаря… у меня… голова раскалывается… затылок ноет… - видимо, несколько падений около двух часов назад значительно сказались на его состоянии… Сейчас его несчастная голова гудела, и могла расколоться напополам.
«Лекарь… Бурах… Исидор… Симон… Нина… господи, что происходит… Это же из-за Башни. Из-за этого проклятого строения…»
- Какой еще сын...? - с трудом прошептал Стаматин взирая на будущую Хозяйку снизу вверх. Ракурс красивый, хоть вставай и портрет рисуй. Лишь бы только встать.
- Да, - она кивнула, - Сам он умереть точно не мог, это же Симон! Даже сама мысль о возможности такого глупа и нелепа.
Мария немного помолчала, продолжая разглядявать рисунок. "Сколько он уже здесь висит, интересно? Лет десять, наверно. "
- Настали поистине тяжелые времена... нам всем придется очень нелегко. Дальше будет только хуже.
За спиной раздался приглушенный, но все же отчетливый звук, будто на пол резко опустили большой тяжелый мешок. Девушка обернулась и увидела, что это ее собеседник уселся на пол. Выслушав жалобы мужчины, она ничуть не удивилась. У Петра было не самое лучшее здоровье, а алкоголь лишь усугублял это. "Говорят, твирин спасает от болезней. А на деле получается все наоборот..."
- Я слышала, что он уехал учиться медицинским премудростям в Столицу. Это было достаточно давно...сама я этого совершенно не помню.
Мария подошла к Стаматину и присела возле него, тут же практически физически ощутив на себе его головную боль. Она всегда слишком хорошо чувствовала такие вещи, даже когда совершенно этого не хотела.
- Не важно, Петр, не вспоминай, - негромко сказала она, вытянув правую руку и коснувшись его волос.
"Как бы я хотела хоть немного облегчить его боль. Но не умею... Или все же могу? Не знаю. " - мысли путались, быстро сменяя друг друга.
- Скверно выглядишь. Тебе нужно отдохнуть. - она устыдилась, что разбудила его.
"У него здесь даже кровати нет. Где же тогда он спит? Неужели в ванне... "
- Это из-за Башни… - нет, он не спрашивал. Петр на полном серьезе обвинял Башню во всех бедах, что когда-либо случались в Городе. И в смерти Нины он всю жизнь винил именно Многогранник, хотя одиннадцать лет назад он даже не планировался. Петр закрыл лицо руками, стер с лица капли пота, выступившие на его лбу от ужаса, и с трудом вдохнул твириновый дух, закашлялся. Воздух был очень тяжелым, насыщенным запахом степной травы. Не продохнуть.
- Да, это из-за Башни… Симон не мог умереть просто так. Это невозможно. Его покарали. Покарали, а значит, скоро покарают и остальных… - невнятно бормотал Петр, прикрывая лицо руками. Пальцы Марии коснулись его волос, по телу прошелся заряд тока, будто вновь оживляя его безвольный организм. Хозяйка была способна привести его в хоть какое-то более-менее живое состояние. Петр снова поднял на Нее взгляд. Она поразительно напоминала Нину, а твирин еще придавал ей те черты, что были только у ее матери. Вообще, твирин – вещь страшная.
- Передохнуть… я устал? Разве я устал? Где брат? – вопрос звучал резко, пальцами Петр вцепился в юбку платья единственной госпожи Каиной. Он не отпустит ее, не сейчас.
Кажется, Петр совсем не собирался подниматься, нынешнее положение его тела и твердая поверхность прохладного пола полностью его устраивали. Что ж, пусть сидит, если ему так хочется.
Она тоже почувствовала это, будто ее ударил несильный разряд тока. Это заставило ее отдернуть руку, отчего контакт мгновенно прервался.
- Почему ты думаешь, что это все из-за Башни? - она даже немного удивилась, когда услышала слова Стаматина, - Она стоит уже так давно, и если бы она явилась причиной бед и несчастий, то почему они не появились сразу уже тогда, а только сейчас, после такого большого перерыва?
Мария посмотрела на тонкие пальцы мужчины, крепко вцепившиеся в подол ее платья.
- А ты сам как чувствуешь, устал или нет? Я не знаю, где Андрей... как давно вы не виделись?
Девушку настораживало и заставляло постоянно пребывать в состоянии напряжения то обстоятельство, что невозможно точно угадать, что в следующую секунду придет архитектору в его гениальную, но задурманенную твирином голову. Но она никогда не видела его буйным.
- А как же Вспышка? Как же? Пять лет назад, когда мы только построили Башню? Вспышка, которая унесла жизнь той второй Хозяйки... как ее... а, неважно, - Петр сжимал подол ее платья со всей силой, словно Мария пыталась вырваться. После Вспышки Петр стал пить не просыхая. После Вспышки, которая началась именно в Кожевенном, Город стал похож на одно большое кровавое месиво... потому что не было всех тех сил, что поддерживали Город, не было больше Великих Хозяек.
- А как же ушедшие из Города дети? Это все не просто так... случайности не бывают случайными, все закономерно... - шептал, будто помешанный, Стаматин, рыская взглядом по полу, словно там находился ответ на все его многочисленные вопросы.
- Андрей... он... он утром ушел... он должен был вернуться, но ушел и все. Где он, Мария? Где брат? - полный тоски взгляд, опухшие веки, дрожащие от озноба губы. Боги, когда-то он был совсем другим - скромным и тихим архитектором с необузданной фантазией и фонтаном гениальных идей.
Взгляд на стену, на портрет «...Капеллы...».
- Виктория. Да. Ту Хозяйку звали Виктория Ольгимская. Я вспомнил... да...
- Нет, Башня не может приносить нам несчастья, - Мария упорно отказывалась признавать, что слова Стаматина очень, слишком сильно были похожи на правду, - Она настоящее чудо, доказательство, что нет в нашем мире ничего невозможного.
Девушка искренне восторгалась этим немыслимым архитектурным сооружением, считая ее воплощенной в хрупком хрустале мечтой. Не зря она так понравилась детям, что даже большая их часть во главе с самым младшим из Каиных перебралась туда жить, забывшись в великолепии зеркальных призм и коридоров, в которых виднелись ставшими реальными детские легенды и желания.
- Как ты можешь так говорить, Петр? - она внимательно смотрела ему прямо в глаза, пытаясь заметить в них ответ на свой вопрос, - Ведь ты ее создатель...
Ее лицо внезапно будто засветилось изнутри, она улыбнулась уголками губ.
- Андрей где-то час назад приводил в Горны столичного гостя, бакалавра Данковского. Они не задержались надолго и ушли вместе. Так что очень может быть, что они до сих пор где-то вдвоем, может он повел знакомить ученого еще с кем-нибудь. Скорей всего они направились в Омут. А если их пути разошлись, то Андрей мог на обратном пути зайти в свой кабак, проверить как там идут дела.
Будущая Хозяйка умолкла. Неестественная тишина повисла в комнате, нарушаемая лишь их дыханием.
- Вы стали еще реже видеться, чем раньше, - тихо добавила она.
Они с младшим братом и сами общались не так часто, особенно после ухода Каспара в Многогранник, но архитекторы близнецы, а значит их духовная связь должна быть гораздо сильнее и крепче.
"Интересно, как там братец? Надо будет сходить проведать его."
- Иногда мне кажется, что лучше бы ее не было... – прошептал Петр, запустив пальцы в свои спутанные грязные патлы. Сильно сжал их, словно это могло помочь ему избавиться от этих порочных для памяти Нины мыслей. – Словно это все неправильно... словно, если бы ее не было, все было бы иначе. Эта Башня – мои обломанные крылья, - вдруг произнес Петр, низко склонив голову, так, что волосы полностью скрыли его припухшее от постоянного пьянства лицо.
Андрей был у Марии... так значит, она уже видела того его давнего знакомого... как его... Даниила, точно. Он же вроде пошел смотреть на Многогранник? Зачем ему понадобилась Ева?
- Я не знаю... он... он не приходит и все. Я не знаю, - головы не поднимает, вытирает лицо ладонью. Во всех его движениях виднеется волнение. «Симон умер из-за Башни, она строилась для него. Значит скоро придет очередь и создателей... Да... придет какой-нибудь страшный демон и убьет так же, как убили Симона...» Руки дрожат, это даже не дрожь, это настоящие судороги, которые невозможно остановить.
И снова разболелась голова, и снова она гудит, а взгляд мутнеет. Тошнотворная зелень в глазах, которую Петр постепенно начинал ненавидеть всем сердцем. Невыносимо... тяжело... гнусно...
- В том то и дело, что кажется. Брось, не думай об этом, и все.
"Разве ты столько пьешь не как раз для этого? Чтобы не думать, не вспоминать. Чтобы забыть о страшной Первой вспышке, многочисленные смерти, весь тот ужас, который творился, испуганные и обезображенные муками боли лица? Я думала, Башня станет отрадой и утешением для тебя, а оказалось наоборот. Ох, чувствую, скоро станет совсем как тогда. Нет Исидора, который остановил тогда распространение болезни. Много ли выживут? Кто знает... Была бы жива мать, она бы не допустила подобного. Поскорей бы стать такой же сильной как она! Но у нас все равно есть надежда - приехал Бакалавр, он не бросит нас в беде...надеюсь."
Мария протянула обе руки и осторожно убрала спутанные волосы мужчины с его лица и оставила ладони на его горящих щеках.
- Посмотри на меня, - тихий, но твердый и уверенный голос, - С тобой все будет хорошо. Нина все видит... и душа Симона все еще здесь. Они продолжают быть хранителями Города, и с их поддержкой ничего не страшно. Ты веришь мне?
Она была уверена, что Андрей придет к брату. Никуда он не денется. Тем более они так мучаются в разлуке, но не хотят в этом признаваться.
Холодные руки Марии (видимо, на улице было прохладно, а девушка еще не успела согреться) были словно бальзам на душу. Тонкие пальцы холодили кожу на лице, и это было, по меньшей мере, приятно. Мария не была столь же сильной, как и Нина, нет. Однако она обладала огромной силой, которая могла хоть на мгновение привести Петра в чувство.
- Меня это не коснется? Башня... она же должна сохранить... – шепчет Петр, поднимая на девушку полные страха глаза. Так тихо и так жалобно испускает вздох и опускает руки, едва оторвав их от своей головы.
Руки Марии действительно дарили покой и мир в душе. Архитектор закрыл глаза, представляя, что на ее месте сейчас стоит Нина. Выходило очень неплохо, Мария легко преобразовывалась в Алую Хозяйку, особенно в затуманенном твирином рассудке Петра.
- Нина все видит? – открывает глаза и смотрит на нее, вот так, снизу вверх. Поднимается на ноги, но держит запястья Марии так, чтобы та не могла отстранить свои руки. "Она же не допустит..."
- Нет... тогда Башня не виновата. Виноваты дети, которые пошли против ее природы и заселили ее. Башня принадлежит Дикой Нине, они не должны были приходить туда. Они не должны были трогать ее усыпальницу!
Она не собиралась освобождать свои руки из цепких пальцев архитектора. Если таким образом получится хоть немного облегчить его боль, забрать ее, если это может помочь мужчине, то она готова терпеть ноющие запястья. Мария внимательно смотрела, не мигая, прямо в глаза Петра, а мысли ее снова унеслись куда-то далеко.
"Сколько мы уже знаем друг друга? Много лет... Прекрасно помню день нашего знакомства, как будто это было только вчера. Нас свела вместе мать, полагая, что два знаменитых архитектора будут неплохой компанией... Как сильно похожи они с Андреем! Когда-то очень давно я даже путала их. И все же они очень разные. Петр - гений, баловень вдохновения, чью голову посещают, точнее посещали уникальные диковенные идеи и проекты, а Андрею хватает упорства и кипучей энергии для того чтобы воплотить их в реальную жизнь. У старшего более сильная воля, ведь он является не меньшим любителем твириновой настойки, но у него не появилось такой сильнейшей зависимости от этого дьявольского пойла. "
- Скажи, почему ты всегда такой нерадостный? Ты жив, брат тоже, есть крыша над головой, ничего страшного и плохого еще не случилось.
Каина кивнула, уверенная в своих словах:
- Видит... Ты хочешь, чтобы дети покинули Башню?
- Не радостный? А чему радоваться? Радоваться бесконечному прозябанию на этой земле? Быть счастливым оттого, что светило покинула этот мир, и теперь он погряз во тьме? Скоро взойдет новое солнце, но сейчас мы все погрязли в этой страшной мгле. Башня... это светило, но не солнце ведь. Луна, если угодно. А дети – это кратеры. Они дырявят наш Многогранник, да? – Петр нащупал в кармане небольшую склянку до боли знакомой формы с плещущейся в ней жидкостью. Выудив из-за складок твирин (а что еще это могло быть?), архитектор смерил взглядом бутылку и через силу сумел отказаться от того, чтобы вылакать ее сейчас. – Я жду не дождусь, когда ты взойдешь, как Солнце. Тогда жизнь станет лучше, потому снова город озарит сияние Нины... – последние слова он произнес трепетным шепотом, снова опуская задумчивый взгляд на статую в коридоре.
"А ведь правда... когда Мария проснется, и дышать станет гораздо легче... она наполнит город своей силой, и он снова воспрянет".
- А Симон умер просто так... его время пришло, он же вроде старик был, а? Я его никогда не видел, но слышал, ему аж сто пятьдесят три года стукнуло бы нынче... Это же очень много? – вопросительно взглянув на девушку, Петр снова присел на край стола и поставил на деревянную поверхность нетронутую бутылку твирина. Ох, как же тяжело было отказаться от этого пряного дурмана...
- Мария... если Многогранник станет принадлежать детям... могу ли я рассчитывать на то, чтобы строить здесь еще что-нибудь... ну, если соберусь? – вообще, этот вопрос волновал Петра сейчас больше всего. Симон погиб, с Виктором отношения не складывались, а Георгий... ему было не до архитекторов. Единственный, кто мог помочь, была Мария...
Судя по всему, совсем не жизнерадостные настроения Петра начали передаваться ей как некая заразная вирусная болезнь, и она старалась этого не допустить.
- Да, - согласилась Мария, - Они не должны там находиться.
"Взойду как Солнце? Не знаю, скоро ли это произойдет, и случится ли вообще. Сейчас ни в чем не получается быть до конца уверенной. Все кажется таким зыбким, нестабильным и ненадежным."
- Симон был очень стар, обычные люди не способны прожить столько лет как он. Очень много.
"Интересно, хотел бы ты жить столько же? Много времени, возможностей, но приятна ли такая жизнь? Не знаю, был ли дядя счастлив. Никогда раньше не задумывалась над этим... он был Хранителем Города, очень мудрым, помогал людям, давал бесценные советы, делился богатым опытом. Хотя почему "был". Ничто не исчезает бесследно, тем более душа, я все еще чувствую его присутствие."
Каина была приятно удивлена, что архитектор не накинулся на найденную им бутылку, стремясь поскорее выпить все содержимое до последней капли, и даже отложил ее в сторону. По его лицу явственно читалось, как нелегко дался ему этот выбор.
Вопрос Стаматина был немного неожиданным и радостным, ведь получается что мужчина с надеждой смотрит в будущее, у нее есть еще желания и стремления, он планирует творить и дальше, если будет такая возможность.
- Конечно, Петр, - она улыбнулась, - Ты будешь строить.
В голове мелькнула мысль, что Мария находится здесь дольше, чем нужно.
Петр нервно хмыкнул и поглядел на свои ладони. Ну что сказать, потрескавшаяся, будто у старца, кожа выглядела более чем плачевно. Пальцы дрожали скорее по инерции, нежели от охватившего несколько мгновений назад ужаса. Петр едва сдерживал рвущийся наружу смех, иногда кашлял, чтобы заглушить смешки. Это все нервное потрясение, не более того.
- Но тогда надо сделать так, чтобы они ушли? Или же нет... нет, Мария, нет. Дети питают его. Башня без детей, что без Города, - Петр расхаживает из угла в угол, будто на него снизошло озарение. - Я совсем запутался...
На мгновение Петр останавливается, обводит взглядом студию, но взор его ничего не цепляет. Архитектор протер глаза и присел на край чугунной ванны и опустил голову. "Андрей должен скоро вернуться... Ну не мог он забыть, что обещал вернуться..." Ага, помнится, несколько лет назад он тоже кое-что обещал, да забыл - в результате Петра чуть не расстреляли.
- Но все равно... просто его время пришло, в этом нет ведь никакого божественного знака? - Стаматин не поднимает головы, а продолжает рассматривать свои ладони, будто в них найдется ответ на все вопросы, его интересующие. Разумеется, ответа не следовало. А вообще... Петр не хотел больше обсуждать эту неприятную тему. Смерть Симона... эта новость пугала, от нее становилось холодно на душе. Нет, продолжать не было смысла.
"Так эти дети во главе с моим братцем используют Башню не по назначению или все-таки питают ее? Как же быстро меняется твое мнение." - Мария лениво наблюдала за лихорадочными передвижениями Петра по комнате, но это скучное бесполезное занятие ей вскоре надоело - девушка отошла в сторону к тому самому месту, где на серой невзрачной стене красовалось наспех нарисованное изображение. Она с некоторым неодобрением разглядывала портрет младшей Ольгимской, теряясь в догадках, с чего вдруг младшему Стаматину пришло в голову нарисовать именно эту девочку. Возможно, его привлекла необычная внешность Капеллы.
Каина повернулась к нему лицом.
- Может и пришло его время. Думаю, никто не смог бы ответить на этот вопрос лучше, чем он сам.
Мысль о необходимости прямо сейчас покинуть студию и отправиться в другое место, правда пока еще не было ясно в какое именно, упорно отказывалась покидать ее голову. Мария устало прикрыла глаза на пару-другую секунд, затем, снова открыв их, она преодолела расстояние, разделяющее ее и сидящего на ванне Петра.
- Мне нужно идти. - девушка с грустью посмотрела на мужчину, - Обязательно дождись Андрея, хорошо? Совсем скоро мы снова встретимся.
Махнув на прощание рукой, она скрылась за дверью, спустилась по длинной узкой лестнице, с усилием толкнула входную дверь и вышла на улицу.
Сквозняк заставил входную дверь захлопнуться с такой силой, что затряслись стекла в окнах. Петр вздрогнул, но головы не поднял, продолжал смотреть в пол, тихо постукивая пальцами по краю чугунной ванны.
Симон не покинул этот мир, вероятно, Каины теперь поместят его Дух во Внутренний Покой. Нет, Петр был бы против, но ведь его никто не спрашивал. Внутренним покоем для Симона должна была стать Холодная Башня, но придется тогда принести невероятную жертву... Словно не веря своим собственным мыслям, Петр озирается. Комната будто стала меньше после визита Марии, словно дышать было больше нечем.
Смерть Симона была сигналом к началу главного действия. Значит, все, что вело к этому событию, было лишь прелюдией? Вероятно, так оно и было.
- Что ты боишься, как черт ладана, Петр? Все помираем. Все так будем, - протерев глаза, Стаматин поднимается на ноги. Подходит к наполовину заколоченному окну (в Студии всегда горел только искусственный свет – в художественных целях) и выглядывает. К счастью, ни дождя, ни ветра... сквозняки часто мешали архитектору в одиночестве посидеть в компании с бутылкой, заставляя его вздрагивать при каждом шорохе. Петр любил разговаривать со склянками. В самом деле, они были увлекательными собеседниками. Правда, Стаматин все больше прислушивался к речам, нежели говорил сам. Зеленый змий был мудр. Кстати, о твирине...
Бутылка что стояла на столе, привлекла внимание Петра, тот обхватил рукой горлышко и откупорил сосуд. За последние пять лет архитектор наловчился открывать твириновые настои одним движением. Терпкий аромат степных трав буквально ударил по разуму. От одного запаха можно было сойти с ума.
Но к дому приближается Трагический Актер. Стук в дверь заставил Петра оторваться от созерцания жидкости в бутылке и обратить внимание на лестничный пролет. Трагик передал письмо.
Уважаемый архитектор,
если будете в состоянии найдёте свободное время - прошу до наступления вечера заглянуть в городской Театр. Есть одно относительно несложное дело по вашей части.
Почтительнейше,
М.Б., импресарио Масок
Искренне пораженный приглашением, Петр хлебнул твирина и решил наведаться в Узлы. Разумеется, только спустя два часа после того, как Трагик покинул студию.
|
|
|
