Если человеку уже ничего не надо, значит, у него чего-то не хватает.

Народная мудрость

С

амоубийство. Страшное слово... Убийца самого себя... А почему вы решили, что имеете право убить самого себя? Вы сами дали себе жизнь? Вы знаете высший смысл своей жизни? Вы считаете, что она случайно возникла и случайно идет в страданиях? А вы в этом уверены? А если не так?

Ах, вы не верите в Бога? Очень жаль, но это ваше право.

Но, прежде чем даже допустить мысль об этом шаге, надо бы очень хорошо подумать о том, что цена ошибки огромна. И чтобы принять безошибочное решение, надо многое прочитать и обдумать.

Мысль закончить жизнь самоубийством появляется тогда, когда человеку кажется, что ему очень плохо, а пу­тей улучшить ситуацию он не видит. Причем он думает только о земных радостях. Вот беда — мало радостей, а много скорбей!

А что, у других нет скорбей? Почему тогда не все ду­мают о суициде? У ваших предков во многих поколениях было мало скорбей? Почему они этого не сделали и по­дарили жизнь вам? Или эгоизм уже настолько силен, что о других и думать не хочется? Вспомните о тех, кому еще хуже, чем вам. Помогите им!

Скажите, а кто вам сказал, кроме разнузданной теле­визионной пропаганды удовольствий, что все должно быть приятно? Все религии мира считают, что этот мир создан не для безоблачного счастья, а как арена борьбы сил. Это не рай, вы ошиблись. Рай — не тут. Изгнаны мы были из рая, а теперь многими трудами надлежит нам войти в Царство небесное.

Здесь распяли 33-летнего Христа. Он был Бог, но легко ли Ему было в этом мире? Он пришел не царем, а плотником, родился не на постели, а в хлеву. И стра­даний хлебнул сполна. И это рай? Вот как встретил этот мир даже Сына Божия!

Вы верите, что в раю может быть столько злобы, же­стокости, брошенных детей, болезней, несправедливо­стей? Это похоже на рай? А если все-таки здесь не рай, то почему вы должны тут жить безоблачно счастливо? Но здесь мы можем общаться с Богом. Поэтому здесь и не ад. И, как я думаю, вам не стоит в него так стремиться. Там гораздо хуже...

Мы живем в трудном, падшем мире. Всю жизнь про­водим на войне с обстоятельствами, со своими слабостя­ми, с какими-то неблагоприятными факторами. Войне всегда сопутствуют тяжелые обстоятельства, лишения, страдания, болезни...

Это реальные военные действия, в которых есть про­тивоборствующие стороны, и ставка очень высока. Как на всякой войне тут свист снарядов, грохот орудий, пот и кровь, потери, слезы, атаки и отступления, окопы, вши...

Безусловно, было бы гораздо приятнее находить­ся не в окопах, а где-нибудь на морском берегу. Вдыхать аромат соснового леса, наполняться силой от грандиозно­го вида моря, кушать шашлык, запивая его терпким крас­ным вином, загорать, играть в волейбол, влюбиться...

Но все же мы находимся на войне, а война — это да­леко не курорт. Сначала нужно победить в этой войне, * потом, с орденами, полученными за подвиги, можно и на курорт. И тогда все будет: ласковое солнце, любовь, счастье, море, дети, шашлык, виной паруса. Надо только потерпеть, добить врага, покормить вшей, пострелять, напрячься. Потом будет мир...

Так нам говорит христианство.

В обратном порядке — сначала курорт, а потом сразу победа — не получится. Где вы видели, чтобы снача­ла вручали кубок, и только потом играли в хоккей? Где вы видели, чтобы сначала был выпускной бал, а потом институтский курс? Где вы слышали, чтобы сначала пен­сия, а потом работа? Везде нужно сначала потрудиться и потерпеть, чтобы потом был результат, и его можно было отпраздновать.

Кто вам сказал, что вы можете нарушить порядок ве­щей?

На войне как на войне. Враги тоже есть. Они пытают­ся нам внушить, что как раз воевать против них не нуж­но. Они внушают нам, что и война — не война. Внушают, что раз мы уж все-таки попали в окопы, то жить нужно и тут хорошо. И начинается обработка: «Возьмите от жиз­ни все! Что вы сидите в окопах? Вы достойны лучшего! Вы созданы для счастья».

И многие сидящие в окопах поддаются этой агита­ции. Действительно, они уходят с передовой, бросают поле боя и пытаются отсидеться в тылу за спинами тех, кто воюет, и получить все то, что можно получить только в мирное время. Это, конечно, не то курортное счастье, а лишь жалкие крохи: помягче постель, потеплее землян­ка, потише грохот канонады.

Одни уходят дальше от фронта, другие — ближе. Но некоторые люди особенно сильно обижаются на коман­дование за то, что фронтовая жизнь так непохожа на ку­рорт. И от этой обиды они через фронт убегают к врагу... Это дезертиры... Они от своей трусости предают и уходят прямо к врагу. Идут в плен. Они надеются на то, что им там будет лучше, или хотя бы не так страшно. Откуда у них эта уверенность? Ох, как же они ошибаются!

Когда война закончится, те, кто был особенно сме­лым и терпеливым, вытерпел все трудности до конца, возвращаются домой героями, с орденами. Кто-то — без орденов, но с медалями. Кто-то и без медалей. Но все равно все возвращаются с победой. Домой, на долгий и счастливый отдых... Теперь настает время курортов...

А что же дезертиры? Они никогда не вернутся на ро­дину, не встретят своих родных и близких. О них и дома вспоминают редко, ведь они предатели. Никого особо не интересует их судьба, они сами оторвали себя от своих. Поступили как крысы, теперь и общаются с крысами. Они остаются в грязных и темных подвалах, являясь ра­бами своих новых хозяев. Отношение к ним соответству­ющее: они предатели.

Кому можно уподобить человека, который кончает жизнь самоубийством, кроме дезертира?

Человек пошел в лес за грибами и увидел волка. Он хотел насладиться общением с природой, а тут такая неприятная неожиданность, он забыл, что в лесу ино­гда встречаются и хищные звери. Вместо того, чтобы попытаться спастись бегством или вступить в схватку с этим волком, человек достает из корзинки веревочку, закидывает ее на веточку, набрасывает петельку на го­лову и «подвисает» на этой веревочке. Ну, какое может быть отношение к такому грибнику? Это же так страш­но и глупо! Трус!

 

Пришел человек на тренировку сборной команды страны по тяжелой атлетике. Видит, все поднимают огромные штанги. Красиво! И чемпион страны подни­мает, и чемпион Европы поднимает... Ух ты! Ну и этот человек тоже решил, что он не хуже их. Ну, думает, я им покажу сейчас! Да я их сейчас переплюну даже! Под­ходит к штанге, пытается поднять, но... не по силам. Пыжится, пыжится, краснеет, грыжа уже вылезает, а поднять не может. Жуткая обида у него на всех просну­лась. И на сборную страны, и на тяжелую атлетику, и на ¹¹¹ 'am у, и на весь мир. Подходит к нему тренер сборной и объясняет:

—Дорогой, а с чего ты решил, что сможешь эту штан­гу поднять? Чтобы это сделать, нужны годы труда, пота, тренировок! Это же не так все просто. Да и вообще, а за­чем тебе это?

—Я хочу! Вы все можете, а я не хуже вас! Я подниму! Я — лучший!

Опять на помост. Опять попытки неудачны. Нанесен последний удар по самолюбию. Выясняется, что он не такой сильный, как хочет сам себя видеть!

Что же делает этот человек потом? Он отходит от по­моста, и... выпрыгивает из окна!

Вот, раз он не может поднять эту злосчастную штан­гу и утолить свою гордыню, так и жить незачем. Самый простой способ. И тренироваться не надо, чтобы это же­лание исполнить. А ведь смог бы когда-нибудь поднять! Точно бы смог!

 

Представьте себе еще такую ситуацию.

Знакомый вам очень хороший человек заплатил за ваше обучение в одном очень дорогом учебном заведении.

Вы думали, там будет легко, что будет непрекращаю­щаяся радость, пиво, девушки, фильмы, дискотеки и клубы, ну, а потом и торжественное вручение диплома. А оказалось, там нужно еще и учиться. Ах, какие страда­ния! Ах. разрушенные мечты! Как только вы это поняли, вы возвращаетесь к своему благодетелю и бросаете ему зачетку в лицо: «Да ну тебя с твоей учебой, не нужно мне это все!» Еще и плюнем в его сторону! Надо же, как же он «подставил»!

О чем можно говорить с таким неблагодарным чело­веком?

А кто же Благодетель заплативший за ваше обучение? Бог! Не бросайте Богу свою жизнь, и не плюйте на Него. Да и подумайте, какое после этого может быть отноше­ние у Благодетеля к Вам? Потом ничего нельзя будет вер­нуть назад.

Часто люди в гордыне своей произносят что-то по­добное: «А зачем мне этот подарок — жизнь? Я ее не про­сил!» Да, действительно не просил. Подарки вообще де­лаются не по просьбе, а от чистого сердца. Другое дело, как мы воспринимаем этот подарок!

Вот человек, который от чистого сердца приносит по­дарок, приходит ребенку:

— Возьми, играй, развивайся, пусть тебе будет хо­рошо.

Разворачивается подарок... Там игрушечный, но до­рогой экскаватор.

Мальчик надувает губы... и начинается:

— Не нужен мне этот синий экскаватор! Я хотел жел­тый! Да и вообще не игрушечный, а настоящий! И не просто желтый, а золотой! Да и не экскаватор, а ракету! Да чтобы у ракеты была начинка из свежего арбуза! Я та­кую по телевизору видел!

Убеждения в том, что таких экскаваторов с арбузной начинкой не бывает, не принимаются. Подаренный экс­каватор летит в окно. Праздник не получился. С подар­ком не угодили. Ребенок был слишком капризный (мо­жет, не выспался, а может, болел, а может, не воспитан).

На следующий день:

— А где мой экскаватор?

—Нет. Ты его вчера в окно сам выкинул. Слезы, жалость, раскаяние:

—Он был такой хороший!

Но его уже нет... Улетел... Вряд ли тот, чей подарок улетел в окно, придет еще раз дарить. Экскаватор-то был эксклюзивный! И очень дорогой!

Не бросайтесь дорогими подарками из-за того, что на данный момент ваши ожидания не соответствуют реаль­ности. Не выбрасывайте подарок, ведь наступит следую­щий день!

 

Михаил Хасьминский, кризисный психолог

 

 

судьбы

 

близких

 

самоубийцы

 

 

 

У большинства из нас есть близкие, родные люди суетой и неприятностями будней нам часто кажется, что они нас не любят, не замечают. Может показаться, что наша смерть не будет для них чем-то ужасным.

Каковы на самом деле последствия суицида или его пытки для близких самоубийцы?

 

 

История одного самоубийства

глазами близких людей

 

И

стория описанного здесь куска моей жизни рас­сказана спонтанно, с пробелами, ибо я не пом­ню в силу обстоятельств четко, как складывались собы­тия тех дней.

Это было 12 лет назад. Был жаркий июньский день. Не так давно я сдала первую сессию, оставив на осень кучу "хвостов", из-за которых очень переживала. Пом­ню, моя подруга еще часто утешала меня: "Да не пере­живай ты так. У тебя же все в семье живы, здоровы — это самое главное!"...

В тот день я, как обычно, вышла на работу на кафедру. Даже не знаю, зачем. И не нужно было, по сути, выхо­дить. Но решила "залатать дыры", чтобы не оставлять долги на лето.

За день до этого у нас в семье случился скандал, после которого брат ушел к отцу, жившему на тот момент от­дельно от нас.

Весь рабочий день я не могла отделаться от навязчи­вой мысли позвонить брату, чтобы позвать его к себе на работу или даже поехать к нему. Тянуло душу сильно, как магнитом. Помню, я даже разозлилась на себя за это. Даже не знаю почему, но решила не ехать к нему, а про­сто позвонить вечером... Сразу скажу, что были мы с ним единым целым — он на год младше меня, и все трудности и горести мы делили поровну. Только в год моего посту­пления в университет мы несколько отдалились друг от друга — я была опьянена фактом поступления и появле­нием большого количества друзей...

Вечером того же дня я поспешила домой.

Поспешила, чтобы, зайдя в квартиру, узнать новое-которая убила всю нашу семью, нашу жизнь и ее смысл, нашу радость быть всем вместе — мой брат покончил с собой.

Прошел где-то час после моего возвращения домой, как мне позвонил отец. Я только услышала его голос, и мое сердце заколотилось. Я все поняла без слов. Отец вы­давил еле слышно: "Мариша, Андрюши больше нет. Он повесился..."

Трубка выпала у меня из рук, я обмякла и опустилась мешком на пол. Внутри все сжалось. Я долго не могла осознать случившееся, ведь еще вчера мы с братом го­ворили, строили какие-то планы, хотели вместе поехать отдыхать... А сегодня ЕГО НЕТ! Слова не могут передать эту боль.

Я с ужасом ждала возвращения мамы, решив быть с ней. Уйдя в нашу общую с братом комнату и закрыв дверь, я рыдала, разговаривала с братом, билась головой о стену и не чувствовала боли. Теперь стало понятно, по­чему меня так тянуло весь день к нему...

Когда пришла мама, я открыла ей дверь, она увиде­ла меня, взъерошенную и опухшую от слез... И сразу все поняла. Даже не знаю как. Она, упав на пол, за­кричала: "Не-е-е-ет!" На наши причитания выбежала моя младшая сестренка. Я тогда думала, что маленькие ничего не понимают, но эта новость ввела ее в оцепе­нение, глаза стали стеклянными, потерянными и пол­ными ужаса. Она не плакала. Просто не могла сказать ни слова.

Мама нашла в себе силы позвонить отцу. Он не мог говорить, так как приехали милиция и скорая помощь. чтобы сделать экспертизу, забрать тело, погрузив его в черный мешок. Мне это казалось жутким: мой родной, самый близкий человек — в черном мешке. Мертвый.

Я успела позвонить самой близкой подруге, попросив приехать, побыть с нами рядом некоторое время.

Мы метались из комнаты в комнату, валялись на полу от боли. Сестренка вспомнила, что днем кто-то звонил несколько раз и сопел в трубку, явно плакал. Когда она спросила, наконец: "Андрей, это ты?", на том конце бро­сили трубку. Подруга приехала достаточно быстро и не одна — с мамой. Безусловно, они ничем не могли нам помочь. Они просто сели с нами рядом и слушали, слушали, слу­шали, плача вместе с нами. А мы говорили и говорили, прерываясь рыданиями. Далеко за полночь они уехали. Это был жуткий момент — остаться один на один с горем. Мы с мамой вроде бы и вместе, но для каждого потеря своя: для меня — брата, для нее — сына. Эта боль отни­мает все силы, приковывает к постели, и сверлит, свер­лит, сверлит тебя. Мне реально казалось, что меня режут по-садистки, снимают с живой кожу, до такой степени сильной была боль. И она была не только на уровне ду­шевном. Это была невыносимая физическая боль. Пом­ню, у меня отнимались руки и ноги. Я не могла встать с постели.

Помню, на следующий день друзья брата обзвонились ему: все одновременно захотели его видеть. Но мне так не верилось, что он умер, что я придумывала тысячу причин, объясняя, почему он не может говорить и где он сейчас, пытаясь не разреветься в трубку. Помню, я реши­ла говорить с ними о брате как о живом, думая, что тогда и для меня он будет жив. Шли дни, а друзья все продол­жали звонить. А я продолжала придумывать причины от­сутствия брата...

И, конечно же, пришел однажды момент, когда мы с мамой не выдержали. Мы пошли за водкой, чтобы уйти от ужасной действительности и разрывающей боли. Я никогда не позволяла себе больше бокала вина и то по праздникам. Но тут просто не могла справиться с бо­лью. Мы начали пить каждый день. Я не приходила в сознание, мне кажется, месяц. Полмесяца точно вообще не ела — только пила. Водку. Рядом с моей и маминой кроватью стояли батареи бутылок. Как только мы слегка приходили в сознание — выпивали из горла так, чтоб потерять сознание, потерять ощущение действительности и уходили опять в забытье. Боль если не отступала, то не разрывала на части. Я помню, что лежала на кровати, свернувшись калачиком — так было менее больно.

Что для меня по сей день является непонятным... Мне сложно в это поверить. Возможно, кто-то и объяснит это явление, я даже догадываюсь как. Но до того как мы с ма­мой ушли в запой, в самые первые дни после смерти моего любимого брата я столкнулась с одним странным явлени­ем. На какой день это стало происходить, я уже не пом­ню. Но это было. И было вот что. В нашей общей с братом комнате, где стояла моя кровать, был старый паркетный пол (собственно, как и во всей квартире), который мы оба знали наизусть: в некоторых местах половицы скрипели, и в каждом месте — по-своему. Так вот в одну из ночей я проснулась от ужаса: я чувствовала, что кто-то ходит по комнате. Почему-то у меня была уверенность, что это брат. Я не видела никого. Но могла понять, где он нахо­дится, — по легкому звучанию половиц: вот он встал по­среди комнаты, сейчас остановился у окна. В один момент мне даже показалось, что кто-то как будто бы присел на мою кровать, я ощущала его рядом. Не помню уже, сколь­ко ночей я выдержала. Несмотря на мои предположения, что невидимка является моим братом, мне было очень страшно — до этого я ни с чем подобным не сталкивалась. Родители и сестра мне не верили и даже смеялись (если это можно так назвать в подобной ситуации), говорили, что это у меня с горя... В итоге я отказалась спать в своей комнате, и сестра, чтобы убедить меня в моей неправоте, согласилась со мной поменяться... В итоге она не выдер­жала и нескольких часов, сбежала к нам: она услышала и почувствовала все то же самое... Через некоторое врем^я эти посещения прекратились.

В какой-то полудреме прошли похороны. Помню, как я лежала на гробе в автобусе "Ритуал" всю долгую дорогу, пока мы ехали на кладбище, и не хотела его отпускать. Помню, как рвалась к брату моя мама, когда фоб уже опускали в яму. Помню неморгающие, ледяные глаза се­стренки. Помню поседевшего в один день отца. Помню заострившиеся черты брата — перед тем, как опустить гроб в землю, нам дали возможность с ним попрощать­ся... Помню поминки, но в полудреме: на помощь к нам приехали родственники, они очень помогли с организа­ционной частью — мы совершенно ничего не сообража­ли, чем, кстати, очень хорошо воспользовались в похо­ронном бюро, включив нам в счет огромное количество каких-то дополнительных не предоставленных услуг. Но это мы все поняли много позже...

Это быт, пожалуй, один из первых моментов челове­ческого бессердечия, настолько поразивших меня. Вто­рой, подобного же рода, случился, когда я спешила из университета домой с денежной помощью (денег у нас на похороны не было — мы в то время жили очень бедно: финансово нам очень помог преподавательский и адми­нистративный состав). Ко мне, опухшей от слез, подошел контролер и стал вербовать проездной. В свой проездной для многодетных я забыла вписать имя и фамилию. Он придрался и стал требовать денег, угрожая милицией. Я сквозь слезы сказала, что тороплюсь на похороны бра­та, и что все имеющиеся деньги предназначены для них, и больше нет. Он, видя мое состояние, все равно вытряс столько, сколько ему было нужно. Сил спорить, качать права и ругаться у меня не было...

После всего, что случилось, моя учеба в престижном вузе, все маломальские успехи, все светлое будущее, в которое так верят подростки, для меня потеряло смысл. Я решила поехать в университет и забрать документы, моя меня жизнь была закончена. В администрации на­шего факультета почему-то всегда очень тепло относились ко мне. И в итоге мне отказали в выдаче документов, сказав приходить осенью, подумать, опомниться, успокоиться... У меня и тут не было сил настаивать. Отказали, так отказали. Я восвояси поехала домой., и по дороге встретила того самого контролера, вытрясшего из меня те деньги, в которых мы тогда так нуждались. Увидев меня, он отвернулся, даже не подошел проверить проездной. Мне показалось, он меня узнал...

Шли дни за днями. Мы с мамой настолько сильно напивались, что не могли даже подняться с кроватей. И вот однажды, мама сказала: "Хватит! Мы же спиваем­ся!" Я посмотрела на себя в зеркало: тело стало худым, лицо же распухло от слез и спиртного, точь-в-точь, как у спивающихся бомжей. И мне стало страшно оттого, во что я превращаюсь. Надо было начинать новую жизнь. Действительно новую. Потому что в ней уже не будет брата, человека, с которым ты вырос, делил все радости и горести...

Через некоторое время мама послала меня на отдых в Крым. Ко мне присоединилась еще моя подруга Катя, очень любившая Андрюшу. Один из первых дней совпало 40-м днем после смерти брата. За день до этого мне было очень плохо. Несколько дней я ничего не ела. Может быть, это покажется глупым, нелепым, но тогда в свои только исполнившиеся 19 лет я решила, что этой жерт­вой, раз не молитвами, чем-то смогу помочь брату. Мало того, что он — самоубийца, да еще при жизни настолько запутался, что стал сомневаться в Боге, даже отказывать­ся от Него. В 1990-е годы в нашу страну хлынуло море ложной, сбивающей с пути литературы, вроде Ницше. И вот, когда это ложится на молодые ищущие души, ко­торые начинают это читать, то исход порой трагичен.

Так вот, в ночь на 40-й день мне приснился сон, от ко­торого наутро я не могла дышать от рыданий. Вот что я написала в своем дневнике в тот же день: "Сегодня приснился сон, не знаю, может, это игра подсознания, и он произвел на меня огромное впечатление, так как все выглядело больно уж реальным. Андрюша всегда хотел посмотреть университет. И вот мы там с ним оказались. Помню странное ощущение передвижения. Мне еще по­казалось, что у брата не было ног, и он парил в воздухе. Мы посмотрели яблоневые аллеи, которые я проходила каждый день, возвращаясь с занятий, побывали в корпу­сах, в аудиториях, где я училась. Когда мы поднялись на 4-й этаж, я разразилась слезами, спрашивая, зачем, за­чем он это сделал, ведь ничего уже не вернуть, и он же знал, как я его люблю. Андрей ответил, что на тот мо­мент он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, что звонил домой, чтобы поговорить со мной, но меня не оказалось лома. Сказал, что поссорился со всеми: роди­телями и друзьями, что от него ушла девушка.

—Я звонил еще по телефону доверия. Там мне не смогли ничем помочь. К тому же мужчина, как мне по­казалось, был вообще поддатым.

—Да, но ведь я. Ты не подумал, что будет со мной! Неужели ты меня забыл?

(Извините, что тут я думаю только о себе, просто у нас с братом был договор, что если кому-то из нас плохо и тяжело — мы связываемся и помогаем друг другу).

На это брат разразился слезами. Он плакал. Я виде­ла его зареванное розоватое лицо в профиль, видела его страдания. Через некоторое время мы вышли из универ­ситета.

— Как долго мне ждать встречи с тобой? Еще лет 40-45?

Он посмотрел на меня. В его глазах я прочитала: "Раз­ве это много?" Я продолжала:

— Я хочу к тебе, хочу к тебе. Проклинаю тот день, ког­да вышла на работу. Ты знаешь, я ведь могла и не выхо­дить. Но так хотелось доделать работу! Тебе было в это время плохо, а я!..

Я рыдала, он тоже плакал.

—Как тебе Там?

—Хочешь, я покажу тебе, где сейчас живу?

—Конечно, — ответила я.

Мы оказались с ним в огромном бескрайнем море беснующемся, мутном, грязно-серо-синем с огромными пенящимися волнами.

"Неужели и здесь есть море?" — подумала я. Там была пустынная суша и море. И действительно ничего боль­ше не было. Пусто во всех отношениях. Мы поплыли с ним. Море вызывало у меня жуткое ощущение. Вдруг непонятная мощная сила, не имеющая никаких четких форм, серо-черная, стала сильно давить на меня сверху, пытаясь потопить. Я вначале испугалась, а потом поду­мала, что буду вместе с братом и даже обрадовалась оче­видному исходу. Андрюша как будто угадал мои мысли. "Ты должна жить, ты должна еще жить, — прокричат он мне. — плыви дальше, я скоро нагоню..." Через некото­рое время брат меня нагнал...

Тут меня стала трясти Катя, чем и разбудила.

Лето подошло к концу. Осенью начались будни, в которые мне надо было втягиваться, не позволяя себе опуститься на дно — это я пообещала брату. Я сбега­ла с лекций или семинара пореветь в коридор всяким раз, когда что-то напоминало мне о трагедии. Почти все друзья отвернулись — даже самая близкая подру­га, поддержавшая в первую минуту. И я понимаю - не каждый сможет выносить вид чужого горя и слез. Остался только один друг — он бережно охранял мою жизнь, пресекая все попытки суицида, выслушивал мои бредни и истерики. Мы сохранили с ним дружбу, пройдя через годы - признательность и уважение мои к нему велики и поныне.

Я до сих пор порой возвращаюсь в тот день. Уже реже, но возвращаюсь. Это трагедия, надолго сломившая меня и мою семью.

Очень хочется, чтобы таких трагедий было меньше — так как выбраться из них не у всех хватает сил.

Когда отчаяние подступает к вам, надо верить, что огонек любви горит в сердцах ваших близких или друзей, а все противоречия, возникающие между вами — от лу­кавого.

Мне кажется, родным можно донести свою накопив­шуюся боль по-другому. Суицид — очень жестокий урок для близких, он на долгие годы ломает людей, которые были когда-то вам так дороги».

 

Марина

 

 

Как умереть некрасиво,

или Последний привет любимым

 

Д

авайте обсудим еще одну проблему, связанную с со­вершением самоубийства. Задумаемся вместе нал тем, сколько людей окажется связанным с этим шагом сколько бед, горя, разочарований и слез принесет ваш суицид тем, кто желал вам добра. Только не говорите, что таких людей не было...

Всех нас объединяют определенные вехи жизни. Все мы когда-то были в животе у мамы, которая нас носи­ла, которая плохо себя чувствовала. Врачи наблюдали за здоровьем мамы и помогали нам благополучно родиться. Мы появились на свет совсем беззащитными малень­кими человечками, очень нуждающимися в любви и за­щите. С первой минуты множество людей начали дарить нам внимание и заботу. Без их помощи мы не смогли бы дожить до сегодняшнего дня, получить образование, быть здоровыми, ощутить множество хороших моментов в нашей жизни. Первый закат, первый детский утрен­ник, первый урок и выпускной в школе, радость Нового года и первого снега, подарок на день рождения, улыбки друзей. Эти люди — наши родители, дедушки, бабушки, братья и сестры, тети и дяди. Конечно это и другие род­ственники, врачи, воспитатели, учителя, знакомые, со­седи, просто добрый прохожий.

Вспомним о том, что были люди, которые радовались нашим первым шагам, которые нас лечили, которые нас кормили, которые нас воспитывали, радовались нашим победам и огорчались из-за наших неудач. Вспомните этих людей. Сколько их было? Сколько было людей, ко­торые дарили вам большие и совсем маленькие радости, добро, поддержку, сочувствие? Сколько людей в течение нашей жизни просто желали вам добра, сколько людей пыталось вам помочь, сколько людей вас жалели, когда вам было плохо? Вспомнили? Удивились? Их были сот­ни! Сколько книг и учебников было написано для вас! Сколько людей погибли за то, чтобы вы жили сейчас! Те­перь счет людей, живших для вас, уже идет на тысячи...

Все эти люди, даже не зная вас, жили для вас, думали для вас, отдавали вам тепло своей души! Для того, чтобы вам было чуточку легче, для того, чтобы вам было лучше и комфортнее жить. Для того чтобы вы больше знали и получили больше радости, чтобы вы совершенствовали тут, в этой земной жизни, свою душу. Делая добро чело­веку, мы отдаем ему частичку своей души.

И вот его нет. Он сам убил себя, и унес часть нашей души. Навсегда!

Чем вы отплатили этим живым, а может быть, уже не­живым людям? Что переживут люди, когда им сообщат о вашем самоубийстве?

Люди, которые вас любили, уважали, ценили, пере­живут сильнейший шок. Это будут близкие вам люди — родственники, друзья, хорошие знакомые, коллеги, то­варищи по учебе. Именно эти люди сразу станут «слабым звеном» после вашего самоубийства. Эти люди будут страдать больше всех, мучаясь бесконечными вопроса­ми: «Почему? В чем моя вина? Зачем он так?» Эти вопро­сы будут рвать сознание, приходя снова и снова, они не будут давать им спать, есть, да и жить тоже. Каждый раз, вспоминая то хорошее, что было с вами связано, люди будут искать ответы на эти проклятые вопросы и не на­ходить их.

Горе, связанное с суицидами, не лечит время, это горе может только ослабевать, когда его загоняют поглубже внутрь. Но потом, когда создадутся опять травмирующие Условия и кризисы, это горе опять вылезет, и будет даль­ше душить и жечь тех людей, которым вы были дороги и близки. И так будет тянуться годами до самой их смерти.

Что будет чувствовать близкий человек, когда его по зовут на опознание, когда увидит мертвое, изуродован­ное тело, которое он знал давно, и которое было для него неотделимо от вашей души, которою он любил? Вы мо­жете представить состояние этого человека? Эта травма тоже останется на всю жизнь. Близкие, дорогие вам люди попытаются найти утешение в Церкви, но не найдут его Священник, глядя на них с огромным сочувствием и с болью в глазах, будет говорить им о том, что если человек сам отверг Бога и Церковь, то сделать уже ничего нель­зя. Даже поминать в Церкви нельзя. Нельзя идти против свободного выбора того, кто покончил с собой. Священ­ник скажет, что к величайшему сожалению, их близкий и родной человек умер не только для них, но и для Бога. Скажет он и о том, что Церковь категорически запреща­ет поминать самоубийц и не молится за них. Они сами приговорили себя к аду и отказались от помилования.

Представляете, с каким глазами, каким помножен­ным горем, какой внутренней, иступленной, сжигающей болью выйдут из храма люди?

Подумайте о том, как эти люди будут краснея, заика­ясь и тщательно подбирая слова, отвечать знакомым, коллегам, своим друзьям и родственникам на простой вопрос: «А отчего он умер?» Как сложно будет им гово­рить правду, как нестерпимо больно будет произносить страшное, зловещее, перечеркивающее любовь слово «самоубийство». Подумайте, как им будет трудно расска­зывать о суициде близкого и любимого человека (сына, дочери, друга, мужа, жены, отца, матери...)!

Но этим беды ваших близких не закончатся. Боль­шинство людей слабы, им трудно соприкасаться с горем. Пережив шок от этого известия и выразив сочувствие близким, люди начинают отходить и дистанцироваться. Утешить они не могут (в этом случае, в отличие от дру­гих смертей, никто не может утешить), сами получать постоянную психологическую травму не хотят, поэтому стараются забыть о случившемся. Но забыть невозмож­но, постоянно сталкиваясь с человеком, который от это­го страдает. Именно поэтому знакомые и родственники близких вам людей будут реже и реже звонить, интере­соваться их делами, чаше шарахаться от них в сторону, отменять встречи. Они потеряют из виду многих людей, которых считали друзьями и знакомыми. Со временем и родственники начнут жить своей жизнью, забывая о них. Довольно часто, те люди, которые были близки, а потом из-за этого отвернулись, начинают сплетничать, злорад­ствовать, обвинять в происшедшем самого самоубийцу или близких ему людей, поговаривая: «Сами виноваты!»

И вот тут начинается одиночество. И непонимание. И постоянные вопросы к себе: «Почему? За что?» И чув­ство вины, от которого невозможно избавиться. И поте­ри друзей, и потеря смысла жизни, и отсутствие интереса к происходящему. И отсутствие утешения. И нет выхода. Одна сплошная боль... На это обрекает самоубийца сво­их близких.

Это состояние почти всегда в течение нескольких лет приводит к болезням (так называемым психосоматиче­ским — язве, гипертонии, ишемической болезни сердца, диабету и пр.) и очень часто к психическим расстройствам (шизофрении, психозам, астении и многим другим). В он­кологическом центре я видел невероятно большое коли­чество людей, заболевших раком после суицида близких.

Часто после суицида происходят очень странные веши: дорогие и близкие самоубийце люди вдруг нео­жиданно погибают в катастрофах или их убивают. Как будто рок начинает преследовать близких самоубийц: катастрофы, болезни, пожары, разлады в семье, необъ­яснимые утраты имущества и здоровья, потеря работы, неудачи, поражения.

Но даже если ничего этого и не произойдет, то ваши ро­дители, друзья, знакомые, родственники, которым вы были небезразличны, подойдут к воротам старости. А в старости, как известно, обостряются все болезни, которые были нажиты за всю жизнь. То же происходит и со всеми психологическими травмами. Старость или тяжелая смертельная болезнь — время подведения итогов, осень жизни, когда оживают все вопросы, все переживания. Раз за разом человек старается успеть найти ответы на вопросы, которые мучили его при жизни, разрешить противоречия в душе найти гармонию в сердце. А ее нет... Нет уже давно близ­кого и дорогого человека, который так расстался с жизнью, и от него никогда не будет так необходимой сейчас помощи ничего нельзя исправить, невозможно это понять. Надеж­ды не сбылись. Встреча и после смерти не состоится. Он потерян навсегда... Болит тело. Не меньше болит и душа. Скоро отправляться в путь...

Сейчас очень много одиноких стариков заканчивает жизнь в интернатах (а в дальнейшем, судя по всему, поло­жение с этим будет только ухудшаться). У них нет детей, родственников, друзей и знакомых, которые могли бы о них позаботиться. Они влачат жалкую, трудную жизнь. Часто в нечеловеческих условиях. Они страдают.

Так что, прежде чем сделать роковой шаг, подумайте: а не обрекаете ли вы на такую старость или болезни тех, кто много для вас сделал и любил вас. Возможно, сейчас, кроме вас, многие могут поддержать их. Но все ведь может изме­ниться. И многое изменится. Могут уйти из жизни те, кто окружает их сейчас, переедут, разругаются и забудут их. У тех, кто сейчас с ними, могут появиться новые дела, они могут сами заболеть и не смогут ухаживать за другими. И те, кто любил вас, останутся одни... Одинокое умирание, стра­дание за то, что мечты разбиты, и невозможно ничего ис­править. Недосказанность. Недопонятость. Край жизни... Это очень тяжело и страшно...

До сих пор здесь говорилось только о тех, кому вы до­роги, кто делал вам добро. А что же враги? Или недавно еще близкий человек, который обидел? Тот. кому в не­которых случаях и адресуется сам суицид?

С ними все очень просто. Человек, даже если он вино­ват, всегда пытается оправдать себя.

А с этим, при желании, проблем нет. Больше того, чтобы оправдать себя, люди начинают осуждать и обви­нять жертву. Этот феномен заметил еще великий знаток душ Лев Толстой, кроме того, все мы знаем, что лучшая зашита — нападение. Люди, которые обидели или не­справедливо относились, начинают успокаивать себя, находя в свою пользу убедительные аргументы. Да и во­обще врагов этим наказать нельзя, чувство вины у них вызвать практически невозможно. Если они смогли так обидеть, то значит, были эгоистами, а человек, влюблен­ный в себя, боли за другого уже почувствовать не может. Те, которым мы хотим сделать больно, этого почти не почувствуют, а продолжат свою обычную жизнь изред­ка, возможно, вспоминая об этом, осуждая вас, а иногда даже и хвастаясь тем, что из-за них (таких значительных!) кто-то (слабак) покончил с жизнью. Это весьма может поднять их самооценку перед другими.

Эта боль вонзается в сердце только самых близких, любящих нас и часто совершенно невинных людей.

Приведу несколько иллюстраций к сказанному. Я был свидетелем всех этих случаев.

 

История первая. Интернат для престарелых. Жен­щина, 77 лет, лежачий, тяжело больной человек, кото­рый мучается некупируемыми болями. Старшая дочь в семье. Родители умерли. Имела двух братьев и одну сестру. Сестра умерла в младенческом возрасте. Брат, военнослужащий, погиб, выполняя воинский долг в Афганистане. Младший, любимый брат, который был младше ее на 18 лет, совершил суицид во время про­хождения срочной военной службы из-за того, что его бросила девушка.

У этой женщины была еще дочь, алкоголичка, которая ее и отдала в интернат.

Когда говорит о брате (через 30 лет после суицида), глаза полны слез, всхлипывает и плачет. Говорит, что самое страшное то, что и на том свете не увидится, рас­сказывает о нем, рыдая навзрыд. Жестоко обвиняет себя в том. что не смогла предотвратить этого самоубийства (хотя никаких возможностей у нее для этого не было). Это была очень тяжелая беседа с человеком, который 30 лет оплакивает брата-самоубийцу.

И она ничего не сказала о том, что если бы он не со­вершил этого поступка, то может быть, она бы и не ока­залась в таком положении в интернате...

 

История вторая. Шестнадцать лет назад эта русская женщина приехала из Таджикистана с трехлетней доче­рью. Там шла война, русские подвергались опасности, и она была вынуждена уехать.

Муж, таджик, с ней ехать отказался. Пришлось обо­сновываться одной в дальнем Подмосковье. Работала много, трудно, бралась за любую работу, чтобы

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: