Значение чистого наблюдения для познания ума

«Только в точности проверенные вниманием вещи позна­ет мудрость, не те, которые пребывают в беспорядке».

/комментарий к Суттанипате/

Как предмет микроскопического исследования необ­ходимо тщательно подготовить, очистить, изолировать и зак­репить под объективом, точно так же и объект познания нуждается в строго соответствующей ему подготовке. Имен­но эту подготовительную работу совершает чистое наблю­дение, приобретая чистый объект: чистое наблюдение как бы «очищает» предмет исследования от связанных с ним и искажающих его предрассудков чувств и мышления; оно «изолирует» его от не принадлежащих ему тем созерцания; оно «закрепляет» его, замедляя или задерживая переход от чистого воспринимающего наблюдения к активному опре­делению, благодаря чему свет созерцающего познания по­лучает возможность произвести точное исследование.

Однако мы сначала думаем не только об аналитической, т.е. расчленяющей и распознающей функции познания смыс­ла, но также и о синтезе, т.е. о познании взаимосвязей и взаимозависимостей, многие из которых быстро ускользают от спутанного мышления еще во время фазы наблюде­ния. Но достаточно надежное познание возможно лишь в том случае, если перед тем отдельные члены взаимо­зависимости внутри некоторого целого будут одинаково тщательно рассмотрены во всех своих аспектах. Недоста­точная аналитическая подготовка нередко оказывается ис­точником ошибок во многих философских системах или на­учных теориях.

Чистое наблюдение в первую очередь дает возможность вещам говорить самим; оно позволяет им как бы высказать­ся, позволяет вести рассказ, не прерывая их преждевремен­ными окончательными суждениями, когда у них есть еще много, о чем рассказать. Поскольку чистое наблюдение ви­дит вещи всегда новыми, без нивелирующего действия при­вычных выводов, постольку и сами вещи будут чаще способ­ны сообщать нечто новое. Терпеливое созерцание во время чистого наблюдения иногда почти без всякого усилия откры­вает глубокие прозрения и выводит на поверхность такие сокровенные отношения, которые отказываются открывать­ся нетерпеливому разбору чересчур агрессивного интеллек­та. Слишком поспешные или привычные оценки и суждения о вещах (в мыслях и в поступках) часто становятся препят­ствием для важных источников познания. Западное мышле­ние должно также научиться от восточного уменью при­держиваться чисто полученного материала, - и это не толь­ко в качестве средства достижения спокойствия, но и в ка­честве средства познания.

Здесь следует привести несколько примеров того, как чистое наблюдение может способствовать познанию струк­туры человеческого ума.

В свете чистого наблюдения кажущийся целостным про­цесс отдельного акта восприятия понемногу отчетливо пред­ставляется в виде быстро протекающей последовательнос­ти многих фаз, отличных одна от другой; каждая собствен­ная функция этих фаз способствует полному акту позна­ния. Если мы видим некоторый предмет, например, крупную красную розу, мы обычно полагаем, что это целостное и непосредственно данное нам зрительное впечатление. Од­нако то, что мы воспринимаем в первые секунды, есть всего лишь цветное пятно, которое выделяется из своего окруже­ния цветом и очертаниями. К единству формы и структуры мы впервые приходим в результате последовательности даль­нейших, быстро сменяющихся актов восприятия, которые равномерно ощупывают предмет со всех сторон. Если дело касается нового для наблюдателя или лишь редко воспри­нимаемого объекта, тогда этот процесс отбора для созна­ния отдельных отличительных признаков окажется значи­тельно более отчетливым, нежели это бывает при восприя­тии какого-нибудь знакомого предмета. А название «роза», которое мы как будто одновременно даем этому зрительно­му восприятию, принадлежит к совершенно другому классу сознания, а именно, к умственному сознанию, не к зритель­ному; оно происходит из образов памяти, сходных со зри­тельными восприятиями, а также из привычной связи этих образов со словом «роза». С другой же стороны, оценочное суждение «красивая» и возможное желание обладания пред­метом представляют собой нечто совсем другое. Продол­жающееся обострение и утончение наблюдения будет способствовать полноте выявления дальнейших отдельных фактов, которые могут помочь формированию ценного бла­горазумия по отношению не только к самому объекту, но также к акту познания. Нам, возможно, станет непосред­ственно видно, как важно и поучительно отличать стадии образования понятий и оценок от чистого акта восприятия. Благодаря методическим упражнениям в чистом наблю­дении, у нас, по всей вероятности, возникнет первое силь­ное впечатление - прямое и постоянное соприкосновение с изменчивым характером всех явлений жизни, с их непрес­танной текучестью. В учениях Будды аникка, непостоян­ство, есть первый из трех отличительных признаков струк­туры существования. Таким образом чистое наблюдение по­казывает нам на примере нас самих, как отдельные телесные и психические процессы непрерывно рождаются и умирают; и это будет стократ убедительной иллюстрацией непосто­янства. Особенно впечатляющей окажется эта картина при наблюдении за собственными мыслями и чувствами, с кото­рыми человек главным образом и привык отождествлять себя. Такое переживание текучего характера существования по мере продолжения упражнений в медитации будет при­обретать все большую силу и убедительность. Постепенно фактами нашего собственного опыта станут и другие отли­чительные признаки существования - анатта, или отсут­ствие «я» и какой бы то ни было постоянной субстанции, а также дукка, страдание и отсутствие удовлетворенности; эти факты более не будут оставаться лишь отвлеченными понятиями. Подобное опытное познание преходящего ха­рактера существования является, однако, исходным пунк­том медитации проникновения, випассана-бхавана, ступени познания которой начинаются с прозрения в удаяввайа нья-на, возникновение и исчезновение телесных и психических процессов.

Хотя тот факт, что все происходящее в мире имеет пре­ходящую природу, настолько общеизвестен, что оказыва­ется почти банальным, большинство людей тем не менее вспоминает о нем только тогда, когда соприкасается с ним чрезвычайно болезненным образом. Однако благодаря уп­ражнениям в чистом наблюдении нами впервые весьма ощу­тимо осознается тот факт, что непостоянство является на­шим неизменным спутником, что даже за какую-то долю секунды происходит такое изменение частоты психических процессов, которое не поддается учету нормальных спо­собностей наблюдения и представления. Может быть, имен­но тогда до нашего сознания впервые дойдет во всей полно­те истинное состояние мира, в котором мы живем, - а имен­но, его беспокойная, динамическая природа, внутри кото­рой статические понятия могут иметь лишь значение прак­тически-ориентировочного или научно-философского по­рядка. Теперь мы начинаем видеть вещи такими, каковы они действительно есть; и это касается в особенности «духов­ных предметов», т.е. мира психических явлений. Психичес­кий элемент внутри человека невозможно понять в каких-либо его внешних проявлениях без знания и постоянного осознавания того факта, что этот элемент в полной мере динамичен,иначе говоря - изменчив.

В то время как чистое наблюдение дает изучающему воз­можность непосредственно постигнуть факт непостоянства и его природу, оно также вносит важный вклад в процесс познания ума.

Факт непостоянства ума исключит всякую статическую его концепцию, т.е. верование в существование неизменной психической субстанции в монистической или плюралисти­ческой форме, равно как и в существование какого-то неиз­менного психического свойства. Прозрение в природу непо­стоянства принесет с собой множество деталей относитель­но динамической природы психических процессов, относи­тельно различного характера телесных и психических явле­ний и их взаимодействия, а также относительно «взаимо­связи объектов сознания», которое согласно старому буд­дийскому определению, как раз и заключается в познании объектов. Станет явным то обстоятельство, что ум - это не что иное, как познающая функция, за которой не скрыто никакой постоянной духовной субстанции, никакой души. Таким образом человек, старательно практикующий чистое наблюдение, придет на основании собственного опыта к принципу учения Будды «нет я», к принципу анатта.

Этот столь простой метод чистого наблюдения даст нам также равно поражающее и помогающее прозрение в меха­низм наших чувств и страстей, в большую или меньшую дос­товерность нашей мысленной функции, в наши истинные или поверхностные мотивы, в наши предрассудки и т.д. Он пролъет яркий свет как на слабые стороны нашего характе­ра, так и на его сильные стороны; такое самопознание сде­лает более успешными наши усилия в духовном самовоспи­тании и выработке характера.

Кратко изложенные здесь полезные стороны чистого на­блюдения в познании собственного ума и мира вещей совпа­дают с отношением честных ученых и исследователей к сво­им исследованиям: ясное определение предмета и понятия, устранение субъективного фактора или хотя бы его умень­шение, бдительная восприимчивость к тому, чему нас учат сами вещи, способность отбросить собственное мнение до его тщательной и всесторонней проверки. Этот дух искрен­него исследования, который проявляется в основном под­ходе чистого наблюдения, свяжет учение Будды с духом подлинной науки, хотя и не обязательно в каждом частном случае; совпадение всегда будет лишь частичным. Ибо цель учения Будды, как и цель чистого наблюдения, - это не та цель, которую преследует наука; цель учения Будды также не ограничивается чисто теоретическим познанием психики и ее содержания; она направлена скорее на формирование психики и самой жизни.