Мартин Хайдеггер «Введение в метафизику»

«Философствовать значит спрашивать: «Почему вообще есть сущее, а не наоборот – ничто?» Так спрашивать в действительности означает: дерзнуть на то, чтобы исчерпать, выспросить до дна неисчерпаемое этого вопроса, обнажив то, о чем он вынуждает спрашивать. Где подобное совершается, там – философия.

Если бы мы сейчас подробно взялись рассуждать о том, что же такое философия, то вряд ли это занятие было бы плодотворным. Хотя тот, кто этим занимается, кое-что знать должен. Это бесспорно.

Все насущные вопросы философии всегда несоразмерны времени. Это потому, что философия либо намного опережает свое сегодняшнее, либо потому, что это сегодняшнее она сопрягает с прежде и в начале бывшим. Философствование всегда остается знанием, которое не только может сделаться несоразмерным времени, но, более того, полагает меру самому времени.

Философия не соразмерна времени по существу, ибо она принадлежит к тем немногим вещам, судьба которых в том, чтобы не уметь найти непосредственный отклик в сегодняшнем и никогда не позволить себе его найти. Там, где подобное якобы наступает, где философия становится модой, там либо вообще нет никакой действительной философии, либо она ложно толкуется и используется в неких чуждых ей целях на потребу дня.

Именно поэтому философия не является знанием, которому, подобно ремеслу или техническим навыкам, можно непосредственно научиться, которое, подобно знаниям экономическим и вообще профессиональным, можно было бы непосредственно применить и как-то приспособить для своей пользы.

Однако то, что не имеет пользы, как раз и может, да только тогда и вправе обрести силу. То, что не получает непосредственного отзвука (Widerklang) в повседневности, может пребывать в глубочайшем созвучии (Einklang) с действительными свершениями в истории народа.

Оно может быть даже их предзвучием (Vorklang). То, что несоразмерно времени, обретет свое время. Это относится и к философии. Посему и невозможно ни в частностях, ни вообще определить, что является задачей философии и что в следствие этого от нее требуется. Каждая ступень и каждое начало ее развития несут в себе свой собственный закон. Говорить можно лишь о том, чем философия не может быть и чего она достичь не может.

[...]

Философия есть одна из немногих самобытных творческих возможностей, а подчас и необходимостей исторически обусловленной человеческой сиюбытности. Расхожие лжетолкования философии, которые к тому же, как бы далеки от истины они ни были, что-то все-таки да разъясняют, необозримы.

Здесь я назову только два из них, которые важны для прояснения нынешнего и будущего положения философии.

Первое лжетолкование заключается в чрезмерных требованиях к сущности философии. Второе является извращением ее действенного смысла.

Грубо говоря, философию всегда занимают начальные и конечные основы сущего и именно таким образом, что человек при этом сам со всей очевидностью подвергается толкованию и осмыслению относительно своего человеческого бытия. Отсюда легко распространяется ложная видимость того, что философия может и должна заложить основу для нынешней и будущей исторической сиюбытности, нынешнего и будущего века того или иного народа, основу, на которой следовало бы строитъ культуру. Но такие ожидания и претензии преувеличивают возможность и сущность философии. Иногда такое преувеличение принимает характер недооценки философии. Например, говорят: так как метафизика не участвовала в подготовке революции, то ее следует отменить. Это также остроумно, как если бы кто-нибудь сказал, что раз на верстаке нельзя летать, то его следует упразднить. Философия никогда не сможет непосредственно предоставить силы и создать способы влияния и условия, которые вызвали бы определенную историческую обстановку, хотя бы уже потому, что непосредственно она интересует всегда немногих. Кто же эти немногие? Творческие преобразователи, переделыватели. Лишь опосредованно и неуправляемыми окольными путями она распространяет свое влияние вширь, чтобы, наконец, когда-нибудь, будучи уже давно забытой как философия изначальная, опуститься до общепонятности (Selbstverstandlichkeit) имеющегося в наличии (Dasein).

Напротив, то, чем философия может и должна быть по своей сущности, это: раскрытие в мысли путей и горизонтов ведения (Wissen), полагающего меру и учреждающего чин, ведения, в котором и из которого народ постигает и осуществляет свою сиюбытность в исторически складывающемся мире духа, ведения, которое попаляет, ставит под угрозу и делает необходимым и все вопросы и все оценки.

Второе лжетолкование, которое мы упомянули, есть извращение действенного смысла философии. Если уж она не может служить основополаганием для культуры, то, как считают, все же облегчает ее созидание, либо упорядочивая цельность сущего в обзорах и системах и имея наготове картину мира, как бы некую карту всевозможных вещей и вещественных сфер, что дает общую и равномерную ориентацию, – либо, например, облегчая наукам их труд и беря на себя осмысление их предпосылок, основных понятий и положений. От философии ждут поддержки и даже ускорения практического и технического прогресса культуры как некоего облегчающего подспорья.

Но философия, сообразно своей сущности, никогда не делает вещи более легкими, а наоборот, утяжеляет их. И это не случайно, ибо характер ее сообщений воспринимается обыденным сознанием как нечто чужеродное и даже нелепое. Утяжеление исторической сиюбытности да и, в сущности, самого бытия как раз и есть настоящий действенный смысл философии. Утяжеление возвращает вещам, сущему весомость (бытие). Почему же? Потому что утяжеление есть одно из существенных условий возникновения всего великого, с чем мы прежде всего связываем судьбу исторического народа и его деяний. Но судьба есть лишь там, где сиюбытностью владеет действительное знание о вещах. А пути и горизонты такого знания открывает философия.

Лжетолкованиям, которым и всегда опутана философия, более всего способствует то, чем занимаемся мы, т.е. профессора философии. Наше обычное, оправданное и даже полезное занятие заключается в том, дабы сообщить некие служащие образованию познания о философии, бытовавшей доселе. Представляется, будто это и есть философия, хотя в лучшем случае речь может идти о науке, предметом которой философия является.

Конечно, нельзя рассчитывать, что в результате упоминания и описания обоих лжетолкований вы немедленно встанете в правильное отношение к философии. Напротив того, вы именно тогда должны задуматься и смутиться, когда вас невзначай одолеют самые расхожие мнения и мнимые познания. Часто это происходит самым невинным образом и быстро завладевает вами. Люди считают, что все познается на собственном опыте и тут же в подтверждение слышат: «философия – пустое дело»; «проку от нее никакого». Обе фразы, которые особенно в ходу у учителей и ученых-исследователей, выражают мнения бесспорно справедливые. Кто в противовес им пытается доказать, что вдруг «прок какой-нибудь да есть», только усиливает и закрепляет господствующее лжетолкование, основанное на предвзятом мнении, будто к философии можно подходить с обыденной меркой, годной для определения надежности колес или действенности целебных ванн.

Это совершенно справедливо, да и лучше не скажешь: «Проку от философии – никакого». Неверно только считать, что тем самым сказано последнее слово о философии. За ним следует еще небольшая прибавка в виде ответного вопроса: уж если для нас нет никакого толку от философии, может быть для философии есть какой-то толк в нас самих, при условии, что мы займемся ею. Этого, пожалуй, достаточно, чтобы выяснить, чем философия не является» [С. 93–97].

«Ведь и в лекциях по частным наукам важны взаимосвязи. Однако там они определяются непосредственно самим предметом, который всегда так или иначе этим наукам предлежит. Философии, наоборот, никакой предмет не только не предлежит, у нее вообще нет предмета. Она есть свершение, которое каждый раз по-новому должно выявлять бытие [в присущей ему откровенности]. Только в этом свершении открывается философская истина. Поэтому определяющим является здесь то, как совершаются отдельные шаги, следующие за этим свершением и сопутствующие ему» [С. 165].