Подготовка к последней гражданской войне

Смерть Секста Помпея была воспринята в Италии как окончание гражданской войны и новое доказательство полного примирения между Октавианом и Антонием.

[с. 272] И в 36 и в 35 гг. Антоний наряду с монетами, где он был назван авгуром, императором и триумвиром (табл. III, 5), продолжал чеканить монеты, на которых его изображение помещалось рядом с изображением Октавиана и Октавии75.

Однако последующие события показали, что мир между двумя триумвирами не может быть прочным. Октавиан обвинял Антония в том, что он убил Секста Помпея, тогда как он, Октавиан, одержав над ним победу, сохранил ему жизнь. Указывалось также, что ради Клеопатры, которую к тому же Антоний провозгласил царицей царей, он бросил Октавию, поведение которой с точки зрения господствовавшего общественного мнения было безупречным.

Еще в 35 г. Октавия собрала в Риме средства, закупила оружие и направилась на Восток с 2 тыс. солдат, которых Октавиан направлял к Антонию.

Но Антоний написал ей, чтобы из Афин она отправлялась обратно. По-видимому, Октавиан знал, чем закончится миссия Октавии, но сознательно допустил все это для того, чтобы скомпрометировать Антония в глазах общественного мнения. Октавиан указывал на поведение Антония на Востоке и на его отношение к Клеопатре, противоречащее всем римским традициям и обычаям. В ответ на обвинения Октавиана Антоний написал, что Клеопатра уже в течение девяти лет является его женой.

Не оставался в долгу и Антоний. В своих письмах он обвинял Октавиана в разорении италийских жителей, говорил, что тот без его согласия лишил власти Лепида. Эти письма распространялись и были одним из средств пропаганды76. Взаимные обвинения, начавшиеся в 34 г., переходят во вражду, а в январе 32 г. произошел разрыв между Октавианом и сторонниками Антония в сенате. За без малого двенадцать лет со дня смерти Цезаря в составе сената произошли большие изменения. Число сенаторов возросло. Если при Цезаре в сенате было около 900 человек, то в этот период число членов сената доходило до тысячи77. Триумвиры сами записывали своих сторонников в сенаторы, и достигнуть этого звания не составляло особого труда.

Нам неизвестны имена всех сенаторов, но не может быть сомнений, что в состав сената вошли люди незнатные, те, кто относился к категории homines novi. Это можно подтвердить различными данными. Консульские фасты указывают на то, что во время гражданских войн на высшую должность в республике [с. 273] избирались люди незнатные. Уже в 43 г. были избраны Вентидий Басс и Гай Каррина. Первый происходил из Пицена, а второй — из Этрурии или Умбрии78. Не латинского происхождения был Кальвизий Сабин, ординарный консул 39 г. и участник Сицилийской войны79. Из консулов-суффектов того же года Г. Кокцей Бальб — неизвестного происхождения, но во всяком случае не латинского. Другой Кокцей — Нерва был консулом 36 г.; второй консул-суффект 39 г., П. Альфен Вар — уроженец Кремоны. Консул 38 г. Норбан Флакк был, вероятно, этрусского происхождения и начал свою карьеру при Цезаре80. Консулом 37 г. был М. Випсаний Агриппа, в то время прославившийся как полководец, несмотря на свои юные годы. Происхождение его точно неизвестно. Он был этрусского, а может быть, даже иллирийского происхождения. Во всяком случае он тяготился своим родовым именем и нигде не называл себя Випсанием81. Консулом-суффектом в 37 г. был будущий полководец Августа Статилий Тавр, происходивший, по всей вероятности, из Лукании82. Консул-суффект следующего года Л. Ноний происходил, по-видимому, из Пицена83, оттуда же вышли и консулы-суффекты 35 г. — Т. Педуцей и 34 г. — М. Геренний84. Сторонник Антония, консул 32 г. Гай Сосий был также homo novus, очевидно, из Пицена85. Кроме консульских списков, нам известны имена лиц, достигших высокого положения, но не принадлежавших к римской знати. Упомянем Сальвидиена Руфа, полководца Октавиана, намеревавшегося в 40 г. перейти на сторону Антония и за это казненного, и Фуфиция Фангона, управлявшего Африкой, человека незнатного происхождения из города Ацерр, бывшего простым наемником86.

Менодор, который два раза переходил от Секста Помпея к Октавиану и один раз от Октавиана к Сексту Помпею, несмотря на то, что был простым вольноотпущенником, получил всадническое достоинство. В сенатских списках оставались и те, которые возведены были в этот ранг Антонием еще в 44 г. на том основании, что имена их, по словам Антония, он нашел в завещании Цезаря. Этих сенаторов, как мы говорили, называли orcini, или «харонитами», т. е. загробными сенаторами, так как они приобрели сенаторское звание на основе распоряжения [с. 274] умершего. Перед парфянским походом Антоний сделал сенаторами многих своих сторонников. У Диона Кассия есть указание, что не только вольноотпущенники, но даже рабы делались членами сената. Автор рассказывает, что один человек в квесторе узнал своего бывшего раба.

Говорить о самостоятельной позиции этой группы сенаторов не приходится. Они достигли высокого положения в государстве благодаря триумвирам. Позиция их определялась тем, кому они были обязаны своим почетным званием. Единственный шаг, на какой они могли решиться, — это сменить покровителя.

Из представителей старой знати наиболее активные противники цезаризма уже погибли в период гражданских войн, другие перешли на сторону Антония или Октавиана и, наконец, третьи разорились и деградировали за годы после смерти Цезаря. В консульских фастах этих лет не встречаются представители патрицианских родов Фабиев и Валериев, знатных плебейских родов — Цецилиев, Марцеллов, Лициниев, Юниев и Кальпурниев. Это объясняется не только политикой триумвиров, но и имущественным положением различных фамилий, принадлежавших к этим родам.

Политические колебания сенаторов были обычным явлением. В этом отношении представляет известный интерес карьера Мунация Планка.

Род Мунациев вышел из Тибура87, и представители его стали известны лишь со времен Суллы. Но тем не менее Л. Мунаций Планк имел большие связи среди римской аристократии. Во время Галльской войны он был уже легатом Цезаря, выполняя его важные поручения88. Во время гражданской войны Мунаций Планк остался верен Цезарю. После 15 марта мы видим его в числе тех цезарианцев, которые стояли за сближение с заговорщиками и поддержавших их сенаторской олигархией. После Мутинской войны Мунаций Планк неоднократно заявлял о своей преданности республике и возмущался вероломством Лепида, который соединился с Антонием. Однако вскоре сам Мунаций Планк соединился с Антонием и Лепидом, а при триумвирах, когда гибли его друзья, он справлял триумф и добился даже осуждения своего брата89, а на 42 г. был избран консулом. Во время Перузинской войны он не оказал помощи Луцию Антонию и Фульвии, а когда Перузия сдалась, он, оставив в Италии свои легионы, бежал вместе с Фульвией в Грецию90. Благодаря Антонию Планк сделался проконсулом [с. 275] Азии, а потом Сирии. Затем мы застаем его при дворе Антония и Клеопатры, где он играл большую роль. Он был соучастником пиров, которые поражали своей роскошью91 и во время которых принимал участие в танцах и, одетый в короткое синее платье, с тростниковым венком на голове, исполнял роль морского царя Главка92. Незадолго до окончательного разрыва с Октавианом Антоний охладел к Планку, так как были обнаружены его хищения93. Планк бежал в Рим к Октавиану и был принят последним. На одном из сенатских заседаний Планк так рьяно выступил против Антония, что один из сторонников Октавиана воскликнул: «Поистине много сделал Антоний недостойного накануне того, как ты его оставил»94.

Веллей Патеркул говорил про Планка, что у него все было продажно (omnia et in omnibus venalis) и что он страдал недугом предательства (morbo proditor)95. Относительно Планка мы знаем больше, чем о других сенаторах, но личность его типична для того времени. Он представлял тех, кто, учитывая создавшиеся ситуации, переходил из одного лагеря в другой. Нам известно, например, что Марк Юний Силан был родственником и сторонником триумвира М. Эмилия Лепида. Вероятнее всего, с его согласия он участвовал в Мутинской войне на стороне Антония96. Мы застаем его потом у Секста Помпея и узнаем из Веллея Патеркула, что после соглашения в Путеолах 39 г. он вернулся в Италию, был близок к Антонию и вместе с ним находился в Афинах97. Впоследствии он перешел на сторону Октавиана.

Анализируя то, что происходило на сенатском заседании в январе 32 г., мы должны учитывать, что в количественном отношении в сенате преобладали в это время ставленники триумвиров, из представителей нобилитета было немало лиц, готовых перейти на чью угодно сторону, лишь бы на этой стороне была сила. Мало нашлось людей, подобных Азинию Поллиону, который отошел от Антония, когда тот остался в Александрии, но не объявил себя сторонником Октавиана и не пожелал участвовать в походе против Антония.

Когда приблизился момент окончательного разрыва, шансы на успех у Антония и Октавиана были в известном отношении одинаковые, и поэтому значительная часть сенаторов колебалась, не зная, за кем следует идти, когда начнется новая [с. 276] гражданская война. Консулами 32 г. были Домиций Агенобарб и Гай Сосий. И тот и другой являлись сторонниками Антония: 1 января 32 г. на заседании сената Сосий произнес речь, специально инспирированную Антонием. Он указывал, что Антоний предполагает отказаться от чрезвычайных полномочий, если это сделает Октавиан и если утвердят все его распоряжения на Востоке. Народный трибун Ноний Бальб, сторонник Октавиана, заявил ueto, и сенат не пришел к какому-либо решению98.

Через несколько времени в сенате появился Октавиан, окруженный солдатами и своими друзьями, у которых под тогами были спрятаны кинжалы. Он произнес речь, в которой обвинял Антония, возражая Сосию. Октавиан указывал, что с его стороны было сделано все для того, чтобы поддержать государство и избежать разрыва, если же к этому подходит дело, то во всем этом виноват Антоний. Октавиан обязался на ближайшем заседании сената дать письменные доказательства всех своих положений. Но в этом не было никакой необходимости. Октавиан разрешил сторонникам Антония покинуть Рим и отправиться к своему покровителю. В результате Рим покинуло около трехсот сенаторов, в том числе и оба консула 32 г. — Домиций Агенобарб и Сосий99.

Появление Октавиана в сенате, окруженного солдатами, некоторые современные историки сравнивают с 18 брюмера Наполеона I, но это сравнение не выдерживает никакой критики; оно лишь свидетельствует о том, что буржуазные историки не в состоянии понять историческую обстановку: 18 брюмера было связано с изменением политического строя, появление же в сенате Октавиана, окруженного солдатами, не внесло изменений в существовавшие политические отношения.

С начала 32 г. начинаются приготовления к новой войне. Антоний прислал официальный развод Октавии, а Октавиан решился вскрыть и опубликовать завещание Антония, хранившееся, как стало Октавиану известно от Мунация Планка и Тиция, у весталок100.

В завещании говорилось, что Антоний просит похоронить себя в Египте вместе с Клеопатрой, объявляет Цезариона истинным сыном Цезаря и закрепляет за Клеопатрой владения, которые ей были переданы101.

Из-за сенсационности этого известия Октавиану простили [с. 277] даже то, что он нарушил старинный римский обычай, касающийся завещаний.

Гражданская война была непопулярна в Италии. Поэтому официально война была объявлена Клеопатре. В качестве фециала Октавиан бросил копье на тот участок, который считался неримской территорией102, но так как нужно было заручиться согласием италийского населения, то он заставил Италию присягнуть ему на верность.

В 25-й главе «Res gestae divi Augusti», после того как рассказано о победе над рабами и о возвращении их господам, говорится следующее: «Iurauit in mea uerba tota Italia sponte sua, et me belli quo uici ad Actium ducem depoposcit» («присягнула мне на верность вся Италия по своему желанию и избрала меня вождем в той войне, в которой я победил при Акции»)103.

Октавиан не говорит, что это была война против Клеопатры, потому что, если бы это была война против египетской царицы, это была бы справедливая война (bellum iustum), и инициатор ее не нуждался бы ни в какой присяге, если же это была война с Антонием, т. е. гражданская война (bellum ciuile), то в таком случае не следовало объявлять войну Клеопатре. Поэтому Октавиан не сказал, против кого он вел войну, а просто определил, что это была война, в которой он победил при Акции. К присяге приведено было не только население Италии. Октавиан заставил привести к присяге жителей Галлии, Испании, Африки, Сицилии и Сардинии. В обстановке гражданской войны, когда пало значение народных собраний, присяга должна была дать не столько юридическую, сколько моральную санкцию действиям Октавиана. В основе этой присяги лежала fides (верность)104. Fides лежала в основе отношений между патронами и клиентами. Был использован тот принцип социальной организации, который играл большую роль в отношениях партийных группировок в Риме. На fides основываются различные политические союзы. Вспомним клятву, которую давали италики Ливию Друзу, вспомним роль клятвы (Coniuratio) во времена Катилины. Патронат и клиентела не были институтами, регламентируемыми публичным правом. К этим отношениям, лежащим вне контроля государства, и прибегает Октавиан, чтобы заручиться поддержкой Италии и провинций, связать население их клятвой, освященной самой религией и по форме своей восходящей к обычаям римской и италийской старины.

[с. 278] Вполне вероятно, что в связи с присягой 32 г. выпущена была монета, на лицевой стороне которой представлена была богиня Мира (Pax)105, а на оборотной — Октавиан в костюме легионера и с копьем в руках (табл. IV, 3). Он выступает, таким образом, послушным солдатом, который сражается за то, чтобы установить в Италии мир и согласие. Мотивы эти впоследствии будут развиты Октавианом и его близкими.

Сайм вслед за Леви указывает, что Октавиан нашел поддержку среди италийских деловых кругов, недовольных тем, что возвращение земель восточным династам лишало их возможности бесконтрольно распоряжаться в провинциях106. В источниках нет ни одного указания, подтверждающего это положение, но его, несомненно, можно принять как гипотезу, объясняющую нам успех клятвы (Coniuratio). Пользуясь формой отношений, которая характерна для патроната и клиентелы, Октавиан мог привести к присяге и италийских жителей, имевших право гражданства, и тех вольноотпущенников, которые еще не добились этого почетного звания, и, наконец, всех провинциалов. Он придавал этому большое значение и в своих «Деяниях» подчеркивает, что клятва давалась добровольно (sponte sua), т. е. что общественное мнение как в Италии, так и в провинциях было на его стороне. Недаром после этого сказано, что на его стороне стояло более чем 700 сенаторов, из которых впоследствии было 83 консула и около 170 жрецов107.

Чтобы собрать средства для войны, пришлось прибегнуть к принудительным займам; вольноотпущенники, владевшие имуществом на сумму свыше 250 тыс. сестерциев, должны были внести 1/8 своего состояния. Мера эта вызвала настоящие восстания, которые пришлось подавлять силой. Свободнорожденные должны были внести четверть годового дохода108. В ряде случаев Октавиан пытался провести принудительные займы под видом добровольных пожертвований. В одной надписи из маленького города Игувии говорится, что некий Сатрий на содержание легионов, in commeatum legionibus, пожертвовал 3450 сестерциев109.

[с. 279] Антоний также готовился к походу. В его лагере были две группы: римская знать, возглавлявшаяся Домицием Агенобарбом, которая ставила своей задачей преодолеть влияние Клеопатры, и группа, подкупленная Клеопатрой и действовавшая в ее интересах. Эту группу возглавлял Публий Канидий, получивший от Клеопатры значительные суммы. Римская партия стремилась вначале добиться примирения Антония с Октавианом, а когда это оказалось невозможным, хотела устранить Клеопатру от участия в походе. Другая сторона доказывала, что Клеопатра давала средства и на парфянский поход и теперь на свои средства организует борьбу с Октавианом.

Сторонники Клеопатры взяли верх110. Вопрос о борьбе с Октавианом был решен, и во всех приготовлениях к войне, а также в походах Клеопатра принимала деятельное участие.

Антоний потребовал помощи от всех мелких династов, находившихся под его покровительством111; уклонился от прямого участия в войне лишь иудейский царь Ирод, который выговорил себе право защищать Сирию в случае нападения парфян и на этом основании не должен был выступать в войне против Октавиана112.

Антоний собрал значительное количество войска. Выпущены были специальные монеты, на одной стороне которых изображен военный корабль, а на другой — значок легиона и подпись, в честь какого легиона выпущена монета (см. табл. III, 8—14). На основании монет устанавливается, что у Антония было 30 легионов113. Сам по себе факт эмиссии исключительно с обозначением номеров легионов свидетельствует о роли войска, которое являлось в это время главной опорой Антония. В его распоряжении был большой флот, в котором, как и во флоте Октавиана во время Сицилийской кампании, были большие суда, напоминавшие морские крепости. Однако наряду с этими мероприятиями по подготовке войска Антоний все же проявил черты недальновидности, о которых нам уже пришлось говорить. Он мало заботился о сохранении своего престижа. Так, например, в Пергаме он подарил Клеопатре библиотеку, содержавшую свыше 200 тыс. томов114, что не могло, конечно, импонировать римским гражданам, жившим в провинции Азии. Во время похода Антоний долгое время оставался на острове Самосе, который славился своими празднествами в честь бога Диониса. Антоний как «новый Дионис» счел необходимым присутствовать на этих празднествах. Борьба в лагере [с. 280] Антония не прекращалась. Сам он обычно поддерживал мнение Клеопатры.

Октавиан заявил, что Антоний для борьбы с ним может явиться в Италию. Он обещал оттянуть свои войска на день пути от берега и предоставить Антонию пять дней для того, чтобы расположить свои силы и после этого вступить в решительный бой. Это предложение было не чем иным, как попыткой успокоить общественное мнение. Антоний его не принял и в ответ вызвал Октавиана на единоборство115.