Прилавок в павильоне продаж. 4 глава

- Это был ничего для меня не стоящий пустяк, - отмахнулся Хендоу.

Я кротко склонила голову перед ним, перед своим господином. Конечно, для него моё удобство действительно было ничего незначащим пустяком. Там на высоте, на ветру и холоде, без того одеяла я могла замёрзнуть до полусмерти, а мой комфорт был делом последним.

Так и провела я всё время в колпаке и с кляпом во рту, до самого моего прибытия в таверну в комнату для приёма рабынь. А наручники с моих рук не снимали до тех пор, пока я не оказалась внизу, в подвале, и не встала перед дверцей конуры, в которую меня поселили. Сразу после того, как я, наконец, рассталась с надоевшими наручниками, меня поставили на руки и колени и впихнули в конуру. Дверца захлопнулась позади меня. Как только мужчина ушёл, я извернулась в конуре, и выглянула наружу сквозь решётку. Высота конуры позволяла мне стоять на коленях, но встать вертикально в ней было невозможно. Я взялась руками за прутья и с любопытством принялась осматриваться. Тусклый огонёк едва освещал внутренности подвала. Слева и справа, хотя я и не могла их видеть сейчас, но видела по пути, находились остальные конуры. В таком месте можно было разместить несколько девушек. Но сейчас, насколько я успела заметить, они были пусты. На пол конуры была брошена охапка соломы, одеяла, в углу стояла кастрюля с водой, и ведро вместо удобств. Накормили меня только на следующее утро, какие-то пилюли и традиционная каша, в миске, которую небрежно пропихнули в щель под дверцей. Выпустили меня немного позже, и сразу же отправили на мой первый из моих уроков танцев.

- Господин, - шёпотом обратила я на себя внимание Хендоу.

- Да? – отозвался он.

- Я могу говорить? – спросила я.

- Да, - разрешил он.

- Я понимаю, что Вы удовлетворены ценой, которую за меня заплатили, - прошептала я.

- Да, - кивнул мужчина.

- Значит, я оказалась для вас выгодной покупкой, - сделала я логичный вывод.

Это может показаться странным, но я, прежняя Дорин Уильямсон, робкая, застенчивая библиотекарша с Земли стала интересоваться такими вопросами, как моя цена. Впрочем, ничего удивительного, ведь пока я была свободной женщиной, я была бесценной, таким образом, в некотором смысле, была без цены или ничего не стоящей. С другой стороны, теперь, как у рабыни у меня действительно появилась ценность и вполне определенная цена, зависящая от того, сколько мужчины были готовы заплатить за меня.

- Так оно и есть, - признал Хендоу.

- А сколько Вы за меня заплатили? – спросила я.

- Уверен, Ты и сама этого не забыла, - усмехнулся он.

- Да, я помню, что Вы назвали цену в два пятьдесят, - сказал я, - но я действительно не знаю, что это означает.

- Два серебряных тарска, - снизошёл хозяин до объяснений, - и пятьдесят медных. Не медных бит-тарсков, а целых тарсков.

Я нетерпеливо смотрела на него, ожидая продолжения.

- Ага, - протянул мужчина, - оказывается, Ты у нас тщеславная маленькая тарскоматка. Значит, тебе не терпится узнать, большая ли это сымма, я прав? Ты хочешь знать, сколько Ты принесла, в действительности, на рабском прилавке, как голая рабыня. Тебе хочется составить мнение относительно твоей ценности. Ты хочешь знать, сколько реально стоишь. Тебе любопытно узнать сумму, которую Ты могла бы заработать для твоего владельца на открытом рынке.

- Да, Господин, - нетерпеливо прошептала я.

- Любопытство не подобает кейджере, - усмехнулся Хендоу, поглаживая свою плеть.

- Простите меня, Господин, - быстро склоняя голову, отозвалась я.

- Во-первых, Ты должна уяснить для себя, что сейчас женщины – весьма дешёвый товар. Это связано с идущей войной. Из-за беспорядков и голода в разных частях страны, многие женщины были вынуждены сами продать себя в рабство. Добавим сюда то, что за последние месяцы на рынок были выброшены тысячи женщин из одного только Торкадино. Многие регионы сейчас просто кишат наемниками и разбойниками. Работорговцы осмелели, осмелели настолько, что перестали стесняться даже в самых крупных городах. Столпотворение, вызванное притоком беженцев, в таких городах как Ар, тоже не способствует росту цен. Среди беженцев, хватает красивых и беззащитных женщин, а захватить их труда не составляет. Все эти факторы способствовали спаду на рынке.

- Я поняла, Господин, - сказал я.

- Но тебя ведь, всё ещё мучает любопытство относительно твоей ценности по сравнению с остальными, - предположил мужчина.

- Да, Господин, - ответила я.

- Даже при нормальных условиях рынка, серебряный тарск будет очень высокой ценой для полудрессированной девки, - наконец выдал он.

- Ах, - только и смогла произнести я.

Да, я обрадовалась. Я, полудрессированная варварка, ушла с торгов за цену более чем в два раза выше обычной! Я действительно обладала высокой ценностью!

- Давай-ка я переведу эти цифры в другую плоскость, - продолжил Хендоу, - в ту, которая, возможно, будет ещё интереснее для тебя.

- Да, Господин? – заёрзала я на месте, съедаемая любопытством.

- Это была самая высокая цена, заплаченная за женщину той ночью, - сообщил он.

- Даже больше чем заплатили за Глорию или Клариссу? – спросил я.

- А это ещё кто такие? – заинтересовался мужчина.

- Те две девушки, которых вывели на торги как раз передо мной, - пояснила я.

- А, те две земные шлюхи, как и Ты сама, - догадался мой хозяин.

- Да, Господин, - закивала я головой.

- Эти ушли за серебряный тарск и десять медных каждая, - сказал он. - Обе были что надо, и признаться, я испытывал желание предложить цену и за них.

Я была ошеломлена тем, что моя цена оказалась настолько выше, чем у Глории и Клариссы. Я-то расценивала их обеих гораздо выше себя.

- Конечно, не будем забывать, что Ты - девственница, - напомни Хендоу.

- Ох, - выдохнула я.

- А для меня это имело немаловажное значение, - сообщил он, - поскольку я, прежде всего, владелец таверны. После того, как Ты исполнишь танец девственницы, я собираюсь устроить лотерею, и на кону будет стоять именно твоя девственность.

- Да, Господин, - сказала я, хотя, честно говоря, не до конца поняла то, что он говорил.

Нет, я, конечно, понимала, причём уже давно ещё в самом начале моего обучения, что моя цена может зависеть не просто от того, кем была я сама, но и от того, к какому виду женщин я относилась, скажем, от того, что я была варваркой, а также от относительного изобилия или дефицита данного товара на рынках. Подобные же соображения, очевидно, касались и таких вопросов как цвет волос и тип телосложения. Раз уж эти параметры играли такую роль, то я могла предположить, что было естественно, что и моя девственность или её отсутствие, могла бы также, по крайней мере, в некоторых случаях, затронуть мою цену. Мой владелец, как я уже заметила, лично не интересовался моей девственностью, скорее, она его интересовала с практической точки зрения, а именно с точки зрения её возможной коммерческой ценности.

- Но даже если бы Ты и не была девственницей, - добавил мужчина, - то, скорее всего, всё равно принесла бы больший доход, чем твои смазливые земные соотечественницы.

Я с любопытством посмотрела на него, ожидая продолжения.

- Большинство гореанских мужчин, расценит тебя, выставленную на прилавке, и, зная о тебе только то, что видят, как превосходное рабское мясо, - ухмыльнулся Хендоу.

От его слов и того с какой интонацией они были сказаны, у меня по коже пробежали мурашки.

- Думаю, что на том рынке, той ночью, даже не будь Ты девственницей, за тебя, всё равно дали бы больше, чем за твоих подруг, - предположил он. – На мой взгляд, это была бы сумма в тарск серебром и восемьдесят медью, в любом случае, не меньше тарска семидесяти.

- Но за меня предложили сразу два, - напомнила я, - как раз перед вашим предложением.

- Это, действительно, высокая цена, - согласился он. - Возможно, её предложил тот, кто плохо знаком с ситуацией на рынках, возможно, тот, кто не видел множества выставленных на продажу женщин, кто не понимал, насколько красива может быть любая женщина, беспощадно проведённая через рабские позы.

Кажется, я опять густо покраснела.

- Но Вы предложили цену в два пятьдесят, - прошептала я.

- А это потому, что я разглядел в тебе то, чего не заметили остальные, - усмехнулся Хендоу. - Я рассмотрел в тебе танцовщицу. А я, прежде всего, владелец таверны, и могу использовать этот твой талант. Кроме того, увидел я и беспомощную рабыню для удовольствий, которая скоро станет пленницей её же собственной страсти, став послушным, нетерпеливым, благодарным, извивающимся животным в руках того кто ей владеет.

Меня захлестнула горячая волна смущения, смешанного с возбуждением. Вот теперь я уже точно покраснела до тёмно-красного оттенка.

- Думаю, что со временем Ты сможешь стать девушкой за пять тарсков, а может и за все десять, - задумчиво проговорил он.

Я поражённо уставилась на него.

- Ты ведь хочешь прикрыть грудь руками, не так ли? – поинтересовался Хендоу. - Тебе хотелось бы сжать колени.

- Да, Господин! – воскликнула я с надеждой.

- Оставайся точно в такой же позе, как Ты стоишь сейчас, рабыня для удовольствий, - осадил он меня.

- Да, Господин, - разочарованно сказала я.

- Итак, хотя цена, заплаченная за тебя, может показаться неоправданно высокой, тем не менее, с моей точки зрения, в силу того, что я знаю о тебе, и о том кем Ты вскоре можешь стать, это была превосходная сделка.

- Да, Господин, - прошептала я.

- Надеюсь, тебя обрадовало то, что, не считая вопроса цены, что заплатил за тебя я, имея на то свои собственные причины, Ты действительно ценная рабыня, и то, что на открытых торгах Ты смогла бы принести прибыль в районе двух серебряных тарсков? – осведомился Хендоу.

Признаться, я не знала точно, как ответить на этот вопрос. Казалось, и я сама до настоящего времени это подозревала, что гореанские мужчины, или, по крайней мере, многие из них испытывают ко мне неподдельный интерес. Должна ли я получать удовольствие от этого, или эта реальная причина для беспокойства? В конце концов, гореане вообще славятся тем, что знают, как следует обращаться с женщинами. Они знают, что надо делать с ними, во всех смыслах этого слова. И всё же я была не уверена, что мне действительно хочется оказаться в руках мужчин иных видов.

- Между прочим, Тебе задали вопрос, - напомнил о себе мой владелец.

- Простите меня, Господин, - испуганно пролепетала я, робко глядя на него. – Да, меня это обрадовало. Я чрезвычайно рада.

- Тщеславная тарскоматка, - добродушно проворчал мужчина.

- Да, Господин, - признала я, расплываясь в улыбке.

Что и говорить, мне действительно было приятно узнать, что я оказалась весьма ценной женщиной, даже, несмотря на то, что он думал об этом как о простой сделке. Я была бы рада, и тому, что я могла бы стоить, и уже стоила целых два серебряных тарска. Ведь один из покупателей предложил за меня именно такую цену! И что не менее, а может и гораздо более важно и значимо для меня, ни одну другую девушку не продали тем вечером за большие деньги! Тем вечером и в том зале я оказалась самой дорогой! Это удивило и восхитило меня. Безусловно, это был изолированный рынок, и, возможно, мы все выставленные там были всего лишь полудрессироваными девками, или даже меньше того, продаваемые в категории немногим больше чем «рабское мясо», но именно я оказалась той, кто ушла по самой высокой цене! Даже жаль, что Тэйбар не знал этого, что его пленница из земной библиотеки оказалась таким выгодным товаром, причём на её первой же продаже! Но я сразу осадила себя, предположив, что этот монстр, животное, узнав, просто поздравит себя со своим вкусом и мастерством в отборе пленниц, поворачивая всё это к его собственной выгоде! Причём покупатели знали обо мне не так, чтобы и много. Я полагала, что они рассматривали меня способом, которым большинство мужчин должны были меня рассматривать. Прежде всего, конечно, пока они не узнают обо мне побольше, как не более, чем ещё одну порабощённую смазливую девку, в некотором смысле, не больше, чем простое «рабское мясо». Что и говорить, я могла гордиться тем, что меня расценили как привлекательную рабыню, или, если кому-то понравится как многообещающее рабское мясо. Первое время мне самой казалось странным, что я, прежняя Дорин Уильямсон, землянка, застенчивая библиотекарша, ликовала от осознания того, что как женщина она теперь имеет некоторую простую независимая ценность, хотя и рассматривают её при этом всего лишь как рабское мясо! Теперь-то я понимала, насколько поверхностным был мой взгляд в этом вопросе, даже в столь простом бизнесе как продажа девушки с торгов. Например, Глория была выше меня ростом, и я полагала, что можно ожидать, что за неё дадут больше, чем за меня. Но это только если бы нас действительно рассматривали как простое рабское мясо. Однако, к моему удивлению, и чего там скрывать, восторгу, за неё больше не дали. Они сравнили нас, и, по той или иной причине, должным или не должным образом, мудро это или нет, но, по крайней мере, в данном конкретном случае, предложили большую цену именно за меня. Мужчины дают нам эпитеты вроде «рабского мяса» и тому подобных, и возможно это им доставляет удовольствие, а заодно помогает держать нас на нашем месте, у своих ног, но только полной идиоткой будет та женщина, которая поверит им. Мужчины, хотят владеть и владеют всей рабыней целиком. Кстати, даже гореанское законодательство проясняет, что имуществом владельца является вся рабыня, а не какая-либо её часть. Безусловно, гореанские мужчины не играют в игры некоторых земных дураков, притворяясь, что тела женщин их не интересуют, а любят они их только за ум или за что-нибудь ещё, что в настоящее время предписывают любить культурные ценности. Они получают настоящее удовольствие от наших тел, и от того, что они видят то, что происходит в них. Они эксплуатируют нас, если вам будет угодно, выжимая из нас удовольствие до последней капли, которую наши тела могут им отдать. Но даже в этом беспощадном хищничестве, оказывая нам столь малое сочувствие, они помнят, что эта женщина, вся целиком является их собственностью, которую они дразнят, мучают, смакуют, и вынуждают отдаваться, доставлять удовольствие им и получать самой.

- Но хочу напомнить, что дисциплина в этом доме поддерживается строгая, - предупреди Хендоу, поднимая свою плеть.

- Да, Господин! – поспешно ответила я.

Действительно, не стоило забывать, что хотя у меня и могла быть некая ценность в коммерческом смысле, но в этом доме я была всего лишь рабыней.

- Ползи вниз по ступенькам, лицом держись ко мне, - приказал он, - встань на колени у основания возвышения.

Я послушно попятилась на указанное мне место. Встав на колени у подножия, я вдруг почувствовала себя необыкновенно маленькой перед ним, рабыней, стоящей на коленях перед ним, моим господином, оказавшимся так высоко надо мной на том большом стуле.

Из небольшого кисета, висевшего у него на поясе, он вынул крошечный предмет, сделанный из ткани, и смял его в своей огромной ладони в маленький комок. Я не знала, что это могло быть, но видела, что сминается оно очень легко.

Взмах руки, и этот комок быстро пролетев расстояние от него до меня, ударился в моё тело и упал на ковёр между моих коленей. Я растерянно переводила взгляд то на моего хозяина от на упавший предмет.

- Надень это, - велел Хендоу.

Я мгновенно подхватила предмет с пола, развернула и встряхнула его. Это была короткая рабская туника, с разрезами по обеим сторонам, высоко открывающим бёдра и узкими бретельками, практически шнурками. Какой же благодарностью светились мои глаза, когда я подняла взгляд на мужчину. Это была моя первая собственная одежда, которую мне позволили в этом мире. Безусловно, мне уже выдавали одеяла или покрывала, чтобы я могла завернувшись в них согреться, и периодически во время обучении, я наряжалась в различные костюмы, в основном, как мне кажется, для моих владельцев, чтобы те могли посмотреть, как я буду выглядеть, например в обычном или турианском камиске, или в откровенной одежде, предписанной для тачакской рабыни. Кроме того мне преподавали как правильно надевать и носить простые, типичные предметы одежды принятые для рабынь, такие как туники разных видов, та-тиры и тому подобное. Мне даже показывали завязывать рабский пояс таким способом, чтобы подчеркнуть и иногда больше чем прозрачно мою фигуру. А часть моего обучения была посвящена не столько тому, как следует носить одежду, сколько тому, как её следует снимать, вызывающе и изящно. Даже одеяла и полотенца, которые нам выдавали, по-видимому, главным образом для того, чтобы мы не замёрзли и, заболев, не нанесли им убыток, мы должны были удалять строго определенными способами, которые, с точки зрения мужчины, будут однозначно рассматриваться, как чрезвычайно чувственное обнажение.

Вспоминания, промелькнув перед моим мысленным взором, исчезли, пора было делать то, что мне приказали. Я набросила выданный мне предмет одежды на голову, пропустила руки сквозь лямки, и через мгновение ткань скользнула вниз, закрывая мой тело.

- Встань, - скомандовал Хендоу.

Со счастливым выражением на лице я вскочила на ноги, торопливо разглаживая предмет одежды, и скромно пытаясь натянуть его пониже на бёдра. Вот тут я, густо покраснев, и поняла, что чем сильнее я тяну подол вниз, тем лучше вставляю на показ все самые соблазнительные части своей фигуры.

- Повернись, - велел мой хозяин. – Теперь пройдись. Так, теперь возвращайся на место и встань передо мной.

Какой же счастливой я себя чувствовала, вновь оказавшись в одежде.

- Разве Ты не знаешь, как надо ходить? – осведомился мужчина.

- Простите меня Господин, - вздрогнула я, и прошлась снова, на этот раз как рабыня, величественно, расправив плечи, изящно и красиво, как женщина, принадлежавшая мужчинам.

Как земная женщина я никогда не посмела бы пройтись таким способом. Такие движения, вероятно, могут быть внесены в кодекс поведения, наряду с физической дистанцией между людьми. В гореанской культуре, кстати, как мне казалось, люди обычно вставали ближе друг другу, чем это было привычно для меня. Таким образом, для мужчин здесь было естественно, например, стоять вплотную с полуодетой рабыней, с отличие от того, как это сделал бы среднестатистический мужчина, общаясь с женщиной своего региона, где-нибудь, скажем, в Северной Европе на Земле. Более того, здешний мужчина обычно, не только встанет рядом, но ещё и привлечёт её к себе, взяв за руку. Конечно, последствия этой близости значительно минимизированы тем фактом, что рабыня зачастую стоит на коленях в присутствии свободного мужчины. Это вообще общепринято на Горе вставать на колени, оставаясь в нескольких шагах позади мужчины. Понятно, что такое коленопреклонённое положение символизирует неволю рабыни и её подчинение. Дистанция же служит трём главным целям. Прежде всего, она символизирует, разницу в социальном статусе, демонстрируя неполноценность рабыни по сравнению с её владельцем. Это ставит рабыню в положение, где она вся может быть видна, для удовольствия хозяина. Пространство между рабыней и свободным мужчиной должно быть таким, чтобы всплеск его желания, когда он возникнет, мог быть разрешён немедленно, или, что не менее вероятно, чтобы он был вызван. Это расценивается как особо важный момент, когда рабыня находится в присутствии мужчины, который не является её владельцем. Таким образом, что интересно, коленопреклонённая поза рабыни, иногда может служить некоей мерой безопасности для рабыни, хотя и весьма призрачной, которая может уменьшить до некоторой степени частоту, с которой она могла бы быть подвергнута несанкционированному насилию, живя в культуре, где принята такая межличностная близость. Одновременно, эта же самая мизерная мера защиты, конечно, ставит её в гораздо большую опасность от её настоящего владельца, поскольку тот, наблюдая за ней, разглядывая её красиво стоящую перед ним на коленях, также может остановиться на мысли о подходящей эксплуатации своего имущества. И как же в таком случае он должен использовать её? Что он должен сделать с ней, и что, в конце концов, сделает?! Безусловно, иногда он просто берёт её с почти рефлекторной похотью, как и когда, захочет. Она – его имущество. Главная же причина, почему рабыня встаёт на колени, конечно, кроме этих тонких и сложных соображений, состоит просто в том, что она - рабыня, и что это положение, соответственно, является наиболее подходящим для неё.

Я уже полюбила этот крохотный предмет одежды! Он стал первым, который у меня появился с тех пор, как я попала на Гор. Притом, что большая часть моего тела так и осталась обнажённой, мои ноги, бёдра с боков до талии, плечи, я всё равно любила это лёгкое платьице, пусть оно и оставило мало места полёту фантазии относительно форм моей фигуры. Зато я больше не была абсолютно голой, за исключением стального ошейника. Я немного поправила лямку на правом плече. Кстати, маленькие, нежные, округлые плечи женщины, наряду с остальными частями её тела, гореанские мужчины считают крайне провокационными. Кажется, они наслаждаются их видом и реагируют на них, возможно намного более бурно, чем многие из мужчин Земли на всю женщину целиком. Не сомневаюсь, что гореанин сочтёт возбуждающей любую часть женского тела, даже такую незначительную деталь как мочки её ушей. Возможно, это объясняет, по крайней мере, частично, то большое значение которое уделяется на Горе прокалыванию ушей, которое на Земле считается чем-то само собой разумеющимся. Для гореанина прокалывание уха женщины, является, чуть ли не синонимом её взятия, а одевание серёжек, выбранных господином, и украшение ими рабыни для своего удовольствия, рассматривается как акт власти и предъявлением прав собственности, ненамного менее существенным, чем её клеймение и заключение в ошейник. Свободные женщины, кстати, крайне редко, если когда-либо вообще, обнажают свои плечи. В глазах мужчины это может походить на предложение надеть на неё ошейник. «Если Ты раздета как рабыня, значит тебе следует быть рабыней», - так говорят на Горе. Само собой свободные женщины на Горе никогда не носят серьги любых типов, даже такие как клипсы. Серьги однозначно расцениваются как украшение пригодное только для рабынь, причём обычно для самых низких из рабынь. Что интересно, проколотые носы в таком свете не рассматриваются. Серёжку в носу даже носят свободные женщины некоторых народов, если не ошибаюсь, где-то далеко на юге, женщины Народа Фургонов, украшают ими себя, впрочем, наряду с рабынями этих народов. Короче говоря, гореанские мужчины, кажется, находят возбуждающей женщину целиком и каждую частицу её тела в отдельности. И ничего в этом нет удивительного, ведь плечи, например, переходят в восхитительные окружности грудей, также являющихся собственностью владельца женщины, а отсюда к талии и животу, к бёдрам и беспомощным нежным прелестям рабыни. А мочки ушей, между прочим, приводят к горлу, а отсюда, миновав по пути ошейник, к плечам, и так далее. Точно так же стопы переходят в лодыжки, а они в соблазнительно округленные икры, и дальше вверх в бёдра, чтобы снова остановиться в прекрасной нежности, открытого, горячего, беспомощного лона девушки. Для гореанского мужчины, в его интересе к женщине, нет ничего необычного в том, чтобы постепенно, поцелуями и нежной лаской покрыть всё её тело, постепенно приближая её к полной беспомощности. Нелегко избежать такого внимания и заботы, особенно, когда он просто приковал тебя цепью для своего удовольствия. Иногда Ты кричишь, прося его поспешить, умоляя его с каждой клеткой своего женского тела сделать это, но он, конечно, делает только то, и только так, как ему нравится, поскольку Ты принадлежишь ему, или у него есть право на твоё использование, ведь он - свободный мужчина, господин.

Наконец, пройдясь несколько раз мимо него, я вернулась к подножию возвышения, и встала перед Хендоу, владельцем таверны Хендоу, на Доковой улице Брундизиума.

- Ты очень красива, - задумчиво проговорил он.

- Спасибо, Господин, - довольно улыбнулась я.

Я просто ликовала. Господин счёл целесообразным дать мне одежду. А ещё он сказал, что я красивая. В голове сразу же возник вопрос, понравилась ли я ему, а следом появилась и шальная мысль, не смогу ли я использовать это и, возможно, в некотором роде, управлять им. Впрочем, благоразумие взяло верх, и я решила, что не стоит даже пробовать. Хендоу не был мужчиной Земли, он был гореанином, а это совсем не одно и то же.

- Да, - кивнул он, как будто своим мыслям, - Ты очень красива.

Я почувствовала, что сияю от счастья. Я не думала, что теперь он захочет причинить мне боль. Правда, я не знала этого наверняка. Предмет одежды, который мне достался, кстати, был ещё короче, чем то красное шёлковое платьице, что я скроила для себя на Земле. То самое, которым Тэйбар заткнул мне рот в библиотеке, давая понять, что мне запретили говорить. Он забрал его из моего рта только когда меня уложили на стол перед тем, как прижать прорезиненную маску к моему лицу, чтобы ввести лекарства, которое вынудило меня потерять сознание, вернувшееся уже на Горе, взорвавшись во мне вместе с первым ударом его плети.

- Тебе понравилась одежда? – поинтересовался Хендоу.

- Да, Господин! – воскликнула я. - Да, Господин!

- Сними её, - приказал он.

- Да, Господин, - моргнув глазами, на которых вдруг выступили слезы, сказала я.

И вот я снова стояла перед ним, абсолютно голой, не считать же одеждой стальной ошейник. Короткое платьице я сжимала в руке. Он мог дать мне эту одежда, и в его праве было лишить меня её. Если я и одену её, то только по его команде. Также по его команде я должна буду снять её снова. Я была его собственностью. Хендоу, владелец таверны Хендоу на Доковой улице Брундизиума, встал со своего огромного стула. Он стоял на возвышении, нависая надо мной подобно утёсу. В руке он держал плеть. Я испуганно смотрела на этот безжалостный инструмент поддержания дисциплины.

Неторопливо спустившись с возвышения, он встал рядом со мной, стоявшей у его основания выпрямив спину. Я смотрела прямо перед собой, сжимая крошечный предмет одежды в кулаке. По сравнению со мной, этот мужнина был огромен. Так огромен, что я чувствовала себя крошечной рядом с ним. Он поместил плеть к моему подбородку, и немного нажал вверх, вынуждая меня приподнять голову. Близость этого зрелого жестокого мужчины вдруг ужасно смутила меня.

- Как тебя зовут, - спросил Хендоу.

- Как пожелает мой Господин, - быстро, как учили, ответила я.

В этом доме меня ещё никак не назвали. Слов «шлюха» и «рабыня» было вполне достаточно, чтобы подозвать меня. Я задрожала. Во мне вдруг вспыхнула надежда, что через мгновение мне могут дать имя! Скорее кличку, которую я буду носить, как любое животное.

- Подойди сюда, ляг на спину, на этой ступеньке, - приказал он, указывая на вторую ступеньку, а когда я сделала это, продолжил: -

Положи левую ногу на ступеньку ниже, а правую выше.

Я сделала, как было велено, раскинув ноги в стороны.

- Теперь, закинь руки за голову, - велел мужчина.

- Да, Господин.

- Это выставляет напоказ твои подмышки, - пояснил он.

- Да, Господин, - озадаченно отозвалась я.

- Чем назвали тебя в том доме, где тебя обучали? – спросил он, глядя на меня сверху вниз.

- Дорин, - ответила я.

- Очень хорошо, - кивнул Хендоу, - Ты - Дорин.

- Спасибо, Господин, - сказал я, получив имя.

Оно уже было моим на Земле. Однако теперь я носила его только как кличку рабыни. Это имело несколько иной смысл.

- Дорин, - позвал меня мужчина.

- Да, Господин, - отозвалась я, реагируя на своё имя.

- Теперь Ты должна лежать так, как Ты лежишь, пока не получишь разрешение изменить свою позу, - сообщил он мне. - Ты должна лежать в этом положении и лежать очень спокойно. Если Ты этого не сделаешь, то для тебя это может кончиться очень плохо. В особенности, ни в коем случае не смей делать резких движений.

- Да, Господин, - удивлённо прошептала я.

Хендоу отошёл к стене комнаты, где свисали три или четыре шнура. Я немного приподняла голову, стараясь подсмотреть за ним. Толстяк потянул один из шнуров, и я увидела, как в стене приподнялась одна из панелей, открыв низкую нишу, высотой приблизительно в ярд. Внутри было достаточно темно, но я смогла разглядеть, уходящий внутрь низкий тёмный туннель. Затем Хендоу возвратился и присел на третью ступеньку подле меня.

Он отложил плеть в сторону, впрочем недалеко, и аккуратно положил руку на мой ошейник.

- Господин?

- Молчи, - приказал мне мужчина.

Я замерла, но тут же дёрнулась, внезапно, почувствовав лёгкое прикосновение волос к основанию шеи.

- Господин! – выдохнула я.

- Лежи спокойно, - напомнил он.

В этот момент мне показалось, что я слышу, отдалённый звук, доносившийся из туннеля. Нет, не показалось, звук приближался. Быстро приближался. Сопение. Тяжёлое дыхание. Скрежет когтей.

- Лежи спокойно, - предостерёг меня Хендоу, буквально удерживая меня на месте, схватив рукой за ошейник.

И тут что-то ворвалось в комнату. Всё же я непроизвольно дёрнулась, но была остановлена ошейником, вжавшимся в моё горло наполовину задушив меня.

- Если хочешь, держи глаза закрытыми, - сказал мужчина.

Независимо от того, что это было, оно осталось в комнате.

- Ему понадобится одна минуту, чтобы его глаза приспособились к свету, - сообщил Хендоу. - Но потом всё пройдёт очень быстро.

Странно, на мой взгляд, комната не была освещена слишком ярко.

- Думаю, что тебе понравится мой Борко, - с насмешкой в голосе сказал он.

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: