 |
Прилавок в павильоне продаж. 17 глава
|
|
|
|
И тут я различила мягкий, хорошо мне знакомый, водоворот мелодии. Грациозно поднявшись на ноги, я предстала перед мужчинами. Мне показалось, что я различила короткий сбой дыхания от предвкушения у некоторых из них. Однако ещё сильнее я почувствовала, что была для них всего лишь рабыней, прикованной цепью к кольцу.
В такт с игрой сдвоенной флейты оставшейся позади меня, я, скромно сняв Та-тиру, уронила её на землю.
- Ого! – восхищённо протянул один из зрителей.
- Изумительно, - выдохнул другой.
Я поправила цепь, уложив её между грудей. Дальше она опускалась на землю, где приличная часть её длины лежала горкой, затем поднимаясь к рабскому кольцу в стене. Конечно, такая длина цепи была подобрана намеренно. Немного подёргав поводок, я дала понять собравшимся мужчинам, что была надёжно посажена на цепь. Я знала, что это возбудит их не меньше, чем это возбуждало меня саму. Конечно, помимо психологических соображений, было и чисто практическое, чтобы сделать так. Я убедилась, что крепление оказалось точно впереди и по центру ошейника. Полусогнув колени, подняв руки над головой, прижав одно запястье к другому, я приняла начальную позицию танца.
Гордон позволил мне танцевать минуты четыре пять, ровно до того момента, когда мужчины готовы были обезуметь от своих потребностей. За отведённое мне время я успела исполнить для них то, что называют «движениями на полу». Трудно было не заметить, как сверкали их глаза. Вот такая она, власть танцовщицы.
С последними аккордами музыки, я встала перед ними на колени, отдав им почтение, как и положено рабыне.
- Я могу говорить, Господа? - спросил я, всё ещё стоя на коленях в позе земного поклона, но подняв голову к мужчинам.
|
|
|
- Да, - почти хором выкрикнули сразу несколько мужчин.
- У меня потребность в мужском прикосновении, - призналась я. - Я прошу мужчин о прикосновении. Кто-нибудь дотронется до меня?
Эти слова, которые меня научили говорить, были своего рода петицией рабыни, произносимой перед владельцами. Но, в тот момент я и правда была возбуждена. Я была рабыней, в окружении сильных, страстно желавших меня мужчин. Я действительно хотела их прикосновений, отчаянно хотела. Мой владелец, по-видимому, желая сохранить мои потребности при мне для клиентов, за всё время уделил мне сексуальное внимание лишь однажды, походя изнасиловав.
Я почувствовала, как меня подхватили за плечи, наполовину вздёрнув с колен, и нетерпеливо опрокинули спиной на тюфяк. Краем уха я услышала звон мелкой монетки, бит-тарска упавшего в медную чашу. Но меня уже ничто окружающее не волновало, я отчаянно и счастливо вцепилась в похотливого мужлана, навалившегося на меня! Что ещё в такой момент могло волновать горячую, открытую и возбуждённую рабыню?! К моему разочарованию он закончил со мной практически мгновенно. Опираясь на локти, я приподнялась, мутным взглядом окидывая толпу. Но долго осматриваться и ждать мне не пришлось, под звон следующей монеты я была схвачена, и отброшена назад на тюфяк. Мои глаза закрылись от удовольствия и благодарности.
Я ещё много раз служила сосудом для удовольствия мужчин в тот день, и ещё пять раз танцевала для них. Зачастую в своём танце я использовала цепь, иногда под музыку притворяясь, что боролась с ней. Это была борьба, в которой мне не суждено было победить. И словно не понимая этого, я обращалась к мужчинам, словно прося их объяснить мне её значение. И они делали это хриплыми возбуждёнными голосами. Иногда я использовала цепь, чтобы ласкать себя с тонкой возбуждающей нежностью, на которую моё тело, со стонами отвечало. Иногда я демонстрировала, какую власть эта цепь имеет надо мной, в танце показывая свою беспомощность перед её беспощадной строгостью. Иногда я, с благодарностью и влюблённым выражением на лице целовала и ласкала её звенья, изображая свою радость от того, что наконец оказалась на своём законном месте определённом мне природой. Есть очень много чего, что можно сделать с цепью. Как-то раз около нас на мгновение остановилась, проходившая мимо свободная женщина. Я не осмелилась встречаться с её глазами. Но, при этом я, ни на мгновение, не прервала своего танца. Возможно, я неосознанно попыталась показать ей, как одна женщина другой, какой желанной и прекрасной могла бы быть женщина, пусть даже непритязательная рабыня, особенно непритязательная рабыня. Она поспешно ушла, но я заметила, как дрожало её тело под скрывавшими её с головы до пят одеждами. Мне даже стало интересно, будет ли она, иногда вспоминая обо мне, также как и я, хотеть носить ошейник и так же, как и я двигаться перед мужчинами.
|
|
|
Дело шло к закату, я лежала на тюфяке, прислушиваясь к тому, как под его тонкой грубой тканью шуршит сминаемая солома. В медной чаше лежало несколько монет. Впрочем, это была не вся выручка, ибо мой хозяин в течение дня, время от времени часть из них вынимал. Так обычно поступают, оставляя в чаше достаточно, чтобы это действовало как приглашение другим, но не так много, чтобы они могли предположить, что у них нет никакой нужды поддерживать музыканта материально.
- Что это на Тебя сегодня нашло? - полюбопытствовал мой хозяин.
- Господин? – удивлённо переспросила я, тихо лязгнув цепью, перекатываясь на бок.
- Кажется, я никогда ещё не видел тебя настолько горячей и возбуждённой, - пояснил он.
- Мои потребности растут во мне, Господин, - пожала я плечами.
Это была истинная правда. Кроме того сегодня я был взволнована увиденным на улицах и площади, зданиями и людьми Рынка Семриса. Для меня это было подобно мистическому путешествию в прошлое, условиям которого я была обязана соответствовать и беспомощно повиноваться, причём на его собственных условиях, а вовсе не на моих. Рынок Семриса, возможно, в чём-то был похож на города древней Эллады или Римской империи. А меня ещё в прежней моей жизни ужасно возбуждала мысль о том, чтобы оказаться там, причём именно на правах рабыни. Ни за что бы я теперь не согласилась обменять этот прекрасный изумительный мир Гора, на какой-либо другой, даже, несмотря на все его опасности. А ещё меня до сих пор будоражило воспоминание о статуях и барельефе на их постаменте. Никогда мне не забыть изображённой на нём истории, настолько взволновавшей меня, своим стилем, красотой и графикой, а особенно её простому, но не подвергаемому сомнениям, непреклонному общественному представлению, хотя и изображённому в политическом и юбилейном контексте, о естественных биологических отношениях.
|
|
|
- Рабыня, - проворчал Гордон.
- Господин? – промурлыкала я, перекатываясь обратно на спину.
Трудно было не заметить его поднявшихся мужских потребностей. Нежно улыбнувшись ему, я продемонстрировала, как мне не терпится доставить ему удовольствии, а чтобы у мужчины не осталось сомнений призывно, протянула к нему руки.
- На живот, - прорычал он, и я, с готовностью перевернувшись, немного приподняла бёдра.
Гордон держал меня на моём месте, как и полагалось настоящему гореанину. Он был моим владельцем, а я его рабыней. Он был странствующим музыкантом, а я его уличной танцовщицей.
Закончив со мной, он встал на ноги и отряхнулся.
- Твоя рабыня небезынтересна, - заметил, наблюдавший за нами высокий мужчина, в длинных развевающихся одеждах.
Само собой, узнав, что стала предметом внимания свободного мужчины, я незамедлительно встала на колени. Я вспомнила, что этот товарищ появился здесь не только что. Он присматривался к нам уже в течение большой части дня. Однако и я в этом не сомневалась, меня он использовал ни разу.
- Ты - земная шлюха, не так ли? – презрительно бросил мужчина.
- Да, Господин, - подтвердила я.
- Уши у неё проколоты, - заметил он.
- Да, - кивнул мой хозяин.
- Она – слишком превосходная танцовщица для работы на улице, - добавил мужчина, на что Гордон лишь пожал плечами. - Подозреваю, она далеко не всегда танцевала на улицах.
- Возможно, - не стал спорить мой владелец, закидывая свою флейту за спину.
|
|
|
Следует пояснить, что обычно прогресс танцующей рабыни, идёт в направление с улицы в таверну, а не наоборот. Как только уличная танцовщица набирается опыта и становится достаточно хороша в своём деле, она может надеяться на то, что её может заметить и купить какой-нибудь трактирщик. Говорят, что многие из самых прекрасных танцовщиц в тавернах, начали свою карьеру на глухих улицах на поводке вот такого бродячего музыканта.
- Не танцевала ли она раньше в таверне? - поинтересовался мужчина.
- Возможно, - пожал плечами мой господин, всем своим видом показывая, что ему пора идти. – Откуда мне знать?
- А вот я думаю, что она – танцовщица, украденная из таверны, - предположил мужчина.
- Я купил её законным образом, - ответил на это Гордон.
- И у тебя, конечно, есть бумаги подтверждающие право собственности на неё? – усмехнувшись, уточнил мужчина.
- Нет, - буркнул мой владелец.
- Похоже, Ты приобрёл краденый товар, - заметил мужчина.
- Только я об этом ничего не знаю, - отрезал флейтист.
- Тем не менее, расследование могло бы доказать, что Ты не имеешь законного права, владеть ей.
- А Ты, что судья или агент претора? – пристально глядя на него, поинтересовался мой владелец.
- Нет, - ответил приставший к нему товарищ.
Его ответ явно пришёлся по вкусу Гордону, и он заметно расслабился.
- Но я, исходя из своего гражданского долга, всегда могу подать запрос с требованием о расследовании этого вопроса, - предупредил он.
- Чё те надо? – уже довольно грубо спросил мой владелец у «гражданина».
- Она - горячая рабыня, соблазнительная и красивая, - заметил тот.
- Ну и? – уставился на него музыкант.
- Она неплохо танцует, у неё проколоты уши, - продолжил мужчина.
- И чё дальше? - уточнил мой хозяин.
- Столько Ты заплатил за неё? – осведомился мужчина.
- Не твоего ума дело, - отрезал Гордон.
- Не очень много, я бы предположил, - словно не замечая резкого тона, продолжил мужчина. - Краденые рабыни редко стоят больших денег, если только не похищены под заказ, или не доставлены работорговцам, которые знает, что с ними делать и где продавать.
- Девка моя, - бросил мой хозяин. – Она провела в моём ошейнике достаточное время.
- Ну, я готов признать, что теперь она действительно твоя, - кивнул товарищ. - Например, я совершенно ясно вижу, что она в твоём ошейнике. И даже не сомневаюсь, что официальный период её возврата прежнему владельцу уже пройден.
- Тогда наш разговор закончен, - сердито бросил музыкант.
- Тем не менее, как мне кажется, Ты всё ещё, официально, можешь быть признан, как человек, который купил краденый товар, - заметил мужчина.
|
|
|
- Я об этом понятия не имел, если это вообще имело место, - отмахнулся Гордон.
- Незнание о происхождении товара, действительно могло бы освободить от личной ответственности в данном вопросе, - признал мужчина, на что Гордон только пожал плечами. - Тем не менее, этот случай может представлять некоторый интерес для претора. Ему, скорее всего, было бы интересно, у кого и где была куплена рабыня, прежде всего с точки зрения, каким именно образом она попала к продавцам.
- Короче, чего Ты хочешь? – прямо спросил рассерженный музыкант.
- Я готов быть весьма щедрым покупателем, - улыбнулся мужчина.
- Не продается, - отрезал мой владелец.
- Я прибыл сюда из Аргентума, - сообщил тот. - Приехал в Рынок Семриса, специально в поисках определенного типа рабыни. Как мне кажется, твоя девка могла бы оказаться именно тем, что мне нужно.
- Работорговец? - уточнил Гордон.
- Нет, что Ты, - заверил он музыканта, и, окинув меня оценивающим взглядом, сказал, обращаясь ко мне: - Ты – потрясающая шлюха.
Опустив голову, я уставилась вниз. Вот чего мне крайне не хотелось, так это быть вовлеченной в такое разбирательство. В гореанских судах свидетельство рабыни обычно рассматривается, только если оно получено под пыткой.
- Она не продается, - снова сообщил мой владелец.
- А если я предложу за неё пять тарсков серебром? - спросил мужчина.
Сказать, что музыкант был удивлён, всё равно, что ничего не сказать! Он бы ошеломлён, до такой степени, что замер с открытым ртом. Я и сама с трудом могла поверить в то, что услышала. Таких денег не предлагали за уличных танцовщиц.
- По рукам! – выкрикнул музыкант, как только оказался в состоянии произносить членораздельные звуки.
Я пораженно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Меня только что продали. На моих глазах монеты, моя цена, перешли из одних рук в другие.
- Как тебя зовут, моя дорогая? - поинтересовался мой новый владелец.
- Как пожелает мой Господин, - ответила я.
- Как тебя назвали прежде? - спросил он у меня.
- Тула, - сказала я.
Именно так решил называть мой бывший владелец, странствующий музыкант.
- Теперь будешь Тука, - кивнул новый хозяин, давая мне новую кличку.
- Да, Господин, - склонив голову, отозвалась я.
- Как твоя кличка? – спросил мужчина.
- Тука, Господин, - быстро представилась я.
- Чья Ты рабыня? – уточнил он.
- Ваша рабыня, Господин, - ответила я, и по его недвусмысленному знаку
наклонилась вперёд и поцеловала ноги мужчины.
- На четвереньки, Тука, - скомандовал он, и я послушно встала на руки и колени.
Тула и Тука, кстати, были одними из самых распространённых рабских кличек на Горе. В этом отношении с ними могли бы посоревноваться, разве что Лита и Дина. Есть даже рабское клеймо так и называемое «Дина», потому что стилизовано под дину - цветок рабынь, крошечный цветок с напоминающим розу бутоном. Рабынь, носящих такое клеймо, зачастую так и называют – дины, и ничего удивительного в том, что это может быть одновременно и кличкой одной из них. Имена, вроде Тулы и Туки иногда используются в качестве кличек для пары рабынь, поскольку имена очень созвучны одно другому. Другая пара таких имён - Сипа и Сита. Конечно, такие имена вполне могут использоваться и индивидуально, причём весьма часто. Я не сомневалась, что получила прозвище Тука, скорее всего из-за его созвучия с Тулой, моим предыдущим именем. Похоже, моего нового владельца не особо заботило, как именно меня называть. Возможно, он всего лишь хотел, назвать меня для своего удобства. С другой стороны это было хорошее имя для рабыни. Думаю, если бы оно ему не нравилось, он бы мне его и не стал присваивать. А может быть, он когда-то знал девушку, с такой кличкой, рабыню конечно, воспоминание о которой решил сохранить.
Мой бывший владелец сдвинул свой ошейник, вместе с пристёгнутой к нему цепью, вверх по моей шее, практически уперев в подбородок. В его руке появился ключ. Гордон дождался, пока новый владелец защёлкнул у меня на горле, под его ошейником новый, и только затем отомкнул свой. Я не оставалась без ошейника даже на мгновение, а на какое-то время была в двух сразу.
Закончив с передачей собственности, мой новый господин резко повернулся, отчего его длинные одежды разлетелись в стороны, и начал пробираться через площадь. Поспешно вскочив на ноги, я последовала за ним. Само собой я была полностью обнажена. Та-тиру своего прежнего владельца, пришлось снять и вернуть музыканту. Мой новый хозяин купил меня, а не ту одежду, в которой я была. По-видимому, очень скоро эту тряпку будет натягивать на себя его новая девушка, точно так же, как до меня её носила какая-то другая, или другие. А вот разрешит ли мне носить одежду мой новый владелец, хотя бы публично, оставалось вопросом открытым. Очень хотелось на это надеяться. Что и говорить, даже крохотные рабские туники, и даже постыдные та-тиры были драгоценны для любой невольницы. К тому же, большинство рабынь, женщины весьма разумные, и понимают, как такая одежда подчёркивает их очарование.
- Я могу говорить, Господин? - окликнула я мужчину, торопливо перебирая ногами позади него.
- Да, - бросил он, не оборачиваясь и не сбавляя шага.
- Я могу узнать имя своего господина? – поинтересовалась я.
- Скоро узнаешь, - отрезал он.
- Да, Господин, - вздохнула я.
Можно было не сомневаться, что его имя было выгравировано на ошейнике, но без зеркала я не могла прочитать надпись на ошейнике, запертом на моей шее. Впрочем, чем бы мне помогло зеркало, если я не умела читать.
Мужчина шагал широко и целеустремленно.
Он заплатил за меня пять серебряных тарсков. Это было просто огромная сумма по местным меркам. У моего бывшего владельца, бродячего музыканта, с такой суммой на руках, теперь не должно быть никаких трудностей с покупкой другой девушки или даже нескольких.
- Господин заплатил за меня много денег, - заговорила я, на бегу.
- Да, - односложно отозвался он.
- Но стою ли я таких денег? – спросила я.
- Думаю да, - кивнул он.
- Могу ли я узнать, для какой цели Господин купил меня, - полюбопытствовала я.
- Скоро узнаешь, - снова повторил мой новый хозяин.
- Да, Господин, - вздохнула я.
- Любопытство не подобает кейджере, - напомнил мне мужчина.
- Да, Господин, - испуганно пробормотала я, но к моему облегчению он не обернулся, чтобы ударить меня или назначить мне иное наказание.
Мужчина шёл быстро, и мне приходилось поторапливаться, чтобы выдерживать заданный им темп. Дело шло к вечеру, и народ с площади начинал расходиться. Дневной суетливой толчеи уже не было. Общественные места и бани вскоре должны были начать закрываться. Мужчины в одиночку и группами, некоторые в сопровождении клиентов держали путь к выходам с площади. Не сбавляя шага, я обернулась, окинув быстрым взглядом площадь. Здесь было очень красиво, даже в это время суток. Увидеть в последний раз своего бывшего владельца не удалось. Очевидно, музыкант уже покинул площадь. Вздохнув, я поспешила за моим новым владельцем. Не хотелось бы отстать от него слишком далеко. Требовалось как можно точнее выдерживать принятую дистанцию рабыни следующей за своим господином.
Решётки
- Над решётками, по проходу, - скомандовал мужчина.
Признаться, я очень боялася покидать таверну таким способом. Один из мужчин шлёпнув меня по ягодице, понимающе усмехнулся и сказал:
- Не боись. Этих скоро отправят, пора освободить место для следующей партии.
Идти приходилось над утопленными в пол подвала ямами с обитыми железом стенами. Ямы были накрыты запертыми на замки решётками. В этом же самом подвале жила и я сама. На этот раз меня поселили не в конуру, а в клетку, причём довольно хорошо оснащённую для обитания в ней рабыни. Стоять, выпрямившись в неё во весь рост, я не могла, а входить и выходить приходилось через маленькую дверцу на четвереньках или на животе, но зато в ней было достаточно просторно, чтобы передвигаться внутри, и пол был застелен ковром. А ещё там были меха! Само собой имелась традиционная пара вёдер, одно для воды, второе для того чтобы справлять нужду. И подушки! Мне разрешили эту невероятную роскошь. Кстати, иногда мне приказывали вставать на колени то на одну, то на другую, обычно, чтобы проинструктировать перед выступлением. Помимо этого, в клетке имелось зеркало, различные маленькие коробочки с украшениями и косметикой и сундук для шелков. Я могла, не выходя из клетки, подготовиться к выходу в зал или к танцу. Снаружи клетки даже висела масляная лампа, предоставляя мне свет, когда мужчины считали необходимым освещать клетку. Иногда, перед тем, как мимо моей клетки должны были провести связанных или закованных в цепи мужчин, чтобы бросить в одну из ям, мне приказывали лежать на мехах и подушках в максимально обольстительных позах. Иногда, в таких ситуациях меня даже баловали конфетами.
- Пусть они увидят что-нибудь приятное, чтобы было потом, что вспомнить, - сказал мне как-то раз один из мужчин.
- Нам не хотелось бы, чтобы они забыли тебя, - заметил другой.
Я торопливо переставляла ноги, спеша поскорее миновать решётки. Снизу, из ям слышались гневные вопли. Вдруг сквозь прутья одной из решёток вылетела грязная мужская рука и попыталась схватить меня за щиколотку. Но один из сопровождавших меня мужчин, ловким ударом ноги отбросил руку в сторону. Ответом был яростный крик и площадная брань снизу. В следующее мгновение я облегчённо вздохнула, решётки остались позади.
- Свою дневную одежду, - сказал один из мужчин стоявший позади меня, - найдёшь в заднем холле рядом с чёрным ходом.
Перед тем как мне покинуть таверну, один из этих мужчин проверил переулок на предмет наличия там прохожих, мой выход не должен быть кто-либо заметить.
Улицы Аргентума
- Сэр, - позвала я, - простите меня за то, что я осмелилась заговорить с Вами, но только доброта вашего лица поощряет мою смелость.
- Леди? – удивлённо переспросил мужчина.
- Понимаете, я оказалась в отчаянном положении, - жалобно прошептала я.
- Ты - попрошайка? – удивился он.
Я низко опустила голову, как будто стыдясь своего позора.
- Простите меня, Леди, - смутился мужчина. - Сейчас трудные времена.
Я подняла лицо, сверкнув глазами над завесой.
- Вы понимаете меня, - прошептала я.
- Простите, я был груб, - развёл он руками. – Мне очень жаль.
- Такой человек, как Вы не может быть грубыми, - почти всхлипнула я. – Мне ясно, что Вы добрый и благородный.
Да, а ещё он был крупным и сильным.
- Я могу чем-то помощь Вам? – осведомился он.
Я немного отстранилась от него, как будто бы в смятении и позоре. Меня научили, как надо играть такие эмоции. Мужчины моего нового владельца долго репетировали их со мной.
- Пожалуйста, - сказал он.
- Я не должна была беспокоить Вас, - отшатнулась я.
- Возможно, Вы нуждаетесь в деньгах, - догадался он. - Я человек не богатый, но немного у меня есть.
- Уж лучше умереть на улице или ошейник, чем то унижение, которому я вынуждена подвергать себя, ради того, чтобы воспользоваться Вашим великодушием.
- Ты голодна? – спросил мужчина.
- Да, - кивнула я.
- Твоя одежда, хотя поношенная и потертая, довольно хорошо сохранилась, - заметил он.
- Я из скромной касты, - пробормотала я.
Признаться, меня крайне нервировал этот момент. Для рабыни, заявлять о своей касте серьезный проступок. Впрочем, точно так же не было бы для неё мудро быть пойманной в одеждах свободной женщины. Это, также, является ужасно серьезным нарушением.
- Из какой Вы касты? – сразу заинтересовался мужчина.
Сам он, насколько я могла видеть по его одежде, был из касты кузнецов.
- Из вашей, - тихо ответила я, - из касты кузнецов.
- Мы одной касты, - кивнул кузнец и, усмехнувшись, сказал: - Хочу заметить, что ваша скромная каста, также и моя. Но где были бы жители городов, не будь нас?
Это было одним из способов сказать на языке касты, что предметы, сделанные из металла важны для развитой цивилизации. Теперь он смотрел на меня довольно доброжелательно и говорил серьезно.
- Вы не нужно были ни на мгновение смущаться при разговоре со мной, - сказал мужчина.
- Вы очень добры, - пролепетала я.
Следует заметить, что по линии касты часто организуются различные благотворительные мероприятия, сообщества помощи братьям по касте и вечерние пикники. Каста чрезвычайно важна для большинства гореан, даже когда не все они занимаются традиционными ремеслами своей касты. Можно сказать, что для гореан каста, то же самое, что для землян национальность. Также можно сравнить с национальностями, родовые организации, такие как кланы, группы кланов, племена, и сообщества объединяемые преданностью Домашнему Камню, обычно жители одной деревни, поселения или города. Наверное, в далёком прошлом Гора, эта родовая преданность была сродни преданности политической, но по мере того как жизнь становилась всё сложнее а население мобильнее, эти два понятия разделились. В целом, теперь родственные отношения в гореанской общественной жизни играют крайне незначительную роль. Хотя в некоторых городских группах электората, свободные граждане, наделенные правом участвовать в выборах и референдумах, по-прежнему основываются на них.
- У меня с собой есть шесть бит-тарсков, - сказал он. - Я дам Вам три.
Я вспомнила, то чему меня учили. А ещё в памяти всплыл эпизод, когда во время одного из занятий, один из мужчин моего хозяина приставил остриё своего кинжала к моему животу чуть ниже пупка, вдавил его на четверть дюйма и сообщил мне, что ему ничего не стоит намотать мои кишки на руку.
- Одного было бы более чем достаточно, - обрадовалась я. - Честь не позволит мне взять больше.
- Вот возьмите два, - предложил кузнец.
Для виду поколебавшись, я взяла два бит-тарска. Я торопливо сунула их, усиленно изображая радость, в кошель, висевший сбоку на моём поясе на двух шнурках. Само собой, позже подручные моего хозяина заберут и их.
- Желаю Вам всего хорошего, - сказал мужчина и начал отворачиваться.
Моя рука остановила его движение. Кузнец озадаченно посмотрел на меня.
- Пожалуйста, разрешите мне отблагодарить Вас, - опустив голову, сказала я.
- В этом нет необходимости, - отмахнулся он.
- Я хочу отблагодарить Вас, - не поднимая головы, пролепетала я, и совсем уж шёпотом добавила: - по-женски.
- В этом нет необходимости, - повторил мужчина.
- Другие мне говорили, - сказала я, - что я достаточно красива, даже для того, чтобы быть рабыней.
- Я в этом и не сомневался, - заверил он меня.
- Я готова служить Вам, именно как рабыня.
- Я могу найти это в таверне, - улыбнулся он. – А Вы - свободная женщина, к тому же из моей собственной касты.
- И, тем не менее, - настаивала я. - Я готова служить Вам именно так.
- Кто-то заставил Вас служить таким способом за их монеты, я прав? - спросил кузнец.
- Да, - прошептала я, опустив голову ещё ниже, как если бы стыдясь.
- Я сожалею, - покачал он головой. - Мне не нужно было выпытывать.
Я стояла перед ним, не поднимая головы.
- Вы бедняжка, - пожалел меня мужчина. – Но те животные, что же это были за негодяи.
- Они - мужчины, - сказала я, шмыгая носом и пожимая плечами, - а я – только женщина.
- Не бойтесь, - успокоил меня он. - Я не собираюсь оскорблять Вас.
- Но я хочу служить Вам, - сказала я, поднимая голову.
Мужчина озадаченно уставился на меня.
- Я же не просто так, выбрала Вас среди других, - сказала я.
- Ах, - тихо вздохнул он.
Это доставило ему удовольствие. Конечно, на самом деле его выбрала не я, а подручные моего владельца. Они украдкой указали мне на него, когда он прошёл мимо них.
- Пожалуйста, - попросила я.
Передо мной стоял гореанский мужчина, так что я нисколько не сомневалась, что он меня захочет. Дальше оставался только вопрос преодоления его запретов, связанных с моим воображаемым статусом, ведь он считал меня свободной женщины, членом своей касты и, возможно, некоторые соображения относительно того, что он может использовать в своих интересах мои предполагаемые стеснённые обстоятельства.
Я сделала шаг назад, в проход между двумя зданиями.
- Нет, - тихо проговорил мужчина, покачав головой.
Но он не остановил меня когда, я изящным движением, но с определенной, как могло ему показаться робостью, сделав ещё один шаг в узкий проход между стенами, сдвинула назад мой капюшон и оттянула вниз мою вуаль.
- Вы красивы, - признал он.
Мои волосы были зачесаны назад и вниз, прикрывая мои уши, а чтобы порывом ветра их не откинуло в сторону, продемонстрировав проколы, они были стянуты в хвост. Он поражённо смотрел на меня. Он любовался мной!
На какое-то мгновение я испугалась, что он меня раскусил. Мужчина вдруг поднял руку, потянувшись к моему горлу, но, немного не донеся, опустил её. Почувствовав, что он хотел сделать, я оттянула ворот одежды, оголив горло.
- Ох, - выдохнул он, не увидев на мне никакого ошейника.
Моё горло было свободно от ошейника! Я, замерев, стояла перед ним. Думаю, он нашёл меня красивой. Моё лицо было открыто для него. Этот факт является весьма значимым для любого гореанина. Глаза мужчины сияли.
- Позвольте мне, распустить перед Вами мои волосы, - прошептала я, поднимая руки.
- Не здесь, - проговорил он, внезапно охрипшим голосом. - Назад. Ещё назад.
Не сводя с него глаз, я всё глубже отступала перед ним в простенок. Теперь мужчина был возбуждён до предела. Наконец мы достигли конца дорожки, моя спина прижалась к стене здания.
- Нет, - внезапно встрепенулся кузнец. - Я не должен использовать Ваше положение.
- Тогда, пусть это будет самым легчайший из всех поцелуев, - прошептала я, - всего одно и лишь самое мимолётное прикосновение моих губ к вашим, или пусть это буду вся я, и так, как Вы того пожелаете.
Мужчина упёр ладони рук в стену, по обе стороны от моих плеч. Его голова начала медленно, словно нерешительно наклоняться, всё ближе и ближе к моей. Но он всё ещё боролся со своими желаниями. Неожиданно он поднимал голову и заглянул в мои глаза.
Я вдруг почувствовала себя такой маленькой, слабой и женственной перед ним. Мужчина развязал мой пояс, и он, вместе с привязанным к нему кошелём, упал нам под ноги. Потом он потянулся к распахнутому вороту моей одежды.
Из обычных для свободной женщины предметов на мне была только внешняя, уличная одежда. Так решил мой владелец. Видимо, это была предосторожность, на случай, если я решусь на попытку побега. Подозреваю, что у меня, одетой таким образом, бегство оказалось бы очень коротким. Я даже не посмела бы раздеться, среди свободных женщин, до нижней одежды. Под уличной одеждой была только женщина и её клеймо.
|
|
|
