 |
В палатке старшего надсмотрщика
|
|
|
|
Приближался закат. С того раза, когда я служила в распадке между двумя холмами целой рабочей бригаде прошло уже пять дней. Тем самым вечером с меня сняли цепи, а саму отмыли. Волосы помыли даже дважды и тщательно расчесали. Потом надушили и, завернув в красную простыню, отнесли к палатке старшего надсмотрщика.
До меня донеслась перекличка охранников, стоявших на часах.
Казалось, что все было в порядке в лагере чёрной цепи Ионика. Сам Ионик покинул лагерь в тот же самый день, когда бросил меня на растерзание обманутым мною мужчинам. Говорят, он вернулся на Кос.
Тем вечером вид, открывавшийся оттуда, был особенно красив. Я стояла у входа в палатку старшего надсмотрщика, одна, и любовалась пейзажем на юго-западе. На мне был только ошейник, на котором было выгравировано то, что я являюсь собственностью Ионика, и туго затянутый на моей талии шнурок, через который спереди был пропущен узкий прямоугольник красного шёлка. Как и Телу, что когда-то была красивой и избалованной, богатой женщиной, Лиерой Дидирамач из Лидиуса, что на севере, на реке Лауриус, и бывшую первой в том караване, в котором я была пятой, Аулюс, старший надсмотрщик чёрной цепи Ионика, счёл меня достаточно интересной для своего личного использования.
Солнечный свет, словно мягкая прозрачная золотистая мантия, разливался над холмами и раскинувшимися за ними полями. С того места, где я стояла, не были видны загоны, ни те в которых ночевали женщины, ни те в которые загоняли на ночь измождённых за день тяжёлой работой мужчин. Если бы я обошла вокруг палатки, то, скорее всего, разглядела бы вдали стены Венны. Но я смотрела на юго-запад поверх лагеря. С вершины этого холма, на котором была установлена палатка старшего надсмотрщика, хорошо просматривались те два низких холма, между которых я служила для удовольствия скованным цепью мужчинам. С того раза на моём теле всё ещё оставались синяки и ссадины. Уверена, что они не хотели причинять мне боль, но уж очень долго они обходились без женщин. Ничего удивительного, что при той поспешности и напоре, с которыми они набрасывались на меня, а также принимая во внимание мою прежнюю службу девушкой-приманкой, у них просто не оставалось ни времени, ни желания на особые нежности. Впрочем, это не вызвало во мне какого-либо недовольства. Скорее я радовалась тому, что меня вынуждали неоспоримо признать, что я, вся целиком, и телом и душой, была в руках мужчин, настоящих мужчин, как настоящая рабыня. Признаться, иногда, я даже хотела почувствовать плеть на себе. Нет, не ради той боли, что она причиняет, и которой я боялась до колик, а ради доказательства их власти надо мной, того, что я принадлежала им полностью, того, что они имеют право владеть мной. Но всё же, чаще мне хотелось нежности, и я, с беспомощностью рабыни, умоляла об этом. Но не стоит забывать, что даже когда гореанские мужчины используют свою рабыню с нежностью, и даже с большой нежностью, они не упускают из своих рук присущей им власти. И это доставляет мне особое наслаждение. Находясь в их руках, никогда не может возникнуть даже толики сомнения, относительно того, что находишься в их власти.
|
|
|
Вдали, хотя и с трудом, но можно было разглядеть ряд столбов, между которыми была натянута проволока. Это была, так называемая рабская проволока, на которой были закреплены на расстоянии меньше хорта друг от друга чередующиеся острые шипы и бритвенной остроты лезвия. Меня передёрнуло от воспоминания о том, как я увидела это вблизи. Рабыню могло изрезать с клочья попытайся она миновать такую проволоку.
|
|
|
Солнце клонилось к горизонту. Отойдя от входа в палатку, я сместилась немного в сторону. Мне хотелось увидеть Венну и дорогу в Виктель Арию. Я надеялась, что никто из охранников не заметит меня. Иногда во мне просыпалась некоторая, не свойственная рабыне, скромность. Возможно, это было отдалённое напоминание о моём земном воспитании. Не знаю, трудно сказать. Конечно, рабыням, вполне официально, скромность не разрешают. Это атрибут свободных женщин. Но, с другой стороны, я ещё никогда не встречала рабыни, в которой, в какой-то момент, особенно оказавшись в публичном месте, а не в жилище своего хозяина, тем или иным образом не проявилась бы её скромность. Конечно, скромность рабыни совершенно особой природы, и основано это «чувство», на её осознании своей уязвимости перед мужчинами, и того, что они могут не разрешить ей одевать вообще, если только это понравится. В конце концов, есть отличие между возвращением на колеблющихся ногах в сумерках к своему загону, в распахнутой, возможно даже по невнимательности, тунике, после того, как с ней обращались как с взятой штурмом вражеской цитаделью, гордясь своей желанностью и неволей, и между появлением на публике в одном ошейнике, шнурке на талии и лоскутке шёлка. Конечно, существуют вполне объективные причины того, чтобы время от времени позволить рабыне немного скромности. Например, её красота может возбудить и поощрить и других мужчин, а не только её хозяина. Выпусти такую красотку голый на улицу, и кто-то может счесть это приглашением к её похищению. В конце концов, она не более чем товар. Однако, возможно, куда более важен тот факт, что она принадлежит её владельцу полностью, соответственно, и её красота, и самые интимные её услуги являются его, а не других мужчин, собственностью. А может быть, такая скромность связана с чисто женским желанием моногамии, ведь та же самая девушка, такая скромная на улице, без всяких сомнений, оставшись в одном ошейнике наедине со своим господином, отдает ему всю себя, бесстыдно, безгранично и радостно.
- Кто здесь? - окликнул охранник, оказавшийся всего в нескольких футах от меня, а его даже не заметила.
- Тука, рабыня, - представилась я, поспешно падая на колени.
- Ты чего тут делаешь? – подозрительно поинтересовался он.
|
|
|
- Я вышла подышать воздухом, - ответила я, - и полюбоваться окрестностями. Отсюда открывается очень красивый вид.
- Да? А вот я заметил, что тут появилось нечто, не менее красивое, чем холмы, на что стоило бы полюбоваться, - усмехнулся мужчина.
- Спасибо, Господин.
Наверное, даже в закатной полутьме было видно, как я покраснела.
- Я немедленно вернусь в палатке, если господин того желает, - заверила я охранника.
- Да нет уж, оставайся здесь, - усмехнулся он.
- Спасибо, Господин.
- Только встань вон там, - указал он, - где тебя будет лучше видно и выпрямись.
- Да, Господин, - кивнула я и, подойдя к задней стенке палатки, замерла, выпрямив спину.
К счастью, с этого места, были хорошо видны стены Венны, и уходящая вдаль дорога на Виктель Арию. Возможно, охранник понял, что я захотела посмотреть на город и его огни. Я была благодарна ему, за то, что он приказал мне встать именно там. Сигнальные огни на стенах, ещё не запалили. Они служат ориентирами патрульным тарнсмэнам, а также могут использоваться для передачи им различных заранее оговоренных сигналов. Некоторые из этих огней, известные только местным тарнсмэнам, отмечают места закрытые противотарновой проволокой, другие, наоборот, указывали на свободные для полётов зоны. Насколько я знала, эти огни менялись каждую ночь.
Именно по дороге к Виктель Арии, хотя и не по той её части, что вплотную примыкала к Венне, четыре дня назад ушли пять бригад, или как из ещё называют звеньев, чёрной цепи. Среди них была и та бригада, в которой служили мы с Тупитой. Эти звенья, приблизительно по пятьдесят мужчин в каждой, покинули лагерь и кружным маршрутом направились на юго-запад, чтобы выйти на дорогу к Виктель Арии в нескольких пасангах южнее. Таким образом, уход этих бригад остался не замеченным. А вчера были получены добрые предзнаменования.
Со слов охранников, раз уж предзнаменования были признаны «благоприятными», следовало ожидать, что ушедшие бригады будут скоро возвращены в этот лагерь. Кстати, надсмотрщики, нисколько не обеспокоились тем, чтобы отделить незаконно удерживаемых свободных работников, от настоящих каторжников, как того ожидала Тупита, а просто убрали из лагеря все звенья, в которых держали любых нелегальных заключенных. Похоже, это решение было мотивировано пониманием того, что знамения должны были быть вот-вот получены, и истолкованы они будут непременно «благоприятно». Само собой городской совет Венны будет настроен продолжать ремонт стен. К тому же, браслеты на ногах мужчин чёрной цепи были закрыты ударом молота, а не на ключ, как это было в большинстве остальных цепей. Так что изъять пленников из данной конкретной цепи было не такой уж лёгкой задачей. Два дня назад в лагерь явились эдилы с инспекцией цепей. Само собой, они не нашли ни одной бригады, в которой хоть один человек удерживался бы незаконно. И, вполне ожидаемо, никого не заинтересовал тот факт, что треть цепей отсутствовала. На следующий день в храмах провели положенные ритуалы, и, по-видимому, все удачные. Все цепи, остававшиеся в лагере, уже вернулись к своей работе. Конечно, в день проведения ритуалов никаких работ не велось, да и в городе было непривычно тихо. Например, были закрыты магазины и бани, в судах не проводились слушания дел, и так далее. Тупита, конечно, ушла на юг вместе с цепью, а вот меня глава надсмотрщиков оставил при себе. Он наблюдал за мной с вершины холма, в тот день, и заинтересовался. Конечно, я уже служила ему в последние несколько ночей. Кстати, к моему разочарованию, дневного отдыха для меня предусмотрено не было. Он загружал меня работой в течение всего дня, как если бы я была домашней рабыней.
|
|
|
- Рабыня, - окликнул меня охранник, внезапно подойдя ко мне со спины.
- Да, Господин? – прошептала я, попытавшись встать на колени, но его руки, сомкнувшиеся моих плечах, не дали мне этого сделать.
Наблюдая за Венной и её огнями, я, признаться, и позабыла, что мужчина всё это время наблюдал за мной. Правда, то, что он приказал мне стоять прямо, я выполнила автоматически.
- Город и этот вечер очень красивы, не так ли? – тихо спросил он, наклонившись к самому моему уху.
- Да, Господин, - прошептала я.
- А у кого-то в палатке, наверняка, остались невыполненные дела, - заметил охранник.
- Да, - опомнилась я. - Я должна поспешить назад в палатку, чтобы отполировать сапоги хозяина. Я благодарна господину за то, что он позволил мне немного задержаться здесь. Господин очень добр.
Я дёрнулась, как будто собираясь вернуться в палатке, но сильные мужские руки, сомкнутые на моих плечах, удержали меня на прежнем месте.
- Сапоги отполировать может и Тела, - сказал он.
|
|
|
- Она уже полирует щит Аулюса, - сообщила я.
- А Ты получила разрешение выйти из палатки? – уточнил охранник.
- Нет, Господин, - призналась я. - Простите меня, Господин.
- Не шуми, - велел он.
- Не буду, Господин, - кивнула я.
Он слегка приподнял меня своими руками. Подкинув вверх, он поймал меня уже, когда я развернулась лицом к нему. В это мгновение, когда я не чувствовала никакой опоры, я почувствовала легкое головокружение. Я оказалась в полной власти мужчины.
- Положи руки на мою шею, - приказал охранник. – Теперь поцелуй меня.
Я покорно прикоснулась к его губам своими, и отстранилась. Потом, неожиданно для самой себя я прижалась к нему и поцеловала снова, на сей раз по настоящему, как рабыня. Мужчина тихонько засмеялся. А я внутренне простонала. Неужели я так изменилась? Что же сделали со мной мужчины?
Он аккуратно уложил меня на спину, около палатки, и оставалось только надеяться на то, что не прямо у ног Аулюса, старшего надсмотрщика, в этот момент внутри, работавшего с бумагами.
Мое тело само прыгнуло навстречу его прикосновению. Я дикими глазами уставилась на него.
Мужчины много чего делали со мной на Горе. Они властно, для своего развлечения и удовольствия, вытаскивали из меня на свет божий моё скрытое рабство, то рабство, которое в бытность мою на Земле я едва осмеливалась признать. Они взяли женщину с Земли и зажгли в её животе пламя гореанской рабыни. Они научили меня чувствовать. Они потребовали, чтобы я продемонстрировала своё рабство и уступила ему, полностью и искренне. Они позволили мне быть рабыней, которой я была всегда, преданной и беспомощной. И я любила их за это! Я с нетерпеливой жадностью впилась в губы мужчины.
Он отвёл в сторону шёлковый лоскут прикрывавший низ моего живота, жалкую насмешку над одеждой.
- Да, Господин, - то ли прошептала, то ли простонала я, отдаваясь ему, как рабыня, и он использовал меня как рабыню.
- Я должна отполировать сапоги, - простонала я испуганно, когда, наконец, смогла издавать членораздельные звуки. - Я должна полировать сапоги моего господина.
- Ну, так иди и займись делом, девка, - усмехнулся мужчина.
- Да, Господин, - прошептала я, чувствуя, как разжимается кольцо его рук.
Поправив лоскут шёлка на животе, я попыталась стряхнуть песок со своей спины руками. Не хотелось бы, чтобы Аулюс узнал, чем я тут занималась вместо полировки его сапог. А вдруг я, рабыня, не должна была выходить из палатки, одетой таким легкомысленным образом. На мои глаза навернулись слезы. Какой беспомощной сделало меня прикосновение мужчины!
Я поспешила назад к входу в палатку и постаралась проскользнуть в неё как можно незаметнее. Аулюс, со скрещенными ногами сидевший за маленьким низким столиком, оторвался от работы и обвёл меня взглядом. Я тут же опустилась на колени и, выполнив почтение, сделала попытку подняться и поспешить в заднее отделение палатки, где рядом с работавшей Телой, лежала моя циновка.
- Ну, и где мы были? – осведомился Аулюс.
Я испуганно замерла в той позе, в которой меня застал его вопрос, фактически на четвереньках.
- Снаружи, - пролепетала я, мучимая нехорошими предчувствиями. - Я вышла подышать воздухом. Но вечер так прекрасен, что я задержалась.
- Ты ожидаешь, что Тела сделает твою работу за тебя? – поинтересовался он.
- Нет! – вскрикнула я. - Нет, Господин!
- Твои соски затвердели, - заметил он. – А кожа похожа на поле, заросшее алыми динами.
Я низко опустила головы и промолчала. Меня охватил страх.
- Ну и как? Хорошо разогрелась? – усмехнувшись, спросил мужчина.
В ужасе я бросилась перед ним на живот. Как мне не хотелось быть наказанной!
- Завтра, - меж тем, спокойно, как будто размышляя вслух, продолжил он, - я покидаю лагерь и направляюсь к Виктэль Арии и дальше на юг. Возникли некоторые проблемы с цепями. Это связано с отрядами наёмников, рыскающими в округе. Распоясались, творят, что хотят, и делают это совершенно безнаказанно. Кажется, они решили, что если земля дрожит под лапами их тарларионов, то и все остальные должно дрожать точно так же, и что земли, отмеченные следами когтей их животных, автоматически становятся их собственностью. Венна держит все свои силы в окрестностях города. Патрули Ара нерегулярны. Основные войска Ара, почти полностью, ушли на север, на Воск к Пункту Ара, чтобы встретить экспедиционные силы Коса. С моей точки зрения, это полное безумие, учитывая то, что большая часть косианских армией и их наемников стоят под Торкадино, но я не генерал и, тем более, не регент Ара. Короче говоря, как этого опасался Ионик и многие другие, включая меня самого, это становится проблемой. Однако, всё это - пустяк, на наше счастье, мы имеем дело с наёмниками, которых можно успокоить блеском золота, сделав небольшие взносы на содержание их шумных отрядов. Подобное происходило и раньше.
- Господин? – спросила я, признаться, мало что поняв из того, что он говорил.
Конечно, поскольку по лагерю гуляло множество слухов, а действительно знала, что основная часть войск Ара ушла на север, и что прошли они по дороге мимо Виктэль Арии, и что эта дорога, действительно, была военной дорогой.
- Я собираюсь взять тебя с собой, - объявил Аулюс.
- Да, Господин, - отозвалась я.
- Тебя когда-нибудь приковывали за шею цепью к стремени? – спросил он.
- Нет, Господин, - испуганно ответила я.
- Завтра у тебя такой опыт появится, - усмехнулся старший надсмотрщик.
- Да, Господин.
- Ты уже закончила полировать мои сапоги? – поинтересовался он.
- Нет, Господин, - ответила я. - С разрешения моего господина я сделаю это немедленно.
Он небрежно шевельнул пальцем, отпуская меня. Быстро встав на колени, и снова выполнив почтение, а вскочила на ноги и, кротко опустив главу, поспешила к задней части палатки.
Тела должна была полировать там маленький круглый щит, скорее даже это был баклер, а не полноразмерный щит. Он был украшен заклёпками и чеканкой с мифологическими сценами, включавшими завоеванием, изнасилование и порабощение Амазонок сатирами. В гореанской мифологии есть легенда, рассказывающая о том, что однажды произошла война между мужчинами и женщинами, и которую женщины проиграли, но Царствующие Жрецы, не желая убийства женщин, сделали их красивыми, при этом объявив, что ценой этого подарка будет то, что они и их дочери до конца времён останутся рабынями мужчин. Щит этот был, таким маленьким и таким красивым, что, возможно, служил скорее для имиджа его носителя, чем для его защиты. Тем не менее, у меня не было ни малейших сомнений, что Аулюс умел обращаться с оружием. По крайней мере, мне он показался именно таким мужчиной. У меня были подозрения, что когда-то он служил в армии того или иного города. Ветошь и полировочная паста, которыми пользовалась Тула, сейчас лежали в плоском металлическом ящичке около щита. Тут же стояли и сапоги Аулюса, а также тряпка и крем, которые предстояло использовать для их натирания. Существовало множество домашних работ, которые мне не особенно нравились, но, что достаточно странно, я не имела ничего против того, чтобы полировать сапоги мужчин. Это казалось, по какой-то причине, мне самой непонятной, подходящим для меня занятием.
Я встала на колени и, поместив один из тяжёлых сапог Аулюса между своими бёдрами и наклонившись над ним в свете висящей лампы, капая крошечное пятнышко крема за один раз, принялась тщательно круговыми движениями натирать жёсткую кожу.
Не хотелось бы быть наказанной за то, что произошло вне палатки между мной и охранником. Я совсем не собиралась обольщать его. Я же не виновата, что уродилась такой, что мужчины так желали меня. Он просто использовал меня, и даже предупредил меня вести себя тихо! И не было ли ошибкой моего хозяина то, что он позволил мне выходить из палатки одетой только в ошейник и набедренную повязку? Безусловно, я действительно хорошо отдалась тому охраннику, но что я должна была делать? Чего ожидал от меня Аулюс? Ведь я всего лишь рабыня! Уж в его-то собственной палатке я предоставила ему достаточно свидетельств этого! Конечно, жаль, что мне не позволили одежду. Тогда у меня, возможно, был бы шанс скрыть случившееся. Теперь оставалось только гадать, накажут меня, и если да, то, как именно. Правда, Аулюс не показался мне особенно рассерженным. Мне даже показалось, что наказание не входило в его намерения относительно меня. По крайней мере, я на это надеялась. Пожалуй, основным доводом в пользу отмены моего наказания было то, что если меня накажут, то завтра я буду не слишком хорошо выглядеть у его стремени. Меня ещё ни разу не приковывали цепью к стремени мужчины. Признаться, мне теперь не терпелось узнать, на что это будет похоже. Я рискнула предположить, что вопрос моего приковывания имел отношение к имиджу моего хозяина, наряду с серебряным щитом. Я пришла к выводу, что буду своего рода демонстрационной рабыней у его стремени, чьим назначением было произвести впечатление на зрителей, как например, позолоченное седло или пурпурный плащ.
Я упорно втирала крем в кожу сапога. Будучи у его стремени, я постоянно буду на его глазах, если только он не решит, держать меня позади. Возможно, ему это понравится.
Я снова полюбовалась щитом. Хм, странно, работа ещё не была закончена, а Тела куда-то пропала. Оставалось надеяться, что она не ожидает, что я закончу работу за неё. Щитом должна была заниматься она! Мне было приказано, возможно, потому что, по мнению Аулюса это было занятие более подходящее для меня, чистить сапоги.
- Тела! – тихонько позвала я её, не прекращая надраивать сапог. - Тела!
Интересно, куда могла подеваться лентяйка Тела? Если она решила оказать внимание цепям с браслетами, свисавшим с центрального столба палатки, и быть выпоротой, то это её личное дело, никак не моё! Правда, на Телу это было не похоже. Она была весьма работящей девушкой. По крайней мере, я ни разу не замечала, чтобы она пыталась уклониться от порученной ей работы. Может быть, она решила поквитаться со мной, за тот случай с утюженьем её туники? Но за то я расплатилась сполна! И вообще Тела мне нравились, она всегда была очень добра ко мне, даже притом, что, как мне показалось, Аулюса она любила по-настоящему, и, возможно, предпочла бы быть единственной рабыней в его палатке.
- Тела! – позвала я, немного громче. - Тела!
Не то, чтобы я сердилась на Телу, просто мне было интересно, куда она могла деться. Уйти куда-то посреди работы, это на неё было совсем не похоже. Отложив в сторону сапог, над которым трудилась, я встала, и сдвинула занавес отделения, где лежали наши циновки.
- Тела! – позвала я, но ответом мне была тишина.
- Что там случилось? - спросил Аулюс, появившийся из переднего отделения палатки
- Ничего, Господин, - поспешно ответила я.
- Где Тела? – поинтересовался он, окидывая помещение цепким взглядом.
- Я не знаю, - растерянно сказала я.
- Полировка щита не закончена, - бросил он раздражённо.
- Может быть, она снаружи, - предположила я.
Мужчина исчез за занавеской. Судя по звуку его шагов, он направился к выходу из палатки.
- Тела! – донёсся его громкий крик.
Потом послышался его вопрос заданный охраннику. Наконец, Аулюс вернулся в палатку.
- Я не знаю, где она, Господин, - испуганно проговорила я, становясь перед ним на колени.
Наемники
- Пьетро Ваччи! - воскликнул Аулюс, пятя своего тарлариона. - Я должен был догадаться, что это твои проделки!
Честно говоря, я была напугана стоя у его стремени, с цепью на шее. Было такое ощущение, что я прикована к горе мускулов покрытой чешуёй. Вот только в отличие от неподвижной горы, это животное было неожиданно подвижно для своего размера. На мой взгляд, мало что могло противостоять их атаке, разве что если на их пути выкопать множество ям, или установить лес наклонных заострённых кольев.
Небольшой отряд всадников, движущийся на север, приблизился к нам со стороны Виктэль Арии. Они остановили своих животных, когда до нас оставалось всего несколько ярдов. Казалось, сама земля, на которой мы стояли, дрожала под лапами этих мощных ящеров. Я рискнула предположить, что это была своего рода шутка, которая должна была дать нам понять, что стоит им захотеть, и мы были бы уже сбиты с ног, растоптаны, или наколоты на их копья. Тем не менее, Аулюс сохранил своё самообладание, не обратив внимания на явную провокацию. Фактически мы отъехали не так далеко на юг от Венны, каких-то несколько пасангов. Всадники ехали на север, вполне возможно, именно для встречи с нами.
- О, мой старый друг, Аулюс! - крикнул один из всадников, по виду, старший среди них.
Он восседал на гигантском, нетерпеливо перебирающем лапами, шипящем ящере. Весьма колоритный мужчина. Яркие чёрные глаза, вьющиеся тёмные волосы, кольца в ушах, борода, также, вьющаяся и тёмная, с вплетёнными в неё ленточками. Щит его был переброшен за спину. Руку он держал на древке копья, торец которого покоился в седельных ножнах.
- Похоже, Ты снова занялся набором рекрутов, - заметил Аулюс.
- Кажется, подобный род деятельности, не является чем-то незнакомым твоему работодателю, добрейшему Ионику с Коса, - насмешливо ответил всадник.
- Ты что-то имеешь против Ионика с Коса, - спросил Аулюс.
- Ну что Ты, конечно, ничего, - усмехнулся тот, и зло добавил: - Я с душевной теплотой и благодарностью вспоминаю то время, когда трудился в одной из его цепей.
Тарларион Аулюса стоял спокойно, поэтому я решилась опуститься на колени на камни дороги, благо длина цепи, соединявшей мой ошейник со стременем, позволяла это сделать. Я была полностью раздета.
- Те, кого я принимаю на работу, охотно подписывают со мной контракт, - заметил Пьетро Ваччи. - Несомненно, те, кого вы принимаете на работу, могут сказать то же самое.
Я присмотрелась к бородачу, и не могла не ощутить бурлящей в этом мужчине невероятной жизненной энергии. Мои колени, словно сами собой разошлись перед ним ещё шире.
- Несомненно, - усмехался Аулюс.
- Не повстречайся мне в своё время тот капитан, набиравший рекрутов в свой отряд, мог бы всё ещё гнить в его цепях, - бросил бородач.
- Я уполномочен, вести переговоры от имени Ионика, моего работодателя, - заявил Аулюс. - Именно по этой причине я приехал сюда с монетами, они сейчас в фургоне, следующем позади, под охраной двадцати мужчин.
- Ну что ж, монеты взять я не против, а потом поеду своей дорогой, только цепи останутся со мной, - сказал Пьетро Ваччи.
- Ты, конечно, можешь сделать именно так, - признал Аулюс, - но я, почему-то думаю, дружище, что это не принесёт пользы твоей репутации, даже, такой, какая она у тебя сейчас, ни что ещё более важно, это не облегчит для тебя деловые отношения с Иоником с Коса или с другими такими как он в будущем.
- Ты - умный парень, Аулюс, - заметил всадник. – Я был бы рад видеть тебя в своём отряде. Ты мог бы поехать со мной.
- Я уже взял плату, - развёл руками Аулюс.
- У такой сволочи, как Ионик с Коса! – внезапно со злостью выкрикнул Пьетро Ваччи, сжав копьё так, что побелели костяшки его пальцев.
- И, тем не менее, плата взята, - спокойно проговорил Аулюс.
Я увидела, что рука бородача расслабилась, и он откинулся назад в седле. Его зубы, кажущиеся очень белыми на фоне вьющейся, чёрной бороды, обнажились в кривой усмешке.
- Ты ещё больший наемник, чем я сам, - засмеялся мужчина.
Аулюс только пожал плечами.
- Да, - кивнул Пьетро Ваччи, - возможно, тебе стоило бы поехать со мной.
- У тебя все пять цепей? - спросил Аулюс.
- Симпатичная, как я погляжу, рабыня у твоего стремени, - кивнул в мою сторону наёмник, и я быстро опустила голову.
- Посмотри на меня детка, - велел он, и я послушно подняла голову. –
Встань на коленях прямо, выше голову.
Я покорно выполнила его приказы.
- Да, - протянул Пьетро Ваччи, - хорошенькая.
- Это точно, - согласился с ним Аулюс.
- И колени её в очень правильном положении, - усмехнулся бородач.
- Она рабыня именно такого вида, - заметил Аулюс.
Я покраснела от смущения, но колени мои остались в прежнем положении. Я уже знала, что перед таким мужчиной, как тот, что сидел передо мной на тарларионе, мои колени должны быть разведены, и разведены широко.
- Трёхтарсковая девка, - оценил меня наёмник.
- Ионику она стоила целых пять и ещё один бит-тарск сверху, - сообщил Аулюс.
- И бит-тарск? – прищурившись, уточнил Пьетро Ваччи.
- Так и есть, - подтвердил старший надсмотрщик.
- Значит, приманка, - сделал вывод наёмник.
- Она самая, - кивнул Аулюс.
- Она является предметом торга? - осведомился его собеседник.
- Все рабыни являются предметом торга, - пожал плечами Аулюс.
- Кое-кто из моих мужчин не слишком любит таких девиц, - заметил наёмник. - Думаю, что будет лучше, если она останется с тобой. Мои парни просто прибьют её чего доброго.
Страх холодной волной пробежал по моему телу, оставляя за собой дикую слабость. Но я должна была держать голову прямо.
- Это было бы трагическим расточительством рабского мяса, - усмехнулся он.
- Я тоже так подумал, - кивнул Аулюс.
- Как Ты называешь её? – полюбопытствовал Пьетро Ваччи.
- Тука, - ответил надсмотрщик.
- Я взял пять цепей, - сообщил всадник. – Охранников я оставил в живых. Можешь забрать их себе, если пожелаешь. Всего на цепях было двести пятьдесят человек ровно. Я беру на работу сто семьдесят семь из них. Некоторых я освобождаю, потому что они из Брундизиума, Домашний Камень которого, перед тем как я стал изгоем, был моим. За остальных плати, и можешь забирать. Я не собираюсь брать за них больше того, что вы заплатили за них преторам.
- Насколько я понимаю, Ты возвращаешь настоящих каторжников, - заметил надсмотрщик.
- Не всех, - покачал головой Пьетро Ваччи. - Некоторые из них знают, с какой стороны браться за оружие. Эти останутся со мной.
- О каких количествах мы говорим? - решил уточнить Аулюс.
- Пятеро были из Брундизиума, - сказал наёмник.
- Значит, если Ты принимаешь на службу сто семьдесят семь, и отпускаешь пятерых из Брундизиума, которые могут оказаться в твоём отряде, а могут и отправиться домой, то речь идёт уже меньше, чем семидесяти мужчинах, - прикинул старший надсмотрщик.
- О шестидесяти восьми, если быть точным, - поправил его Пьетро Ваччи.
- Да, - кивнул Аулюс. – В этот раз, как мне кажется, Ты оказался излишне рьян в наборе пополнения. Неужели мы не сможем как-нибудь договориться?
- Эти сто семьдесят семь уже присягнули компании, - развёл руками чёрнобородый.
- С этим всё понятно, - вздохнул Аулюс. – А что относительно тех пятерых из Брундизиума.
- Они из Брундизиума, - развёл руками капитан наёмников.
- Конечно, - понимающе кивнул старший надсмотрщик.
- Серебряный тарск за голову, - предложил Пьетро Ваччи.
- А не дороговато, - возмутился представитель Ионика.
- Это - средня цена, которую запрашивают преторы, - пожал плечами капитан.
Безусловно, некоторые отбывающие короткие сроки за небольшие нарушения, по-видимому, стоили бы меньше, зато кое-кто из более опасных товарищей, возможно, отбывавшие более серьёзные наказания, могли бы стоить и побольше.
- Кроме того, - продолжил он, - я подозреваю, что вы платите куда больше, за тех мужчин, которых получаете от незаконных поставщиков.
- Твоя правда, - не стал спорить Аулюс.
Это было первым намёком на то, какую прибыль могли принести Тиррению завлечённые мною в ловушку мужчины. Значит, моя покупка окупилась, по крайней мере, в пять раз. Безусловно, первый раз за меня было заплачено так много, потому что Тиррений хотел поскорее приобрести хорошую приманку, а во второй раз, потому что Ионик или, скорее, его агент, в соответствии с политикой их компании, захотел, ради развлечения, поставить меня обслуживать мужчин, которых я заманила в ловушку. Если бы не такие соображения, то я не была уверена, что меня продали бы дороже двух серебряных тарсков. Мне трудно было сказать, я же не мужчина. Хотя, конечно, я была танцовщицей, а такой товар обычно ценится выше. Мы полезны не только в борделях, кабаре, тавернах или общественных садах удовольствий, но везде, где есть сильные мужчины, везде, где есть мужчины, которые любят смотреть, как женщина возбуждающе и красиво двигается перед ними. Не знаю, насколько это правда, но говорят, что самые прекрасные и чувственные танцовщицы в большинстве своём, частные рабыни, которые выступают в восхитительной тайне, исключительно для единственного зрителя, своего владельца. Нас и наше использование, конечно, можно сдать в аренду для частных пиров, банкетов и праздников. Некоторые из нас служат рабынями в воинских лагерях, и рассматриваются в качестве ценного трофея, в случае если лагерь окажется во вражеских руках. В этом случае нам придётся развеивать скуку уже других войск. Само собой, можно встретить танцовщиц в домах богатых мужчин и даже во дворцах Убаров, где мы обычно танцуем для них во время их ужинов, развлекая их и их гостей. У гореанской танцовщицы широкий спектр использования, как общественного, так и частного. Полагаю, что это очевидный и ожидаемый результат силы, жизненной энергии и мужества гореан. Любая женщина, доставленная на Гор, как мне кажется, должна ожидать, что здесь ей придётся изучить, по крайней мере, основы рабских танцев.
- Ладно, - махнул рукой Аулюс, - шестьдесят восемь серебряных тарсков. Это всё же дешевле, чем пытаться заменить этих товарищей другими способами. Тем более что время поджимает, жители Венны торопятся продолжить начатую работу.
Я не слышала, чтобы они упомянули хоть словом рабочих рабынь. Конечно, я была уверена, что например Тупита также попала бы в руки этого мужчины, капитана наёмников Пьетро Ваччи. Впрочем, спрашивать их об этом было бы большой глупостью с моей стороны, как рабыня я не смела даже заговорить. А что, если они посчитали бы целесообразным направить на меня одного из тарларионов и растоптать меня?
Дело шло к закату, темнело. Мне отчаянно хотелось вернуться в лагерь. Я чувствовала себя совершенно беспомощной, стоя голой на коленях перед такими мужчинами, да ещё и прикованной цепью к стремени.
- Я поеду с вами в твой лагерь, чтобы забрать этих шестьдесят восемь человек, - сказал Аулюс.
- Идёт, - кивнул Пьетро Ваччи, поворачивая своего тарлариона.
Внезапно меня охватил ужас. Моё тело предательски затряслось.
- Ты можешь изменить положение, Тука, - бросил мне Аулюс, но присмотревшись, спросил: - Что с тобой?
- Ничего, Господин, - ответила я, трясясь от страха.
Я не хотела даже приближаться к лагерю наемников. И дело даже не в том, что я просто боялась таких мужчин, а в том, что Мирус был из Брундизиума. Мне было известно, они с Хендоу росли в том городе вместе. Они знали друг друга с детства. Перед моей последней ночью в таверне я слышала, как Мирус сказал, что он и Хендоу готовы умереть друг за друга.
Я встала, покачнувшись на нетвёрдых ногах. Мне было совершенно ясно, что Аулюс собирался сопровождать капитана в его лагерь.
- Господин, - позвала я Аулюса, прижимаясь к боку тарлариона, и жалобно смотря вверх, - пожалуйста, не берите меня в лагерь наемников. Пожалуйста, Господин! Пожалуйста!
- Это ещё почему? – удивился он.
- Я боюсь того, кто может быть в их лагере, - призналась я.
- О ком речь? – уточнил старший надсмотрщик.
- Мирус из Брундизиума, - всхлипнула я.
- Если он из Брундизиума, он, скорее всего, уже на пути домой, - предположил мужчина.
Я, сквозь слёзы, смотрела на восседающего высоко надо мной всадника. То, что он сказал, конечно, могло быть правдой. Но кто мог знать это наверняка?
- Не бойся, - бросил он мне.
- Пожалуйста, Господин, - взмолилась я. - Не берите меня в лагерь!
- Он был на той цепи? – спросил меня Аулюс.
- Да, Господин, - закивала я.
- Если бы в его намерения входило причинить тебе боль, - заметил мужчина, - он, скорее всего, сделал бы это ещё тогда.
- Пожалуйста, Господин, не берите меня в лагерь! – заплакала я.
- Ты, что, действительно думаешь, что я отошлю тебя назад к Венне? – осведомился он.
- Пожалуйста, пожалуйста! – упрашивала я его.
- Я, Пьетро Ваччи и многие другие сможем тебя там защитить, - постарался успокоить меня он.
- Пожалуйста, Господин! – всхлипнула я.
- Не стоит ставить меня в неудобное положение, - сквозь зубы процедил мужчина.
- Эй, Аулюс, ну Ты едешь? - крикнул Пьетро Ваччи, оглядываясь через плечо. – Веди своих мужчин, и не забудь о фургоне с монетами!
- Мы скоро будем, - крикнул в ответ Аулюс.
- Пожалуйста, Господин! - стенала, вцепившись руками в его сапог. - Пожалуйста, Господин!
- Нет, - пискнула я, увидев, что он вынул тарларионовый хлыст, - пожалуйста!
Хлыст полетел вниз, ко мне! Спина взорвалась болью. Меня ударили! Я прикрыла голову руками, закрыла глаза и, испуганно развернувшись, бросилась прочь. Отбежала я недалеко, только на длину натянувшейся и остановившей меня цепи. Мужчина, недолго думая, рывком цепи вернул меня обратно к стремени, и потянул её вверх, намотав цепь на кулак, и выбрав слабину. Я, в ужасе наполовину задыхаясь и хрипя, задёргалась на конце цепи. Я пританцовывала под ним на кончиках пальцев, голая, дрожащая, беспомощная, и он обрушил на меня один за другим три удара, а затем опустил хлыст ещё раз, ради закрепления результата. Меня трясло от рыданий, боли и ужаса. Наконец, мужчина сбросил цепь с кулака и понукнул своего тарлариона, вслед за Пьетро Ваччи. После подобной экзекуции у меня даже мысли не возникло о том, чтобы сопротивляться и я послушно зашагала за ним следом.
- Сегодня вечером, - объявил Пьетро Ваччи, как будто и не заметил моего избиения, - тебя развлекут, как если бы
|
|
|
