 |
Так что я немало удивилась, когда во время вскрытия подарков объявился мистер Первое Свидание.
|
|
|
|
Адонис разулыбался и представился ему через стол. П.С. пожал ему руку.
– А вы здесь с кем?.. – спросил Адонис.
– С ней, – ответил П.С., кивая на меня.
Я нервно рассмеялась.
– Правда, что ли?
– А разве не ты только что меня пригласила?
Я тяжелым взглядом уставилась на Энджел.
– Наверное, именно так это и выглядело, – сказала я. – Но я тут ни при чем. Извини, что так неловко получилось.
Остаток ужина я провела, донимая любезностями бледную, стеснительную девушку, сидевшую слева от меня, пока Адонис и мистер Первое Свидание – у которых обнаружились общие знакомые – болтали об университетских временах. Н. быстро откланялся, Адонис тоже нашел какой‑то предлог, чтобы уйти, весь дальний конец стола собирался к кому‑то домой, чтобы продолжить попойку, и я осталась с Энджел и П.С. Она, предложив нам втроем переместиться в один бар, работавший допоздна, ушла забрать свою машину.
П.С. и я вышли на улицу как раз в тот момент, когда она завернула за угол.
– Извини, что так получилось, – проговорил он.
– Ладно, проехали, – отозвалась я, прекрасно понимая, что ничего не «проехало».
– Я не знал, что та эсэмэска была не от тебя.
– Я понимаю.
– Наверное, я… я некстати?
Я обернулась к нему, злясь на всю эту ситуацию, злясь на то, что мной манипулируют, хотя даже не он был тому причиной, злясь на то, что злюсь: тоже мне повод с ума сходить! Больше всего я злилась на его ранимость, на то, что ему так нужно быть нужным мне. И в голосе его был оттенок…
– Я ведь люблю тебя.
Да, вот именно этого!
Я вздохнула, прикрыла глаза. Мы долго молча стояли на тротуаре. Я смотрела на свои туфли, он смотрел на меня. Это было не то, чего я хотела, и не так, как я хотела. Какой‑то мужчина спросил у нас дорогу, мы указали ему на следующий квартал. На меня накатывал страх, черный туман, чувство затравленности друзьями‑доброжелателями, самой судьбой.
|
|
|
– Я собираюсь взять такси и поехать домой, – сказала я, наконец. – Одна. А ты иди в бар и встречай Энджел, а то она подумает, что мы ее бросили.
Или уехали вместе, мысленно добавила я.
Четверг, 26 февраля
На следующее утро проснулась и обнаружила три пропущенных звонка и еще СМС.
Первые два звонка были с номеров, которые я не узнала. Никаких голосовых сообщений. Не такая уж необычная вещь, но я насторожилась. Поэтому решила перезвонить.
– Доброе утро. Вы случайно не звонили мне прошлой ночью?
Оба абонента смутились, потому что явно не были со мной знакомы, но если считать счетчик звонков беспристрастным судьей, то – да, они пытались мне позвонить. Оказывается, Энджел послала не одно СМС. И они пытались связаться с ней по моему номеру.
Какая я все‑таки идиотка! Ну, она хотя бы не за границу звонила – и то хлеб.
Третий пропущенный звонок был от П.С., почти сразу после полуночи. Эсэмэска тоже оказалась от него: «Ты все еще встречаешься с Н.? Если да, то ты понимаешь, что я этого не знал?»
Эсэмэска оказалась от ПС: «Ты все еще встречаешься с Н.? Если да, то ты понимаешь, что я этого не знал?»
Охо‑хо…. Я и ему перезвонила. Он уже был на работе.
– Привет, извини, что отрываю тебя от дела.
– Ничего страшного… – Голос у него был удивленный.
– Прочла твое сообщение. – Он не ответил. – Я не встречаюсь с Н., сто лет уже как не встречаюсь. Кто тебе наплел, что мы встречаемся? – По‑прежнему нет ответа. – Ладно‑ладно, можно было и не спрашивать, правда?
– У вас такие близкие отношения, и к тому же ни у тебя, ни у него нет постоянных партнеров….
– И это автоматически означает, что мы – больше, чем просто друзья?
– Ну, вообще‑то нет… – Он запнулся. – Но Энджел очень удивилась, когда выяснила, что мы с тобой встречаемся, и она сказала, типа, неужели я не знаю про тебя и Н.
|
|
|
– Прошу прошения… А мы с тобой…. мы встречаемся?
– Э‑э‑э…
– Так, ладно, оставим это. И что же, кто‑то, кого ты едва знаешь, по‑твоему, более надежный источник информации о моей жизни, чем я сама?
– Ну‑у‑у…
– Полное дерьмо!
– Эй, успокойся! Я люблю тебя. Ты мне не безразлична. Я…
Р‑р‑ррр! Опять эти дурацкие слова!
– Я ничего такого не чувствую! Если раньше ты этого не знал, то теперь знаешь. Я не собираюсь принижать твои чувства и говорить, что ты не должен их ощущать, но ты ведь обо мне ничего не знаешь! И в любом случае твои чувства не дают тебе никакого права…
Р‑р‑р, ну все, хватит, я понимаю, что уже ору в трубку и все летит к чертям. И дело не в том, что он мне нужен, а в том, что мне нужно ясно выразить свою точку зрения, да еще так, чтобы он не считал меня полной задницей…
Нет. Забудь об этом. Чем скорее он станет так считать, тем скорее сможет отправиться на поиски кого‑нибудь, кого по‑настоящему полюбит. Я не хочу с ним разговаривать. Мне вообще это не нужно. Я выставлю себя полным ничтожеством.
– Мы просто друг друга не поняли. Я уверен, мы сможем поговорить с ней об этом и…
– Ох, лучше просто… помолчи. Я не хочу об этом говорить. Я не хочу разговаривать с ней. И с тобой. Меня все это вообще не интересует.
– Но я…
– Прощай!
Пауза. Я попыталась представить себе его лицо, представить, что бы я сама сделала в такой ситуации. Старалась бы выиграть время или приняла бы с достоинством? Надо отдать ему должное, он выбрал последнее.
– Прощай. Удачи тебе. Я буду скучать.
– Спасибо.
Я повесила трубку. И отправилась к компьютеру, чтобы послать этой женщине разъяренное письмо по поводу таинственных номеров на моем телефоне и ее разговоров с П.С. Я чувствовала себя трусихой, прячущейся за электронный почтовый ящик, но не была уверена, что смогу удержаться и не наорать на нее по телефону. Напечатано, проверено, отправлено. А потом позавтракала, и погрустила немножко, и почувствовала себя дрянью, и даже мысль о том, что ничто из этого не имеет значения, не сумела меня развеселить.
|
|
|
Пятница, 27 февраля
Когда проходит какое‑то время, уже бывает трудно вспомнить, как, почему и когда тебе кто‑то понравился, и приятно вновь наведаться в эти воспоминания и рассмотреть их – с безопасной дистанции. Вспомнить мальчишку, который однажды облапал меня в общественном бассейне, когда мне было 15 лет. Школьную любовь, которая закончилась из‑за отвращения того парня к куннилингусу. А1, чье искусство в манипулировании моим телом было столь же забавным, сколь и пугающим. Первый раз с кем‑то, о ком до сих пор думаю с любовью, в кого влюбилась быстро и сильно, и еще тысячу раз с ним после, когда мы были вместе, и последний раз с ним – тоже…
Когда проходит какое‑то время, уже бывает трудно вспомнить, как, почему и когда тебе кто‑то понравился.
Тех немногих, которых мне всегда было мало. Как они пахли. Каковы были на ощупь, на вкус. И сколько раз я была с Этим Парнем, и как мне хотелось, чтобы он просто заткнулся и трахал меня, потому что никогда и ни с кем я не кончала так – никогда! Те моменты, когда секс ощущался скорее как духовный зов, чем как биологическая потребность. И то, как эти моменты на целые недели давали мне силу жить, моменты, похожие на жемчужины, нанизанные на нить нашей умирающей любви…
Они прекрасны, эти маленькие наброски, силуэты людей, которые приносили мне радость. Помогают скоротать время в поезде и такси.
Суббота, 28 февраля
Урвала немножко свободного времени и провожу его с родителями, перед тем как они уедут в отпуск за границу. Слушаю местные сплетни и вообще причиняю беспокойство и путаюсь под ногами, как и положено старшей дочери.
Например, мамуля в следующем месяце идет на свадьбу. На церемонию бракосочетания, где будут присутствовать две невесты, одетые в белое, которые обменяются кольцами, и будут жить дальше счастливо до конца дней своих. Обе – старые подруги семьи. Уж как мы рады – и сказать нельзя! Если не считать того, что мама не может найти себе спутника для этого события. Ибо общее мнение таково, что ее обычный кавалер, мой отец, пребывает в неподходящем настроении для такого торжества.
|
|
|
Дело не в том, что он не согласен с концепцией лесбиянства (а какой мужчина с ней согласен, по крайней мере – в теории?) или что у него какой‑то чудовищный пунктик по поводу святости брака.
На заметку мировым лидерам. Наступила эпоха, когда, например, самая высокооплачиваемая в мире художница может, пьяно спотыкаясь, тащиться по церковному проходу в рваной джинсе и подвязках для того, чтобы аннулировать результаты брачной сделки двадцать четыре часа спустя. При этом преданные друг другу партнеры по жизни не могут назвать друг друга «женой и женой». Похоже, прогнило что‑то в Датском королевстве!
Нет, на самом деле это папин чрезмерный энтузиазм по поводу благословенного события привел к тому, что его вычеркнули из списка гостей.
Ибо он настаивает – и абсолютно серьезно – на том, чтобы нанять стриптиз‑шоу на свадебный прием. Мой отец – не из тех людей, которые бросают слова на ветер, и, что еще хуже, его «социальные антенны» славятся своей нечувствительностью. Мы сидели, лениво жуя бейглы, и он рассказывал мне всю историю, какова она была на тот день. Матушка закатывала глаза, будто это был генетически обусловленный рефлекс – а я подозреваю, что так и есть.
– А ты имел в виду мужчин‑стриптизеров или женщин? – спросила я, выказывая чуть больший интерес, чем следовало.
– О, дорогая, только не это! – простонала мама.
– Именно стриптизерш! – воскликнул он. – Представляешь, повсюду вокруг обнаженные леди!
Кстати, я еще не упоминала о том, что мой папочка – извращенец, который кого угодно приведет в смущение? Полагаю, это у нас в крови.
– Не уверена, что это подходящая идея для свадьбы, – заметила я. Мама мудро кивнула, качнув залакированным черным каре.
– Ты совершенно права! – она обернулась к отцу. – Вот видишь? Вот видишь?! Никто не считает, что это хорошая идея…
– Да, – подтвердила я. – Никуда не годная! Но вот девичник со стриптизершами – это круто!..
– Не вздумай его поощрять!
И мама принялась метать в меня угрожающие взгляды, пока папуля, ухмыляясь, взвешивал возможные варианты.
Воскресенье, 29 февраля
Вчера мы с мамулей отправились по магазинам. Мы уже много лет не свершали набегов на точки розничной торговли, но, поверьте мне, продавщицы будут пересказывать эту легенду своим детям и детям своих детей. Мы громогласны, мы знаем свое дело, мы вооружены серьезной суммой денег, и нас невозможно остановить, когда мы прокладываем дымящийся путь от обувного отдела до отдела белья.
Ей нравится стиль Палм‑Бич (ну а какой матроне в ее возрасте не нравится?). Принты в духе Лили Пулитцер, яркие цвета, шелковые джемперы, белые брючки. Я генетически запрограммирована хотеть того же самого, но попробуйте‑ка пожить в грязном городе! Просто невозможно носить шерсть сливочного цвета там, где всегда есть шанс усесться на какой‑нибудь шмутц [58].
|
|
|
Первым делом мы отправились за обувью. Один размер, один вкус. Она обчистила три магазина, вынеся из них все сандалии с ремешками в голубом и зеленом цветах. Я проделала то же самое с вариациями песочного и черного. Сумки, костюмы, аксессуары – все они пали пред мощью нашей ужасающей военной кампании. Она прикупила по меньшей мере три наряда, в которых можно пойти на свадьбу, а также достаточное количество экипировки для отпуска, чтобы одеть в нее целую армию мамочек‑клонов. Мне пришлось изо всех сил сдерживать, чтобы она не набрала себе расшитых бусами двоек в цветочных принтах. Она отсоветовала мне покупать винтажные туфельки, заявив, что мои щиколотки в них выглядят «слишком пухлыми».
Такова сила безусловной любви. Только мать может крикнуть своей дочери «Трусы видно!» громовым ревом, сотрясающим фундамент здания и достаточно впечатляющим, чтобы заставить выживших долго вспоминать эту катастрофу.
Она:
– Милая, ты так потрясающе выглядишь в зеленом! Неужели ты это не купишь?
Я:
– Ну, не знаю, по‑моему, я в нем чересчур грудастая.
Только мать может крикнуть своей дочери «Трусы видно!» громовым ревом так, чтобы заставить выживших долго вспоминать эту катастрофу.
Она (выставляя на всеобщее обозрение свой собственный обширный бюст):
– Выглядеть чересчур грудастой невозможно! Ты что, хочешь походить на подростка?
И она швыряет одежку, о которой идет речь, обратно в мою кучку.
И я трепещу в тени интеллекта, превосходящего мой собственный.
Март
|
|
|
