Изучение социальных конфликтов.

ЛЬЮИС КОУЗЕР О КОНФЛИКТАХ

 

Льюис Коузер (1913 – 2003) – выдающийся американский социолог, один из лидеров направления, получившего известность как теория конфликта.

 

Даже беглое изучение современных работ американских социоло­гов ясно показывает, что тема конфликта действительно игнорирует­ся в научных исследованиях. На наш взгляд, игнорирование конфлик­та является результатом изменений, про­изошедших с аудиторией и социальной ролью американских социо­логов, а также в их представлениях о самих себе. Эти изменения способствовали смещению фокуса исследовательско­го внимания: от конфликта к таким областям социологии, как "кон­сенсус", "общие ценностные ориентации" и т. п.

Американские социологи первого поколения считали себя реформаторами и обращались к сообществу реформаторов. Та­кое представление о самих себе и об обществе привлекало внимание к ситуациям конфликта, чем и объясняется увлеченность конфликт­ной проблематикой. Кроме того, социальный конфликт отнюдь не рас­сматривался как исключительно негативное явление, но определенно считался носителем и позитивной функции. В частности, конфликт служил главной объясняющей категорией при анализе социальных из­менений и "прогресса". Реформаторская этика так ориентировала интересы первого поко­ления американских социологов, что превратилась в важную предпо­сылку ускоренного развития самой социологии. Коренные интересы реформаторов в своих практических импликациях требовали систе­матического, рационального и эмпирического изучения общества и контроля над коррумпированным миром.

… В противоположность ученым, рассмотренным выше, большинство социологов, определяющих современный облик дисциплины, не считают себя реформаторами и не обращаются к аудитории рефор­маторов, а ориентируются на чисто академическую и профессиональ­ную аудиторию либо ищут внимания у лиц, принимающих решения в государственных и частных организациях. В центре их внимания — преимущественно адаптация, а не конф­ликт; социальная статика, а не динамика. Важнейшей про­блемой для них является сохранение существующих структур, а также способы и средства обеспечения их спокойного функционирования. Дезадаптация и напряженность для них — промежуточный этап на пути к консенсусу. В то время как старшее поколение обсуждало не­обходимость структурных изменений, новое поколение занято при­способлением индивидов к существующим структурам.

…В то время как старшие поколения были озабоче­ны прогрессивными изменениями социального порядка, Парсонс заинтересован в консервации существующих струк­тур. Хотя он внес существенный вклад в теорию социального контро­ля и понимание ситуаций напряженности, присущих раз­ным социальным системам, он оказался не в состоянии ввиду своей исходной ориентации развить теорию социального конфликта.

…Если обратиться к другим социологам, обнаруживается, что укло­нение от использования понятия "конфликт" (определяемого как "со­циальная болезнь") и выдвижение понятий "равновесие" или "состо­яние сотрудничества" (определяемых как "социальное здоровье") представляет собой элемент программной ориентации Элтона Мэйо и его школы индустриальной социологии. Один из предста­вителей этой школы Ф. Ретлисбергер следующим образом формули­рует главную проблему: "Как поддержать такое гармоничное трудо­вое равновесие между различными социальными группами на пред­приятии, чтобы ни одна из групп не противопоставляла себя осталь­ным?" Закоренелая неспособность Мэйо понять конфликты инте­ресов прослеживается во всех его работах. Исследования Мэйо всегда велись с разрешения руководства пред­приятий и в сотрудничестве с ним. Целью их было способствовать разрешению проблем менеджмента. Для Мэйо менеджмент воплоща­ет главные цели общества. Ясно, что с этих позиций он никогда не рассматривал возможность того, что в индустриальной системе могут существовать конфликтующие интересы, отличающиеся от различных установок или "логик".

… Наш обзор идей некоторых ведущих социологов нынешнего поко­ления показал, что они уделяют социологическому анализу конфлик­та гораздо меньше внимания, нежели отцы американской социологии. Современные социологи далеки от идеи того, что конфликт, возможно, — это необхо­димый и позитивный элемент всех социальных отношений; они склон­ны видеть в нем лишь разрушительное явление. Преобладающая тен­денция у всех мыслителей, взгляды которых мы вкратце рассмотрели, состоит в поиске "путей согласия" и взаимного приспособления пу­тем редукции конфликта.

В других работах я подробно обсуждал некоторые причины такого изменения во взглядах и в оценке интересующих нас проблем. Здесь я хотел бы перечислить лишь некоторые из них, не приводя всех не­обходимых для обоснования этого мнения аргументов.

Вероятно, самую важную роль сыграло изменение положения со­циологов, произошедшее в последние десятилетия. Прежде всего сле­дует отметить бурное развитие прикладных социальных наук и в свя­зи с этим появление разнообразных возможностей внеакадемической деятельности социологов. Если на раннем этапе социология развива­лась почти исключительно как академическая дисциплина, то в пос­ледние десятилетия мы стали свидетелями расцвета прикладной со­циологии, практического применения результатов исследований и привлечения социологов к работе в различных государственных и частных бюрократических структурах. Поскольку американские со­циологи в основном ушли из "чисто" академического исследования, в рамках которого они обычно формулировали свои проблемы, в при­кладную область, они в значительной степени лишились свободы вы­бора исследовательских задач и интересующих их собственно теоре­тических проблем, заменив их проблемами своих клиентов.

…Лица, принимающие решения в организациях, заинтересованы в сохранении и упрочении организа­ционных структур, посредством которых они реа­лизуют власть. Любой конфликт в рамках этих структур, представляется им дисфункциональным. Всеми интересами слитый с существующим порядком, руководитель скло­нен рассматривать любое отклонение как результат психологическо­го сбоя и объяснять конфликтные ситуации как результат действия подобных психологических факторов. Поэтому он скорее будет оза­бочен снятием "напряженности" и устранением "стрессов" и "трений", чем изучением тех аспектов конфликтного поведения, которые могли бы указывать на необходимость изменения основ институционально­го порядка. Кроме того, руководители склонны заострять внимание на дисфункциональном значении конфликта для структуры в целом, нежели входить в рассмотрение положительных функций конфликта для конкретных групп внутри структуры.

… этого недостаточно для объяснения того, почему большинство современных социологов, не работающих в приклад­ной области, пренебрегают изучением конфликта. Отметим не­сколько факторов: исчезновение в последние десятилетия независи­мой реформаторской аудитории, характерной для раннего этапа раз­вития социологии; влияние спонсоров на исследования в сочетании с нежеланием организаций финансировать исследования, которые могут способствовать реформаторской деятельности; общая полити­ческая атмосфера в период холодной войны, а также страх перед со­циальными конфликтами и призывы к единству.

Пренебрежение изучением социального конфликта, точнее пренеб­режение изучением его функций в противоположность дисфункциям, в значительной мере объясняется изменившейся за последние десятиле­тия ролью американских социологов.

… В то время как первое поколение американских социологов обра­щалось к людям, ориентированным на конфликт — юрис­там, реформаторам, политикам, радикалам всякого рода, — современ­ные американские социологи находят свою аудиторию среди людей, заинтересованных в укреплении общих ценностей и минимизации групповых конфликтов; это социальные работники, пси­хологи и психиатры, религиозные лидеры, работники образования, а также менеджеры в государственных и частных структурах. Свой вклад в изменение аудитории социологов внесли сла­бость реформаторских движений и усиление бюрократических струк­тур, нуждающихся в услугах социологов для решения управленчес­ких задач. По ходу этого изменения изменились и представления мно­гих социологов о себе и своей роли: от имиджа сознательного защит­ника реформ — к имиджу "защитника от неприятностей" и специали­ста в области человеческих отношений.

Современные социологи склонны фокусировать внимание на од­них аспектах социального поведения, не замечая других, столь же важных с теоретической точки зрения. В нижеследующих главах рассмат­ривается один из таких игнорируемых аспектов социологической те­ории, при этом особое внимание уделяется ряду положений, касаю­щихся функций социального конфликта.

 

… Изучая положения, почерпнутые в классической работе Георга Зиммеля "Конфликт", мы сопоста­вим их с соответствующими идеями других социальных теоретиков и с эмпирическими данными, которые, возможно, их иллюстрируют, модифицируют или опровергают. Нашей задачей станет прояснение этих положений. Мы не ставим целью их верификацию; это возможно только путем проверки теории в систематическом эмпирическом исследовании. Работа Зиммеля строится вокруг главного тезиса: "конфликт — это форма социализации". По сути, это означает, что ни одна груп­па не бывает полностью гармоничной, поскольку в таком случае она была бы лишена движения и структуры. Группам необходима как гар­мония, так и дисгармония, как ассоциация, так и диссоциация; и конф­ликты внутри групп ни в коем случае не являются исключительно раз­рушительными факторами. Образование группы — это результат про­цессов обоего вида. Убеждение в том, что один процесс разрушает то, что создает другой, а то, что остается в конце, представляет собой результат вычитания одного из другого, основано на заблужде­нии. Напротив, и "позитивный", и "негативный" факторы создают групповые связи. Конфликт, так же как и сотрудничество, обладает социальными функциями. Определенный уровень конфликта отнюдь не обязательно дисфункционален, но является существенной состав­ляющей как процесса становления группы, так и ее устойчивого су­ществования.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

На страницах книги нами был рассмотрен ряд тезисов, привлекаю­щих внимание к различным условиям, при которых социальный кон­фликт способствует сохранению, урегулированию либо адаптации со­циальных отношений и социальных структур.

… Основания для конфликтов существуют при любом типе социаль­ной структуры, поскольку индивиды и подгруппы повсюду склонны время от времени претендовать на недостающие им ресурсы, престиж или властные позиции. Но социальные структуры различаются по доз­воленным способам выражения антагонистических требований. Не­которые относятся к конфликтам более терпимо, нежели другие.

… В гибких социальных структурах множество конфликтов пересе­каются, предотвращая тем самым раскол по какой-нибудь одной оси. Причастность индивидов к нескольким группам заставляет их участво­вать в разнообразных групповых конфликтах, не давая тем самым пол­ностью вовлечься в какой-либо один из них. Таким образом, частич­ное участие во многих конфликтах создает механизм внутренней ба­лансировки структуры.

В нестрого структурированных группах и открытых обществах кон­фликт, нацеленный на снятие напряжения между противниками, обыч­но выполняет функции стабилизации и интеграции системы отноше­ний. Допуская прямое и неотложное выражение противоположных по смыслу требований, такие социальные системы способны реоргани­зовывать свои структуры, устраняя источники недовольства. Пережи­ваемые ими многочисленные конфликты служат устранению причин разобщенности и восстановлению единства. Проявляя терпимость по отношению к конфликту и институционализируя его, они обеспечи­вают себя важным стабилизирующим механизмом.

Кроме того, внутригрупповой конфликт часто помогает актуали­зировать уже принятые нормы или способствует возникновению но­вых. В этом смысле социальный конфликт является механизмом при­способления норм к новым условиям. Гибкое общество выигрывает от конфликтных ситуаций, потому что подобное поведение, помогая со­здавать и изменять нормы, гарантирует его выживание в изменяющих­ся условиях. В жестких системах такой механизм отсутствует; подав­ляя конфликт, они глушат полезный сигнал тревоги, уве­личивая опасность катастрофического раскола.

Внутренний конфликт может также служить средством выяснения относительной влиятельности антагонистических интересов внутри структуры; тем самым он создает механизм сохранения или постоян­ного регулирования баланса сил. Поскольку начало конфликта озна­чает отказ от достигнутого равновесия, а сам конфликт позво­ляет соперничающим сторонам продемонстрировать свои силы, постоль­ку открывается возможность достижения нового равновесия и разви­тия отношений на новой основе. Следовательно, социальная структура, оставляющая место для конфликтов, располагает важными средствами, позволяющими избежать нарушения равновесия или вос­становить его путем изменения соотношения сил.

Конфликты с одними группами толкают на создание объединений и коалиций с другими. Конфликты с участием этих объединений и коалиций способствуют установлению связей между их участниками, уменьшают социальную изоляцию, соединяют индивидов и группы, которые иначе оставались бы враждебными друг другу. Социальная структура, допускающая множественность конфликтов, содержит в себе механизм налаживания связей между изолирован­ными или враждебными друг другу сторонами и вовле­чения их в сферу публичной активности. Более того, подобная струк­тура благоприятствует многообразию ассоциаций и коалиций, разно­образные цели которых пересекаются и, напомним, тем самым пре­дотвращают концентрацию конфликтного потенциала в одном направ­лении.

Если группы и ассоциации возникли благодаря конфликтам с дру­гими группами, то подобные конфликты и в дальнейшем могут слу­жить сохранению границ между ними и окружающей социальной сре­дой. Таким образом, социальный конфликт помогает структурировать социум, фиксируя позиции различных подгрупп внутри системы и помогая определить властные отношения между ними.

Но нет такого общества, в кото­ром допускалось бы свободное выдвижение любого антагонистического требования. Общества располагают механизма­ми канализации недовольства и враждебности, не затрагивающих от­ношений, внутри которых возникает антагонизм. Подобные механиз­мы часто действуют посредством институтов, выполняющих функцию "защитных клапанов". Они поставляют замещающие объекты для вы­ражения враждебных чувств и позволяют реализовать агрессивные тенденции безопасным для системы образом.

Институты, выполняющие функцию "защитных клапанов", служат сохранению как социальных систем, так и систем индивидуальной безопасности, но их одних недостаточно для выполнения этих функ­ций. Они препятствуют коррекции отношений в изменяющихся усло­виях, а поэтому помогают лишь частично или временно. Существует гипотеза, что потребность в институтах, выполняющих функцию "за­щитных клапанов", возрастает по мере ужесточения социальной струк­туры, т. е. в той степени, в какой она запрещает прямое выражение антагонистических требований.

Институты, выполняющие функцию "защитных клапанов", приво­дят к смещению цели субъекта: он стремится не к разрешению неудовлетворительной ситуации, а лишь к снятию возникшего по этой причине напряжения. Там, где такие "защитные клапаны" подставля­ют замещающие объекты для выражения враждебных чувств, сам конфликт канализируется: он переносится с исходных неблагополуч­ных отношений на те, в которых целью индивида является не дости­жение конкретных результатов, а только снятие напряжения.

Это дает нам критерий, отличающий реалистический от нереалис­тического конфликта.

… Анализ различных типов конфликта и социальных структур при­вел нас к заключению, что конфликт бывает дисфункционален для тех социальных структур, которые нетерпимы по отношению к конфликту, и в которых сам конфликт не институциона­лизирован. Острота конфликта, грозящего "полным разрывом" и под­рывающего основополагающие принципы социальной системы, напря­мую связана с жесткостью ее структуры. Равновесию подобной струк­туры угрожает не конфликт как таковой, а сама эта жесткость, способ­ствующая аккумуляции враждебных чувств и направляющая их вдоль одной оси, когда конфликт все-таки вырывается наружу.

 

РАЛЬФ ДАРЕНДОРФ О ФУНКЦИЯХ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ

 

Ральф Дарендорф (1929 - 2009) – выдающийся современный социолог. Родился в Германии. Работал в университетах Гамбурга, Тюбингена, Констанца. Являлся членом федерального правления политической партии свободных демократов (СвДП). Долгие годы жил в Великобритании. Удостоен английской королевой титула рыцаря (с правом именоваться «сэром») за свою научную, общественную и политическую деятельность.

 

Спустя четверть века после Парсонса функционализм представляет собой такую школу социологической мысли, которая подходит к решению каж­дой проблемы в аспекте равновесно бесперебойного функ­ционирования обществ и их «подсистем», и поэтому проверяет каждый феномен на его вклад и поддержание равнове­сия в системе.

Без сомнения, существуют проблемы и феномены, для ко­торых такой подход обещает содержательные результаты. Примером может служить упомянутая взаимосвязь социали­зации человека с воспитательными учреждениями. Однако же имеются и другие, упрямые социальные факты, сталки­ваясь с каковыми функциональный анализ приводит к оче­видным трудностям. К ним принадлежит феномен социаль­ного конфликта и все связанные с ним проблемы. Общества не являются сплошь гармоничными и рав­новесными структурами; в обществах постоянно проявляют­ся конфликты между группами, несовместимыми ценностя­ми и ожиданиями. Конфликт представляется универсальным социальным фактом и, вероятно, даже служит необходимым элементом всякой социальной жизни. При этом возникает вопрос: как справляется с таким фактом функциональная точ­ка зрения?

…Первая по времени попытка применить функционалистскую картину общества к проблематике социальных конфликтов в то же время в объективном отношении является наименее удовлетворительной. Одним из ее крайних представителей был американский индустриальный социолог Элтон Мэйо…

Для Мэйо «нормальное» состояние общества есть состоя­ние интеграции, кооперации, равновесного функционирова­ния системы. Каждый индивид, группа и уч­реждение обладают своим местом и собственной задачей в системе целого; у них есть свои функции. И от Мэйо не ускользает тот факт, что общества функционируют не всегда бесперебойно: «К сожалению, для известных нам индустриальных обществ явно характерно то, что различные по своему воспитанию группы не имеют особой охоты к со­трудничеству с другими группами. Напротив того, их установ­ка обычно предполагает равнодушие или вражду». Но ведь такая межгрупповая вражда якобы приводит к раз­рушительным последствиям и влечет общества к гибели.

Уже формулировка проблемы выдаст то, каким образом Мэйо хочет объяснить аспекты, разрушающие социальные структуры. По его мнению, межгрупповая борьба и конфлик­ты не в состоянии вырастать из структуры общества, посколь­ку общество представляет собой полностью функциональное образование. Поэтому там, где мы встречаемся с конфлик­тами, они зависят от метасоциальных и притом от индиви­дуально-патологических причин. Социальные конфликты, считает Мэйо, суть не что иное, как проекции психологичес­ких расстройств (у тех, кто развязывает эти конфликты) на психологические отношения. Следовательно, ведя речь об индустриальных конфликтах, Мэйо говорит преиму­щественно о профсоюзных лидерах: «У этих людей нет дру­зей... Они не могли содержать себя... Они считали мир враж­дебным себе местом... В любом случае их личная биография была историей социальной исключительности — детство без нормальных и счастливых отношений с другими детьми в работе и игре...».

Значит, проблема преодоления социальных конфликтов, по сути, представляет собой проблему психо­терапии вождей конфликтующих групп — или, как говорит Мэйо, проблем опосредствования «социальных навыков». Выходит, что если каждый индивид обладает социальными навыками мирного сотрудничества с другими, то функцио­нальное общество превращается в функционирующее.

Забавно на основании соображений Мэйо проследить, как понятие «нормального» преобразуется в нормативное поня­тие. «Репрезентативное правление, — писал Майо, — не мо­жет действенным образом исходить из общества, раздроблен­ного межгрупповой враждой и ненавистью». Разве не соответствует духу репрезентативного правления улавливать и канализировать всегда наличествующую меж­групповую вражду? Но для Мэйо нормальное состояние рав­новесного функционирования общества, сотрудничества между всеми его частями к вящей славе целого является и идеальным состоянием. Всё, что функционально следует счи­тать помехами — например, конфликты — тотчас же полити­чески и морально отклоняется в качестве неполноценного. Социологический принцип объяснения провозглашается как политическая догма: «Общество есть кооперативная система; цивилизованное же общество есть такое, в котором со­трудничество основывается на понимании и на воле к совме­стной работе, а не на насилии».

… Следовательно, конфликт представляет собой социологически произвольный феномен помехи в системе кооперации. Такова логика утопии, и такова же логика тоталитарного отношения к девиантам…

Следствия этого подхода демонстрируют неплодотворность радикального функционализма. Если у конфликтов нет функции из-за того, что они вообще не являются общественным феноменом, то у социолога остается возможность воспринимать их лишь в качестве проблем. Если же он все-таки займется их описани­ем, то он уже не сможет делать различие между криминаль­ностью, психопатологией, рабочим движением и политичес­кой оппозицией; ведь вся совокупность этих феноменов счи­тается вариантами симптомов принципиально одинаковых индивидуальных расстройств…

Гораздо более серьезную попытку ответа на эти вопросы предпринял Р. К. Мертон в статье «Яв­ные и латентные функции» и работе «Социальная структура и аномия».

…нет никакого сомнения, что попытка Мертона зна­меновала собой значительный прогресс в развитии функци­онального анализа. Этот прогресс заключался в первую оче­редь в указании на возможность систематического объясне­ния конфликтов «на структурном уровне». Но в то же время кажется весьма сомнительным, что одного понятия «дисфун­кция» достаточно для наведения мостов от структурно-фун­кционального анализа к анализу изменения. Мертон не говорит, что конфликты не способствуют функ­ционированию социальных систем, — что означало бы пол­ный отказ от высказывания — но говорит, что конфликты способствуют нефункционированию систем. Значит, в поня­тии дисфункции кое-что высказывается о конфликтах. Но высказывается недостаточно, ибо решающий вопрос остает­ся открытым: что лее тогда представляет собой нефункцио­нирование обществ? Болезнь ли это общества, отклонение ли от социальной нормы? Или опять-таки «нормальное состояние», в котором, правда, царят совершен­но иные законы? Поскольку этот вопрос остается без отве­та, я бы склонялся к тому, чтобы усматривать в понятии дис­функции, в конечном счете, отказ от высказывания, то есть остаточную категорию. «Дисфункция» — не более, чем ярлык, каковой можно приклеивать к явлениям, объяс­нение которых хотя и считается возможным, но пока недо­стижимо; ведь констатируя, что забастовка или революция «дисфункциональны», а следовательно, способствуют нефункционированию соответствующих социальных систем, пока объяснили не слишком много.

 

В трудах Р. К. Мертона про­являются слабос­ти, которыми характеризуется его трактовка социальных конфликтов. По различным вопросам он стремится найти пути к постижению многообразия социологических про­блем, чтобы смягчить односторонность, абстрактность и же­сткость функционального подхода. Поскольку при этом он остается функционалистом, его намерение, как правило, приводит к ограничениям (вроде огово­рок, касающихся абсолютных постулатов функционализма, или требования разработать «теории среднего уровня»), ко­торые ослабляют силу теории, но не продвигают анализ. По­этому попытка его ученика Льюиса Козера встроить социальные конфликты в функциональный анализ теоретически более последовательна и убедительна, но менее плодотвор­на аналитически.

… Во многих местах своего исследования Козер подчеркивает тре­вожное невнимание современной социологии к проблемам социального конфликта. Егo критика функционализма не лишена остроты. И все-таки цель его рассуждений заключается в том, чтобы связать функциона­лизм с анализом социальных конфликтов, — и, хотя он счи­тает такую цель достижимой, его критика Парсонса, Мертона и других по сути ограничивается утверждением, что эти авторы пренебрегали анализом конфликтов. Со­циальные конфликты — строит аргументацию Козер — могут быть разрушительными и тем самым дисфункциональны. Но они не всегда таковы, и в этом высказывании их воздействия не исчерпываются. Кроме того, всякий конфликт содержит и элементы, которые Козер характеризует как «позитивно функциональные», то есть конфликты — подобно ролям, цен­ностям и институциям — вносят некий вклад в функциони­рование социальных систем: «Конфликт может служить уст­ранению разделяющих элементов в их взаимосвязи и восста­новлению единства. Поскольку конфликт обозначает снятие напряжения между противниками, он обладает стабилизи­рующими функциями и становится одним из интегративиых компонентов отношений... Взаимозависимость между враж­дебными группами и все разнообразие конфликтов, которые, устраняя друг друга, служат сшиванию социальной системы, препятствуют дезинтеграции...» Следовательно, функциональный подход не только в состоянии удовлетво­рительно объяснить конфликты, но и упрямый факт соци­альных конфликтов в их интегративном значении можно постичь только посредством функционального анализа.

Итак, верно, что социальный конфликт предполагает и даже создает некую общность между вражду­ющими сторонами. Так, не существует конфликта между не­мецкими домохозяйками и перуанскими шахматистами, по­скольку между этими двумя группами вообще отсут­ствуют социальные отношении. С другой стороны, конфликт между рабочими и предпринимателями становится отправ­ной точкой для разработки определенных правил игры, свя­зывающих стороны между собой. И если важно видеть, преж­де всего, конечные последствия социальных конфликтов — что упустил, например, Маркс, в ущерб собственным прогно­зам, — то и у Козера о последствиях социальных конфликтов сказано очень немного. Неужели действительно един­ственное социологическое следствие забастовок или революций заключается в том, что они формируют не­кие отношения между враждебными партиями? Поставить этот вопрос означает ответить на него отрицательно.

…Хотя Козеру и удается показать, что даже функционалист в состо­янии кое-что высказать о конфликтах, но в то же время он демонстрирует убожество функционального подхода перед лицом проблем, выходящих за рамки наличных социальных систем. Вывод Козера — последнее слово функционализма по проблематике социальных конфликтов: по мере возможнос­ти они выросли из структуры общества; они могут быть дис­функциональными, но могут быть и функциональными. И все-таки хотелось бы надеяться, что последнее слово фун­кционализма не является последним словом социологии по этой проблеме. А это значит, что при определении послед­ствий социальных конфликтов социологическую теорию сле­дует радикально отделить от функциональной системной модели общества и заняться поисками новых отправных точек.

Согласно моему тезису, постоянная задача, смысл и следствие социальных конфликтов заключаются в том, чтобы поддер­живать изменения в обществах и спо­собствовать этим изменениям. Если угодно, изменения мож­но было бы назвать «функцией» социальных конфликтов. И все же понятие функции применено здесь в нейтральном смысле, то есть без всякой соотнесенности с «системой», представляемой как равновесная. Последствия социальных конфликтов невозможно понять с точки зрения социальной системы; скорее, конфликты в своем влиянии и значении становятся понятными лишь тогда, когда они со­относятся с историческим процессом в обще­ствах. В качестве одного из факторов вездесущего процесса социальных изменений конфликты в высшей степени необ­ходимы. Там, где они отсутствуют, подавлены или же мнимо разрешены, изменения замедляются и сдерживаются. Там, где конфликты признаны и управляемы, процесс изменения сохраняется как постепенное развитие. Но в любом случае в социальных конфликтах заключается выдающаяся творчес­кая сила обществ. И как раз оттого, что конфликты выходят за рамки наличных ситуаций, они служат жизненным элемен­том общества — подобно тому, как конфликт вообще являет­ся элементом всякой жизни.

… Отношении между конфликтом и изменением, по существу, очевидны. Так что же следует из противоречия между пра­вительством и оппозицией? Ради простого сохранения на­личной системы хватило бы одной группы. Если бы оппози­ция была всего лишь патологическим элементом и фактором нестабильности, она оказалась бы излишней. Оче­видный смысл противоположности между правительством и оппозицией состоит в том, чтобы поддерживать жизнь в по­литическом процессе, разведывать новые пути в противоре­чиях и дискуссиях и тем самым сохранять творческий харак­тер человеческих обществ. То же касается конфликтов в эко­номической сфере, в юриспруденции и во всех остальных организациях и институциях. Итак, смысл и по­следствия социальных конфликтов заключаются в том, что­бы поддерживать исторические изменения и способствовать развитию общества.

Конфликты не являются причинами социальных из­менений; вопрос о причинах изменений отпадает вообще, если мы совершаем Галилеев переворот, делая движение на­шим первым постулатом. Однако же конфликты — это неко­торые из факторов, определяющих формы и размеры изме­нений; поэтому их надо понимать в контексте строго исторической модели общества. В основе структурно-функ­циональной теории лежит аналогия между организмом и об­ществом. С точ­ки зрения структурно-функциональной теории конфликты и изменения суть патологические отклонения от нормы рав­новесной системы; для представленной же здесь теории, на­против того, стабильность и застой характеризуют обще­ственную патологию. В функционализме проблемы конфлик­та всегда остаются трудно интерпретируемыми марги­нальными явлениями общественной жизни, но в свете опробованного здесь теоретического подхода они попадают в центр всякого анализа.

 

Если же мы будем понимать структурно-функциональную модель общества как нормативную, то есть спросим, как жилось бы в функциональной социаль­ной системе, то в этой модели сразу же обнаруживается ее наихудшая сторона. Равновесная функциональная система как идеальное представление — ужасная мысль. Это будет об­щество, где каждый и всё имеет закрепленное за собой мес­то, играет собственную роль, выполняет собственную функ­цию; общество, где все идет как по маслу, и поэтому ничто и никогда не нуждается в изменении: раз и навсегда правиль­но упорядоченное общество. Поскольку структурно-функци­ональное общество таково, оно совершенно не нуждается в конфликтах; с другой же стороны, поскольку ему неведомы конфликты, оно напоминает ужасную картину совершенно­го общества. Пусть такая модель сходит за продукт утопичес­ких фантазий, в качестве программы или идеологии реаль­ных отношений она может иметь лишь нетерпимые послед­ствия. Если утопия реализуется, то она всегда будет тотали­тарной; ибо лить тоталитарное общество знает де-факто, во всяком случае, мнимо знает, — то всеобщее согласие и единство, ту серую одинаковость равного, которая характе­ризует совершенное общество. Кто хочет достигнуть обще­ства без конфликтов, тому придется добиваться этого посред­ством террора и полицейского насилия, ибо сама мысль о бесконфликтном обществе есть акт насилия по отношению к человеческой природе.

То, что дела обстоят таким образом, имеет при­чину, которую хотелось бы обозначить как теоре­тико-познавательную. Совершенное человеческое общество предполагает возможность, что как минимум один человек в состоянии познать совершенное во всей его полноте. Но ведь существует убедительная философская гипотеза, что консти­туционально мы живем в мире неопределенности, то есть что ни один человек не в состоянии дать на все вопросы раз и навсегда правильные ответы. Что бы мы ни могли выска­зать — о мире, о человеческом обществе, об острых пробле­мах внешней и внутренней политики — снабжено критичес­кой оговоркой «насколько мы в состоянии познать». Нам всегда недостает информации, чтобы что-либо знать с уверенностью; нам всегда не хватает познавательной мощи, чтобы постигать суть вещей обязыва­ющим образом. Мир даже может быть совершенным и нести в себе возможность определенности. Люди же по своей при­роде слишком несовершенны для обретения такой опреде­ленности.

…Если справедливо, что наше существование в этом мире характе­ризуется неопределенностью; если, следовательно, человек в качестве общественного существа всегда пред­ставляет собой существо историческое, то конфликт знаме­нует надежду на достойное и рациональное освое­ние жизни. И тогда конфликты предстают как силы, которые формируют человеческий смысл истории: общества остаются человечными обществами в той мере, в какой они объединяют в себе несовместимое и под­держивают жизненность противоречий.

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: