Моральная карьера девианта

 

Касаясь вопроса об участии общества в формирования человеческого «Я», Гофман подчеркивал, что наше «Я» не является собственностью лица, которому его приписывают. Скорее, оно обитает в образце социального контроля, который осуществляется в связи с этим человеком им самим и теми, кто его окружает. Этот особый вид институциональной аранжировки не столько поддерживает Я, сколько его конструирует. Согласно Гофману, «каждое Я – складывается в границах институциональной системы, будь это социальное учреждение, такое, как психиатрическая больница, или комплекс личных и институциональных отношений. Я, следовательно, можно рассматривать как нечто, обитающее в тех упорядочениях, которые существуют в социальной системе для ее членов. Я в этом смысле не является собственностью лица, которому его приписывают».

Например, подростка, совершившего серьезный проступок, объявляют преступником и обращаются с ним, например, в школе или в милиции, более сурово, чем он заслуживает. Получив стигму преступника, молодой человек может привыкнуть к такому облику и смириться с тем, что другого от него и не ждут. Так начнется его путь к жизни профессионального преступника. Такое патологическое развитие личности Гофман назвал моральной карьерой девианта.

 

«Я» в тотальных институтах

 

Закрытые сообщества, обитатели, которых вырваны из большого общества на значительный период времени и ведут совместно закрытый и формально при помощи определенных правил и процедур регулируемый образ жизни, находясь под жестким контролем и образуя часто иерархию высших и низших местоположений, Гофман назвал тотальными институтами. К их числу можно отнести монастыри, тюрьмы, казармы, психиатрические клиники, лепрозории, интернаты, детские и инвалидные дома, дома престарелых, колонии для преступников и ряд других учреждений.

Попав в такие места, человек обычно сильно меняется. Его «Я» конструируется и изменяется не столько индивидом, сколько институтом, частью которого он индивид является. Более чем где-либо в обществе, «Я» в тотальных институтах есть не столько собственность лица, которому оно принадлежит, сколько особый компонент в содержании институциональных порядков.

19.

Рабочие материалы по этнометодологии

 

Этнометодология (далее – ЭМ) рассматривается иногда как слишком непривычный взгляд на объекты социального мира. Её сильно критиковали и критикуют. Но нельзя не видеть, что она тесно связана с интеракционизмом и феноменологией, и подобно им занимается интерпретациями социальных отношений между людьми, живущими обычной жизнью. Сколь бы ни казалась ЭМ непохожей на другие направления в социологии, ясно, что она пытается найти свой вариант ответа на старый вопрос социологии: «Как возможен и почему существует социальный порядок»? В ЭМ мы встречаем очередную попытку критически оценить достижения «традиционной социологии».

Основоположником ЭМ является американский социолог Гарольд Гарфинкель (1917 - 2011). Его работы идейно связаны с работами интеракционистов, Шютца и Гофмана, хотя докторскую диссертацию Гарфинкель защищал под руководством Парсонса. Гарфинкель разделяет тезис Шютца о фундаментальном отличии научной рациональности от здравого смысла. Он согласен, что «рациональное действие», как оно определено Парсонсом, не характерно для социального мира. Гарфинкель утверждает, что, хотя все теоретические постановки проблемы порядка относительны, естественная установка абсолютна. Но в отличие от Шютца Гарфинкель не может удовлетвориться чисто теоретическими рассуждениями. По Гарфинкелю нужно не описывать социальный мир в качестве игры кукол, а стараться увидеть, «как люди, будучи отдельными и в то же время странным образом сопричастными существами, осуществляют построение, проверку, поддержание, изменение, подтверждение, оспаривание и определение порядка – вместе». Первым шагом на пути осуществления этой программы стало установление Гарфинкелем «новой территории социологического анализа: исследование свойств практического здравого смысла в повседневных ситуациях действия», участвуя в которых люди создают и воссоздают социальный порядок, то есть само общество.

Изучение способов, или методов построения порядка Гарфинкель назвал этнометодологией. Само название Гарфинкель объяснял так: «Этно» имеет отношение, так или иначе, к понятности для члена сообщества здравого смысла его сообщества, как здравого смысла ‘самого по себе’. Если бы мы говорили об «этно-ботанике», то это бы имело отношение к его знаниям или представлениям о том, есть ли среди членов сообщества адекватные методы для рассмотрения ботанических проблем… и термин «этнометодология» был взят именно в этом смысле»… «Вот чем занимается этнометодология. Это направленное изучение представлений члена сообщества о его обычных, повседневных делах, о его собственных инициативах, где эти представления рассматриваются как часть среды, окружающей человека, которое они [эти представления] также делают упорядоченным». ЭМ изучает методы, используемые людьми для создания смысла во взаимодействиях, его поддержание и т.д. Этнометодология – это метод, позволяющий увидеть то, что «все видели, но не замечали». Результатом является не теория, а каталог социологических исследований. Гарфинкель не считал, что социология достигла уровня теории. В данное время она является социологической манерой разговора об обществе, а не описанием существующей социальной системы. На повестке дня стоит проведение исследований, которые бы действительно схватывали то, как социальная жизнь осуществляется, а не были бы просто неадекватными ее реконструкциями.

Последователи Гарфинкеля объявляют свой подход альтернативой ранее существовавших социологических парадигм. Они «идут в народ», интересуются его повседневной жизнью, пытаются относиться ко всем человеческим проявлениям без иронии, воспринимая любое взаимодействие между людьми серьезно. Исследования этнометодологов направлены на изучение методов, составляющих повседневную жизнь людей, их повседневную деятельность, повседневные ситуации, их представления из категории здравого смысла о социальных структурах, а также анализ повседневных социологических размышлений.

Ранние исследования этнометодологов включали эксперименты, подчас провокационные, по вр е менному разрыву привычных ритуалов, стиля общения людей и наблюдение за тем, как люди реагируют на неожиданные вторжения в привычную среду. Этнометодологи полагали, что именно в непривычных версиях обыденных ситуаций люди могут проявить те фоновые ожидания, которыми они, порой неосознанно, руководствуются в своих действиях.

Основными участниками эксперимента были студенты Гарфинкеля. Эксперименты получили полуофициальное наименование «гарфинкелинги». Приведём примеры подобных экспериментов.

Экспериментаторы выбирали в супермаркетах продукты из тележки других покупателей и клали в свою. Люди удивлялись. «Что вы делаете?». «Так брать продукты из тележек гораздо удобнее, чем искать на полке».

В супермаркетах экспериментаторы начинали вести себя как на рынке, торгуясь с продавцами о цене товара. Студент торговался с водителем муниципального автобуса о цене проездной платы.

На ритуальный вопрос-приветствие «Как дела?» экспериментаторы начинали подробно рассказывать, как же они действительно поживают.

Эксперименты в магазинах и ресторанах посетителей намеренно принимали за продавцов и официантов.

Во время или по заключении «гарфинкелингов» подробно фиксировалась удивленная, возмущенная реакция людей на нестандартное поведение экспериментаторов. Этнометодологические эксперименты «разрывали», «нарушали» повседневную рутину общения, раскрывая ту напряженную работу, которая производится каждым членом общества для сохранения, восстановления нормального хода жизни.

Все эти вмешательства, интервенции этнометодологов в привычную жизнь показали, как люди всякий раз активно сопротивлялись, когда их вынуждали подвергнуть сомнению значительное количество самоочевидных рутинных способов действия.

Материалы по экспериментам, выполненным при участии Гарфинкеля, смотрите в Приложении. По поводу значения этих экспериментов Э.Гидденс писал так: «с виду второстепенные и несущественные правила поведения, условности и традиции повседневной социальной жизни оказываются фундаментальным каркасом социальной жизни, играют первостепенную роль в деле «укрощения» или обуздания источников подсознательной напряженности». А также: «Гофман (и вся этнометодология в целом) способствовали пониманию того, что монотонный или рутинный характер большинства социальных действий представляет собой нечто, что должно непрерывно «прорабатываться» теми, кто реализует его в своем повседневном поведении».

Гарфинкель является наиболее известным американским этнометодологом. В Англии аналогичный «титул» принадлежит Роду Уотсону, побывавшему в конце мая 2006 г. в Москве и прочитавшему там лекции. Интерес к этнометодологии появился у Уотсона после визита в Англию известного социолога Ирвинга Гофмана, от которого английские ученые узнали о Г. Гарфинкеле и его трудах. В чем преимущества этнометодологии? По мнению Уотсона, традиционная социология изучает людей, общество с методологической иронией, в отличие от этнометодологии. Английский социолог рассказал о собственном визуальном исследовании городской публичной среды. Объектом его видеоисследования становилась обычная очередь, поведение людей в метро и других местах большого скопления людей. Для своего анализа он предложил деление на последовательный порядок и на категориальный порядок. Если первый характеризуется поведением людей в очередях, тем, как люди ходят в толпе, то второй – разделением по категориям «просящий милостыню», «играющий на трубе» и пр. Наблюдение за действиями людей в очередях во Франции и Англии позволил Уотсону провести сравнительный анализ британской и французской культур: кого пропускают вне очереди: беременную женщину, сотрудника спасательных служб и пр., обнаружить те тонкие различия, которые невозможно выявить другими методами. Подчас тема исследования возникала после собственных жизненных перипетий. Уотсона чуть не ограбили карманники в Ницце (Франция), где находится один из этнометодологических центров, и он заинтересовался уличной преступностью, со всем тщанием изучил организацию и методы работы карманников.

Уотсон призывает по-новому, этнометодологически взглянуть на многообразие текстов, подчас самых рядовых, окружающих человека, и их воспроизводство, «активирование» через чтение. Он подчеркивает, что «в повседневной жизни мы переживаем вещи посредством обозначающих их слов, устных или письменных». Сами «тексты пронизывают нашу повседневную жизнь до такой степени, что они уже не распознаются как тексты». Они не бездвижны и инертны, а активны и предрасполагают людей к их постоянной интерпретации. Он полагает, что со временем тексты начнут становиться центральной темой социологии, а «не приниматься по умолчанию в качестве непроблематичных и не заслуживающих внимания в процессе их нерефлексивного применения».

В одной статье Уотсона приводится изложение этнометодологического эксперимента А. Макхоула, который составил стихотворение из случайно подобранных первых строчек нескольких реальных стихов и затем представил его людям с просьбой дать его интерпретацию. Оказалось, что читатели начинали искать смысл в случайно подобранных строках как части единого, осмысленного произведения, непрерывной поэтической ткани.

Остановимся кратко на нескольких основных положений ЭМ:

1. Члены общества исходят из совместного запаса знаний. Само собой разумеющейся предпосылкой для всех участвующих в интеракции служит наличие вещей, «которые знает каждый». Они опосредствуются нами в процессе социализации, и мы применяем их как схему совместной реальности. Эта действительность, таким образом, постоянно конституируется. Она - реальность в процессе исполнения.

2. В повседневных жизненных ситуациях люди, выступая как практические теоретики, определяют какие-то объекты, черты и события социальной жизни посредством:

а) понимания их как типичных и знакомых случаев какого-то класса;

б) определения их инструментальной эффективности (их места в наборе взаимоотношений типа средство-цель»);

в) восприятия их необходимости в соответствие с естественным и моральным порядком.

3. Общему восприятию ситуаций и адекватному поведению в них людей помогают институционализированные и типичные представления-ожидания людей о привычном порядке жизни, которые можно назвать фоновыми ожиданиями.

4. Благодаря фоновым ожиданиям люди воспринимают как неестественное и ненормальное такое поведение, которое не вписывается в институционализированные рамки восприятия ситуации и поведения.

5. С целью восстановления привычного восприятия ситуации люди стараются дать ей рациональное объяснение (и тем самым нормализировать ее восприятие и к ней отношение) либо требуют возвращения к ее институциональному восприятию и обращаются для этого к другим участникам ситуации.

Основные понятия этнометодологии:

Индексичность, индексность. С помощью этого понятия этнометодологи выражают идею о том, что все действия и высказывания индивидов являются индексными, то есть зависят в своем значении от того контекста, в котором они проявляются. Это означает, что деятели (акторы) обычно наделяют смыслом действия других деятелей и их высказывания, обращаясь к соответствующему, предполагаемому ими контексту ситуации каждого данного действия.

Рефлексивность. Обычное значение этого понятия – способность, которой обладает объяснение (теория), когда обращается к самому себе. В этнометодологии с помощью данного понятия обсуждается идея о том, что наши повседневные практические объяснения не только рефлексивны и самоотносительны, но также социально создаваемы объясняемой ситуацией.

Критические оценки. (По Х.Абельсу). А.У. Гоулднер предъявил этнометодологии упрек в том, что она будто занимается социологией в качестве «случившегося» („Happening«). Согласно его мнению, она является элегантно ведущим себя анархизмом, который чуть-чуть нуждается в твердом порядке. Изменять же она ничего не желает. В этой критике он не одинок, и многие из серьезных социологов опасаются также, что социология, которая так шутливо приближается и понимается с каждым шагом, не принимается всерьез. Я думаю, в любом отношении в социологии, видимо, вырастет самосознание, и что касается эксперимента с кризисной ситуацией, необходимо лишь разъяснить, что он содержит критический потенциал, возникающий в тайниках в нашей повседневности, где и манифестируется общество. Кризисные эксперименты являются парадигмой качественного социального исследования, которое нацелено на раскрытие глубинных структур действия. Поскольку оно при этом разрушает красивую видимость повседневной рутины, оно всегда имеет разоблачительный резонанс.

Формулируя цель таким образом, я хотел бы установить относительный характер упрека Гоулднера. Такие эксперименты не направлены на изменение. Гарфинкель потому ведет людей по тонкому льду молчаливых предположений в повседневности и мирится с тем, что они при этом проваливаются под лед, поскольку в разрушении порядка он надеется обнаружить, чтосдерживает его изнутри. И вероятно, с этим он связывал надежду, что в своей повседневной жизни участники действуют гораздо менее сознательно.

Приложение

Гарольд Гарфинкель

Исследование привычных оснований повседневных действий (сокращено)

 

Если у Канта нравственный закон «внутри нас» вызывал мистическое благоговение, то для социологии нравственный закон «вне нас» является технической задачей. С точки зрения социологической теории, нравственный закон воплощен в упорядоченных по некоторым правилам действиях повседневной жизни. Члены общества сталкиваются с ним и знают о нем как об обычном, по их ощущению, ходе действий: в знакомых картинах ежедневных дел, в мире повседневной жизни, который знаком им, как и всем остальным, и воспринимается как нечто само собою разумеющееся.

Люди называют этот мир «естественные события жизни», которые для их участников являются и моральными фактами. Для членов общества привычные дела не просто обстоят вполне определенным образом, но обстоят они всегда либо правильно, либо неправильно. Знакомые картины повседневных занятий, к которым участники относятся как к «естественным событиям жизни», это многочисленные факты их повседневного существования, представляющие собой одновременно и сам реальный мир, и продукт деятельности людей в этом мире.

Знакомый мир здравого смысла, мир повседневной жизни является предметом непреходящего интереса для любой дисциплины - и гуманитарной, и естественнонаучной. В общественных же науках и, в особенности, в социологии он, по сути, составляет основной предмет изучения.

Однако, несмотря на центральное положение этой темы в социологии, существующая обширная литература приводит мало данных и почти совсем не содержит методов, которые позволили бы выявить сущностные черты социально признанных «знакомых картин» и соотнести их с параметрами социальной организации. Хотя социологи и принимают социально структурированные сцены повседневной жизни в качестве отправных точек своих исследований, они все же редко замечают, что сама возможность существования мира здравого смысла является для социолога исследовательской задачей.

В данной статье я намерен показать, что изучение действий, основанных на здравом смысле, безусловно, имеет важное значение для социологии, и, рассказав о ряде наших исследований, хотел бы стимулировать обращение к этой проблематике.

 

Как сделать обыденные сцены заметными

 

При анализе устойчивых характеристик повседневных занятий социологи обычно выбирают знакомые испытуемым обстоятельства, такие, как домашняя обстановка или рабочее место, и ищут переменные, обеспечивающие устойчивость этих характеристик.

И столь же обычно они не рассматривают некий определенный аспект этих обстоятельств: социально стандартизованные и стандартизирующие, «видимые, но не замечаемые», ожидаемые, фоновые черты повседневных событий.

А члены общества как раз эти фоновые ожидания и используют в качестве схемы интерпретации реальности, благодаря чему совершающиеся здесь и теперь события становятся для них узнаваемыми и доступными пониманию как «проявления-знакомых-событий». Тот факт, что каждый человек ощущает этот фон, вполне очевиден, и в то же время всякий испытает большие затруднения, если его попросят рассказать точно, в чем эти ожидания состоят. Когда человека спрашивают об этом, он может рассказать очень немногое или не может рассказать вообще ничего.

Практически единственный из социологов-теоретиков, Альфред Шюц в своих поздних работах из серии классических исследований по конститутивной феноменологии мира повседневной жизни, описал многие из этих видимых, но не замечаемых фоновых ожиданий. Он называл их «установками повседневной жизни» и говорил об их видимых проявлениях как о «мире, знаемом сообща и принимаемом как само собой разумеющееся».

В исследованиях, о которых рассказывается в этой статье, делается попытка выявить некоторые из тех ожиданий, которые сообщают обыденным житейским картинам их знакомый, привычный характер, и соотнести эти ожидания с устойчивыми социальными структурами повседневных занятий. Что касается порядка изложения, то я предпочитаю начать со знакомых сцен и вопроса о том, что можно сделать, чтобы нарушить привычный ход вещей. Кое-что о том, как складываются и привычно воспроизводятся структуры повседневных действий, могли бы прояснить те действия, которые пришлось бы предпринять, чтобы внести в привычное взаимодействие недоумение, напряжение и путаницу, усилить бессмысленность происходящего, вызвать социально обусловленные переживания беспокойства, стыда, вины, негодования и тем самым дезорганизовать привычное взаимодействие.

Ведя свои повседневные дела, люди никогда не позволяют друг другу таким способом понимать, «о чем они в действительности разговаривают». Допустимыми свойствами обыденного дискурса (разговора) являются: ожидание, что люди сами поймут, что имеется в виду; случайность выбора выражений; характерная неопределенность ссылок; ретроспективное/перспективное ощущение событий настоящего; ожидание продолжения разговора, чтобы понять, что, собственно, имелось в виду раньше. Эти свойства составляют фон видимых, но не замечаемых черт обыденного дискурса, тогда как предъявляемые высказывания опознаются как события обычного, разумного, понимаемого, ясного разговора. Людям нужны эти качества дискурса как условия, при которых они берут себе и дают другим право утверждать, что они знают, о чем говорят, а то, что они говорят, доступно пониманию и должно быть понято. Коротко говоря, видимое, но не замечаемое присутствие этих правил используется, чтобы дать людям возможность, не прерываясь, вести общий разговор. Любые отклонения от такого их использования вызывают немедленные попытки восстановить правильное положение дел.

Санкционированный характер этих свойств можно показать следующим образом. Студенты получили задание вовлечь кого-нибудь из своих знакомых или друзей в обычный разговор и, никак не показывая ему, что экспериментатор просит о чем-то необычном, настаивать, чтобы этот человек прояснял смысл своих обычных высказываний. Ниже приведены типичные выдержки из отчетов.

Случай 2.

(Испытуемый) Привет, Рэй! Как твоя подружка?

(Экспериментатор) Что ты имеешь в виду, спрашивая «как она?» Умственно или физически?

(И) Я имею в виду, как она себя чувствует, да что это с тобой? (Он выглядит раздраженным.)

(Э) Ничего. Просто объясни попонятнее, что ты имеешь в виду.

(И) Ладно, оставим это. Как продвигаются твои дела с медицинской школой?

(Э) Что ты, собственно, имеешь в виду?

(И) Ты знаешь, что я имею в виду.

(Э) Нет, не знаю.

(И) Да что с тобой случилось? Ты не заболел?

Случай 6.

Жертва приветливо помахала рукой.

(И) Ты как?

(Э) В каком отношении я как? В отношении здоровья, денег, учебы, расположения духа?

(И) (покраснев и внезапно выходя из себя): Послушай, я просто хотел быть вежливым, откровенно говоря, мне совершенно наплевать, как ты!

 

Фоновые понимания и «адекватное» опознание обыденных событий

 

Какого рода ожидания составляют «видимый, но не замечаемый» фон взаимопонимания и как они связаны с опознанием людьми устоявшихся способов межличностных взаимодействий? Некоторую информацию об этом можно получить, если задаться вопросом, как человек будет воспринимать обычную, знакомую сцену и что он в ней увидит, если попросить его смотреть на нее как на нечто такое, в чем для него нет ничего очевидного.

Студентов выпускного курса попросили провести у себя дома от пятнадцати минут до часа, не только воображая себя постояльцами, но и действуя, исходя из этого предположения. Инструкция предписывала им вести себя осмотрительно и вежливо. Они должны были избегать личных выпадов, пользоваться формальными обращениями, говорить только тогда, когда к ним обратятся.

Отчеты студентов полны упоминаниями о потрясении, замешательстве, шоке, беспокойстве, раздражении и гневе, а также о самых разных обвинениях, услышанных ими от членов своей семьи в нечестности, отсутствии сочувствия, эгоизме, невежливости и т.п. Члены семьи были озадачены. Они явно старались как-то понять странное поведение одного из них и вернуть ситуацию в нормальное русло. Члены семьи требовали объяснений: В чем дело? Что на тебя нашло? Тебя что, выгнали? Ты не заболел? Почему ты злишься? Ты что, спятил или просто дурак? Один из студентов ужасно разозлил свою мать, спросив в присутствии ее друзей, не будет ли она возражать, если он возьмет что-нибудь в холодильнике перекусить. «Не буду ли я возражать? Ты тут годами перекусывал, не спрашивая у меня разрешения. Что на тебя нашло?» В ряде случаев члены семьи поначалу приняли действия студента как призыв к совместному развлечению, но вскоре это отношение сменилось раздражением и неприкрытой злостью на студента за то, что он не знает, когда уже пора остановиться. Члены семей насмехались над «вежливостью» студентов: «Конечно, мистер Герцберг!» или обвиняли студента в том, что он ведет себя так, как будто он умнее других, в общем, саркастически осмеивали эту «вежливость». Они пытались найти какое-то доступное пониманию объяснение мотивам студента в предшествующих событиях: он перезанимался; заболел; произошла очередная ссора с невестой (женихом). Когда объяснения, предлагавшиеся членами семьи, не получали подтверждения, обиженный член семьи уходил, нарушителя изолировали, его ждали возмездие и осуждение. «Не спорь с ним, он опять в своем духе»; «Не обращай внимания, просто подожди, пока он попросит меня о чем-нибудь»; «Раз ты со мной так, то и я с тобой буду так, и тогда посмотрим»; «Ну почему ты всегда должен создавать трения в семье?»

Фоновое понимание и неразбериха

 

Выше утверждалось, что возможность общего понимания состоит не в проявляемой мере общего знания общественных структур, но целиком и полностью заключается в узаконенном характере действий в соответствии с ожиданиями повседневной жизни как морали. Здравый смысл как знание фактов общественной жизни является для членов общества институционализированным знанием реального мира. Обыденное знание не только изображает реальное общество для его членов, но сами свойства реального общества, как самореализующиеся пророчества, воспроизводятся людьми посредством мотивированного подчинения этим фоновым ожиданиям. А значит, стабильность согласованных действий должна прямо зависеть от всех и любых реальных условий общественной организации, которые обеспечивают мотивированное подчинение людей этой фоновой системе «уместностей» как узаконенному порядку представлений о жизни в обществе, как они видятся «изнутри» этого общества.

Рассматриваемая же с точки зрения отдельного человека, его приверженность к мотивированному подчинению состоит в понимании и признании им «естественных фактов жизни в обществе». Из этих соображений следует, что чем более жестким является представление члена сообщества о том, что всякий-нормальный-человек-обязательно-знает, тем сильнее будет его замешательство, если при описании им своих реальных жизненных обстоятельств «естественные факты жизни» окажутся поставленными под сомнение.

Процедура, призванная проверить это предположение, должна изменить объективную структуру знакомой, известной участникам среды, сделав фоновые ожидания неработающими. Это изменение, в частности, должно поставить человека перед нарушением фоновых ожиданий в отношении повседневной жизни и при этом (a) не позволять ему интерпретировать складывающуюся ситуацию как игру, эксперимент, обман, т.е. нечто иное, чем то, что в соответствии с повседневной установкой известно ему как проявление санкционированной морали и нравственного поведения; (б) заставить его реконструировать «естественные факты», но не дать достаточного времени на такое реконструирование с точки зрения необходимого овладения практическими обстоятельствами, для которых ему приходится использовать свое знание «естественных фактов»; и (c) требовать, чтобы он справился с реконструкцией естественных фактов сам и без согласованных обоснований.

Предполагается, что у человека не будет другой альтернативы, кроме как попытаться нормализовать возникающие несоответствия в порядке событий повседневной жизни. Однако в результате самих этих усилий события будут все более утрачивать свой кажущийся нормальным характер. Испытуемый оказывается не в состоянии приписать происходящему статус типичного события. Ему не удается ни вынести суждения о происходящем на основе сравнения его с чем-то похожим, ни связать текущие события с похожим порядком событий, встречавшимся ему прежде. Он не может указать условия, при которых подобные события могли бы повториться, не говоря уже о способности опознать их «с первого взгляда». Он неспособен упорядочить эти события в соответствии с отношением «цели-средства». Должна быть подорвана его убежденность в том, что происходящее всегда освящено моральным авторитетом знакомого ему общества. Стабильные и «реалистичные» соответствия между намерениями и целями должны распасться. Здесь я имею в виду, что способы (в других обстоятельствах известные ему), которыми объективная, воспринимаемая обстановка служит мотивирующей основой эмоций и, одновременно, сама мотивируется эмоциями, направленными на нее, должны стать непонятными. Короче говоря, реально воспринимаемая участниками ситуация, утратив фон «всем-известного», должна стать «конкретно-бессмысленной». В идеальном случае поведение участников по отношению к такой бессмысленной ситуации должно проявлять их замешательство, неопределенность, внутренние конфликты, психосоциальную изоляцию, острое и ненаправленное беспокойство, а также различные симптомы острой деперсонализации. Соответственно и структуры взаимодействия будут дезорганизованы.

 

Заключительные замечания

Я постарался показать, что интерес к природе, происхождению и распознаванию разумных, реалистичных и поддающихся анализу действий не является монополией философов и профессиональных социологов. Все члены общества естественно и по необходимости интересуются этими вещами и самими по себе, и в связи с социально- регулируемым выполнением своих повседневных дел. Чтобы исследовать здравосмысленные представления и здравосмысленные действия, надо увидеть проблему в тех способах, посредством которых все члены общества, на каком бы уровне они не занимались социологией, бытовом или профессиональном, делают видимыми социальные структуры повседневных действий. «Переоткрытие» здравого смысла представляется, однако, возможным, поскольку профессиональные социологи, как и другие члены общества, просто привыкли уделять слишком много внимания здравосмысленным представлениям о социальных структурах в качестве темы и ресурсной базы своих исследований, недооценивая их роль как единственной и исключительной программной социологической тематики.

 

Гарольд Гарфинкель

 

Обыденное знание социальных структур: документальный метод интерпретации в профессиональном и непрофессиональном поиске фактов (сокращено)

 

Говоря на социологическом языке, «общей культурой» называют социально санкционированные основания заключений и действий, на которые люди опираются в своих повседневных делах и предполагают, что другие используют их так же. Социально-санкционированные-факты-жизни-в-обществе-которые-знает-любой-нормальный-член-этого общества включают такие вещи, как ведение семейной жизни, организация рынка, распределение наград, компетенция, ответственность, добрая воля, доход, мотивы членов общества, частота и причины неудач и средства справляться с ними, присутствие добрых и злых намерений за внешним ходом событий. Такие социально санкционированные факты общественной жизни состоят из описаний с точки зрения интересов члена коллектива в управлении его практическими делами. Основываясь в этом употреблении на работе Альфреда Шюца, мы будем называть такое знание социально организованных сред согласованных действий обыденным знанием социальных структур.

Открытие общей культуры сводится к открытию социологами изнутри общества факта существования обыденного знания социальных структур. Для социолога предметом теоретического социологического интереса являются знание и процедуры, используемые членами общества для его собирания, проверки, управления им и его передачи.

Данная работа как раз и имеет дело с обыденным знанием социальных структур как предметом теоретического социологического интереса. В ней рассматриваются описания общества, которые его члены, включая профессиональных социологов, используют как нечто само собой разумеющееся, как условие своего законного права принимать решения, касающиеся смысла, факта, метода и причинной основы без каких-либо помех — как условие своей «компетентности». Конкретно в статье описывается работа, в ходе которой производится решение по смыслу и факту, как собирается набор фактического знания социальных структур в обыденной ситуации выбора.

 

Документальный метод интерпретации

В социологических исследованиях часто встречаются ситуации, когда исследователь — будь то профессиональный социолог или же просто человек, исследующий социальные структуры в целях управления своими повседневными делами, — может присвоить наблюдаемым внешним явлениям статус поведенческого события, лишь добавляя к ним биографические данные и предвидимое будущее. Он делает это, встраивая внешние данные в свое предполагаемое знание общественных структур. Таким образом, часто случается, что для того, чтобы исследователь мог понять, с чем он сталкивается сейчас, он должен дождаться будущего развития событий, но, дождавшись, он обнаруживает, что эти будущие события в свою очередь объясняются их историей и будущим. Дождавшись того, что произойдет потом, он понимает, чем было увиденное ранее. Или же он принимает прошлое и будущее происходящих событий как само собой разумеющееся.

Но предположим, каким-то образом корпус сведений об общественных структурах собран. Как-то приняты решения по смыслу, фактам, методу и причинности. Как это происходит в исследовании, во время которого такие решения должны быть приняты? В рамках своего интереса к социологической проблеме адекватного описания культурных событий, важным случаем которого явилось бы известное веберовское «поведение, наделенное субъективным смыслом и управляемое этим смыслом», Карл Мангейм создал примерное описание одного процесса. Мангейм назвал это «документальным методом интерпретации». Он резко отличается от методов чистого наблюдения и похож на то, что реально делают многие социологи-исследователи, как любители, так и профессионалы.

Согласно Мангейму, документальный метод включает поиск «идентичного гомологичного паттерна, лежащего в основе огромного разнообразия совершенно различных пониманий смысла». Метод состоит в том, что реальное проявление рассматривается как «документальное свидетельство», как «указывающее на», как «замещающее» предполагаемый лежащий в основе паттерн. И не только лежащий в основе паттерн выводится из своих индивидуальных документальных свидетельств, но и индивидуальные документальные свидетельства, в свою очередь, интерпретируются на основе «того, что известно» о паттерне, лежащем в их основе.

Метод применим для повседневных надобностей понимания того, «о чем говорит» этот человек, учитывая, что он говорит не совсем то, что имеет в виду, или для понимания таких обычных случаев и объектов, как почтальоны, дружелюбные жесты и обещания. Это также распознаваемо применимо в решении таких социологически анализируемых событий, как стратегии для управления впечатлениями Гофмана, кризисы личности Эриксона, типы конформизма Рисмена, системы ценностей Парсонса, магические обряды Малиновского, подсчет интеракций по Бейлу, типы девиаций Мертона, латентная структура отношений Лазарсфельда и категории занятости по переписи населения в США.

Как исследователь определяет из ответов на вопросник установки опрашиваемого; как он узнает из беседы с персоналом офиса об их «бюрократически организованной деятельности»; как по изучению преступлений, известных полиции, он оценивает параметры «реальной преступн

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: