 |
Глава шестая 17 страница
|
|
|
|
Геллер М. Я. Российские заметки 1991—1996. С. 36—37
Как и Павлов, генерал А. Лебедь также считает спектаклем события, происходившие в Москве 19—21 августа 1991 года.
«Спектакль назывался «путчем»», — одна из глав его книги «За Державу обидно…» (Лебедь А. И. За Державу обидно… С. 294—315). Слово «спектакль» фигурирует и в рассуждениях М. Я. Геллера (Геллер М. Я. Горбачев. Победа гласности и поражение перестройки. С. 567. ). По Б. И. Олейнику — это «карнавальный путч» (Олейник Б. И. Князь тьмы… С. 9), а по М. Малиа, — фарс (Малиа М. Конец утопии//Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. С. 594). Согласно же Д. Кьеза,
«путч недоумков из ГКЧП» слишком «смахивал на оперетту, чтобы быть настоящим»
Кьеза Д. «Прощай, Россия! » С. 238, 240
То была «пьяная оперетта», ибо
«пили все путчисты августа–91, начиная с вице–президента Геннадия Янаева и премьера Валентина Павлова. Кажется, единственным трезвым тогда был шеф КГБ Крючков. Пьян был и Ельцин, как раз в тот вечер вернувшийся из Алма–Аты»
Кьеза Д. «Прощай, Россия! » С. 213
Кьеза резонно замечает:
«Сложные шахматные партии не разыгрываются на таких «зияющих высотах» потребления алкоголя. Ничего не стоит неловким движением смахнуть на пол все фигуры»
Там же
Тем самым Кьеза как бы намекает, что настоящими игроками являлись не участники «путча» и даже не Ельцин со своими людьми, а те, что были «за кадром».
Неожиданное подтверждение несамостоятельности «путчистов» получаем со стороны Ельцина, который отметил «марионеточный характер» их «заговора» (Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 85). Жаль только, что он не указал на «кукловодов», хотя и подчеркнул:
|
|
|
«Главное происходило за кулисами событий»
Там же. С. 83
Ему было ясно, что
«настоящая военная хунта так себя вести не станет»
Там же. С. 85
Тут Ельцин сказал, конечно, лишнее, поскольку эти его слова перечеркивают значимость победы демократов в августе 1991 года. В самом деле, если заговор гэкачепистов имел «марионеточный характер», если «главное происходило за кулисами событий», что же это за «народно–демократическая революция», о которых без устали трубили и трубят демократические средства массовой информации?
М. Дэвидоу, подобно другим упомянутым нами наблюдателям, воспринимает августовские события как «опереточный переворот», осуществленный демократами, а отнюдь не ГКЧП. Нельзя, полагает он, рассматривать происшедшее как
«серьезную попытку ГКЧП захватить власть, а тем более установить тоталитарный режим»
Дэвидоу М. Камо грядеши, Русь?.. С. 146
Странные и противоречивые действия Государственного комитета по чрезвычайному положению
«дали толчок для взрывчатого материала и создали идеальные условия для сил антикоммунизма, чтобы осуществить свою контрреволюцию»
ДэвидоуМ. Камо грядеши, Русь?.. С. 148
Само же выступление гэкачепистов было беспомощным, больше похожим на фарс (Там же. С. 149).
«Бездарная акция»,
««любительский» путч»,
«попытка переворота»,
проведенная в
«опереточной манере»,
Вольф М. Игра не чужом поле. Тридцать лет во главе разведки. С. 348, 374
— так характеризует события августа 1991 года М. Вольф.
Определение «опереточный» присутствует и в рассуждениях Г. А. Зюганова. Слово «путч» он берет в кавычки. В результате имеем «опереточный «путч» ГКЧП» (Зюганов Г. А. География победы: Основы российской геополитики. С. 111), «трагикомический «путч» ГКЧП» (3юганов Г. А. Россия и современный мир. М., 1995. С. 37). Но это — управляемый мировой олигархией «путч». По мнению Зюганова,
|
|
|
«перед сценаристами нашей современной драмы была изначально поставлена задача — разработать и практически реализовать в России методику контролируемого перевода страны в новый политический режим с элементами диктатуры. При этом программа–максимум предусматривает достижение негласного, но полного и жестокого международного контроля над внутриполитической ситуацией. Программа–минимум — недопущение к рычагам государственной власти национально–патриотических сил»
Там же
Вот почему плачевный для вдохновителей и участников ГКЧП результат был предопределен, а
«возможность неконтролируемого развития «путча» сведена к минимуму. Этому способствовали следующие факторы: 1. Предсказуемость самого события. Путч, что называется, «витал в воздухе» задолго до попытки его практической реализации. То, что нечто подобное должно вот–вот произойти, главным «игрокам» было очевидно заранее, так что «посвященные» имели полную возможность подготовиться к развязке. 2. Изначально бутафорский, робкий и нерешительный характер «путча». Даже самими организаторами он никогда не планировался всерьез. Молчаливо предполагалось, что демонстрация решительности и силы сама по себе расставит все по своим местам, став затем декорацией, эффектным фоном, на котором беспрепятственно и легко будут проведены стабилизационные меры. 3. Странное (мягко говоря) поведение главы партии и государства. Двойная игра президента–генсека на этом этапе очевидна. Открыв своим бездействием «зеленый свет» ГКЧП, он мгновенно «сдал» всех соратников–партийцев, как только ситуация стала необратимой. Притом его персональные политические цели незамысловаты и понятны: избавиться от стеснительной опеки «консерваторов», развязать себе руки для дальнейших политических и кадровых комбинаций и т. д. »
Зюганов Г. А. Россия и современный мир. С. 42—43
С точки зрения общего плана «управляемой катастрофы», реализуемого внешними силами в нашей стране, Г. А. Зюганов находит связь между «путчистами» августа 91–го и «мятежниками» октября 93–го (Там же. С. 37).
Эту точку зрения развивает и В. С. Широнин:
«На основе известных мне фактов могу сказать, что и Август–91 и Октябрь–93 были звеньями одной цепи, можно даже считать позициями одного общего плана, разработанного в недрах ЦРУ США, — плана по анатомическому расчленению Советского Союза»
|
|
|
Широнин В. С. 1) Под колпаком контрразведки… С. 152; 2) КГБ — ЦРУ. Секретные пружины перестройки. С. 151
По Широнину, Запад сильно встревожили результаты референдума 17 марта 1991 года, побудив западные спецслужбы приступить к ускоренной подготовке Августа–91:
«Итоги того референдума потребовали внести срочные коррективы в коалиционные планы Запада по развалу Советского Союза… Началось трагическое обвальное движение страны от 17 марта к августу 1991 года»
Широнин В. С. КГБ — ЦРУ. Секретные пружины перестройки. С. 158.
Заслуживает самого пристального внимания заявление Б. Н. Ельцина о том, что
«август–91 и октябрь–93 соединились в одну неразрывную цепь, разрушилась империя, мы стали свидетелями мучительного и жестокого прощания с целой эпохой»
Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 8
Это заявление представляет особую ценность, поскольку исходит от компетентного представителя демократического лагеря, опрокинувшего Россию в капиталистическое прошлое. Оно может быть объяснено так: Ельцин в очередной раз проговорился, приоткрыв тайные планы демократов и их чужеземных наставников и покровителей.
Таковы некоторые мнения и суждения об августовских событиях 1991 года, существующие в современной публицистике, научной, учебной и мемуарной литературе. Они обладают, на наш взгляд, разной степенью убедительности. Наиболее примитивной и потому заслуживающей быть отвергнутой является версия о «путче», «перевороте», «заговоре» консервативной части советского руководства, враждебной реформам и стремившейся к восстановлению старой тоталитарной системы и унитарного государства.
Односторонней и упрощенной нам представляется идея, сводящая события 19—21 августа 1991 года к выступлению патриотов, спасающих СССР, закрепленный Конституцией общественный и политический строй. Конечно, такая мотивация присутствовала в поведении некоторых участников августовских происшествий. Но она была лишь одной среди прочих и при этом не основной и не доминирующей. Патриотический настрой определял поведение лишь отдельных лиц, втянутых в августовскую историю и заранее обреченных в ее дьявольской игре на проигрыш. Это были достойные люди, но, увы, наивные и обманутые.
|
|
|
Отсюда становится очевидной недостаточность, определенная неполнота представлений об августовских событиях как «фарсе», «спектакле», «опереточном путче», «бутафорном путче» и т. п. Возникновение подобных представлений можно объяснить тем, что демократы ожидали и, возможно, планировали нечто подобное событиям 19—21 августа. Они, наверное, заранее знали, что назовут «путчем», «переворотом», «заговором» любое выступление традиционалистов («консерваторов»), даже если оно не соответствует или не вполне соответствует данным понятиям. Им нужен был именно путч, чтобы применить адекватные путчевым решительные меры воздействия по отношению к своим противникам с целью покончить с ними навсегда и выйти на финиш к развалу СССР и капиталистической реставрации. Поэтому едва гэкачеписты заявили о себе, как к ним сразу же прилепили слова «путч», «переворот», «заговор». А когда трезвые наблюдатели присмотрелись к действиям ГКЧП, они убедились, что эти действия, если говорить честно и всерьез, не соответствуют ни путчу, ни перевороту, ни заговору (Даже Б. Н. Ельцин не удержался и высказал свое недоумение:
«Нелепости в их (членов ГКЧП. — И. Ф. ) поведении стали бросаться в глаза довольно быстро. Группа захвата из подразделения «Альфа», присланная сюда (в Архангельское. — И. Ф. ) еще ночью, так и осталась сидеть в лесу без конкретной задачи. Были арестованы депутаты Гдлян и Уражцев, а главные российские лидеры проснулись у себя на дачах, успели сообразить, что случилось и начали организовывать сопротивление. Пока я обратил внимание только на телефоны. Они работают, значит, жить можно… Я успел почувствовать: что–то тут не так. Настоящая военная хунта так себя не станет вести»
(Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 85).
Эти слова Ельцина приобретают особую выразительность при их сопоставлении с заявлением В. С. Павлова:
«Мы, члены ГКЧП, не готовили переворота. У нас, поверьте, хватило бы ума и возможностей арестовать всё российское руководство еще далеко от Москвы, в аэропорту, на даче, на дороге. Возможностей было сколько угодно. Даже в здании Верховного Совета РСФСР могли, если бы ставили такую цель»
(Павлов В. С. Август изнутри. Горбачев–путч. С. 73) ).
|
|
|
Поэтому и пошли в ход выражения «путч–спектакль», «опереточный путч», тогда как при оценке событий 19—21 августа 1991 года следовало вообще отказаться от понятий «путч», «переворот», «заговор», искусственно притянутых демократами из конъюнктурных политических соображении с целью оправдать свои последующие, чрезвычайные меры, не допустимые при обычных обстоятельствах. Убедительные, на наш взгляд, доводы насчет того, что в действительности не было никакого путча, переворота или заговора, приводит В. С. Павлов (Павлов В. С. Август изнутри. Горбачев–путч. С. 67—68). К его доводам кое–что и «от себя приложим».
В современном русском языке слово «путч» означает
«государственный переворот, организованный группой заговорщиков»
Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1984. С. 550
Терминами «переворот», «государственный переворот» на нашем наречии называют
«коренное изменение в государственной жизни»,
Там же. С. 431
а словом
«заговор» — «тайное соглашение о совместных действиях против кого–нибудь в политических и других целях»
Там же. С. 174
Если исходить из данного понятийного материала, а не из другого, посильного лишь демократическим «мудрецам», то следует со всей определенностью сказать, что действия ГКЧП нельзя характеризовать как путч, переворот или заговор. Гэкачеписты не планировали «коренное изменение в государственной жизни» СССР. Напротив, они пытались сохранить существующий конституционный порядок, общественный и государственный строй перед угрозой их «коренного изменения», предпринимаемого со стороны Горбачева — Ельцина с пособниками.
Они не сговорились тайно против Горбачева, т. е. не составили заговор против него. Иначе не понять их появление в Форосе перед Горбачевым и обсуждение с ним вопроса о введении чрезвычайного положения — основной акции, характеризующей деятельность ГКЧП
(«На самом деле, можно ли считать «заговором» акцию, организаторы которой заранее ставят о ней в известность Президента, а тот не предпринимает ни одного шага, чтоб ей воспрепятствовать»,
Лукьянов А. И. Переворот мнимый и настоящий. С. 11)
— говорит А. И. Лукьянов ). По верному замечанию В. С. Павлова,
«весь сыр–бор разгорелся»
как раз
«в связи с решением вопроса: вводить или не вводить чрезвычайное положение и кому это делать? »
Павлов В. С. Август изнутри. Горбачев–путч. С. 68
При этом резонно Павлов спрашивает: «При чем здесь власть и заговор? » Он мог бы с тем же основанием спросить и еще: при чем тут путч и переворот? Ведь все это — выдумки. Сам Горбачев является здесь невольным свидетелем. Описанная им сцена встречи в Форосе с посланцами ГКЧП О. Д. Баклановым, В. И. Болдиным, В. И. Варенниковым и О. С. Шениным никак не может быть истолкована как встреча с путчистами и заговорщиками.
«Речь со стороны прибывших
— повествует форосский дачник, —
шла о том, что люди уже объединились и нужен указ Президента. Вопрос передо мной поставлен так: или издайте указ (о введении чрезвычайного положения. — И. Ф. ) и оставайтесь здесь, или передайте полномочия вице–президенту»
Горбачев М. С. Августовский путч… С. 11
Так читаем в книге Горбачева «Августовский путч», изданной сразу же после августовских событий, когда ему надо было решительно отмежеваться от гэкачепистов, чтобы отвести от себя какие бы то ни было подозрения. Поэтому у него такая жесткая альтернатива: или издай указ, или отдай полномочия вице–президенту. Но вот прошло время, случилось так, что Горбачев «вылетел из седла» и оказался не у дел. Теперь президенту на пенсии ничто не угрожало, и он мог кое–что приоткрыть. И оказывается, что Бакланов сказал Горбачеву:
«Не хотите сами подписывать Указ о введении чрезвычайного положения, передайте свои полномочия Янаеву»
А затем добавил:
«Отдохните, мы сделаем «грязную работу», а потом вы сможете вернуться»
Горбачёв М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 558—559
Очень странные заговорщики, не правда ли! А дальше началась целая дискуссия между «заговорщиками» и «жертвой заговора», причем тон ей задавал главным образом Горбачев. Он спросил «заговорщиков»:
«В связи с чем так ставится вопрос? ». Те ответили: «Ситуация в стране такая — страна катится к катастрофе, надо принимать меры, нужно чрезвычайное положение — другие меры уже не спасут, нельзя больше предаваться иллюзиям»
Горбачев М. С. Августовский путч… С. 11
«Злодеи–заговорщики», следовательно, уговаривают свою «несчастную жертву», но она упрямится:
«Мой ответ состоял в том, что я не хуже их знаю политическую, экономическую, социальную ситуацию в стране, положение людей, их жизнь, все тяготы, которые они несут сейчас. И надо делать быстрее все то, что нужно для улучшения жизни. Но я решительный противник — не только по политическим, но и моральным соображениям — таких способов решения вопросов, которые всегда приводили к. гибели людей — сотнями, тысячами, миллионами. От этого мы должны навсегда отказаться. Иначе все, что начали, будет предано и похоронено, и мы пойдем по новому кровавому кругу. Если у вас такая точка зрения, давайте ставить вопросы на Верховном Совете, выносить на обсуждение Съезда народных депутатов, искать решения… И вы, и те, кто вас послал, — авантюристы. Вы погубите себя — ну, это ваше дело, черт с вами. Но вы погубите страну, все, что мы уже сделали. Передайте это комитету, который вас послал. Сейчас мы подошли к подписанию Договора. Вместе с республиками подготовлены крупные решения по продовольственным, топливным, финансовым проблемам, с тем чтобы быстрее стабилизировать политическую и экономическую ситуацию, быстрее развивать рыночные процессы, дать людям больше возможности развернуться во всем. Наметилось согласие. Да, его не хватает — мы не избавились от подозрений и с той и с другой стороны. И в отношениях между республиками и центром, и в отношениях между политическим и общественным движением — все это есть. Но единственный путь — искать согласие. Оно появилось, и мы начали продвигаться вперед. Только самоубийцы могут предлагать сейчас вводить чрезвычайный режим в стране. На это я не пойду…Ну вот вы завтра чрезвычайное положение объявите. А что дальше? Вы хоть прогнозируйте на один, на четыре шага — что дальше? Страна отвергнет, не поддержит эти меры. Вы хотите сыграть на трудностях, на том, что народ устал, что он уже готов поддержать любого диктатора… Я предлагаю созвать Верховный Совет, Съезд и все решить. Вы обеспокоены нынешней ситуацией? Она беспокоит всех нас. Вы считаете, что нужны срочные неотложные меры. Я такого же мнения. Давайте соберемся и будем решать. Я готов пойти на созыв Съезда народных депутатов, Верховного Совета, раз у части руководства есть сомнения. Давайте собираться, давайте обсуждать. Депутаты знают, что происходит на местах. Давайте принимать меры. Я буду отстаивать три главных направления: путь согласия, путь углубления реформ, сотрудничества с Западом. Тем более что есть встречные желания народов сотрудничать с нами сейчас, на этом решающем этапе… Все, другого разговора не может быть. Доложите, что я категорически против ваших замыслов, и вы потерпите поражение. Но мне страшно за народ и за то, что мы сделали за эти годы…»
Горбачев М. С. Августовский путч… С. 11–13
В книге мемуаров, вышедшей четыре года спустя, Горбачев настолько лапидарен, что умещает этот монолог, произнесенный перед гэкачепистами, в небольшой абзац:
«Вы и те, кто вас послал, обеспокоены ситуацией? Но я не хуже вас знаю обстановку в стране, и она тревожит меня не меньше, чем вас. Считаете, что нужны адекватные меры? Я такого же мнения. Главная из них уже подготовлена — это подписание Союзного договора. На заседании Совета Федерации 21 августа намечено обсудить ход выполнения экономической реформы. Вы же спасение видите в чрезвычайных мерах. Я с этим не согласен. Давайте созывать Верховный Совет СССР, Съезд народных депутатов, раз у части руководства есть сомнения в правильности политического курса. Давайте обсуждать и решать. Но действовать только в рамках Конституции, закона. Иное для меня неприемлемо. То, что вы себя загубите, — черт с вами, но ведь дело может кончиться большой кровью. Не тот стал народ, чтобы мириться с вашей диктатурой, с потерей свободы, всего, что было добыто в эти годы»
Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 558
У нас нет уверенности в том, сказал ли Горбачев все эти слова на самом деле, или выдумал их задним числом. Ведь протокольных записей тогда не велось. И все же, на наш взгляд, важнее не столько их полнота и даже конкретное содержание, сколько тон и стиль разговора Горбачева с «заговорщиками». Поучения и нотации, перемешанные с грубостью, — вот что сразу обращает внимание при знакомстве с тем, что говорил он гэкачепистам. Мы присутствуем при разговоре самоуверенного начальника с подчиненными, а отнюдь не испуганной жертвы заговора с заговорщиками и путчистами (Показателен здесь и рассказ В. И. Болдина — участника форосской делегации. Когда Горбачев спросил делегатов, с чем они прибыли, вперед выступил О. Д. Бакланов и сказал:
«Я хотел бы начать с обстановки в стране. Вы знаете, в каком трудном положении находятся сельское хозяйство и промышленность, а мы занимаемся сегодня не тем». Горбачев грубо его прерывает: «Что ты мне говоришь? Я все знаю, и знаю лучше вас».
По свидетельству В. И. Болдина,
«говорить Бакланову он не дает. В разговор вступает Варенников. С присущей ему решительностью он говорит о положении в стране и армии, о тяжелых испытаниях, ожидающих народ, офицерский корпус, всю армию, ее боеготовность, если не будут приняты чрезвычайные меры. Но и он прерван… »
(Болдин В. И. Крушение пьедестала… С. 16) )
Впрочем, допустим на минуту, что и здесь Горбачев сфантазировал, желая выглядеть героем. Но с геройством и тут ничего не выходит, поскольку такая фантазия разрушает представление о заговорщиках, создавая образ чересчур усердствующих недоумков, вызвавших недовольство своего хозяина. Однако в том–то и дело, что Горбачев воспроизводит тон и стиль форосского разговора правдиво. В. И. Варенников в одном телевизионном интервью возмущался по поводу того, что в Форосе Горбачев разговаривал с ним и его спутниками как с холопами. Кажется, это подтверждает и сам Михаил Сергеевич, с удовлетворением сообщая, как в присущей ему манере обложил своих собеседников матом («послал их туда, куда в подобных случаях посылают русские люди»; «обругал их «по–русски») (Горбачев М. С. 1) Августовский путч… С. 13: 2) Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 559. )
Так и хочется сказать: бедные «заговорщики».
М. С. Горбачев, как явствует из его рассказа, материл гэкачепистов «по–отечески», поскольку не считал их кончеными людьми, полагая, что «заговорщики» образумятся. Вот его собственные признания:
«Мне не раз в последние годы удавалось гасить, предупреждать опасное развитие событий. И на этот раз рассчитывал, что поймут, одумаются»;
Горбачев М. С. Августовский путч… С. 11
«18 августа я еще надеялся, что те, кто в Москве, выслушав сообщение о встрече со мной, одумаются, остановятся»;
Там же. С. 17
«прежде всего, я рассчитывал, что мой отказ принять ультимативные требования ГКЧП отрезвят зачинщиков заговора. Не раз я удерживал этих людей от опрометчивых шагов… и оставалась надежда, что и на сей раз моя твердая позиция окажет свое воздействие. Да, я не терял надежду»
Горбачев М. С. Жизнь и реформы… С. 559
Но, увы, «заговорщики» не «поняли», не «одумались» и не «отрезвели». Горбачев вводит читателя в какой–то политический цирк, не замечая, как сам превращается в клоуна от политики.
Забавляет, как «путчисты» становятся у него преступниками. Горбачев отказался подписать указ о введении чрезвычайного положения, что и перевело гэкачепистов в разряд преступников:
«Мой решительный отказ сделать это сразу (подписать указ. ― И. Ф. ) ставил их в положение преступников»
Там же.
Значит, до «требования» гэкачепистов подписать указ они еще не находились в положении преступников. Не оказались бы «путчисты» в этом положении, подпиши Горбачев указ. Такую логику нельзя назвать иначе, как логикой политической эквилибристики и трюкачества. Но Горбачев продолжает одурачивать ею обывателя.
«Потерпев неудачу в противоборстве с президентом, заговорщики сникли»,
― говорит он. Вот ведь какие эти «заговорщики»: стоило «жертве заговора» прочитать им строгую нотацию и наградить их матом, как они, оробев, сникли.
Таким образом, горбачевские реминисценции ярко и убедительно свидетельствуют, вопреки их автору, об отсутствии заговора и путча в высшем советском руководстве в августе 1991 года.
В условиях лета 1991 года идею путча, переворота, заговора лелеяли в первую очередь демократы и зарубежные их патроны. Не случайно они, демократы и американцы, стали нагнетать эту идею за два месяца до выступления ГКЧП. Теперь мы знаем, что
«в разгар политического кризиса в Советском Союзе в июне 91–го года мэр Москвы нанес незапланированный визит в посольство Соединенных Штатов. После нескольких минут тривиальной беседы, предназначенной для подслушивающей аппаратуры КГБ, Гавриил Попов взял лист бумаги и написал: «Мне нужно срочно передать послание Борису Николаевичу Ельцину. Возможен переворот. Ему следует немедленно вернуться в Москву»
(Президент РСФСР Ельцин находился тогда с визитом в Вашингтоне)
Продолжая беседу как ни в чем не бывало, американский посол Джек Мэтлок взял ручку и вывел одно слово: «Кто? » В ответ Попов написал имена трех лиц: премьер–министра Валентина Павлова, председателя КГБ Владимира Крючкова и министра обороны Дмитрия Язова. «Я немедленно сообщу в Вашингтон», ― написал в ответ Мэтлок»
Широнин В. С. КГБ ― ЦРУ. Секретные пружины перестройки. С. 165
(В. С. Широнин по поводу этой встречи и беседы Попова с Мэтлоком замечает:
«Примечательное откровение! Оно дает богатую пищу для размышлений о том, кто исподволь разжигал августовские события и кто был заинтересован в развязывании той драмы»
(там же) )
Посол отправил, как и обещал, депешу американскому руководству, о чем А. Ф. Добрынин рассказывает так:
«Примерно в это же время (20 июня 1991 г. ) американский посол Мэтлок прислал в Вашингтон сверхсрочную телеграмму о том, что его только что посетил мэр Москвы Попов и написал на бумаге (он не хотел говорить вслух, опасаясь подслушивания), что в столице готовится путч против Горбачева (он назвал имена заговорщиков ― Павлова, Крючкова, Язова и Лукьянова) и что положение поэтому серьезное. Попов попросил срочно сообщить об этом Ельцину, находившемуся в то время с визитом в США. Президент Буш тут же поручил Мэтлоку встретиться лично с Горбачевым и передать эту важную информацию, не называя фамилий заговорщиков. Однако Горбачев, как телеграфировал затем посол в Белый дом, отнесся к этому сообщению весьма спокойно: он был уверен, что «никто не сможет сбросить его» (разговор этот был за два месяца до известных августовских событий). Тем временем Буш проинформировал о записке Попова и Ельцина, который как раз в этот момент находился в Вашингтоне»
Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962― 1986). С. 673
Началась какая–то странная круговерть.
В. С. Павлов, имевший доступ в качестве обвиняемого к следственным материалам по делу ГКЧП, рассказывает о показании А. А. Бессмертных на допросе 6 ноября 1991 года:
«20 июня 1991 года, находясь в Берлине, он [Бессмертных] вернулся в советское посольство из американской резиденции после завершения раунда переговоров с господином Бейкером. Вдруг совершенно неожиданно ему перезвонил господин Бейкер и предложил приехать для неформальной беседы по очень срочному делу, организовав встречу так, чтобы о ней, по возможности, никто не узнал. А. Бессмертных очень удивился, так как они только что расстались. Но господин Бейкер очень настаивал, и, чувствовалось по тону, был взволнован. Настолько господин Бейкер был настойчив и убедителен, что наш министр иностранных дел под благовидным предлогом сделал перерыв в беседе с министром иностранных дел Кипра и, оставив его ждать продолжения, через черный ход помчался к господину Бейкеру. Когда А. Бессмертных прибыл на место, сопровождавшего его начальника управления МИДа СССР по США и Канаде Г. Мамедова вежливо удалили, благо переводчик не требовался. После этого господин Бейкер, по словам А. Бессмертных, сказал: «Я только что ― вот в промежутке между нашей беседой ― получил из Вашингтона информацию. Я так понимаю, она может быть построена на разведывательных источниках, о том, что может быть попытка смещения Горбачева». Дальнейшее описание происходившего, я полагаю, для пользы дела лучше всего представить читателю со слов самого А. Бессмертных: «Я, конечно, совершенно опешил и так на него смотрю внимательно. В это время в руках у Бейкера находился листок бумаги. Он также сказал, что его слова подтверждает шифровка. Далее говорит: «Понятно, это дело сугубо деликатное и нам нужно как–то такую информацию передать. По нашим данным, ― сказал он, ― в смещении будут участвовать ― назвал ― Павлов, Язов, Крючков». Возможно, Бейкер еще кого назвал, но троих он назвал точно. «И это, говорит, вопрос такой срочный. Его нужно сейчас довести до сведения Горбачева». Он спросил, есть ли у меня прямая, совершенно защищенная связь с президентом… «Нет, нет! ― говорит Бейкер. ― Мало ли что? Все же–таки надо передать…» Но ВЧ, как известно, находится под контролем КГБ. Тогда Бейкер предложил имеющуюся информацию передать, воспользовавшись американским посольством. Я в свою очередь обещал позвонить Черняеву и попросить, чтобы быстро организовать встречу. Бейкер говорит: «Тогда мы поручим послу Мэтлоку. Вот он уже сейчас запрашивается. А вы звоните Черняеву, чтобы он обеспечил срочно прием. Таким образом, Горбачев получит те же сведения, что и я передал. Это абсолютно надежно и никто тогда ничего не перехватит». Так с Бейкером и условились… Я вернулся в совпосольство и быстро свернул беседу с мининдел Кипра. Позвонил Черняеву где–то минут через 30, поскольку пока ехал, пока шла беседа. Черняеву я сообщил о своем местонахождении, кратко о беседе с Бейкером, попросил его, что если на прием запросится посол Мэтлок, то желательно бы, не откладывая, принять его. Черняев ответил: «Вот какое совпадение. Как раз попросился и его принимаем…»
|
|
|
