Искушение состраданием.

Мне изначально не нравился  " Истар" в аудиоверсии, вся эта история была проходной. Я считала всю эту часть самой пустой, идейно бессодержательной. К чему эта история? Да, разочарование в Церкви дезориентирует Крисанию и делает легкой добычей Рейстлина. Я даже придумала, что Крисания протестует против авторитаризма Короля-Жреца, и это не только раскрывает ее характер, но и двигает сюжет: мы можем выставить ее на арену и заставить Карамона драться. В общем, все идет в дело.

Но фигура Короля-Жреца остается неинтересной, примитивной, случайной — не необходимой в этом сюжете. И его противостояние с Крисанией — слишком однозначным. А оно не должно быть таким. Потому что Крисания сама — неоднозначна. Если Король-Жрец мнит себя спасителем мира, то ведь и Крисания тоже. У них разные методы, но каждый приходит к своему краху. Их надо противопоставить друг другу, но в то же время показать их общность.

…Это было каким-то мгновенным озарением — я вдруг сформулировала для себя, чего не хватает нашему Королю-Жрецу, чтобы перестать быть плоской фигурой нехорошего тирана, чтобы у нашей рок-оперы появилась новая глубина. Это же трагедия Великого Инквизитора: глубокое неверие, которое прикрывается верой. Отказ от свободы. " Чудо, тайна, авторитет". Король-Жрец — это же Великий Инквизитор Фёдора Достоевского из " Братьев Карамазовых". Человек, который взял на себя власть, чтобы снять с людей бремя свободы. Потому что он жалеет людей, считает их слабыми и порочными, способными погубить свои души. Он держит их в духовном рабстве, чтобы спасти их от самих себя. Его непримиримость ко злу, его авторитаризм — от страха перед свободой и любовью. Он чудовищно одинок, этот человек. Отрицая свободу, он отрицает Бога.

И Король-Жрец должен прийти в темницу к Крисании, чтобы поговорить с ней. Поговорить как с равной. Рассказать о том, как он пришел к своим убеждениям. Переубедить ее. И Крисания своей верой в людей, своей любовью к ним будет противостоять ему. И у нас сходятся два идеолога: один считает, что зло надо уничтожать, потому что человек слишком слаб, чтобы противостоять ему; другой считает, что зло можно исправить, потому что втайне верит во всемогущество своей любви. Оба обвиняют друг друга в гордыне. И оба правы. И оба неправы. И когда Бог поражает Истар огнем, мы думаем, что Король-Жрец был неправ, значит, путь Крисании — верный, значит, она перевоспитает Рейстлина своей любовью и спасет мир. И мы ошибаемся. Никто из них не Мессия. Но при этом именно отказ от сострадания, к которому призывал Король-Жрец, погубит Рейстлина, погубит мир. " Последний выстрел" все же за Крисанией: от сострадания отказываться нельзя.

И одновременно протянулась нить к " Последнему искушению Заратустры" Ф. Ницше — состраданию. Для ницшевского Заратустры сострадание является последним искушением, последним препятствием на пути к обретению статуса сверхчеловека. Король-Жрец победил в себе сострадание ко злу. Он считает, что зло нужно не исправлять, а уничтожать. Преодоление в себе жалости к врагу — признак сильного духом, вождя, избранного богом, способного вести народ к свету. Испытание, через которое он прошел сам. Прошел мучительно: вырвал свое сердце и положил на алтарь служения человечеству. Отречение от сострадания — это аскеза избранного, чье сердце полно жалости к людям, но кто должен преодолеть свою слабость, если действительно хочет им помочь. Если Крисания действительно пастырь, как он сам, то она должна отказаться от идеи исправления зла и выдать Рейстлина на казнь. И тогда она покажет себя той избранной, которая может избавить мир от зла. О, мне бы хотелось развить эту мысль дальше, до парадокса: тогда Крисания та избранная, которая может открыть Врата, чтобы уничтожить корень зла, Богиню Тьмы... только не должна, потому что избранный не вступает в союз со злом, чтобы уничтожить зло.

В итоге возник большой текст о философии Короля-Жреца, с отсылками к Пушкину, Ницше и Достоевскому. Это был монолог. Крисании, как и Христу в темнице Великого Инквизитора, предполагалось молчать.

Текст, относящийся к философии Короля-Жреца, получился сильный, и Антону идея сразу понравилась. Но текст пролежал год, а то и два, пока до него дошли руки. Случилось это уже, когда полным ходом шла подготовка к первой постановке. А когда дошло до музыки и доработки текста, то, как водится, у нас с Антоном полетели пух и перья. Я, как обычно, пыталась впихнуть невпихуемое — побольше текста в музыкальную форму: потому что нужно же все-все сказать! Ведь у нас вопрос не только в идейном противостоянии, но и в Открытии Врат. Человеколюбие Крисании опасно, потому что оно открывает Врата врагу.

 Нужно было дать понять, что Король-Жрец: 1) понимает, что Крисания пришла не одна, а с черным магом, чтобы открыть Врата;      2) охраняет эти Врата как раз от подобных случаев — случаев, когда добро очаровывается злом; 3) считает, что именно сострадание делает возможным манипуляции добром; 4) видит в Крисании такого же вождя, пастыря, возможно, такого же избранного, как он сам; 5) предлагает Крисании парадокс: доказать свою избранность (избранность как спасителя мира от зла) тем, чтобы от зла отречься — выдать Рейстлина. И все это емко и экономно нужно связать, минимальными средствами дать максимум информации.

Были споры и из-за характера музыки и текста. Полина Меньших, которой изначально была предложена эта ария, просила сделать вариант помягче, чтобы был контраст с жесткой лозунговой риторикой, которой КЖ пользовался до сих пор. И Антон тоже искал возможность отразить это в музыке. Я считала, что текст предоставляет большие возможности для актерской игры, от мягких уговоров и рассуждений до принуждения, и смягчать его не надо. Страсти кипели нешуточные. Помню, что мы с Антоном обижались друг на друга и " не разговаривали" аж по несколько дней. Так и не пришли к единому знаменателю, и в спектакль Меньших эта сцена не попала — впрочем, Полина и не проявляла к ней интереса.
В итоге у нас осталась одна, более-менее на наш взгляд, приемлемая версия: текст был сокращен, и Антон сделал вставку с речью Крисании, чтобы разбить монолог.

В таком виде в сентябре 2015 года трек попал в руки Руслана. Мы с Антоном по-прежнему не были довольны результатом и планировали доработать песню: возможно, вернуть форму монолога, возможно, сделать музыку менее жесткой, возможно, вставить обратно куплет-другой (это уже я втайне надеялась). Но времени на переделку не было, решили показать пока, как есть.

И на предпремьерном показе спектакля Руслана Герасименко в октябре 2015 года эта сцена предстала перед публикой. Руслан придумал ввести символику распятия: Король-Жрец развязывает Крисанию, но она продолжает держать руки в форме креста, а он пытается " сломать" ее... Это была очень сложная актерски, физически тяжелая мизансцена, но эффектная, сильная, усиливающая христианский подтекст песни. Впоследствии Руслан ее переделывал, и появились еще две версии. (Е. Ханпира)