Мнение высказанное: мнение действительное. Характер и источники «возмущения» общественного мнения
Итак, мы рассмотрели проблему истинности и ложности общественного мнения с точки зрения отношения его содержания к отраженной в нем действительности. Но, как было сказано выше, у этой проблемы есть и другая сторона — связанная с отношением содержания высказанного мнения к содержанию мнения реально существующего. До сих пор мы отвлекались от этого момента, приравнивая последнее отношение к единице. Однако известно, что очень часто первое и второе мнения не совпадают. Они могут не совпадать прежде всего в том смысле, что зафиксированные исследователем высказывания общественности могут представлять не все секторы реально существующего (по данному вопросу) общественного мнения, то есть отклоняться от фактического мнения по своему составу. В подобных случаях, конечно, также можно говорить об ошибочности, ложности выявленного мнения. Однако вместе с тем ясно, что эти ошибки — при прочих равных обстоятельствах— не имеют отношения к процессу собственно выражения мнения (напротив, тут речь идет как раз о невыраженности невысказанности, умолчании части мнений). Это — прежде всего ошибки исследования, не сумевшего уловить весь спектр существующих точек зрения, допустившего просмотр, потерю определенных групп взглядов. Поэтому данный аспект проблемы не может интересовать нас теперь — мы вернемся к нему позже, в главе 7-й, когда будем говорить о методах фиксирования общественного мнения, в частности о способах решения проблемы репрезентации. Другое дело — случаи, когда высказанное мнение отклоняется от фактически существующего по своему содержанию, то есть когда люди говорят не совсем то, а иногда даже совсем не то, что они на самом деле думают. Такие отклонения от истины, несмотря на то что они также могут быть связаны с ошибками исследования, имеют уже прямое отношение к анализируемой теперь проблеме: разного рода объективные и субъективные факторы, вызывающие подобное «возмущение» общественного мнения, характеризуют сам процесс выражения мнений. Анализ этих факторов переносит нас из сферы формирования мнений, в которой мы пребывали до сих пор, в сферу условий и форм высказываний общественности.
мнение. В частности, существует прямая зависимость между правдивостью, искренностью высказываемого мнения и уровнем развития демократических институтов в обществе, степенью осуществления свободы личности во всех ее формах, в том числе свободы слова, печати, собраний и т. д. В этом смысле, чем менее развита в обществе демократия, чем большим ограничениям подвергаются права личности и общественных институтов, тем менее высказываемое вслух мнение, мнение «для других» будет совпадать с мнением негласным, существующим на самом деле, мнением «для себя». Другая группа помех связана с субъективным фактором— с фигурой самой имеющей мнение и высказывающейся личности. Природа этих помех может быть самой разнообразной, а количество их просто не поддается учету. Ведь они зависят от личных качеств человека: характера его воспитания, уровня образования и культуры, общего и моментального состояния психики, жизненного тонуса, темперамента, гражданской активности и т. д. и т. п. Исследователь, например, вполне может столкнуться с фактом, когда члены одной и той же семьи дают совершенно различные ответы на вопрос относительно изменения уровня их жизни или — больше того — когда один и тот же человек в разное время, в зависимости от его душевного состояния, по-разному отвечает на один и тот же вопрос. Немалое значение имеет здесь, в частности, и объект обсуждения. Во всяком случае известно, что в отношении одних вопросов личные качества опрашиваемых как бы «нейтрализуются», в то время как в отношении других они, напротив, начинают играть весьма серьезную роль.
Наконец, третий источник помех лежит в природе со циологического исследования. Оказывается, одни формы фиксирования общественного мнения сопряжены с большими отклонениями высказанного мнения от фактического, чем другие. Кроме того, такие отклонения могут возникать и в результате многочисленных ошибок, допускаемых исследователем на разных стадиях работы — в процессе программирования исследования, его проведения, обработки результатов. Следовательно, содержание фиксируемого мнения определяется не только тем, кто и в каких объективных условиях отвечает на вопрос, но и тем, кто и как задает этот вопрос, как проходит сам опрос и т. д. Для того чтобы более подробно рассмотреть каждый из названных источников «возмущения» общественного мнения, перейдем к конкретному анализу возможных ошибок, возникающих в процессе выражения мнений. По своему характеру эти ошибки могут быть также трех родов и связаны или 1) с неспособностью человека точно передать смысл своей точки зрения, или 2) с невозможностью, или, наконец, 3) с нежеланием сделать это.
его культуры, развитости мышления, речи и т. д. В условиях многонационального государства, каким является СССР, существенное значение имеет также степень знания человеком языка, на котором проводится опрос. Роль этого фактора можно было наблюдать, например, в нашем VIII опросе, проходившем не только в России, но и на Украине, в Узбекистане, Казахстане, Эстонии, Армении и Коми АССР. Тогда среди опрашиваемых оказалось немало лиц, не владевших в совершенстве русским языком, и уже одно только это обстоятельство создало возможность (далеко не абстрактную!) отклонения фиксируемого мнения от того, какого в действительности придерживались люди.
В конечном счете рассматриваемая ложность общественного мнения всегда оказывается связанной с индивидуальными качествами опрашиваемого лица. Однако, как нетрудно убедиться, многое тут зависит и от исследования, в частности от его формы. Возьмем, к примеру, метод опроса по телефону. Он предполагает определенную подготовленность опрашиваемого: известную быстроту реакции, умение дать лаконичный ответ на вопрос, конечно же привычку разговаривать по телефону и т. д. Ясно, что не обладающий в достаточной степени всеми этими навыками человек может не суметь точно изложить свою точку зрения на предмет, в той или иной мере исказить ее и т. д. Вместе с тем от волнения, чувства растерянности и т. п. может не остаться и следа, если те же вопросы будут заданы опрашиваемому в иной, более привычной форме, например в виде отпечатанной типографским способом анкеты. Теперь у человека появится время, чтобы подумать над вопросами, точнее сформулировать свои мысли. И в результате степень адекватности высказанного мнения мнению действительному значительно повысится. С другой стороны, анкета также может распространяться различными методами: например, путем рассылки по почте или путем раздачи непосредственно анкетером. Ясно, что первая форма таит в себе — при прочих равных обстоятельствах — больше возможностей для рассматриваемого «возмущения» общественного мнения, чем вторая. Ведь получающий по почте заполненные анкеты исследователь практически лишен возможности уточнить содержание какого-либо неясного для него высказывания или проверить правильность своего понимания нечетко сформулированного ответа. Напротив, анкетер находится в непосредственном контакте с опрашиваемым лицом; он может в любой момент объяснить ему смысл задаваемого вопроса, снять обнаруженное при предварительном ознакомлении с ответами противоречие, допущенное анкетируемым, словом, добиться наиболее адекватного раскрытия мнения говорящего. В этом смысле особенно эффективным является метод интервьюирования. Для большинства людей гораздо легче излагать свои мысли устно, нежели письменно (хотя бы с технической точки зрения!); поэтому-то процесс живой беседы представляет собой ту форму, владея которой исследователь может обеспечить максимальную близость мнения «для других» к мнению «для себя».
Наконец, один и тот же человек проявляет безусловно различную способность к точному выражению своего мнения и в зависимости от содержания исследования. Мы имеем в виду фактор большей или меньшей сложности задаваемых вопросов, способа их постановки и пр. Доступность вопроса для опрашиваемого — первейшее условие совпадения мнений высказываемого и действительного. Таким образом, как можно заключить из сказанного. - исследователь не является совсем уж беспомощным перед лицом рассматриваемых отклонений общественного мнения от истины. Он может создать такие условия исследования, которые будут наиболее благоприятными для того, чтобы, во-первых, опрашиваемый мог как можно более точно изложить содержание своей точки зрения и, во-вторых, исследователь мог как можно более точно понять мысль опрашиваемого. Первая часть этой задачи решается путем обеспечения максимально возможной «нейтрализации» указанных помех. Это достигается разными средствами: приведением программы исследования (содержания и формулировок вопросов) в соответствие с уровнем грамотности опрашиваемой среды; выбором наиболее подходящей (для данной программы) формы исследования; достаточной квалификацией анкетеров (если опрос проводится с их помощью) и т. д. Все эти средства, бесспорно, могут повысить степень истинности зафиксированного общественного мнения в смысле его адекватности мнению, реально существующему. Вторая часть задачи решается также с помощью определенных форм исследования, например путем установления личных контактов исследователя с анкетируемыми и т. д. Однако здесь имеются и специфические средства, в частности связанные с содержанием исследования: в программу опроса, например, могут быть включены специальные вопросы, единственная цель которых — обеспечить корреляцию высказываний, уточнить мнение говорящих. Как раз к такому способу мы прибегли в нашем III опросе, где наряду с вопросом: «Есть ли, на Ваш взгляд, у молодых людей отрицательные черты, имеющие широкое распространение? Если да, какие именно?» — фигурировал и еще один: «В чем Вы видите подтверждение своего мнения?». Как можно было видеть выше, это уточнение сыграло как раз огромную роль: именно благодаря ему мы смогли понять, что конкретно понимала часть опрошенных под так называемым «стиляжничеством», «преклонением перед Западом», и тем самым избегнуть ошибки в оценке этого явления.
И все же, несмотря на все уловки и приемы, рассматриваемое «возмущение» общественного мнения может оказаться неустранимым. Тогда перед исследователем — как и всегда в тех случаях, когда ошибка не может быть исключена полностью,— возникает задача иного рода: зафиксировать сам факт отклонения высказанного мнения от мнения действительного и по возможности измерить величину и характер этого отклонения. Обычно это делается с помощью включения в программу разного рода контрольных вопросов, помогающих установить, например, противоречивость суждений говорящего, разного рода вопросов-«ловушек», обнаруживающих неспособность человека четко излагать свои мысли, и т. д. Западная социология общественного мнения широко использует подобные приемы, и, как показывает практика, такая работа очень важна: в зависимости от величины и характера «возмущения» исследователь или вводит соответствующий поправочный коэффициент, который дает ему возможность приблизиться к истинному смыслу того или иного конкретного высказывания, или целиком бракует часть анкет, повышая тем самым степень истинности исследуемого общественного мнения в целом.
особенностями самого исследования. При этом в возникновении ситуаций, когда опрашиваемый объективно, несмотря на все старания, не может адекватно выразить свое мнение, особую роль, как кажется, играют два момента. а) Ошибки в постановке вопросов. Первый из них связан с ошибками в постановке вопросов. Еще древние греки, большие мастера парадоксов, желая поставить человека в затруднительное положение, обращались к нему с вопросом: «Перестал ли ты бить своего отца?». Ясно, что в рамках требуемой строгой дизъюнкции (да — нет) любой ответ на этот вопрос мог быть в подавляющем большинстве случаев только ложным К сожалению, исследователи общественного мнения в своем обращении с анкетируемыми нередко уподобляются античным софистам [164]. Имея в виду подобную практику, М. Н. Руткевич и Л. Н. Коган пишут: «Буржуазные социологи при проведении письменного или устного опроса населения часто стараются ставить вопросы расплывчато, неопределенно... Можно ли,
например, четко ответить на вопрос, считает ли человек себя «очень счастливым», «довольно счастливым» или «довольно несчастливым»?! А ведь именно так ставились вопросы опрашиваемым лицам авторами книги «Социальная структура и личность в городе»...» [165]. Однако дело, разумеется, не сводится к одному лишь «злому умыслу» буржуазных социологов. Действительная проблема значительно шире. Она затрагивает и самых честных, заинтересованных в истине исследователей. Дело в том, что на первый взгляд банальное требование, чтобы вопрос, обращенный к анкетируемому, был поставлен правильно, точно, оборачивается на практике немалыми трудностями. Об этом, в частности, говорит «негативный» опыт нашего Института общественного мнения: ошибки тут могут быть самыми неожиданными. Известно, например, что любой вопрос должен быть предельно четким, ясным, прозрачным — таким, чтобы опрашиваемый точно знал, чего именно от него хотят. Само собой разумеется, известно это требование и исследователю. Поэтому он долго работает над формулировкой вопросов (особенно, если речь идет о сложных по содержанию проблемах), пока, наконец, у него не появляется убеждение, что необходимая степень ясности изложения достигнута. После этого вопрос включается в анкету или в интервью, и... тут вдруг оказывается, что люди не понимают, о чем собственно идет речь. Именно такая ситуация возникла, например, в нашем IV опросе, когда мы спрашивали: «В каких формах, по Вашему мнению, будет развиваться в дальнейшем движение за коммунистический труд?». Нам вопрос казался предельно ясным: мы хотели узнать, с какими формами в первую очередь связывают люди будущее коммунистического труда — с индивидуальным ударничеством, с коллективами типа бригад или с соревнованием целых предприятий. Однако многие участники опроса не поняли вопроса — прежде всего из-за многозначности термина «форма». В результате часть из них ушла в своих ответах далеко в сторону от интересовавшей нас проблемы, а часть (почти 50 процентов) вовсе уклонилась от ответа. Зафиксированное общественное мнение оказалось отличным от фактически существующего. И произошло это потому, что из-за непонимания вопроса опрашиваемые не могли (не имели возможности) сказать то, что они думают о предмете. В другом случае (III опрос) мы допустили ошибку иного рода. В вопросе: «Что Вы думаете о своем поколении, нравится ли оно Вам, довольны ли Вы его делами?»—понятно было абсолютно все, и все же мнение части опрошенных, высказанное в ответ на него, по-видимому, подверглось какому- то искажению — частично в процессе самого высказывания, а частично в процессе нашего анализа. Это случилось потому, что приведенная формулировка заключала в себе не один, а два хотя и очень близких, но все же не совпадающих друг с другом вопроса: 1) «Нравится ли Вам поколение?» и 2) «Довольны ли Вы его делами?». Это обстоятельство было замечено явно не всеми опрашиваемыми, и если одни из них (к счастью, большинство) отвечали на указанный вопрос дважды: «Нравится, доволен» (или: «Не нравится, не доволен»), то другие ограничивались односложным: «да» или «нет». При этом оставалось неясным ни то, к чему отнесли этот ответ сами опрашиваемые — к обеим частям вопроса или к какой-либо одной из них (тогда — к какой именно), ни то, как должны были оценить его мы. Наличие же некоторого (хотя и крайне незначительного) количества анкет, в которых на выделенные части вопроса давались противоположные ответы, показывало, что ошибка, допущенная в логической структуре формулировки, была не столь уж безобидной, как это могло бы показаться сначала. Может быть, наиболее распространенной ошибкой в постановке вопроса, приводящей к отклонению высказываемого мнения от действительного, является использование таких формулировок, которые сужают, ограничивают мысль говорящего, мешают ему высказать все, что он думает, до конца. В подобных случаях отход от истины заключается не в ее прямом искажении или тем более фальсификации, а в потере ее полноты. Рассматриваемая ошибка бывает связана, конечно, и с содержательной стороной постановки вопроса. Например, вопрос, рассчитанный на оценку явления, должен формулироваться (в содержательном отношении) так, чтобы открывалась возможность для вынесения самых различных, в том числе противоположных, оценок; вопрос, рассчитанный на позитивное решение проблемы,— так, чтобы создавался максимальный простор для выражения всех существующих конструктивных мыслей, и т. д. Однако, понятно, в первую очередь речь тут должка идти о форме, в которой ставится тот или иной вопрос, и прежде всего о проблеме открытых и закрытых вопросов, уже затронутой нами в параграфе 24. Как отмечалось выше, так называемые закрытые вопросы по самой своей природе неизбежно ограничивают мысль говорящего, втискивая ее в жесткие рамки предлагаемых ответов, если угодно, даже изменяют ее, приспосабливая к некоему безусловному стандарту, лишая первоначального оригинального характера. В этом смысле закрытые вопросы всегда содержат в себе большую или меньшую вероятность искажения действительного мнения опрашиваемых. Однако дело не только в этом. С употреблением закрытых вопросов сопряжено немало и технических ошибок, которые еще более усугубляют их органический недостаток. Главная из них — неполное закрытие вопроса. В самом деле, стоит только исследователю предложить опрашиваемым не все возможные ответы на вопрос, а лишь часть их, как общественное мнение в процессе своего выражения сразу же отклонится от истинного, даже если в конце вопроса будет помещена спасительная приписка: «Возможно, какой-либо иной ответ». Дело в том, что закрытые вопросы, как говорят психологи, ограничивают «поисковую область» лишь предлагаемыми ответами. И это происходит не только в силу определенного психологического эффекта, мешающего человеку выйти за очерченные рамки, но и потому, что опрашиваемому может казаться, что от него ждут выбора именно одного (или двух, трех — в зависимости от условий опроса) из предложенных вариантов. Конечно, всякий активно мыслящий человек, не найдя среди ответов того, который соответствует его собственной точке зрения, непременно даст свой, оригинальный ответ (воспользовавшись правом, предоставляемым указанной припиской). Однако приходится признать, что это относится далеко не ко всему опрашиваемому ансамблю. Основная масса его ограничивается обычно лишь предложенными ответами, хотя при этом часть людей, возможно, и видит суть проблемы в чем-то другом. С подобного рода искажениями общественного мнения, порождаемыми «недосмотром» исследователя при составлении закрытых вопросов, нам приходилось сталкиваться не один раз. Например, в IV опросе мы спрашивали: «С решением какой из следующих проблем Вы связываете в первую очередь дальнейшее массовое распространение движения (подчеркнуть): внедрение новейшей техники повышение образования и культуры совершенствование профессионального мастерства рост сознательности возможно, какая-либо иная проблема?» Как показали результаты, этот вопрос был сформулирован нами неудовлетворительно: перечисленные возможности не исчерпывали всех основных условий развития движения за коммунистический труд. Об этом достаточно ясно говорила общая картина полученных ответов (в процентах к числу опрошенных): Подчеркнули 1 группа 2 группа 3 группа Рост сознательности............................ 75,0 71,3 69,4 Повышение образования и культуры 42,2 46,0 51,5 Внедрение новейшей техники........ 30,0 29,9 40,6 Совершенствование мастерства... 22,6 26,0 34,6 Кроме того дополнительно назвали Распространение передового опыта. 3,3 6,5 23,4 Улучшение организации производства................................ 3,1 5,8 10,9 Рост материального благосостояния. 4,0 4,0 4,0 Повышение доверия к участникам движения............................................. 3,3 3,0 — Это обстоятельство привело к нежелательной деформации подлинного общественного мнения. Как видим, не названные нами проблемы (в первую очередь такие, как «распространение передового опыта» и «улучшение организации производства»), даже будучи упущенными, «набрали» немалое количество «голосов», особенно в среде наиболее активных участников опроса (коллективов коммунистического труда). Значит, если бы они были вставлены в перечисление, общая картина мнений могла бы измениться (может быть, даже существенно) как в плане более высокой оценки упущенных проблем, так и в плане соответственно более скромной оценки проблем названных. В самом же факте такого отклонения (по рассматриваемой причине) мнения зафиксированного от мнения фактически существующего в большинстве случаев сомневаться не приходится. Он измеряется чисто экспериментальным путем. Например, в нашем VIII опросе было две анкеты — распространявшаяся с помощью анкетеров и опубликованная в газете. В общем и целом содержание их совпадало. Но кое в чем была и разница. В частности, мы с различной степенью полноты закрыли в этих анкетах вопрос: «Что мешает Вам проводить досуг так, как Вам нравится?». В варианте, распространявшемся анкетерами, фигурировало пять возможных ответов на него: 1) недостаток времени; 2) отсутствие необходимых условий — кружков самодеятельности, спортивных секций, вечеров отдыха и т. д.; 3) недостаток в городе культурных учреждений; 4) недостаток личных средств и 5) неумение организовать свое время. В варианте же, опубликованном на страницах «Комсомольской правды», на один больше; кроме перечисленных ответов здесь еще значилось: «Усталость после работы». Благодаря этому мы получили возможность измерить величину «возмущения» общественного мнения под влиянием рассматриваемого фактора. И она оказалась весьма значительной. В первом случае на усталость сослалось (откликнувшись на приписку относительно «каких- либо иных причин») всего 0,2 процента от общего числа опрошенных; во втором же — 21,9 процента!.. Чтобы избежать ошибок в постановке вопросов, исследователи общественного мнения обычно прибегают к так называемому пилотажу — предварительному контрольному опросу, который проводится в ограниченных рамках с единственной целью: опробировать выработанную программу. В ходе и результате таких пилотажей удается уловить и своевременно исправить немало ошибок, допущенных в формулировках. В частности, этот метод имеет очень важное значение и для правильной постановки закрытых вопросов, для достижения необходимой полноты перечисляемых в них возможностей. Что же касается других ошибок— непонятного изложения сути вопроса, его неудачной логической структуры и иных, то по отношению к ним рассматриваемый метод сохраняет, скорее, лишь негативное значение: он дает возможность забраковать те формулировки, которые оказались неудовлетворительными, и не проливает никакой ясности на то, какими именно они должны быть. Вместе с тем с помощью пилотажа могут уточняться и некоторые открытые вопросы. Выше мы говорили, что последние вообще создают гораздо больше возможностей (в сравнении с закрытыми вопросами) для того, чтобы мнение «для других» совпадало с мнением «для себя»; они в значительно меньшей степени ограничивают мысль говорящего, предоставляя ему при ответе на вопрос carte blanche. Однако данные преимущества открытых вопросов могут проявиться лишь при условии, если эти вопросы поставлены точно, правильно. Добиться же этого не менее сложно, чем правильно сформулировать закрытый вопрос. Один из самых существенных минусов открытых вопросов состоит как раз в том, что в них подчас бывает очень сложно выразить, какого, собственно, ответа от опрашиваемого ждет исследователь (речь идет, разумеется, не о конкретном содержании ответа, а о его, так сказать, относительном содержании — о его отношении к сути обсуждаемой проблемы, его общей направленности, характере и т. д.). Выше мы приводили пример с вопросом, касающимся форм развития движения за коммунистический труд. С аналогичными недоразумениями нам приходилось сталкиваться и в других случаях. Например, в нашей анкете о семье был вопрос: «Какие меры по укреплению молодой семьи Вы можете предложить?». Мы оставили его открытым. Это было сделано не только потому, что мы хотели услышать совершенно не подсказанные мнения людей по столь важной проблеме. Принятое решение объяснялось и другим: закрыть вопрос казалось делом чрезвычайно сложным — как в силу того, что ряд перечислений грозил оказаться весьма протяженным, так и потому, что ответы на вопрос могли носить «синтетический» характер, то есть касаться сразу нескольких, причем в различных комбинациях, сфер жизни общества — экономической, юридической, моральной и т. п. Стоит ли говорить при этом, что лично нам указанный вопрос казался совершенно ясным. И все же, как обнаружилось, среди опрашиваемых нашлось немало таких, кто не увидел границ поставленного вопроса, не понял его смысла, пошел при ответе на него совсем в ином направлении. Об этом свидетельствовали, в частности, заявления, подобные тому, что «укреплять распадающуюся семью вообще не следует». Между тем по смыслу проблемы речь должна была идти вовсе не об укреплении распадающихся семей, а о создании таких условий, которые бы исключали по возможности появление ситуаций, ведущих к разводу, о развитии таких социальных факторов, которые бы препятствовали распаду семей, и т. д. Следовательно, сама по себе форма открытого вопроса еще не гарантирует исследователя от того, что общественное мнение не подвергнется в процессе своего выражения искажению, не отойдет от истины. К тому же дело ведь не сводится лишь к правильной постановке вопроса. При употреблении открытых вопросов рассматриваемое «возмущение» общественного мнения может возникать и на другой стадии — на стадии обработки полученного материала. Это связано с тем, что из-за исключительного разнообразия словесных форм выражения, в которые опрашиваемые облекают свои мысли, возникает множество трудностей по интерпретации — установлению точного смысла каждого высказывания. Такие трудности могут вести к ошибочному кодированию ответа или к необходимости включения в код разного рода промежуточных, «расплывчатых» характеристик. И то, и другое (явления совершенно невозможные при закрытых вопросах!) снижает степень истинности фиксируемого мнения. Последнее начинает отличаться от того, которое существует в действительности. Говоря о сравнительной ценности открытых и закрытых вопросов с рассматриваемой точки зрения, следует упомянуть о том, что существуют еще вопросы полуоткрытые, или полузакрытые. Сохраняя те плюсы открытых вопросов, с которыми связана возможность для говорящего высказываться максимально полно, свободно, вопросы этого типа в то же время устраняют и отмеченный минус первых, подсказывая опрашиваемым общее направление и общие границы (но не конкретное содержание, как в случае закрытых вопросов) возможных ответов [166]. Чтобы оценить достоинства и недостатки этого типа вопросов, необходимо провести несколько контрольных сравнительных исследований, в которых бы данные вопросы фигурировали параллельно с вопросами иных типов, выражающих то же содержание. б) Влияние исследования на исследуемого. Наряду с ошибками в постановке вопросов существует и другая группа связанных с исследованием помех, в силу которых опрашиваемые также оказываются не в состоянии адекватно выразить свое мнение. Мы имеем в виду помехи, заложенные в самой природе социального исследования, всегда активно воздействующего на исследуемый объект, неизменно оказывающего на него большее или меньшее влияние. Подобное «возмущение» общественного мнения может случаться и тогда, когда программа опроса полностью свободна от ошибок. Оно бывает связано прежде всего с фигурой самого исследователя. Э. Богардус утверждает, что «беседа с определенным лицом по определенному вопросу может дать один результат, тогда как опрос того же лица другим человеком может дать другие результаты» [167]. Это верно. Правда, характер влияния исследователя на исследуемого может быть различным. Ниже, например, мы рассмотрим ситуации, в которых отношение, существующее (или возникающее в процессе самого опроса) между первым и вторым, приводит к известному стеснению опрашиваемого, даже к его активному нежеланию говорить правду и т. п. Сейчас нас интересует другой аспект этого отношения — такое влияние исследователя на исследуемого, которое порождает искажение мнения последнего вопреки его желанию. Дело в том, что, проводя опрос, исследователь может в той или иной степени и форме навязывать свое собственное мнение опрашиваемому. Не будем останавливаться на случаях, когда это делается вполне сознательно,— в сущности, требуется немного усилий, чтобы ввести неискушенного в таких делах анкетируемого в заблуждение относительно его действительной точки зрения на предмет. Гораздо сложнее — предупредить неумышленное влияние, свести его на нет, особенно, если речь идет о таких формах исследования, где исследователь вступает в непосредственный контакт с опрашиваемым. Выше мы отмечали положительные стороны в деятельности анкетера и интервьюера — их способность добиться максимально точного понимания опрашиваемым задаваемого ему вопроса, устранить все неясности и неточности в высказываниях говорящего, наиболее полно раскрыть его подлинное мнение и т. д. Вместе с тем эти фигуры несут в себе и не меньший (если не больший!) «отрицательный заряд». Объясняя опрашиваемому, чего от него хотят, они нередко незаметно для себя подсказывают ему «слишком много». Тогда анкета (или интервью) начинает представлять собой нечто вроде высмеянной Вейсманом Koffer — Theorie (буквально: сундучной теории) — из нее можно извлечь ровно столько, сколько вложено в нее самим исследователем. Что же касается картины мнения в целом, то зафиксированные таким образом взгляды окажутся в действительности взглядами не общественности (только и интересующей исследователя), а...группы анкетеров, проводивших опрос. Это обстоятельство показывает, что исследователь должен предпринимать специальные усилия, чтобы не «возмутить» общественное мнение. И с этой целью он должен, в первую очередь, по возможности ограничить свое влияние на говорящего в процессе выражения последним его точки зрения. На основании опыта деятельности Института общественного мнения в этой связи можно прийти к двум выводам: во-первых, к тому, что метод анкетного опроса является в рассматриваемом смысле гораздо более надежным, чем метод свободного интервьюирования (когда влияние исследователя на содержание ответов опрашиваемого особенно велико), и, во-вторых, к тому, что деятельность анкетера при проведении опроса должна быть функционально четко ограничена. Его задачи в большинстве случаев могут исчерпываться объяснением общего замысла и основных условий опроса, раздачей и сбором анкет (с соблюдением, как правило, небольшого временного интервала между этими двумя операциями), наконец, предварительным знакомством с содержанием ответов, дающим возможность, в случае необходимости, устранить обнаруженные пробелы, неясности или противоречия. Рассматриваемые помехи в процессе выражения общественного мнения могут быть связаны не только с фигурой исследователя, но и с некоторыми, в том числе кажущимися незначительными, моментами в программировании исследования, а также в обработке его результатов. Вернемся в этой связи еще раз к проблеме постановки закрытых вопросов. Оказывается, влияние исследования на опрашиваемого не устраняется целиком лишь безошибочной формулировкой таких вопросов, полным перечислением ряда и пр. Известную роль в «возмущении» общественного мнения может сыграть здесь и такая, казалось бы, мелочь, как последовательность перечисления ответов. Опыт показывает, что эта деталь программирования не является полностью нейтральной. Известно, например, что во время голосования на выборах в общественных организациях, в случае если в списке для голосования имеется больше кандидатур, чем должно быть избрано, как правило, не практикуется порядковая нумерация баллотирующихся. В этом есть свой смысл. Отсутствие номеров перед фамилиями подчеркивает, что все баллотирующиеся находятся в равном положении. Благодаря этому, в известной степени, снимается тот психологический момент, в силу которого часть голосующих воспринимает в качестве заведомо «лишних» и вычеркивает именно последние фамилии ряда. То же может происходить и в процессе выражения мнений при ответе на закрытые вопросы. Располагая ответы по степени их важности со своей субъективной точки зрения, исследователь тем самым оказывает известное давление на мнение опрашиваемых. Наконец, как отмечалось, такое давление может случиться и post festum, после того, как мнение уже было высказано, например в процессе интерпретации и кодирования открытых вопросов. Тут всегда существует опасность, что исследователь, даже не допустив ошибки, обеднит фактически выявленную картину мнений, сведет разнообразие живых формулировок к нескольким значительно более бледным по содержанию трафаретам [168].
Подобное нежелание (желание) может принимать разные формы. Исключая крайнюю из них — отказ отвечать, о которой речь пойдет дальше (в главе 7), это — застенчивое утаивание (приукрашивание) правды, сведение ее к полуправде, откровенная ложь. По механизму же своего возникновения рассматриваемое нежелание может быть связано с самыми разнообразными чувствами — страха, стыда, протеста, тщеславия и пр. Какие факторы приводят в действие эти чувства? Каким образом возникает стремление человека уклониться от истины? Мы видели: неспособность человека точно изложить свою мысль может зависеть от исследователя, но определяется она в первую очере
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|