Отчужденность и индивидуализм

Тот факт, что самоактуализированные люди даже в любви способныоставаться отчужденными, сохраняют свою индивидуальность и личностнуюавтономность, может показаться парадоксальным, так как индивидуализм иотчужденность, на первый взгляд, абсолютно несовместимы с той особого родалюбовной идентификацией, которую мы обнаружили у само-актуалиэированныхиндивидуумов. Но это ╬ лишь кажущийся парадокс. Я уже говорил о том, чтоотчужденность здорового человека может гармонично сочетаться с егоабсолютной, полной идентификацией с предметом своей любви. Удивительно, но осамоактуализированных людях можно сказать, что они одновременно и самыебольшие индивидуалисты, и самые последовательные альтруисты, существа,крайне социальные и до восхищения способные любить. В рамках нашей культурыиндивидуализм принято противопоставлять альтруизму, эти два свойства приняторассматривать в качестве крайних пределов единого континуума, но мы ужеговорили о том, что Подобная точка зрения ошибочна и требует тщательнойкорректировки. В характере самоактуализированного человека эти качествамирно сосуществуют, на их примере мы в который уже раз видим разрешениенеразрешимой дихотомии. Мои испытуемые отличаются от обычных людей здоровой долей эгоизма исильно развитым чувством самоуважения. Эти люди не склонны без нуждыпоступаться своими интересами. Самоактуализированные люди умеют любить, но их любовь и уважение кдругим неразрывно связаны с самоуважением. Об этих людях нельзя сказать, чтоони нуждаются в партнере. Они могут быть чрезвычайно близки с любимымчеловеком, но они не воспримут разлуку с ним как катастрофу. Они нецепляются за любимого и не держат его на привязи, он не становится для нихякорем или обузой. Они способны на поистине огромное, глубочайшееудовлетворение от отношений с любимым человеком, но разлуку с ним онипринимают с философским стоицизмом. Даже смерть любимого не в состояниилишить их силы и мужества. Даже переживая очень бурный любовный роман, этилюди не отказываются от права быть самим собой, остаются единовластнымихозяевами собственной жизни и судьбы. Я думаю, что если мы сможем получить убедительные подтверждения этомунаблюдению, то это заставит нас пересмотреть или, по крайней мере, расширитьпринятое в нашей культуре определение идеальной, или здоровой, любви. Мыпривыкли определять ее как полное слияние двух Я, как утрату собственнойотдельности, как отказ от собственной индивидуальности. Все это верно, ноданные, которыми мы располагаем, позволяют нам предположить, что в здоровойлюбви наряду с утратой индивидуальности происходит и укреплениеиндивидуальности обоих партнеров, что слияние двух Я означает не ослабление,а усиление каждого из них. По-видимому, для самоактуализированного человекаэти две тенденции ╬ тенденция к самотрансценденции и тенденция к укреплениюиндивидуальности ╬ нисколько не противоречат друг другу, напротив, онидополняют и подкрепляют друг друга. Самотрансценденция возможна только приусловии сильной, здоровой самоидентичности.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ, "ХОРОШИЙ ВКУС" И ЗДОРОВАЯ ЛЮБОВЬ

Одной из самых поразительных особенностей самоактуализированных людейявляется исключительная эффективность их восприятия. Эти люди, как никтодругой, способны к восприятию истины, они умеют видеть правду в любойситуации, как в структурированной, так и в неструктурированной, как вличностной, так и в безличной. Такая эффективность, или пронзительность восприятия проявляется главнымобразом в так называемом "хорошем вкусе", который демонстрируют моииспытуемые в выборе сексуальных партнеров. Если собрать вместе всех близкихдрузей, жен и мужей моих испытуемых, то мы обнаружим в представителях этоймалой группы столько хороших качеств, сколько никогда не найдем в случайнойвыборке. Я далек от того, чтобы утверждать, что каждый сексуальный выбор каждогоисследованного мной самоактуализированного человека идеален. Ничточеловеческое не чуждо этим людям, они тоже могут ошибаться в своем выборе.Почти у каждого из них есть свои слабости и недостатки, которые, так илииначе, влияют на их выбор. Например, по крайне мере, про одного из моихиспытуемых я могу сказать, что он женился не столько по любви, сколько изжалости. Другой связал свою судьбу с женщиной гораздо моложе его и врезультате столкнулся с массой проблем. То есть, если попытаться безизлишней экзальтированности определить способность самоактуализированногочеловека к выбору, то у нас получится что-то вроде следующего заявления: ввыборе здорового человека проявляется гораздо больше вкуса, чем в выборесреднего человека, но даже и его выбор нельзя назвать идеальным. Однако, даже столь осторожный вывод вступает в противоречие с известнойпоговоркой про злодейку-любовь, как и с более деликатными версиями этогозаблуждения. Широко распространено мнение о том, что любовь ослепляетчеловека, что влюбленный всегда переоценивает своего возлюбленного. Но этазакономерность обнаруживается только в нездоровой любви. Некоторые данные,полученные мною из наблюдений за самоактуализированными людьми, указывают нато, что здоровая любовь, напротив, обостряет восприятие человека, делает егоболее точным, более правдивым, более эффективным. Здоровая любовь позволяетчеловеку увидеть в возлюбленном такие качества, которые вряд ли откроютсянезаинтересованному взгляду.44 Самоактуализированный индивидуум способенполюбить даже внешне непривлекательного человека, даже такого, от которогоотворачивается общественное мнение, тем самым он как будто подтверждаетжитейское наблюдение о зловредной любви. Однако его любовь вовсе неозначает, что он не видит изъянов любимого; нет, он видит их, но они немешают ему увидеть и его достоинства, или же любящий отказываетсявоспринимать как недостатки то, что другим кажется неприятным или дажеотвратительным. Внешность, материальное положение, классовая принадлежность,уровень образования, наличие социальных навыков не столь важны длясамоактуализированного человека, он постиг высшую ценность человеческихдушевных качеств. Именно поэтому он может полюбить человека, который другимкажется невзрачным, неинтересным или заурядным. И тогда эти другие называютего слепцом, но я склонен счесть это признаком хорошего вкуса или особойэффективности восприятия. Мне посчастливилось наблюдать, как развивался хороший вкус у несколькихсравнительно здоровых молодых людей; это были студенты колледжа, с которымия работал на протяжении ряда лет как со своими потенциальными испытуемыми.Чем более зрелыми становились эти люди, тем реже они упоминали в качестведостоинств сексуального партнера такие характеристики как приятнаявнешность, пышный бюст, физическая привлекательность, длинные ноги, красивоетело, умение целоваться или умение танцевать. Все чаще они говорили овзаимной совместимости, о доброте любимого человека, о его порядочности,верности, тактичности, внимательности. Взрослея, некоторые юноши влюблялисьв девушек именно с теми характеристиками, которые прежде казались имнеприятными (например, волосатые ноги, излишний вес, оттопыренные уши). Явидел, как год за годом сужался круг потенциальных возлюбленных одногомолодого человека. Поначалу про него можно было сказать, что он "непропустит ни одной юбки". Он признавался мне, что готов лечь в постель слюбой девицей, лишь бы она не была слишком толстой или чересчур высокой, нопо прошествии нескольких лет на тот же вопрос из всех знакомых ему девушекон сумел назвать только двух, которых мог бы представить себе в роли своихсексуальных партнерш. Теперь его выбор предопределяли не физическиехарактеристики девушек, а их душевные качества. Я полагаю, что эта тенденция связана не столько со взрослением, сколькос ростом психологического здоровья. Кроме того, полученные мною данные противоречат и двум другим"постулатам" любви, первый из которых гласит, что противоположностисходятся, а второй утверждает, что подобное стремится к подобному. Чтокасается здорового человека, то для него последнее утверждение верно тольков отношении таких характерологических черт как честность, искренность,доброта и мужество. Что касается внешних, поверхностных характеристик, такихкак уровень дохода, классовая принадлежность, уровень образования,национальность, религиозные взгляды супругов, то браки самоактуализированныхлюдей не отличаются такой гомогенностью, какую можно наблюдать в бракахсреднестатистических индивидуумов. Самоактуализированный человек не видитугрозы в том, что незнакомо ему; новизна не путает его, а интригует.Самоактуализированный индивидуум не цепляется за привычное, для него не так,как для среднестатистического человека, существенны привычный выговор,знакомые одежда, еда, традиции и церемонии. Что касается постулата о тяге друг к другу противоположностей, то вотношении самоактуализированного человека он справедлив только в том смысле,что здоровый человек способен искренне восхищаться теми талантами иумениями, которыми не обладает сам и которыми наделен другой человек. Ипотому талант потенциального партнера, будь то мужчина или женщина,рассматривается здоровым человеком как привлекательная черта. И наконец, я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что все, о чем яговорил выше, служит еще одним примером разрешения или преодоления извечногопротивопоставления разума и желания, сердца и рассудка. В любовныхотношениях самоактуализированный человек совершает свой выбор, опираясь какна когнитивные, так и на конативные критерии. Иначе говоря, он испытываетинтуитивное, импульсивное сексуальное влечение именно к таким людям, которыеподошли бы ему, если бы он взялся оценивать их трезвым рассудком и холоднымумом. Его чувства дружат с его разумом, они синергичны, а не антагонистичныдруг другу. В связи с этим мне вспоминается попытка Сорокина (434) доказать, чтоправду, красоту и добродетель связывает положительная корреляция. Я готовсогласиться с данными Сорокина, но только в отношении здоровых людей. Чтокасается невротиков, вряд ли мы можем говорить об однозначной взаимосвязи уних этих качеств (449).

ГЛАВА 13

ПОЗНАНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНОГО И ОБЩЕГО

ВСТУПЛЕНИЕ

Изучение любого переживания, любого типа поведения и любого индивидуумаможет быть произведено двумя способами, с использованием одного из двухподходов. Психолог либо изучает переживание (поведение, человека) в егоцелостности и неповторимости, как уникальное и идиосинкратическое явление,отличное от любого другого явления в мире, либо он относится к нему как ктипичному переживанию, представляющему тот или иной класс, ту или инуюкатегорию переживаний. Второй способ изучения, собственно говоря, нельзядаже назвать "изучением" в строгом смысле этого слова, потому что в данномслучае психолог не исследует явление, не воспринимает его во всей егополноте, ╬ его действия подобны действиям клерка, который, пробежав документглазами, тут же определяет ему место в каталоге, заносит его всоответствующую рубрику. Деятельность такого рода я называю "рубрификацией".Те, кто питают неприязнь к неологизмам, могут использовать другое название ╬"абстрагирование по типу Бергсона43 и Уайтхеда" (475). Именно эти двамыслителя особенно подчеркивали опасность абстрагирования.46 К необходимости четко обозначить границы, отделяющие эти два способапознания, нас подталкивает анализ теоретических концепций, составляющихбазис современной психологии. В американской психологии отмечаются следыопасной тенденции: психологи чаще всего склонны воспринимать реальность какнечто постоянное и дискретное, им проще расчленить действительность намножество отдельных, не связанных между собой феноменов и изучать каждый изних по отдельности, как некую четко очерченную категорию. Им в тягостьвыявлять сложный паттерн внутренних взаимосвязей психологического феномена,прослеживать его динамику и развитие. Другими словами, они воспринимаютреальность не как процесс, а как состояние. Очень многие слабости и ошибкиакадемической психологии объясняются именно этой слепотой к динамическому ихолистическому аспектам процесса. Акт внимания может отличаться от актачистого, свежего восприятия, который всецело детерминирован природойвоспринимаемой реальности. Предпосылки для акта внимания могут находиться нетолько в природе реальности, но и в индивидуальной природе оизма, винтересах человека, в его мотивах, предубеждениях, прошлом опыте и т.д. Однако в контексте нашей дискуссии уместно было бы провести различия нестолько между процессами внимания и восприятия, сколько между двумядиаметрально противоположными типами внимания. О внимании можно говоритьлибо как о свежей, идиосинкратической реакции индивидуума на уникальныесвойства объекта, либо как о попытке индивидуума подчинить внешнююреальность некой предустановленной в сознании индивидуума классификации. Вовтором случае мы имеем дело не с познанием мира, а с распознанием в нем техчерт, которыми мы сами же и наделили его. Такого рода "познание" слепо кдинамике, к флуктуациям и новизне, это скорее рационализация прошлого опыта,попытка сохранить status quo. Сохранить status quo можно, обращая вниманиетолько на знакомые аспекты реальности или же облекая новые формы реальностив знакомые очертания. Положительные и отрицательные стороны рубрифицированного вниманияодинаково очевидны. Ясно, что рубрификация позволяет проще относиться кобъекту, позволяет не перенапрягать внимание. Рубрификация гораздо менееутомительна, чем истинное внимание, она не требует от организма напряжения иусилий, не требует мобилизации всех ресурсов организма. Концентрациявнимания, необходимая для верного восприятия и сущностного понимания важнойили незнакомой проблемы, чрезвычайно утомительна, и потому человек редкопозволяет себе такую роскошь. Примерами рубрифицирующего внимания могутстать чтение "по диагонали", краткие сводки новостей, дайджесты, "мыльныеоперы", разговоры о погоде. Очень часто мы отдаем предпочтение всемувышеперечисленному в стремлении избежать столкновения с реальнымипроблемами, соглашаясь ради этого даже на стереотипные псевдорешения. Рубрифицированное внимание не воспринимает объект в его целостности,оно обращено лишь к той его характеристике, которая может послужить дляотнесения объекта в ту или иную категорию. Рубрификация дает человекувозможность автоматизировать поведение, возможность для рефлекторногоисполнения простых действий, что в свою очередь помогает сберечь энергию дляосуществления более сложных поведенческих актов, позволяет заниматьсянесколькими делами одновременно. Другими словами, человек освобождается отнеобходимости замечать уже известное, он уже не должен быть стольбдительным, он оставляет эту обузу рубрифицированному вниманию, исполняющемуобязанности швейцара, привратника, официанта, лифтера и прочих людей вуниформе.47 Но тут же перед нами во весь рост встает следующий парадокс. Несмотряна то, что мы склонны не замечать нового, отвергать то, что не укладываетсяв имеющийся набор рубрик, именно оно, это новое, необычное, незнакомое,опасное, угрожающее притягивает к себе особое наше внимание. Незнакомыйстимул может быть нейтральным (новые занавески на окне), но может таить всебе угрозу (крик в темноте). Большее внимание притягивают к себе"опасно-незнакомые" стимулы, гораздо меньше внимания мы уделяем стимулам"безопасно-знакомым". "Безопасно-незнакомые" стимулы либо привлекают к себеумеренную долю нашего внимания, либо мы заставляем их стать"безопасно-знакомыми", то есть рубрифицируем их.48 Эта любопытная тенденция, выражающаяся в том, что новые стимулы либововсе не привлекают нашего внимание, либо приковывают его, наводит меня навесьма интересные размышления. Мне кажется, что большая часть нашего (неслишком здорового) населения склонна обращать внимание только на угрожающиестимулы, как если бы функция внимания состояла исключительно в том, чтобыпредупреждать нас об опасности и запускать реакцию бегства. Мы не замечаемявлений, не представляющих угрозы, словно эти явления не заслуживают нашеговнимания или любой другой реакции, когнитивной или эмоциональной. Такимобразом, сама жизнь представляется либо вечным столкновением с опасностью,либо передышкой между угрожающими ситуациями, следующими одна за другой. Но есть и иные люди, люди, совершенно иначе взирающие на эту жизнь.Обладая базовым чувством безопасности и уверенностью в себе, они могутпозволить себе такую роскошь, как наслаждение жизнью. Их внимание незашорено задачей выживания, эти люди способны воспринимать жизнь во всем еемногообразии, они умеют испытывать приятное возбуждение, радость и восторг.Подобного рода позитивная установка, неважно, умеренно она выражена илиинтенсивно, сопровождается она легким возбуждением или головокружительнымэкстазом, столь же мощно, как и реакция на угрозу, мобилизует вегетативнуюнервную систему, задействует висцеральные и другие функции организма.Основное различие между позитивной реакцией и реакцией на угрозу состоит втом, что одна несет с собой приятные переживания, в то время как другая ╬одни лишь неприятные ощущения. Можно сказать иначе ╬ одни люди пассивноприспосабливаются к реальности, тогда как другие способны радоваться жизни иактивно взаимодействовать с действительностью. Главным фактором стольразличного отношения к жизни является, по-видимому, душевное здоровье.Внимание высокотревожных людей может быть возбуждено главным образомкритическими ситуациями, ситуациями угрозы, эти люди воспринимают мирисключительно в терминах "опасность-безопасность". Пожалуй, абсолютной противоположностью рубрифицирующему вниманиюявляется так называемое "произвольное внимание", о котором говорил Фрейд.49Заметьте, Фрейд советует терапевту слушать пациента пассивно, ибо активноевнимание замутняет восприятие реальности, собственные ожидания терапевта поотношению к реальности могут заглушить ее голос, особенно если он слаб иневнятен. Фрейд рекомендует пассивно и смиренно внимать голосу реальности,подчинить свое восприятие внутренней природе воспринимаемой реальности. Этозначит, что к любому явлению мы должны относиться как к уникальному инеповторимому, не пытаясь втиснуть его в рамки теории, схемы или концепции,напротив, подчиняясь его собственной природе. Другими словами, Фрейдсоветует нам встать на позицию проблемоцентризма в противовес эгоцентризму.Если мы хотим воспринять эмпирический опыт per se, постичь его сущность, мыдолжны стряхнуть с себя ограничения собственного Я, освободиться от своихнадежд, ожиданий и страхов. В контексте нашей дискуссии любопытно было бы оценить затасканноепротивопоставление художника ученому. Настоящий ученый и настоящий художниксовершенно по-разному воспринимают реальность. Ученый стремитсяклассифицировать ее ╬ всякое новое явление он соотносит с другими, ужеизвестными ему, старается найти для него место в единой картине мира,пытается выявить его общие и частные аспекты, на основе которых даетопределение этому явлению, обозначает его тем или иным понятием, навешиваетна него ярлык, то есть классифицирует его. Художник же, если он истинныйхудожник, как разумели это понятие Бергсон, Крое и др., заинтересовануникальной, идиосинкратической природой представшего его взору явления. Вовсем он видит особость. Каждое яблоко для него уникально, каждый человек,каждое дерево и каждая гипсовая голова воспринимаются им в их неповторимомсвоеобразии. По меткому выражению одного критика, художник "видит то, на чтодругие только смотрят". Ему не интересна процедура классификации, он нераскладывает по полочкам свои впечатления, не систематизирует их. Задачахудожника состоит в том, чтобы сохранить впечатление от реальности и затемперенести его на холст, запечатлеть его так, чтобы другие, менеевосприимчивые люди могли получить столь же свежее впечатление, какое получилон. Хорошо сказал Симмел: "Ученый видит, потому что знает, тогда какхудожник знает, потому что видит."10 Хочу поделиться еще одним наблюдением, которое находится в прямой связис предложенным нами разграничением. Люди, которых я называю истиннымихудожниками, отличаются от обычных людей по меньшей мере одной способностью.Они умеют любой чувственный опыт, будь то закат солнца или цветок, встречатьс таким восторгом, с таким восхищением и трепетным вниманием, как если быэто был первый в их жизни закат или первый увиденный ими цветок.Среднестатистическому человеку достаточно пару раз встретиться с чудом,чтобы привыкнуть к нему, в то время как истинный художник не устаетудивляться чуду, даже если сталкивается с ним каждый день. "Из всех людей,не устающих удивляться миру, он единственный видит его красоту".

РУБРИФИКАЦИЯ И ВОСПРИЯТИЕ

Понятие "стереотип" находит широкое применение в социальной психологии,в частности, когда речь заходит об установках и предубеждениях, но его стаким же правом можно применить и в отношении такого базового психическогопроцесса, как процесс восприятия. Восприятие далеко не всегда представляетсобой простое поглощение информации или регистрацию обстоятельств. Гораздочаще оно совершает более глубокие преобразования реальности, оноклассифицирует ее, присваивает событиям и явлениям имена, и потому, покрайней мере, относительно человека, правильнее было бы говорить не о"восприятии", а о каком-то более активном действии. Восприятие при помощистереотипов, или рубрифицирую-щее восприятие так же изобилует различногорода клише, как и наша речь. Представим ситуацию знакомства. Когда нам представляют незнакомого намчеловека, у нас есть возможность попытаться воспринять и понять егоуникальность, его непохожесть на остальных людей, живущих в этом мире. Нопочему-то, как правило, мы не стремимся к этому, мы не воспринимаемчеловека, а обозначаем его для себя как представителя той или иной категориилюдей. Глядя на китайца, мы говорим себе: "Это китаец" ╬ и нам уже нетникакого дела до этого конкретного Ла Ма Ванга с его желаниями, мечтами,амбициями и страхами, столь непохожими на желания и страхи его брата илиотца. Или мы говорим себе: "Это миллионер", "Это представитель среднегокласса", или: "Это дитя", "Это еврей", "Это негр", "Это старик".31 Словом,приходится признать, что наше восприятие вместо того, чтобы подобнокинокамере запечатлевать образ человека, ведет себя как умелый клерк,который знает, как обращаться с бумагой, глядя на входящий или исходящийномер в уголке. Мы вправе говорить о рубрификации, когда воспринимаем: 1. Знакомое и банальное, но не желаем воспринимать незнакомое иоригинальное; 2. Схематизированное и абстрактное, но не желаем воспринимать конкретное; 3. Организованное, структурированное и однозначное, но не желаемвоспринимать хаотичное, неорганизованное и многозначное; 4. Определенное и определяемое, но не желаем восприниматьнеопределенное и неопределимое; 5. Целенаправленное и осмысленное, но не желаем воспринимать бесцельноеи бессмысленное; 6. Конвенциональное, но не желаем воспринимать неконвенциональное; 7. Ожидаемое, и не хотим замечать неожиданное. Мало того, сталкиваясь с явлением незнакомым, конкретным, многозначным,неопределенным, непонятным, неконвенциональным или неожиданным, мыпредпринимаем все возможные уловки для того, чтобы увидеть в нем чертызнакомого, абстрактного, организованного и т.д., мы втискиваем его впрокрустово ложе угодного нам результата. Нам гораздо проще обходиться сявлением как с представителем некой категории, нежели попытаться увидеть его"в его собственном праве", воспринять его как уникальное иидиосинкратическое. Следы этой склонности можно обнаружить, если какое-то время поработатьс тестом Роршаха, о ней упоминается в литературе, посвященнойгештальт-психологии, проективным тестам и теории искусства. Хайакава (99, р.103) описывает одного учителя рисования, который "ругая своих учеников,говорит, что им не удается рисунок руки, потому что они думают о конкретнойруке как о руке вообще, потому что знают, какой должна быть человеческаярука". Замечательные примеры можно найти также в книге Шахтела (410). Очевидно, что нежелание познать конкретный объект обусловленостремлением поскорее поместить его в уже сконструированную системукатегорий. Истинное восприятие, которое охватывает объект целиком, впитываетего в себя и проникается им, требует гораздо большего времени и гораздобольших усилий, чем простое рубрифицирование. Ярлык можно приклеить за парусекунд и всю оставшуюся жизнь ошибаться, глядя на него. Именно потому, что рубрификация может быть произведена за несколькосекунд, рубрифицирование уступает по эффективности свежему и наивномувосприятию. При рубрифицированном восприятии реакция человека на объектдетерминирована лишь наиболее очевидными его характеристиками, которые,однако, не всегда отражают существо явления. Таким образом, рубрификацияоткрывает дорогу к ошибкам восприятия. Ошибки восприятия особенно опасны еще и по той причине, чторубрифицирующее восприятие не оставляет возможности для исправления ошибок.То, что однажды попало под рубрику, как правило, остается там навсегда.Человека, однажды отнесенного к той или иной категории, к тому или иномутипу, мы всегда будем воспринимать как представителя данной категории,данного типа. Если его поведение будет противоречить стереотипам тогокласса, к которому мы отнесли его, то это не станет поводом для пересмотранашей классификации, мы склонны будем истолковать данный случай какисключение и не придавать ему большого значения. Например, если однажды мырешим для себя, что какой-то человек нечестен, то, оказавшись с ним закарточным столом, мы будем стараться подловить его на шулерстве. Если женаши попытки окажутся безуспешными, мы вряд ли изменим свое представление онем, мы будем по-прежнему называть его жуликом, мы объясним его честность вэтой игре какими-то особыми причинами, причинами ad hoc, например, страхомразоблачения, ленью, неважно чем. Если мы однажды отнесли его в категориюжуликов, то наша убежденность относительно его нечестности не пошатнетсядаже в том случае, если нам никогда не удастся поймать его за руку, ╬ скореевсего мы скажем себе, что этот жулик боится нас и потому честен с нами.Поведение человека, противоречащее стереотипу, предписанному ему егорубрикой, мы сочтем забавным, занятным, то есть нехарактерным для него, неотражающим его сущность. Считается, что китайцы ╬ существа загадочные инепроницаемые, и если мы разделяем это представление, то даже вид хохочущегокитайца не заставит нас изменить нашего мнения об этой нации, мы отнесемся кэтому конкретному человеку не как к весельчаку, а как к странному, особомукитайцу. Мне думается, что концепция стереотипизации (или рубрификации)может помочь нам ответить на извечный вопрос ╬ почему люди поддаются обману,если правда столь очевидна? Я знаю, что некоторые ученые объясняютневосприимчивость к правде механизмом подавления или, если говорить болееобщо, видят в ней результат действия мотива-ционных сил. Такое объяснение,несомненно, имеет право на существование, вопрос лишь в том, вся ли этоправда или только часть правды. Как показывают данные наших исследований,слепота к истине может иметь под собой и другие основания. Чтобы понять, какое насилие мы совершаем над реальностью, воспринимаяее сквозь призму сложившихся стереотипов, достаточно попытаться представитьсебя ее частью. Евреи и негры уже наверняка поняли, о чем я пытаюсь сказать,но если вы не тот и не другой, то я спешу напомнить вам, что объектомрубрифицирующего восприятия может стать любой человек. Для примерадостаточно вспомнить высказывания типа: "Это всего-навсего официант" или:"Это один из тех самых Джонсов". Каждый человек убежден в своейуникальности, в своей непохожести на остальных людей, и потому бываетоскорблен, когда ему отказывают в праве на индивидуальность. Наверное,невозможно сказать об этом лучше, чем это сделал Уильям Джеймс: "Первое, чтоделает разум с вещью, это сопоставляет ее с другими вещами. Только важныйобъект, только тот, который пробуждает в нас любовь, мы воспринимаем иощущаем как уникальный, как sui generis. Легко представить себе возмущениекраба, прознавшего, что мы относим его к классу ракообразных. "Я неракообразный! ╬ вскричал бы он. ╬ Я краб и только краб!" (212, р.10).

РУБРИФИКАЦИЯ В ОБУЧЕНИИ

Если человек пытается решить актуальную проблему с помощью готовогонабора решений, можно говорить о шаблонности его мышления. Решение проблемыс помощью шаблона проходит два этапа: 1) отнесение конкретной проблемы копределенной категории проблем, и 2) выбор решения, наиболее эффективногодля данной категории проблем. Таким образом, мы вновь имеем дело склассификацией или рубрификацией. Одна из тенденций, свойственных рубрификации, проявляющаяся и впроцессах внимания, и в восприятии, и в мышлении, и в экспрессивных актах, снаибольшей наглядностью проступает в феномене привычки. Эту тенденцию можноназвать стремлением "заморозить реальность".52 Мы знаем, что реальностьнаходится в вечном, непрерывном движении. Теоретически, в мире нет ничегопостоянного (хотя в практических целях многие вещи подлежат рассмотрению внединамики), и если следовать этой теории, то мы должны признать, что всякийопыт, всякое событие, всякое поведение так или иначе, в том или ином своемкачестве (либо существенном, либо несущественном) отличаются от любогодругого опыта, события и поведения, уже представленных или еще непредставленных в реальности.55 Этот базовый, непреложный факт, как неоднократно подчеркивал Уайтхед,должен стать основой и житейского здравого смысла, и научной теории, ифилософии науки в целом. Но мы почему-то склонны забывать о нем. Несмотря нато, что стараниями древних мудрецов и философов наука освободилась отархаичного представления о предвечной и неизменной материальности изначальнопустого пространства, в быту, в наших житейских малонаучных поступках этопредставление до сих пор живо. Факт изменчивости мира, его непостоянства идвижения признается нами только на словах и не вызывает у нас радостногоэнтузиазма. Мы по-прежнему в глубине души остаемся верными последователямиНьютона (287). Таким образом, всякую реакцию, названную нами рубрифицирован-нои, можносчитать "попыткой заморозить, запретить постоянное изменение окружающейреальности, предпринимаемой для удобства взаимодействия с ним", как если быизменчивость чем-то мешала этому взамодействию. Наверное, самым нагляднымвоплощением этой тенденции является дифференциальное исчисление ╬ ловкийприем, изобретенный математиками-атомистами, позволяющий им рассматриватьдвижение и изменение в статичном виде. Однако в контексте нашей проблематикиболее уместными будут примеры из области психологии. Очевидно, что привычка,как, собственно, любая разновидность репродуктивного научения, можетпослужить прекрасным примером вышеописанной тенденции, свойственнойограниченным, ригидным людям. Неспособные взаимодействовать с постоянноменяющейся реальностью, они с помощью привычек пытаются ограничить ее. Похоже, нам следует согласиться с Джеймсом, определившим привычку какконсервативный механизм (211). Тому есть несколько оснований. Во-первых,привычка, как всякая условная реакция, уже самим фактом своего существованияблокирует формирование других реакций на актуальную проблему. Но есть идругое, не менее важное основание, которое, несмотря на его важность, редкоучитывают сторонники теории научения. Я говорю о том, что процесс научения ╬это не только выработка тех или иных мышечных реакций и навыков, но также ипроцесс формирования аффективных предпочтений. Когда ребенок учитсяговорить, он не только осваивает навыки произношения и понимания слов,одновременно с этим он приобретает основания для предпочтения родного языка(309).54 Научение нельзя считать эмоционально нейтральным процессом. Мы не можемсказать: "Если мы научаемся неверной реакции, мы всегда можем отказаться отнее и заменить ее на адекватную реакцию". Процесс научения всегда требует отнас определенных эмоциональных и личностных трат, и в какой-то мере мыстановимся рабами приобретенного навыка. Очевидно, что если вы хотитенаучиться говорить по-французски, но у преподавателя, который беретсяобучить вас, дурное произношение, то вам лучше не торопиться, а постаратьсяподыскать учителя получше. Следуя этой же логике, нам не следует соглашатьсяс чрезмерно легким, поверхностным отношением к научной теории, воплощенным врасхожей поговорке: "Лучше ложная теория, чем никакая". Если вышеприведенныерассуждения хоть сколько-нибудь верны, то все не так просто, как кажетсянекоторым ученым, очень может быть, что лучше и не мнить себя труженикомнауки, если становишься рабом ложного посыла. Как гласит испанская мудрость:"Паутина привычек крепче железных оков". Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, что я критически отношусь ксамому процессу научения, мой критицизм распространяется только на научениеатомистическое и репродуктивное, то есть на такой вид научения, при которомчеловек запоминает и воспроизводит изолированные ad hoc реакции. Ксожалению, слишком многие психологи склонны рассматривать только этот типнаучения, словно это единственный механизм, с помощью которого прошлый опытможет влиять на реальные проблемы, встающие перед человеком, словновзаимодействие прошлого с настоящим ограничивается лишь механическимвоспроизведением прошлого опыта для решения актуальной проблемы. Наивностьтакой точки зрения очевидна. Ведь самые важные уроки, из тех, чтопреподносит нам жизнь, ни в коей мере не атомистичны, не репродуктивны.Самое важное влияние прошлого опыта и самый важный тип научения, ╬ этонаучение характеру или сущностное научение (311а). В процессе этого наученияпрошлый опыт формирует саму характерологическую структуру индивидуума.Человек не копит опыт как монеты в копилке; если в опыте есть хоть что-тосущественное, то опыт изменяет самого человека. Так, трагическое переживаниеспособствует обретению зрелости, мудрости, терпимости, мужественности,способности решить любую проблему взрослой жизни. (В соответствии же склассической теорией научения, опыт не дает индивидууму ничего, кроме некойтехники разрешения определенной проблемной ситуации, например, ситуациисмерти матери.) Такой тип научения куда как более важен, полезен ипоучителен, нежели классические примеры научения, вроде слепой ассоциациимежду бессмысленными слогами, ╬ эти эксперименты, на мой взгляд, страшнодалеки от реальной жизни.'5 Если жизнь ╬ это непрерывное движение, непрерывный процесс, то каждыйее миг непохож на все, что было раньше, он нов и уникален. Теоретически,любая проблема, встающая перед человеком, ╬ это новая проблема. Согласившисьс неповторимостью каждого мгновения жизни, мы должны будем согласиться и стем, что типичной можно счесть каждую проблему, которая еще не стояла перединдивидуумом и которая существенно отличается от любой другой проблемы. Инаоборот, проблему, схожую с прошлыми проблемами, согласно этой же теории,следует рассматривать как особый случай, как исключение из правила. Если нашподход верен, то апелляция к прошлому опыту и использование готовых ad hocрешений могут быть так же опасны, как и полезны. Я убежден, что будущиеисследователи подтвердят не только теоретическую, но и практическую правотуэтого предположения. Во всяком случае, каких бы теоретических взглядов мы нипридерживались, приходится признать, что, по крайней мере, некоторыежизненные проблемы новы и потому им следует искать новых решений.36 С биологической точки зрения навыки (они же привычки) играют двоякуюроль в адаптации ╬ они так же необходимы, сколь и вредны. В основе всякогонавыка лежит ложный посыл, заключающийся в том, что мир постоянен,неизменен, статичен, но, несмотря на это, мы продолжаем считать навыки однимиз самых эффективных средств адаптации к изменчивым, непос

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: