 |
Альберто отошел к стойке и вскоре вернулся с чашкой кофе и двумя большими «багетами» с ветчиной и сыром.
|
|
|
|
– Дорого заплатил?
– Пустяки, София.
– Может, у тебя хоть есть оправдание, почему ты опоздал?
– Нету, потому что я сделал это нарочно. Подробности объясню позже.
Несколько раз откусив бутерброд, Альберто продолжал:
– Сегодня разговор у нас пойдет о XX веке.
– А в нем тоже происходили события философского значения?
– Еще бы, их было столько, что глаза разбегаются. Прежде всего мы с тобой коснемся такого важного течения, как экзистенциализм. Это название объединяет несколько философских школ, для которых основу основ составляло экзистенциальное положение человека. В XX веке «философия существования» стала едва ли не доминирующей. Многие философы существования, или экзистенциалисты, исходили из Киркегора, а также из Гегеля и Маркса.
– Понятно.
– Еще одним видным философом, который приобрел особое значение в XX веке, был немец Фридрих Ницше, живший с 1844-го по 1900 год. Ницше по-своему реагировал на философию Гегеля и немецкий «историзм». Анемичному интересу к истории и тому, что он называл христианской «рабской моралью», Ницше противопоставлял самое жизнь. Он хотел предпринять «переоценку всех ценностей», чтобы слабые не мешали жизни сильных. Согласно Ницше, как христианство, так и философская традиция отворачивались от реального мира, указуя либо на «небеса», либо на «мир идей». Но тот мир, который они считали «настоящим», на самом деле лишь «совокупность иллюзий». «Оставайтесь верны земле, – призывал Ницше, – и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!»
– Предположим…
– Под большим влиянием и Киркегора, и Ницше находился немецкий экзистенциалист Мартин Хайдеггер. Но мы с тобой уделим основное внимание французскому философу Жану-Полю Сартру, который родился в 1905-м и умер в 1980 году. Именно он был наиболее ярким представителем экзистенциализма – во всяком случае, для широкой публики. Его экзистенциальная философия получила особое развитие в 40-е годы, сразу после Второй мировой войны. Впоследствии Сартр примкнул к марксистскому движению во Франции, хотя ни в какую партию он не вступал.
|
|
|
– Ты поэтому назначил встречу во французском кафе?
– Не буду утверждать, что это получилось случайно. Сартр и сам был завсегдатаем кафе. В таких кафе он, например, встречался со спутницей своей жизни Симоной де Бовуар. Она тоже была философом-экзистенциалистом.
– Женщина-философ?
– Совершенно верно.
– Мне кажется замечательным, что человечество наконец-то становится более цивилизованным.
– Но в наше время появилось и много новых поводов для беспокойства.
– Ты собирался рассказать об экзистенциализме.
– Сартр говорил: «Экзистенциализм – это гуманизм», подразумевая под этим, что экзистенциалисты исходят исключительно из самого человека. Вероятно, следует прибавить, что их гуманизм куда более мрачно смотрит на положение человека, чем гуманизм, с которым мы сталкивались в эпоху Возрождения.
– Почему?
– И Киркегор, и кое-кто из экзистенциалистов XX века были верующими. Сартр же относится к так называемому атеистическому экзистенциализму. Его философию можно рассматривать как безжалостный анализ положения человека после того, как «Бог умер». Выражение «Бог умер» ведет свое происхождение от Ницше.
– Дальше!
– Ключевое слово в философии Сартра то же, что и у Киркегора, «существование», или «экзистенция», однако под «существованием» разумеется не просто пребывание на этом свете. Растения и животные тоже вроде бы тут, тоже обладают бытием, но их не волнует вопрос о том, что оно значит. Человек – единственное живое существо, которое осознает свое существование. По Сартру, физические вещи существуют лишь «в себе», тогда как человек существует и «для себя». Вот почему быть человеком – совсем не то же, что быть вещью.
|
|
|
– Не могу не присоединиться к этой точке зрения.
– Далее Сартр утверждает, что человеческое существование предшествует любому его смыслу. Другими словами, сам факт моего бытия важнее того, что я из себя представляю. «Существование предшествует сущности», – говорил он.
– Сложный тезис.
– Под «сущностью» мы понимаем то, из чего состоит какая-либо вещь, – ее «натуру», или «суть». Но, по Сартру, человек не обладает врожденной «натурой», а потому должен создавать себя сам. Ему приходится создавать свою натуру, или «сущность», так как она не дается ему изначально.
– Кажется, я понимаю, что он имеет в виду.
– На протяжении всей истории философии мыслители пытались ответить на вопрос о том, что такое человек – или какова его натура. По Сартру же выходило, что человек не может опереться на неизменную «натуру», а потому бесполезно и доискиваться «смысла» жизни вообще. Иначе говоря, мы обречены на импровизацию. Мы находимся в положении актеров, которых выпустили на сцену без заранее выученной роли, без текста и даже без суфлера, который бы шептал нам на ухо, что делать. Нужно самим выбирать, как жить.
– Это отчасти верно. Было бы просто чудесно, если бы можно было раскрыть Библию (или, скажем, учебник философии) и прочитать, как нам следует жить.
– Ты ухватила главное. Но, когда человек осознает, что он существует и что со временем ему предстоит умереть, а смысл всего этого постичь невозможно, – тогда, говорит Сартр, возникает страх. Возможно, ты помнишь, что страх присутствовал и в Киркегоровом описании человека в экзистенциальной ситуации.
– Да.
– Сартр также говорит, что человек чувствует себя чужим в мире, не имеющем смысла. Описывая «отчуждение» человека, он одновременно развивает центральные идеи в учениях Гегеля и Маркса. Ощущение чуждости миру создает у человека чувство отчаяния, тоски, отвращения, а также абсурдности существования.
– До сих пор очень многие впадают в «депрессуху» или утверждают, что кругом сплошной «отврат».
– Да, Сартр ведь изображает городского жителя XX века. Возможно, ты припоминаешь, как гуманисты Ренессанса едва ли не с торжеством указывали на свободу и независимость человека. Сартр же видел в свободе человеческое проклятие. «Человек осужден быть свободным, – писал он. – Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает».
|
|
|
– Мы никого не просили сотворять нас свободными личностями.
– На этом настаивает и Сартр. Но мы уже стали свободными личностями и из-за своей свободы обречены всю жизнь делать выбор. Мы не можем ориентироваться на какие-то вечные ценности или нормы, поскольку таковых не существует. От этого наш выбор приобретает еще большее значение. Ведь мы несем полную ответственность за свои действия. Сартр подчеркивает, что человек не вправе снимать с себя ответственность за свои поступки. Вот почему мы не можем и отмахиваться от ответственности за собственный выбор объяснениями, что «должны» идти на работу или «обязаны» считаться с определенными ожиданиями общества в отношении нашего образа жизни. Человек, который таким образом вливается в анонимную массу, становится лишенным индивидуальности человеком толпы. Он (или она) бежит от самого себя в обыденную ложь существования. Но свобода налагает на нас обязательство сотворить из себя кого-то, иначе наше существование не будет «подлинным».
– Ясно.
– В неменьшей степени это касается и этического выбора. Мы не имеем права сваливать все на «человеческую натуру», на «слабохарактерность человека» и прочее. Пожилые мужчины иногда начинают вести себя по-свински и еще оправдываются ссылками на «ветхого Адама». Никакого «ветхого Адама» не существует, он всего лишь образ, за который мы хватаемся, чтобы снять с себя ответственность за собственные поступки.
– Нельзя все на свете сваливать на этого несчастного.
– Хотя Сартр утверждает, что в бытии нет изначального смысла, это не значит, что ему нравится такое положение. Он не из тех, кого мы называем «нигилистами».
– Кто такой нигилист?
|
|
|
– Тот, кто отрицает всякий смысл существования и считает все дозволенным. Согласно Сартру, жизнь обязана иметь смысл, для него это императив. Но смысл своей жизни должны создавать мы сами. Существовать – значит творить собственное бытие.
– Ты не мог бы раскрыть это?
– Сартр пытается доказать, что, пока сознание чего-то не почувствовало, его нет, поскольку сознание всегда представляет собой осознание чего-либо. И это «что-либо» поставляется как окружением, так и нами. Мы сами участвуем в определении своих чувств тем, что выбираем вещи, значимые для нас.
– Можешь привести пример?
– Два человека, находящиеся в одном и том же помещении, могут тем не менее по-разному воспринимать его, потому что при восприятии окружающего мы привносим в него собственный смысл (или собственные интересы). Беременной женщине, например, может казаться, что кругом множество беременных. Это не значит, что раньше их не было, просто беременность приобрела для нее теперь особую значимость. Больному могут везде видеться машины «скорой помощи»…
– Понятно.
– Итак, наше собственное бытие определяет и наше восприятие вещей в пространстве. Если для меня что-то неважно, я его просто не вижу. Кстати, пришла пора объяснить, почему я опоздал на свидание с тобой.
– Ты сказал, что сделал это нарочно…
– Позволь мне сначала спросить, что ты увидела, войдя в кафе.
– Прежде всего я увидела, что тебя тут нет.
– Тебе не кажется странным, что ты прежде всего заметила то, чего нет?
– Возможно, но ведь я пришла встретить тебя.
– Для Сартра такое посещение кафе – пример того, как мы «игнорируем», «превращаем в ничто» все, что не имеет для нас значения.
– Ты опоздал, только чтобы это продемонстрировать?
– Да, чтобы ты поняла сей важный тезис философии Сартра. Можешь посчитать это классным заданием.
– Тьфу ты!
– Если ты влюблена и ждешь звонка от предмета своей страсти, ты можешь весь вечер «слышать» только одно: он не звонит. Весь вечер твое сознание не регистрирует ничего, кроме этого. Если ты договорилась встретиться с ним в поезде, а на перроне полно людей, среди которых ты не находишь своего возлюбленного, – ты не видишь их. Они лишь мешают, они несущественны для тебя. Возможно, они даже кажутся тебе неприятными, отвратительными. Они занимают чудовищно много места. Ты замечаешь только, что его среди них нет.
– Ясно.
– Симона де Бовуар пыталась применить экзистенциализм к вопросу о роли мужчины и женщины. Сартр указывал, что человек не может опереться на некую постоянную «натуру». Мы сами создаем из себя тех людей, которыми являемся.
– Так…
|
|
|
– То же самое относится и к нашему восприятию полов. Симона де Бовуар утверждала, что не существует сугубо «женской» или сугубо «мужской» натуры. Наши понятия о них связаны с традицией. Например, бытовало представление, что мужчина обладает «трансцендентальной» натурой, то есть склонностью преступать границы, а потому ищет смысл жизни и свое предназначение за пределами дома. О женщине принято было говорить, что она обладает противоположной жизненной установкой. Женщина «имманентна», то есть стремится быть там, где она есть, а потому привязана к семье, природе и ближайшему окружению. Сегодня мы скорее скажем, что женщину больше, чем мужчину, интересуют «мягкие ценности», иными словами, область чувств и практической жизни.
– Неужели она утверждала такое?
– Да нет, ты меня плохо слушала. Симона де Бовуар утверждала обратное: что мужской или женской натуры не существует и что мужчинам и женщинам следует освободиться от подобных укоренившихся предрассудков, или идеалов.
– Я с ней согласна.
– Ее главный труд вышел в 1949 году под названием «Второй пол».
– Что она имела в виду?
– Она имела в виду женщину, которую в нашем обществе сделали «вторым полом». Субъектом у нас выступает только мужчина, женщина же превращена в его объект. Помимо всего прочего, она таким образом лишена ответственности за собственную жизнь.
– Да?
– Эту ответственность ей нужно отвоевать назад. Она должна снова обрести себя, а не связывать свою личность исключительно с мужчиной. Фактически не только мужчина угнетает женщину, но и женщина угнетает себя, отдавая ответственность за свою жизнь другому.
– Наша свобода и независимость определяются теми рамками, которые мы сами для себя устанавливаем?
– Можно сказать и так. Экзистенциализмом оказались пронизаны литература и театр – начиная с 40-х годов и до сегодняшнего дня. Сам Сартр писал не только романы, но и пьесы. Среди видных экзистенциалистов-писателей следует также назвать француза Камю, ирландца Беккета, румына Ионеско и поляка Гомбровича. Всех их (как и многих других современных авторов) объединяет так называемый абсурд. Особенно часто говорят о «драме абсурда» или «театре абсурда».
– Точно.
– Ты понимаешь, что такое «абсурд»?
– Что-то бессмысленное и нелепое?
– Вот именно. Возникнув в противовес «реалистической драме», «драма абсурда» ставила своей целью показать на сцене бессмысленность бытия и вызвать реакцию публики. Иными словами, никто не собирался поклоняться бессмыслице. Напротив, выставлением и обнажением абсурда – например, в самых обыденных ситуациях – зрителя хотели подтолкнуть к поискам более насыщенного, подлинного существования.
– Продолжай.
– Драма абсурда зачастую изображает самые банальные положения, поэтому ее можно назвать «гиперреалистической». Человек выводится таким, какой он есть.
Но если вывести на театральной сцене, что самым обыкновенным утром происходит в ванной самого обыкновенного дома… зрители начнут смеяться. Этот смех можно толковать как защитную реакцию против узнавания на сцене самих себя.
– Понимаю.
– Драма абсурда может иметь и сюрреалистические черты. Представляемые на сцене люди нередко запутываются в самых невероятных, фантастических ситуациях. Поскольку они воспринимают свое положение безо всякого удивления, удивляться приходится публике – удивляться как раз отсутствию удивления. То же относится и к немым фильмам Чаплина. В его фильмах нередко смешит отсутствие у чаплинского героя удивления по поводу нелепых передряг, в которые он попадает. Зрителя таким образом вынуждают обратиться к самому себе, чтобы найти в глубине своей души что-то более правдивое и истинное.
– Даже странно, что люди часто мирятся со своим положением, никак на него не реагируя.
– Иногда достаточно подумать: я должен из этого выпутаться… пусть даже ты пока не знаешь, как быть дальше.
– Если в доме начинается пожар, нужно бежать оттуда, даже если тебе негде больше жить.
– Естественно. Ты не хочешь еще чаю? Или, может, кока-колу?
– Лучше кока-колу. А ты все равно охламон, что опоздал.
– Как-нибудь переживу.
Альберто вскоре вернулся с бутылкой кока-колы и чашкой «эспрессо». София между тем начала входить во вкус царившего в кафе оживления. И разговоры, которые велись за соседними столиками, больше не казались ей совершенно никчёмными.
|
|
|
