 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 11 глава
|
|
|
|
Кроме того, он бы наконец утолил нарастающее желание овладеть ею. Джонатан беспокойно задвигался в кресле. Тело так напряглось, что стало неудобно сидеть. Поцелуй, которым они обменялись, был необыкновенно жарким и фантастически возбуждающим. Такого он не ожидал. Джонатан все еще не мог забыть, как раздались ее мягкие губы и он языком ощутил влажное тепло ее языка, как затвердели соски на холмиках, прижавшихся к его груди. Теплая, чуткая, отзывчивая, она подходила ему и ростом, и фигурой, словно была изготовлена природой по его заказу.
Интересно, какой она окажется в постели и долго ли придется за ней ухаживать? Неужто и теперь, как это бывало у него со столькими женщинами в прошлом, он насытится и вскоре утратит к ней интерес? Или действительно есть в ней что-то особенное, благодаря чему она заполнит пропасть, зияющую в его сердце?
ГЛАВА 10
В плошках красного стекла, стоявших на столе, уютно мерцали язычки пламени коротких, оплывших свеч. Над головами Девон и Джонатана нависал полог, образованный белой деревянной решеткой, увитой зеленым плющом — правда, синтетическим. Тихо звучал голос Марио Ланца в сопровождении скрипок. Подумать только, сюда хаживал сам великий Валентино[12], но сколько же лет назад это было! Какое очаровательное, типично итальянское местечко, сказала себе Девон, как только они вошли в ресторанчик на Гранд-стрит.
Джонатан выбрал этот ресторан за его безыскусный, какой-то особый душевный уют, а также за вкусную еду и обильные порции. Как признал он с милой белозубой улыбкой, итальянская еда толкала его на грех чревоугодия, каковому он вообще-то предавался весьма редко.
Они потолковали о политике, причем обнаружили, что оба довольно консервативны. Девон рассказала, что отец и мать ее, наоборот, ужасные радикалы. Поговорили и о своих хобби — коллекционировании предметов искусства. Джонатан признался в страсти к горным лыжам и посетовал, что интересы бизнеса заставили его бросить этот чудесный вид спорта еще несколько лет назад.
|
|
|
— Я обожал лыжи, — сказал он. — Начал кататься еще мальчишкой. И поныне каждый год, когда выпадает снег, я грущу, что уже не промчусь по крутым склонам...
— А я научилась кататься с гор в университете, но рассталась с лыжами, когда начала встречаться с Майклом. Он не видел ничего хорошего в этом виде спорта, и мои попытки пойти покататься нередко кончались скандалами.
— Готов поклясться, что вы были хорошей лыжницей.
— Неплохой, — улыбнулась Девон. — А могла бы добиться и большего, если бы чаще тренировалась.
— Я вас отлично понимаю.
Потом разговор перешел на парусный спорт — еще одно заброшенное увлечение Джонатана.
Сердце Девон плавилось от теплоты его улыбки.
— Я никогда не ходила под парусами, — сказала она. — Но думаю, мне бы понравилось. Ощущение огромной свободы, ветер в лицо... Должно быть, это чудесно.
— Так оно и есть. А я, стыдно признаться, продал свою парусную яхту. Всегда кажется, что когда-нибудь потом вернешься к любимому делу, но почему-то так выходит, что на это нет времени.
В легкой дружеской беседе они не забывали наслаждаться едой. Обильный салат из больших зеленых листьев, заправленный изумительным вином и оливковым маслом, «ризотто» — морские гребешки — для Джонатана и «ньоччи» с сыром «горгонцола» для Девон. На десерт был подан «тирамису» — сладкий бисквит, пропитанный кофе.
Как бы ни приятны были их разговоры и еда, но ни он, ни она не стали бы отрицать, что подспудно оба ощущали сексуальное напряжение. Глаза Джонатана казались особенно голубыми, очертания губ — более чувственными, чем всегда. Девон не могла заставить себя отвести глаза от его рта. Она уже знала, какими пламенными были эти губы.
|
|
|
— Скажите, — сказала девушка, стараясь, чтобы ее слова звучали как можно более непринужденно, — чем вы занимались, когда я вломилась к вам утром? — Ей хотелось узнать о нем как можно больше.
Он потягивал «кьянти» из бокала. Судя по добродушной улыбке, вопрос ему понравился.
— Мы занимались каратэ. Точнее, одним из его видов — «годзо-рю». Это тоже мое увлечение — одно из немногих, на которое у меня еще хватает времени.
— Расскажите подробнее.
Джонатан поставил бокал на клетчатую красно-белую скатерть. Как всегда, было трудно догадаться, что у него на уме и на душе, но сегодня он казался доброжелательным и открытым. Порой она улавливала в его взгляде откровенную похоть и в эти мгновения чувствовала себя не писательницей и исследовательницей семейных тайн, но красивой и желанной женщиной.
— Каратэ придумали жители Окинавы. Его использовали как средство самозащиты без оружия, когда правительство острова было свергнуто и все оружие у окинавцев отобрали.
— Ка-ра-тэ, — по слогам повторила Девон. — Кажется, каратисты умеют разбивать кирпичи ребром ладони?
Джонатан снисходительно улыбнулся.
— Да, удары рукой — главное оружие каратиста. Но и локтями, коленями и ступнями тоже нужно уметь действовать. Я заинтересовался боевыми видами спорта, когда мне было пятнадцать лет. В то время отец часто ездил в Японию и брал меня с собой. Тогда на меня огромное впечатление произвело дзю-до. Там требуется больше гибкости и непосредственных контактов с соперником. Дзю-до очень похоже на борьбу. Я долго увлекался им, но все же в конце концов переключился на каратэ.
Девон внимательно осмотрела его руку, водя пальцем по твердому ребру ладони. Потом она подняла голову и заметила, что глаза Джонатана стали ярко-голубыми. Рука оказалась мозолистой, чего она раньше не замечала. Жесткая, сильная ладонь, но все же Девон не могла себе представить, как Стаффорд может расколоть ею кирпич.
— Ну, это я проделывал в молодости, — весело признался он. — Теперь для меня каратэ скорее упражнение для поддержания физической формы. Помимо домашнего спортзала, который вы видели, у меня есть еще один, прямо в офисе. Каждое утро я тренируюсь в одиночку, но ощутимую пользу приносят лишь занятия с моим «каратэка» — мастером каратэ. С ним мы тренируемся раз в неделю. Тот самый джентльмен, которого вы видели, — сэнсэй Танака Мотобу. Он мой тренер и друг последние десять лет.
|
|
|
— Я где-то читала, что боевые виды спорта должны сочетаться с медитацией. Вы этим тоже занимаетесь?
— Нет, но я обращаю большое внимание на гармонию между дыханием и действием. Каждый вдох и выдох должен сочетаться с определенным движением. Каратэ воспитывает у человека уверенность в себе и упорство в достижении цели. Говорят, если человек владеет боевым искусством, ни физическая опасность извне, ни собственные бурные страсти не выбьют его из колеи. — Джонатан плотоядно улыбнулся, и пальцы его стиснули руку Девон. — Но когда я смотрю на вас, Девон, то понимаю, что еще не вполне овладел искусством подавления собственных страстей.
— Очаровательное признание, — рассмеялась Девон. Пульс ее участился.
— В каратэ многое зависит от тренировочных упражнений — в частности, от умения расслаблять мышцы и связки. Мы с Танакой ограничиваемся легкими физическими контактами, до жестких поединков дело не доводим.
— С каратэ вас познакомил отец?
— Я уже говорил, что он брал меня с собой, но когда мы приезжали в Японию, я редко его видел.
— Расскажите о своем отце, — попросила Девон.
Джонатан отпустил ее руку и откинулся на спинку кресла, с интересом глядя на Девон. Впрочем, он весь вечер смотрел на нее с интересом...
— Вам действительно хочется это знать? Боюсь, ваши иллюзии быстро развеются.
— Поскольку никаких иллюзий у меня нет, можете рассказывать спокойно.
Он вздохнул и начал:
— Александр Маршалл Стаффорд. Высокий, смуглый. Полагаю, что я сильно на него похож.
— По-моему, все мужчины из рода Стаффордов на одно лицо.
— Надеюсь, что сходство между мной и отцом ограничивается только внешностью... — Джонатан посмотрел в сторону. Он был не из тех людей, которые любят раскрывать душу перед посторонними. Почему же он отважился на это сегодня? Наверно, ему что-нибудь нужно, подумала Девон.
|
|
|
— Рассказывайте, — мягко поощрила она.
— Марш Стаффорд был холодным, расчетливым и очень замкнутым человеком. — Джонатан беспокойно переместился в кресле, видимо, обдумывая, как далеко можно зайти в своих признаниях. — Он не имел ни малейшего представления о том, что значит быть отцом. Впрочем, и мужем он был не лучшим. Мать всегда страдала от одиночества, и я тоже. Но у нее, по крайней мере, были подруги по загородному женскому клубу; кроме того, она занималась благотворительностью. Мне же оставалось только уйти с головой в свои школьные дела. — Темп речи Джонатана убыстрился, словно он хотел поскорее покончить с неприятными воспоминаниями. — Хоть я и не мозолил отцу глаза, но все равно не радовал его своим существованием. Как и моя мать. И все же мы любили его. Больше всего на свете я жаждал услышать его похвалу. — Джонатан нахмурился, и Девон стало жаль его.
— Ну, теперь бы он мог вами гордиться, Джонатан.
Стаффорд улыбнулся, словно на душе у него чуть-чуть просветлело.
— Да, наверно. Мы с ним сблизились, когда я закончил Принстон[13] и вошел в семейный бизнес. Начинал я с самой низшей ступени, как положено в семействе Стаффордов. Работал на верфях. Был полон решимости доказать себе и людям, что я не просто хозяйский сынок, а личность. Справляясь со все более сложными делами, я поднимался по служебной лестнице, а когда дошел до высшего управленческого звена, случилась катастрофа: разбился реактивный лайнер нашей фирмы. Погибли все, кто в нем был, включая отца.
У Девон перехватило дыхание. Где-то она читала об этом... Вспомнились газетные снимки, где Джонатан и его сестра Маделин, оба в черном, стояли перед гробом на похоронах.
— Час спустя после этого сообщения власть в корпорации перешла в мои руки.
— Наверно, вам было страшно. Гигантская ответственность свалилась на вас одновременно с огромным горем...
Джонатан раскрутил вино в бокале и сделал глоток.
— Да, это был кошмар. Покуда был жив отец, я даже не представлял себе, до какой степени нуждаюсь в его совете. Почти по каждому вопросу. Кроме того, незадолго до гибели отца я женился. Когда отца не стало, мне пришлось очень многому учиться. Я стал работать по шестнадцать часов в день, не зная выходных. На жену не оставалось ни минуты. А позднее — и на Алекса. Короче, я пошел по тому же неверному пути, что и мой отец. Но тогда я этого не понимал. Кончилось тем, что я потерял Ребекку. Затем скончалась мать. К счастью, я очнулся и осознал, что делаю. И вот теперь по возможности посвящаю все свое свободное время Алексу.
|
|
|
Облачко пробежало по его лицу. Может быть, угрызения совести из-за того, что случилось с сыном?
Девон сочувственно улыбнулась, растроганная неподдельной нежностью, слышавшейся в его словах.
— Мне кажется, малыш очень вас любит.
Грусть Джонатана тут же испарилась. Снова вернулась его озорная, чувственная усмешка.
— Вы серьезно?
— Да.
— И как же вы это поняли?
— Женская интуиция, — задорно ответила она. — Просто знаю, — и все.
Взгляд Джонатана скользнул по ее кашемировому платью бледно-персикового цвета с круглым вырезом. Ткань соблазнительно обтягивала ее грудь. Джонатану показалось, что у Девон затвердели соски. Глаза его моментально потемнели, в них замерцало желание. Девон еще никогда не видела его таким. Стаффорд наклонился, схватил ее руку и переплел свои смуглые пальцы с ее — белыми и нежными.
— А не подсказывает вам ваша женская интуиция, о чем я сейчас думаю?
У Девон пересохло во рту.
— Вы хоть чуть-чуть представляете, как я вас хочу?
Что-то загорелось в ней, и огненная, будоражащая кровь волна покатилась по телу. Кончиком большого пальца Джонатан медленно водил по тыльной стороне ее ладони. В этих движениях был некий чувственный ритм, от которого Девон бросило в дрожь. Он не мигая смотрел ей в лицо, и взгляд этот был таким властным, таким голодным, что она была не в состоянии отвести глаза ни на сантиметр. Голос его звучал вкрадчиво, интимно, на низких бархатистых нотах.
— Я захотел вас в тот же миг, как только увидел.
— Но... Мы же едва знакомы...
— Разве? Я ведь столько рассказал вам о своей семье и своей жизни. Мало кто знает обо мне больше. А вы понимаете, зачем я это сделал?
— Зачем? — Значит, у него была какая-то особая причина быть с ней откровенным...
— Потому что хотел отплатить искренностью за искренность.
— Не понимаю, о чем вы...
— О том, что и я знаю о вас чуть ли не самое сокровенное.
— Еще бы... Ведь вы прочитали мою историю болезни, — горько усмехнувшись, сказала она.
— Да, кое-что я там вычитал. И все же главного там нет. Это я узнал сам. Вы правдивый и открытый человек. Я думаю, что правильно представляю себе ваш характер. А если даже и ошибаюсь, это не имеет значения, потому что я все равно хочу вас. Но если вы будете честной с самой собой, то признаетесь, что и вы хотите меня.
Девон облизала губы. Как бы она ни пыталась совладать с собой, но не могла остановить захлестывавшую ее волну желания.
— Но... нас многое разделяет.
— «Многое» — это Майкл Галвестон?
— Я уже говорила вам, с Майклом мы теперь просто друзья.
— Тогда что же?
— Хотя бы Акеми Кумато. Как быть с нею?
— Вас беспокоит, что я встречаюсь с Акеми? — Джонатан казался почти польщенным.
— Допустим, в данную минуту не беспокоит. Но если бы мы... если бы у нас было что-то серьезное...
— Между мною и мисс Кумато имеется... как бы поточнее выразиться... соглашение. Пока что оно устраивало обоих. Оно налагает на нас лишь кое-какие мелкие обязательства. Я поговорю с ней.
— Поговорите? — Означает ли это, что Стаффорд готов порвать с японкой? Но если он намерен расстаться с Акеми, нужно ли это ей, Девон? — Не знаю, Джонатан. Я не заинтересована в том, чтобы переспать с вами раз-другой.
— Я тоже стремлюсь не к этому.
Девон покачала головой.
— Все у нас происходит как-то слишком стремительно. Мы мало знаем друг друга, а познакомиться поближе нет никакой возможности. К тому же надо решить, что делать с книгой. А вдруг из этого не выйдет ничего путного?
— Жизнь не дает человеку никаких гарантий, Девон. Кто не рискует, тот не выигрывает.
— Как же мне быть со своим замыслом?
— Не понимаю! Неужели вы по-прежнему считаете возможным работать над книгой, зная, какие страдания она может причинить Алексу?
— Я не убеждена, что он пострадает. Но чтобы избежать малейшей опасности, я придумала компромисс. Я буду продолжать сбор материалов, поскольку обязана узнать правду, хотя бы для себя. К тому же вы дали мне такое право, завладев папкой доктора Таунсенда. Итак, я тихо и спокойно продолжу свое расследование, но пока не закончу сбор и анализ фактов, не буду заранее решать, как мне воспользоваться собранным.
Стаффорд внимательно наблюдал за Девон, мысленно взвешивая ее слова. Лицо его стало непроницаемым.
— Ну что ж, годится. Как временная мера.
Лицо Девон просветлело.
— Вы хотите сказать, что не будете мешать мне работать?
— Да, мешать не стану. Пока вы будете держать добытые факты под спудом, не предавая их гласности.
Она не удержалась от улыбки.
— В таком случае почему бы вам не помочь мне установить истину? Мы могли бы вместе съездить к интересующим меня людям. Так было бы куда проще...
— А если эта истина окажется совсем не такой, как вы ее себе представляете?
Девон стало трудно дышать. В самом деле, что тогда?
— Тогда вы узнаете правду, какой бы она ни оказалась.
— Ладно. А что будет с нашими отношениями, Девон? Я привык добиваться своего. Теперь мы оба знаем, чего хотим друг от друга.
Девон проглотила слюну и в смятении отпила из бокала.
— Мне нужно время, чтобы подумать о наших отношениях.
— Так ли? — Глаза Джонатана пронзали ее насквозь. Она напрасно старалась скрыть свои чувства. Ее влечение к нему было слишком очевидно. — Ну хорошо, Девон. Посмотрим, сколько вам потребуется на размышление.
Он отвернулся, подозвал человечка в фартуке и попросил счет.
Под свисавшими листьями плюща они пошли к двери. Их сопровождали рулады Марио Ланца.
На улице дул пронизывающий ветер, но у тротуара их ждал верный Генри. Когда они приблизились, шофер включил зажигание. Джонатан открыл дверцу, и Девон скользнула на серое сиденье. Мимо сновали прохожие нахохлившиеся, втянувшие головы в плечи, прячущиеся от холода... Захлопнув за собой дверь, высокий, громоздкий Джонатан уселся рядом с Девон и заполнил собой все свободное пространство.
— Генри, покатай нас по городу. Может быть, мы еще заедем куда-нибудь выпить.
Так близко, вплотную к ней, Джонатан раньше никогда не сидел. Даже сквозь мех шубы Девон чувствовала исходивший от его тела жар.
— Как, опять в ресторан? — спросила она с притворным ужасом. — Ну, знаете... Вы становитесь отчаянным обжорой!
На губах Джонатана появилась усмешка.
— Благодаря вашему дурному влиянию, милая Девон...
Он нажал на кнопку встроенного в стенку кабины пульта, и стекло, отделявшее их от водителя, поползло вверх. Теперь они сидели как в коконе, полностью изолированные от Генри. Мягкое голубоватое мерцание светящихся кнопок и тихая музыка создавали особый уют. Некоторое время они ехали молча, а затем Джонатан, взяв девушку за подбородок, повернул ее лицом к себе и признался:
— Весь вечер я мечтал вас поцеловать...
Внутри у Девон словно бабочки затрепетали. Рот Джонатана приблизился к ее губам. Первое прикосновение было легким как перышко, но затем Стаффорд крепко прижался к ней. Девон со слабым коротким стоном приоткрыла рот и впустила его язык во влажную темную пещеру, ощущая, как идущие от него токи растекаются по ее жилам. Она отвечала ему, хотя и понимала, что этого делать не следует, что слишком легкая капитуляция не принесет ей ничего, кроме беды. Тем не менее она позволила себе испытать несколько упоительных секунд. Он обнимал ее, ерошил пальцами золотистые пряди...
Поцелуй становился все крепче, и наслаждение от движений языка Джонатана нарастало с каждой секундой. Она никогда прежде не испытывала такого блаженства. Ни один мужчина не мог заставить ее полностью забыть себя. Она не отталкивала Джонатана, пока не почувствовала, что его руки оказались у нее на талии и поднимаются выше, добираясь до грудей. Когда она отстранилась, Джонатан ничего не сказал. Лишь провел большим пальцем по ее щеке, но не отодвинулся.
— Ты снилась мне всю прошлую ночь, — наконец сказал он, нарушив тишину.
— Вы видели меня во сне?
— Да. Хочешь, расскажу?
Руки Девон мелко задрожали. Чтобы успокоиться, она стала разглаживать ладонями мягкую кашемировую ткань на коленях. Не хотелось, чтобы он слышал, как у нее колотится сердце...
— Я тебя целовал — долго, крепко... После обеда мы пришли ко мне домой, я внес тебя на руках в спальню и уложил на огромную кровать. На тебе был ярко-красный свитер с люрексом, но лифчика под ним не было. Я понял это еще раньше, потому что соски твоих грудей, тугие и упругие, оттопыривали свитер. — Девон слабо ахнула. — Я снова поцеловал тебя, потом задрал свитер и увидел твои обнаженные груди. Они были изумительны, великолепной формы и как раз по моей ладони. Я отчетливо помню их вкус — теплые, сладкие, словно два холма из сливочного крема. Я жадно облизывал их. — И опять короткий стон вырвался из уст Девон. Голова ее стала пустой, легкой, как детский воздушный шарик, и пошла кругом. Головокружение усиливалось с каждой секундой. Нужно было что-то немедленно сказать, перебить его дьявольский монолог, но она не могла заставить себя произнести хоть слово... А он продолжал: — На тебе была юбка из черной тафты — короткая, но не слишком. И черный кружевной пояс с чулками, но никаких трусиков на тебе не было. Я знаю это, потому что гладил тебя между бедрами, дотрагивался до...
— Джонатан!
Он улыбнулся ей порочной, развратной улыбкой; нескрываемый голод читался в его глазах. Она никогда не видела более откровенного выражения похоти.
— Рассказать, что было дальше, или сделаем перерыв?
— Там было что-то еще?
— О, много всякого! Конечно, если ты не против, я могу даже показать, что было потом. — Рука Стаффорда легла на грудь женщины и принялась ласкать ее через материю, отчего сосок тут же затвердел. Девон взглянула на Джонатана так, словно видела впервые, и торопливо вырвалась.
— Я думаю, лучше отвезти меня домой.
Секунду он молчал, пристально наблюдая за ней, словно оценивая искренность ее слов.
— Что ж, можно и отвезти, если хотите. Но почему-то я в этом сильно сомневаюсь.
Девон расправила плечи и села ровнее, стараясь изо всех сил взять себя в руки.
— Я... я... не предполагала, что вы такой... такой...
— Самец? — подсказал он. — Если вас это огорчило, то мне остается только извиниться. Роль «просто приятеля» мне не подходит.
Ошарашенная и возбужденная, Девон настороженно взглянула на него. С острым стыдом она ощутила, как обильно увлажнилось ее влагалище...
— Вы всегда вели себя по-джентльменски, и я даже помыслить не могла... что вы способны вслух произнести такое...
— Вам не понравилось?
Черт побери, это было бы ложью...
— Поймите, что я... — И она отвернулась, не найдя слов.
Джонатан видел ее метания, видел, как она пытается замаскировать желание.
— Страсть не любит неопределенности и сметает со своего пути остатки страха. Если я вас оскорбил, то приношу свои извинения. — Он взглянул на девушку с насмешливым удивлением. — А знаете, мисс Джеймс, как ни странно, вы оказались еще более невинной, чем я ожидал.
Даже в полутьме кабины был виден густой румянец, заливший ее щеки. Это зрелище его необычайно порадовало.
— Не говорите чепуху. — Она села еще прямее. — Я была замужем, и еще у меня был Майкл.
Джонатан надменно улыбнулся. Насколько он мог судить — а в этих вопросах Стаффорд был докой, — ее близость с Майклом мало что значила.
— Со мной все будет иначе. Это я вам обещаю.
— Но я...
— Вы просили дать вам время. Что ж, так и быть, но рано или поздно вы станете моей.
— Но...
— Если вас это пугает, могу только посочувствовать. — Он наклонился и опять поцеловал ее — на этот раз просто и нежно. — В любой момент вы можете прервать наше знакомство и перестать со мной встречаться. Если, конечно, захотите.
Нет, она не хотела. Он догадался об этом по ее лицу и обрадовался.
— Это было бы самым мудрым решением... — Она повторила его слова, сказанные как-то раньше.
— Не вижу тут ничего мудрого, — возразил он. — Вы путаете мудрость с трусостью.
— Мне нравится быть с вами, Джонатан. Но в прошлом я наделала массу ошибок и теперь немного напугана.
Я тоже, подумал он и даже вздрогнул от такого открытия. И тут Стаффорду впервые пришло в голову, что Девон обладает над ним такой же необъяснимой властью, как и он над ней. Дай Бог, чтобы она об этом не догадалась...
— Что ж, не будем торопиться. Когда придет время, от вашего страха не останется ни следа. — Он слегка улыбнулся. — Я вам это обещаю.
Он нажал кнопку, и стекло между ними и Генри наполовину опустилось.
— Мисс Джеймс решила ехать домой, Генри.
От Джонатана не укрылось, что Девон с облегчением перевела дух. Ну что ж, подумал он, надо будет действовать решительнее. Если она намерена продолжать работать над книгой, придется помешать ей.
И все равно он жаждал овладеть ею. Еще сильнее, чем когда-либо.
Множество женщин перебывало в его постели. Они сами прыгали туда. Девон — первая, кто упрямится. И это его радовало. Будет только слаще, когда в одну прекрасную ночь они кончат одновременно. Он заерзал на сиденье. Возбуждение, распаленное жаркими "поцелуями, не желало успокаиваться. Девон хотела выиграть время, чтобы поработать над книгой и прийти к окончательному решению. А он хотел Девон. Интересно, сколько ему еще придется ждать?
Девон бросила сумку на диван и нажала на кнопку автоответчика. Она была взвинчена и возбуждена, встревожена и не уверена в себе, а еще предстояло как следует поломать голову. Бог знает, когда ей сегодня удастся уснуть! Но повторись все заново, и она повела бы себя точно так же.
Вечер прошел чудесно, невзирая на дерзкую попытку Джонатана соблазнить ее. Да, он был прав: Девон тоже хотела его, хотя и боялась признаться в этом.
Автоответчик заурчал, и она услышала голос Кристи, а затем Майкла. Третий звонок был от матери. Девон перемотала пленку и еще раз прослушала эту запись.
В словах матери не было ничего особенного. Разве что тон казался немного нервным; впрочем, Девон не была в этом уверена. Перезванивать было слишком поздно, и девушка решила, что сама зайдет к матери утром, когда успокоится и окончательно разберется в себе.
После тревожной, как она и предполагала, ночи Девон надела коричневую шерстяную юбку до лодыжек, толстый вязаный свитер с кожаными вставками и собралась выйти на улицу, когда зажужжал интерком и раздался хрипловатый голос Кристи. Она была внизу.
Девон нажала на кнопку.
— Ты поймала меня за хвост, Кристи. Я хотела навестить мать. Может, сходишь со мной?
— Ладно. Я все равно собиралась напроситься к кому-нибудь в гости.
— Отлично. Я спускаюсь. — Девон схватила пальто из верблюжьей шерсти, шарф и побежала по лестнице, не дожидаясь тихоходного лифта. Подруги крепко обнялись.
— С удовольствием схожу к твоей ма, — сказала Кристи. — О Господи, сколько же лет я ее не видела?
— Наверно, с моего развода. Майкл ненавидел принимать гостей. Мы никогда не приглашали к себе родителей, даже на Рождество. Только сами ходили к ним.
— Твоя ма просто прелесть. Лучшая в мире родительница.
— Как ни смешно звучит, но это правда. Поверь мне, я знаю. Никто не ценит ее так, как я.
— У тебя и отец отличный мужик.
Девон засмеялась.
— Ну, этого не назовешь совершенством! Он слишком много пьет, слишком много ругается и время от времени бывает изрядным занудой. Бедной маме приходится с ним несладко.
— Ой, перестань, Девон! Как будто я не знаю, что ты его обожаешь!
— А что мне остается? Будь он хоть святым, хоть грешником, деваться некуда.
Они поймали такси, шофер вырулил в крайний ряд и нажал на газ.
— А что случилось? — спросила Кристи, когда они как следует разместились. — Мама заболела?
— Да нет, ничего такого. Просто она как-то странно говорила по телефону. Похоже, волновалась. Вот мне и пришло в голову заскочить к ним и удостовериться, что все в порядке.
Кристи откинула назад пышные черные волосы. Крошечные белые кристаллы мерцали в ее крупных золотых серьгах.
— Что у тебя интересного?
Вспомнив о вчерашнем вечере, о чудесных губах и смуглых руках Джонатана, Девон почувствовала, что у нее горят щеки. Она выглянула в окно, надеясь, что Кристи ничего не заметила.
— О Боже, ты с кем-то встречаешься!
— Вовсе нет.
— Вовсе нет? Кончай врать! Я слишком хорошо тебя знаю.
— Ну, я виделась с ним всего пару раз.
— Но он тебе нравится, правда? Ты случайно не переспала с ним, нет?
— Кристи!
— Да или нет?
— Конечно, нет.
— И кто он? Я его знаю?
Сопротивляться было бесполезно. Кристи все равно не отвяжется, пока не добьется своего.
— Джонатан Стаффорд.
— Тот самый Джонатан Стаффорд? Красивый, обаятельный и чудовищно богатый владелец «Стаффорд-Инна»?
— Да.
— О Боже!
— Мы познакомились, потому что я пишу о его семье. И, похоже, стали друзьями.
— Еще бы! У парней вроде Джонатана Стаффорда полно подружек. А он такой праведник, что даже не поцеловал тебя ни разу, да?
Ее щеки вспыхнули вновь.
— Ну, допустим, поцеловал...
— Небось, здорово было? Держу пари, что так!
— Пожалуйста, Кристи. Я не хочу говорить об этом.
Кристи понимающе улыбнулась.
— Значит, дело будет!
Девон начала было спорить, но Кристи остановила ее.
— О'кей, никаких вопросов. По крайней мере, пока. Это мне о чем-то напомнило... Ах, да! Насчет нашего похода в среду. Есть кое-какие трудности.
— Что? Хочешь сказать, что передумала? Ты обещала, Кристи. Сама знаешь, как я ненавижу всю эту чертовщину. Ты обещала сходить со мной к этому Задару. Ты обещала!
— У меня свидание, Девон. С этим маленьким итальяшечкой, от которого я без ума. Он не так уж часто бывает в Нью-Йорке. Пожалуйста, будь лапочкой и скажи, что обойдешься без меня.
— Нет.
— Слушай, у меня идея! А почему бы тебе не взять с собой Джонатана? Он ведь хозяин гостиницы, так? Может, он что-то знает, а тебе это как раз пригодится.
При одном упоминании о Джонатане у Девон стало горячо внутри.
— Не думаю, что из этого что-нибудь получится. Кроме того, он очень занят. — Но ведь в среду вечером Алекса дома не будет. Джонатан говорил, что мальчик проводит четыре дня в неделю в больнице. А она уже начала обсуждать с ним эту тему.
— Ну, попросить-то ты его можешь... если он действительно такой хороший друг!
Девон рассмеялась.
— Ладно, попрошу. Но если он откажется, ты от меня не отвертишься!
— Идет, — вздохнула Кристи, и они ударили по рукам. Тем временем такси остановилось у тротуара. Над городом повис толстый слой облаков, начался дождь. Девон расплатилась с шофером, и они заспешили к парадному, спасаясь от ветра, трепавшего длинную серую шерстяную юбку Кристи и ее пышные темные волосы.
|
|
|
