 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 6 глава
|
|
|
|
— Мне кажется, что в обстановке этой комнаты каким-то образом отразилась ваша душа, — сказала Девон, осматриваясь. — В ней чувствуется теплота. Я этого не ожидала.
Джонатан налил два хрустальных бокала «монтраше» и один из них протянул Девон.
— По-моему, это не комплимент, — заметил он.
Девон зарделась. Джонатан, уже много лет не видевший, как краснеют женщины, почувствовал, что это ему даже нравится.
— Я хотела сказать, что несмотря на великолепно продуманный дизайн, здесь все же чувствуется нечто безыскусно-домашнее...
Джонатан улыбнулся.
— Хотелось бы думать, что это так. Я всегда любил Восток. И вполне естественно, что этот дом носит отпечаток моих интересов. Но я должен учитывать и вкусы моего сына. У нас есть, конечно, и детская, где он может смотреть телевизор, а я, сидя рядом с ним, отдыхать душой. Но я хочу, чтобы и в этой комнате малышу было уютно — слишком аскетичный восточный стиль не должен давить на него. Вот почему я несколько разбавил восточный интерьер современностью.
— Ваш сын будет обедать с нами?
Ни намека на удивление не промелькнуло в больших зеленых глазах, когда он упомянул о ребенке. Впрочем, ничего другого он от нее и не ждал — воспитанная женщина... Его больше занимало другое: что именно она знала об Алексе?
— Нет, он сейчас не дома. — Четыре дня в неделю Алекс проводил в больнице, но Джонатан не был обязан об этом докладывать. — Я подумал, что без него нам будет легче разговаривать.
Девон ходила по комнате, восхищаясь коллекцией. Скрытое освещение придавало прекрасной светлой коже женщины мягкий персиковый оттенок. Джонатан невольно восхищался ее длинными красивыми ногами и тонким абрисом грудей. Бедра ее были стройны, но приятно округлы, и Джонатан ощущал зуд в ладонях от желания прикоснуться к ним. Она остановилась перед любимой картиной Стаффорда, и Джонатан подошел ближе, встав рядом с гостьей.
|
|
|
— Здесь тушью нарисован Хотеи — один из семи японских добрых богов. Работа Миямото Мусаси, великого японского фехтовальщика и полководца.
— Очень изящно.
Он указал на узкую картину в золоченой раме, висевшую рядом с первой.
— А это подражание Мусаси, сделанное в девятнадцатом веке. Художник Куниоси. «Фехтовальщики на палках».
Девон отпила вина из бокала.
— В университете я училась рисованию, но боюсь, что в восточном искусстве ничего не смыслю.
Джонатан усмехнулся.
— В таком случае просто полагайтесь на инстинкт. Наслаждайтесь тем, что вам нравится.
Именно этим правилом он сам руководствовался в жизни. В данную минуту ему больше всего нравилась стройная фигура Девон, и он думал только о том, как насладиться ею.
Девон снова посмотрела на рисунок. Размашистые черные штрихи на бумаге сочетались с кружевными, словно выгравированными линиями и тонко выражали характеры персонажей.
— Очень красиво, — сказала она. — Даже сцены насилия чрезвычайно изящны. Я понимаю, почему вам нравятся эти работы.
— Мне приходится по несколько раз в год бывать в Японии с деловыми поездками, и я научился ценить тамошние культуру и обычаи. В чем-то они очень отличаются от нас, а в чем-то очень похожи.
Девон хотела было ответить, но вдруг насторожилась.
— Вам не кажется, что на кухне что-то горит?
— О черт! — вскричал Джонатан и сломя голову ринулся в коридор.
Вода выкипела полностью. Вот уже два года Джонатан собирался обзавестись чайником со свистком.
— Ничего страшного? — спросила Девон, входя следом.
Джонатан снял чайник с конфорки и поймал себя на том, что откровенно любуется Девон. Боже, как она хороша в своем простом черном вязаном платье, как сверкают рассыпавшиеся по плечам бледно-золотистые волосы! Умная, глубоко мыслящая, прекрасно образованная и в то же время молодая, свежая, аппетитная женщина. К тому же, кажется, легко ранимая. Интересно, как бы она отреагировала, если бы он сказал, что хочет уложить ее в постель? И еще его интересовало, что она скажет, если узнает, какую информацию он о ней собрал и каким образом намеревается эти сведения использовать...
|
|
|
— Ерунда. Всего лишь вода выкипела. Я раньше времени поставил чайник на огонь. Может, допьем вино и приступим к обеду?
— Прекрасно.
Идя в гостиную, она остановилась у открытых дверей кабинета Джонатана.
— Это ваш сын? — Она указала на портрет малыша лет трех.
— Теперь ему восемь, — ответил Джонатан более сухо, чем хотелось ему самому.
Это была увеличенная цветная фотография, на которой были запечатлены отец и сын. Алекс держал маленькую пластмассовую бейсбольную биту, на голове у него была шапочка с эмблемой команды «Метс». Тогда еще малыш был жив, здоров и невредим. Больше он в бейсбол играть не будет. Никогда.
— Я люблю детей. Мне хотелось бы как-нибудь познакомиться с вашим сыном.
— У вас нет своих детей? — спросил Джонатан, превосходно знавший ответ.
— Мой муж... то есть, мой бывший муж не желал обременять себя. Он говорил, что дети свяжут его по рукам и ногам. В итоге они воспользовался своей свободой.
— Какие у вас планы на будущее? — Без особого удовольствия вспомнив о том, что она помолвлена, Джонатан чуть было прямо не спросил, собирается ли она выходить за Майкла Галвестона.
— До недавнего времени я была помолвлена, но, кажется, из этого ничего не получилось. Надеюсь, что в один прекрасный день найду хорошего, подходящего мне человека и создам с ним семью. Взгляды на брак у меня старомодные. Сейчас принято поступать иначе.
Надо же, снова покраснела... Как девушка...
— Старомодные? Мне нравится в женщинах эта черта.
— Такой уж меня воспитали. Отец с матерью вот уже тридцать пять лет счастливы в браке. И пусть это считается устаревшим, но я хотела бы так же прожить свою жизнь. — Она смущенно улыбнулась. — У нас с Полом ничего не вышло, но я оптимистка. Кто знает, может быть, когда-нибудь...
Ее откровенность тронула Джонатана, чего он от себя не ожидал. Как ни странно, она производила впечатление человека бесхитростного. Он отвел Девон обратно в гостиную и сел с ней рядом на диван, обтянутый кремово-черным муаром. Ему хотелось узнать, что послужило причиной разрыва с Майклом Галвестоном.
|
|
|
— Как продвигается ваше изучение истории дома Стаффордов? — спросил он, с тайным отвращением затрагивая эту тему. — Все скелеты переворошили в нашем семейном шкафу[9]?
Девон покоробило от этой игры слов.
— Нет, так далеко я не заходила. Я изучала генеалогию, начиная с вашего прапрадеда, Шеридана Стаффорда, и до настоящего времени. Пока что мои усилия сосредоточились главным образом на тех Стаффордах, которые жили в Коннектикуте.
Он сделал глоток вина.
— А до меня вы, случайно, не собираетесь добраться?
— Собираюсь... случайно, — глядя ему в глаза, сказала Девон.
Руки коротки, милая!
— Если вы допили свое вино, мы можем приступить к обеду.
Девон поставила бокал на кофейный столик, под стеклом которого виднелась бронзовая чаша двенадцатого века.
— Признаюсь честно, я проголодалась. Сама я не любительница готовить, тем более для себя, и весь день предвкушала пиршество у вас в гостях.
— Надеюсь, я вас не разочарую.
Помогая ей подняться, Джонатан уловил аромат апельсинового цвета или нероли. Интересно, как называются ее духи? Затем он положил руку на талию гостьи и повел в столовую. Девон спокойно шла рядом, время от времени искоса поглядывая на Стаффорда, словно пытаясь разобраться, что он за человек. Она заметила, что о сыне Джонатан говорил как-то уклончиво и неуверенно. Она вообще старалась не пропустить ни одного нюанса в его поведении и интонациях.
— Так как насчет обеда? — нарочито беззаботно спросила молодая женщина.
Джонатан почувствовал облегчение. Он обогнул стол, усадил гостью на черный лакированный стул с высокой спинкой, затем ушел на кухню и почти тут же вернулся с подносом, на котором стояли дымящиеся яства.
— По восточным обычаям, на стол надо подавать всю еду сразу.
Он снял крышку с блюда, на котором лежали пирожки с рисом и рыбой, обложенные морской капустой двух разных видов, а затем с помощью пары черных лакированных палочек ловко переложил их на два прямоугольных черных лакированных же подносика с бортами, заменявшие тарелки.
|
|
|
— Надеюсь, вы любите «суси».
— Обожаю! Неужели вы сами их пекли?
— Да. Эти — с копченым «сиро», длинноперым тунцом. А эти — с «магуро», тунцом с желтыми плавниками. Я бы приготовил «сасими», но не был уверен, что вам понравится сырая рыба.
Девон улыбнулась.
— Вы ошиблись. В том, что касается еды, я отчаянно смелая женщина.
Она взглянула на изящную кленовую с багрово-оранжевыми листьями ветку в центре стола, положенную продуманно, с явным художественным вкусом.
— И ветку тоже вы положили?
— Да. Готовясь к вашему визиту, я пришел домой пораньше и все успел. Я считаю, что такие декоративные детали вносят в душу умиротворение. Обычно я бываю настолько занят, что не до украшений.
— В таком случае я польщена. Рано пташечка запела...
— Весьма приятно слышать, мисс Джеймс.
К несчастью для себя, Джонатан ничуть не кривил душой: ему действительно было приятно слышать все, что исходило из ее уст. Одного звука голоса Девон было достаточно, чтобы возбудиться.
Но прежде всего ему было приятно смотреть на ее фигуру, ощущать тонкую сексуальность Девон. Однако самым страшным было то, что он вновь, как и в ресторане, понял: ему вообще нравится быть в обществе этой женщины, нравится значительно больше, чем требуется для задуманного дела. Джонатан никак не ожидал, что в ней окажется столько ума, искренности и душевного тепла.
— Под этой крышкой нас ждет «агемоно» — жареный «хирамэ», смешанный с «анего», то есть угорь и палтус. — Взявшись за воткнутую в тесто палочку величиной со спичку, он поднял кусочек запеченной в тесте рыбы. — А это называется «темпура».
— Запах изумительный...
— Далее нас ждет салат из турнепса, моркови и хризантем. И главное блюдо, «сабу-сабу».
Он поставил на стол бульон в супнице на подставке, под которую задвинул спиртовку с язычком яркого пламени. Рядом находилось блюдо с цыплятами и гарниром из риса и свежих овощей, нарезанных кубиками.
— Теперь бросайте в бульон то, что вам по вкусу. Готовьте суп сами, а я разолью его по чашкам.
Девон радостно улыбнулась.
— Не только еда, но и забава!
Так и вышло — они ели и весело разговаривали. Девон неумело управлялась палочками, пока он не показал, как надо их правильно держать. Джонатан обрадовался предлогу оказаться с ней рядом.
— Вот так, — сказал он, стоя за ее спиной.
Тихонько обняв девушку сзади, он осторожно вложил ей в пальцы заостренные длинные палочки. Сердце ее учащенно забилось. Он ощутил это грудью, прижатой к ее спине. Касаясь ее тонких, красивых рук с гладкой и нежной кожей, Джонатан невольно подумал о том, как чудесно было бы погладить ее тело.
|
|
|
— Да, теперь получается. Прежде я никак не могла понять смысл этих палочек. — Она сказала это, повернувшись вполоборота. Теплое дыхание девушки коснулось щеки Стаффорда, и желание вновь вспыхнуло в нем.
— На самом деле это очень просто, — сказал он голосом, чуть осипшим от волнения. — Вы быстро привыкнете. Ведь японцы специально делают рис чуть-чуть клейким, чтобы легче было брать его палочками.
Джонатан с неохотой отстранился и ушел на кухню по какому-то неясному ей делу. Вернувшись, он сел на свой стул.
Они поговорили о литературных делах Девон, обсудили ее последний роман «Путешествия», но ни он, ни она больше ни слова не сказали о ее нынешней работе. Разговаривали и о его бизнесе. Девон расспрашивала Джонатана о «Стаффорд Энтерпрайсиз», и он даже осмелился поделиться некоторыми проектами фирмы. Потом Стаффорд рассказал какой-то анекдот, и они дружно рассмеялись.
Эта женщина нравилась ему. Даже слишком. И Стаффорда заранее мучила совесть за то, что вечеру суждено было закончиться совсем по-другому.
ГЛАВА 6
Следя за движениями Джонатана, подававшего десерт, Девон пришла к выводу, что небрежная грация соответствует всей его легкой, уверенной манере поведения. Она наблюдала за ним весь вечер, оценивала, пытаясь понять сущность этого человека. Несколько раз она замечала, что и Стаффорд цепко всматривается в нее — видимо, с той же целью. Впрочем, дважды Девон была уверена, что он поглядывает на нее с явным мужским интересом. Но Джонатан каждый раз так быстро прятал глаза, что она была готова отказаться от своих подозрений.
— Боюсь, что с десертом я слегка просчитался, — признался он, унеся пустую посуду и вернувшись с двумя белыми тарелками.
— Кокосовые бананы из Таиланда, — объявил Джонатан, ставя тарелочки на стол.
— Не знаю, хватит ли для них места, — смеясь сказала Девон. — Но выглядят они так, что грех не съесть.
Следуя примеру Джонатана, она подцепила палочками кусочек банана, политого патокой из коричневого тростникового сахара, и отправила в рот.
— М-мм! Сказочно вкусно.
— Десерты — моя слабость, хотя сам я ими тешусь редко.
— Я тоже. Завтрашний ленч мне придется пропустить, но ваш десерт стоит такой жертвы.
Она тепло улыбнулась и подумала, что вряд ли сможет припомнить более приятный вечер. Хорошее настроение охватило ее с самого прихода. Хотя Джонатан мало говорил о себе и сыне, он оказался очень мил. Девон ожидала увидеть лощеного пижона, а обнаружила красивого, образованного человека, приятного собеседника и гостеприимного хозяина.
Продолжался легкий, непринужденный разговор. Джонатан развлекал ее, рассказывая о смешных японских предрассудках.
— Слово «ши» означает и «четыре», и «смерть». Девять — это «ку», что также имеет два смысла — «боль» и «беспокойство». Поэтому в японских больницах нет палат с номерами четыре, девять, четырнадцать, девятнадцать или сорок два. Считается также дурной приметой наступать на кромку татами — коврика на полу — или под прямым углом втыкать палочку в полную чашку риса.
Девон улыбнулась.
— Но ведь мы тоже суеверны — боимся цифры тринадцать, остерегаемся наступать на трещины в тротуаре. По-моему, люди мало отличаются друг от друга.
— А еще японцы считают, что барсук может превращаться в женщину. Якобы эти животные заманивают свои ничего не подозревающие жертвы в лес, и больше о тех никто ничего не слышит. Как вы думаете, почему родилось это суеверие? — улыбаясь спросил он.
— Я думаю, — со смехом ответила Девон, — что японских женщин воспитывают в духе покорности. Вот они и берут реванш. А как по-японски «удача»?
— «Гамбатте кудасаи». — Он обворожительно улыбнулся. — Я думаю, что ваш визит ко мне — это большая «гамбатте кудасаи».
Девон тоже ответила ему улыбкой, но промолчала. Она думала о его руках, смуглых и сильных, о его мускулистой груди, твердость которой ощутила, когда Стаффорд стоял позади, о его широких плечах... Она сердилась на себя за то, что ее тянет к нему.
По мере того как шло время, Девон становилась все более задумчивой. Джонатан тоже терял свою оживленность, пока его приятные улыбки и добродушие не испарились вовсе. Наконец он бросил салфетку и отодвинул стул.
— Может быть, пройдем ко мне в кабинет и выпьем чего-нибудь? — предложил он. — Хотя я и получил огромное удовольствие от обеда с вами, Девон, но надо признаться, что пригласил я вас не только для того, чтобы вместе поесть и мило поболтать. Пора обсудить ваш замысел всерьез.
Девон встала и позволила Стаффорду отодвинуть ее стул.
— Что ж, прекрасно.
Настороженность ее тут же удвоилась. Теперь перед ней стоял человек, чей голос — деловой, решительный, с прорывающимися злыми нотками — она слышала по телефону. Насколько глубоко она должна посвящать его в свою работу, в свои замыслы? Ладно, там видно будет...
Они вышли из столовой и через коридор прошли в его кабинет. Диван и кресла, обитые коричневой кожей, книги в кожаных переплетах, семейные фотографии — короче, вся обстановка была более мужской по стилю и духу, чем остальная часть квартиры. Огонь в камине был разведен заранее, и к их приходу пламя уже угасло, лишь малиново тлели угли. Пока Девон усаживалась на диван, Джонатан встал на колени перед камином, подбросил несколько поленьев и размешал их длинной черной кочергой.
— По бокалу бренди? — спросил он, вставая и отряхивая руки.
Его рост и телосложение казались еще более внушительными в этой комнате, где все дышало мужественностью.
— Пожалуй.
Джонатан налил бренди в два хрустальных, суживающихся кверху бокала и уселся в коричневое кожаное кресло напротив Девон. Он раскручивал янтарную жидкость в хрустале, и глаза его становились все более и более отчужденными. В облике Стаффорда появилась напряженность, в выражении лица — мрачность, отчего по спине Девон пробежал холодок. Джонатан наклонился вперед.
— Я не собираюсь мямлить и ходить вокруг да около, Девон. Я желаю, чтобы вы прекратили работу над вашей книгой.
Девон изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Она знала, зачем Стаффорд пригласил ее на обед, но вечер был так хорош, что она начала было надеяться на благополучный исход встречи, вопреки своей уверенности в обратном.
— Боюсь, что я не смогу этого сделать, — сказала она.
Джонатан на миг сузил глаза, глядя на Девон сквозь густые ресницы. Она еще раз обратила внимание на его чеканное, сильное лицо.
— Почему же?
— Потому что эта книга чрезвычайно важна для меня. Эта тема сильно меня волнует, и я, как автор, чувствую себя обязанной реализовать ее.
— Но вы ведь знаете мое отношение к этому. Ваша «тема» касается моей семьи, а все, что затрагивает честь рода, задевает и меня. Я прошу вас сделать мне личное одолжение и не писать эту книгу.
— Она вас совершенно не коснется. Речь в ней пойдет о людях давным-давно скончавшихся...
— Но тем не менее носивших фамилию Стаффорд, не так ли?
— Да, так.
Джонатан тяжело вздохнул и выразительно, медленно выдохнул.
— Я надеялся, что до этого не дойдет, но, кажется, вы не оставляете мне другого выбора.
Он заерзал в кресле, черные брюки натянулись на мускулистых ляжках.
— Если мои источники точны, в чем я не сомневаюсь, то вы получили в издательстве аванс в размере более полумиллиона долларов.
Так оно и было. Девон даже не стала отвечать.
— Я готов вам выписать чек на миллион, если вы воздержитесь от дальнейшей работы над книгой.
Девон шумно втянула в себя воздух. Она ожидала подвоха с его стороны, но...
— Я понимаю желание не привлекать внимания общества к истории вашего семейства, но трудно поверить, что ради этого вы готовы выложить миллион долларов.
— Понятно, что я предпочел бы не расставаться с такими деньгами, но если дело того стоит...
Девон пристально взглянула на Джонатана, однако так и не смогла догадаться, о чем он сейчас думает.
— Я хорошо заработала на моих книгах — намного больше, чем другие известные мне писатели, но никогда не думала, что можно получать деньги за то, что не пишешь. Вы боитесь, что я что-то раскрою. Что же именно вас пугает?
Джонатан явно насторожился. Его серо-голубые глаза потемнели, стали непроницаемыми.
— Мне скрывать нечего, Девон. Но у меня есть сын, и я обязан думать о нем. Сотни лет имя Стаффордов пользовалось уважением. Из того, что мне сообщила миссис Микс, я понял, что вы решили написать книгу о привидениях, связанную с моим родом и особняком «Стаффорд-Инн». Такие вещи обожают смаковать бульварные газетенки. Я этого не допущу. Если надо заплатить миллион за то, чтобы вы выбросили из головы эту затею, то я готов платить.
Девон сухо улыбнулась.
— Мне досадно вас разочаровывать, мистер Стаффорд, но о чем мне писать или не писать, мое дело. Деньги ваши мне не нужны.
Лицо Стаффорда окаменело. Кожа на четко очерченных скулах и челюстях натянулась.
— Я не верю, что вы абсолютно искренни со мной, мисс Джеймс. Мои люди работают прекрасно. С их помощью мне удалось выяснить, что вы отчаянно нуждаетесь в деньгах. Вы владеете дорогими апартаментами в Ист-Сайде, платите за квартиру ваших родителей в высотном доме, носите дорогую одежду, меха, драгоценности... Мне известно, что вы на полтора года запаздываете со сдачей рукописи, и даже если вы завершите свою нынешнюю книгу, вам не удастся ее продать, поскольку вы не соблюли оговоренные в контракте сроки.
Жар ударил в лицо Девон. Она закипела от гнева.
— Я смотрю, вы основательно поработали, мистер Стаффорд. Впрочем, именно этого я и ожидала. Но, к сожалению, ваши открытия не могут поколебать мои планы. Я по-прежнему намерена довести задуманное до конца. Я напишу эту книгу.
Джонатан поднялся с кресла, подошел к массивному письменному столу орехового дерева, выдвинул верхний ящик, извлек оттуда чековую книжку в кожаной обложке, сел за стол и снял колпачок с вишневого цвета авторучки «Монблан».
— Мне точно известны ваши ежемесячные расходы, Девон. Я даже знаю, что на счету у вас осталось меньше сорока тысяч долларов. Но ведь помимо оплаты ваших личных расходов вам еще надо думать о родителях. Как вы предполагаете продержаться на плаву в следующем году?
Девон еще больше разъярилась. Да как он смеет!
— Вы ужасно самоуверенны, мистер Стаффорд. Думаете, что знаете ответы на все вопросы. Так вот, на этот раз вы их не знаете. Во-первых, я выбилась из графика, потому что развод чуть не убил меня. Я была не в состоянии ни писать, ни думать. Если бы не Майкл Галвестон, не знаю, что бы я делала. Но теперь все это позади. «Следы» почти закончены. Через месяц, максимум через два работа будет завершена. Издатель должен мне четверть миллиона долларов, которые я получу, как только сдам рукопись.
Она встала, подошла к письменному столу и продолжала, глядя прямо в лицо Стаффорду:
— Но все это не имеет никакого отношения к делу, о котором идет речь. Замысел, над которым я сейчас работаю, отличается от всего, что я делала прежде. Он очень важен для меня. На сей раз это будет не просто беллетристика. Я напишу о том, что произошло именно со мной и изменило всю мою жизнь. И пусть для этого придется продать мою квартиру и заложить меха и бриллианты. Я напишу эту книгу, даже если придется устроиться еще на две работы и жить в какой-нибудь халупе без горячей воды. Ну, а что касается моих родителей, то отец прослужил патрульным полицейским в нижнем Ист-Сайде тридцать лет, он человек закаленный, и мама тоже. Они пойдут на любые жертвы, если я попрошу их об этом. Но, к счастью, я не верю, что это понадобится.
В первый раз на лице Джонатана промелькнула неуверенность.
— Миллион долларов — большие деньги. Подумайте...
— Да, верно. Но деньги еще не все. — Девон ощущала в себе злость и разочарование одновременно. — Хотите верьте, хотите нет, мистер Стаффорд, но есть вещи, на которые ваша власть не распространяется. Людей вы купить не можете.
— Но почему эта книга так для вас важна? — спросил он, тоже вставая на ноги.
— Потому что у меня есть возможность узнать о себе нечто такое, о чем догадывается мало кто из людей. Потому что у меня есть шанс глубже разобраться, что такое жизнь и смерть человека.
Джонатан уставился на нее, как будто впервые увидел.
— И все-таки я вас остановлю, — очень спокойно, почти беззлобно сказал он.
— А о первой поправке к Конституции вы когда-нибудь слышали[10]?
— А вы слышали о статье за клевету и оскорбление достоинства? Я добьюсь постановления суда и покончу с этой чушью, едва вы успеете написать хоть строчку.
— Попробуйте, но если я докажу справедливость моих подозрений — а я полна решимости это сделать, — вы никак не сможете остановить меня.
— Подозрения? О чем вы?
Девон наклонилась над письменным столом, крепко упершись ладонями о полированную поверхность.
— Вы пытаетесь сорвать мою работу, даже не зная, о чем я хочу писать. В таком случае я сама скажу вам. В том вашем доме произошло нечто чудовищное, и я намерена доказать это.
— Значит, вас в данном случае интересуют не деньги? А я-то думал, что вы вознамерились нажиться, спекулируя на семейной чести Стаффордов. Книга, связывающая мою семью с какими-то событиями туманного прошлого, может озолотить вас, даже если в ней не будет ни слова правды.
— Нет, деньги меня в этом случае не интересуют. Я напишу о вещах, куда более важных, чем деньги.
Джонатан стоял перед ней — высокий, невероятно красивый, — а она смотрела на него и думала, что бы она испытала и сколько бы узнала о нем, если бы покорилась его мужской притягательности. Но взаимный гнев делал это невозможным.
Она заставила себя любезно улыбнуться.
— Обед доставил мне огромное удовольствие независимо от причин, по которым вы меня пригласили. Провожать меня не нужно. Я сама доберусь до дома. Благодарю вас. Спокойной ночи.
Она направилась к двери, но низкий, звучный голос остановил ее.
— Я распоряжусь, чтобы Генри подал машину, и провожу вас вниз.
Девон не ответила. Она молча направилась к двери прихожей и там дождалась, пока он помог ей одеться. Затем он позвонил по внутренней связи в гараж, сказал несколько слов Генри, нажал кнопку лифта, и дверцы тут же расползлись в стороны.
— Не нужно меня провожать, я серьезно говорю, — сказала Девон, шагая по облицованному деревянными панелями нижнему коридору. Джонатан, словно не расслышав, шел рядом. Когда они пересекали вестибюль, Стаффорд взял ее за руку. Девон старалась не замечать тепла и силы его пальцев.
Генри распахнул дверцу лимузина, и Девон проскользнула на заднее сиденье. Стоя на тротуаре, Джонатан наклонился и сказал в открытую дверь:
— Дело не закончено, Девон. Я непременно позвоню вам на этой неделе.
— Но я не... — Она не закончила фразу. Ее сбило с толку выражение лица Джонатана: оно было не менее решительным, чем раньше, но во взгляде появился оттенок уважения.
— Я тоже получил большое удовольствие от этого вечера. Я прекрасно провел время в вашем обществе и от души благодарен за это.
Он выпрямился и захлопнул дверцу. Генри нажал на газ, и лимузин плавно тронулся с места.
Девон откинулась на сиденье. Сердце ее стучало в ребра. Она не знала, что и думать. Высокомерие и наглость Стаффорда были возмутительны. Да как он смел лезть в ее личные дела! Впрочем, она, в сущности, делала то же самое... Девон размышляла над тем, как они расстались. Кажется, его порадовало, что она отказалась от денег. Но почему? Она знала наверняка только то, что ее тянет к нему. Этого она никак не ожидала. Да, он красив, интересен, умен. Он не прибегнул к пошлым сексуальным заигрываниям, обычным мужским приемчикам, которыми не преминули бы воспользоваться Пол и даже Майкл. Было в Джонатане Стаффорде нечто озадачивающее. Он явно прятал от нее свои чувства. У нее зародилось ощущение, что Джонатана гложет какая-то тайная тоска.
Но не только... Этот высокий, темноволосый, стройный, с каменными мускулами, непристойно мужественный человек пробуждал в ней растущее желание. Одного лишь прикосновения его пальцев было достаточно, чтобы у Девон забегали мурашки по коже и затвердели груди. Интересно, приятно было бы с ним целоваться, ласкать его тело, позволять ему ласкать себя? Эти мысли пьянили молодую женщину, хотя она отчетливо представляла себе всю их опасность.
Она ему не верила, не могла себе позволить верить, ни в деловых вопросах, ни в чувствах. Позвонит ли он ей, как обещал? Будет ли она, проснувшись завтра утром, еще испытывать к нему влечение?
И в то же время она не лукавила, говоря с ним. Если она отыщет необходимые доказательства, история о Бернарде и Энн будет написана, какие бы препятствия ни громоздились на ее пути. Она напишет это ради них и ради себя.
Тут у нее действительно не было иного выбора.
Девон проснулась позже, чем намеревалась с вечера. Спала она плохо, крутилась и вертелась, из головы не выходили мысли о вчерашнем столкновении с Джонатаном Стаффордом. Она напряженно размышляла, по какому пути идти дальше.
Вчера вечером Девон ощутила, что ее снова тянет к этому мужчине, и не сомневалась, что и Джонатан неравнодушен к ней. Тем не менее она старательно подавила в себе эти мысли и решила, что не даст им воли. Загадочный человек этот Стаффорд — непостижимый, отчужденный, чаще всего сдержанный, скрытный. Хотя вчера вечером он несколько раз терял бдительность. Она до сих пор не могла определить, какой из двух Джонатанов Стаффордов настоящий — обворожительный, импозантный хозяин дома или беспощадный, требовательный властелин, полный решимости любой ценой сорвать ее замысел.
После разговора в кабинете она не сомневалась, что Джонатан что-то скрывает. Хотя вовсе не Джонатан был предметом ее расследований, придется выяснить, что за этим стоит. Ему нечего таить, однако же неспроста он предложил ей целое состояние за то, чтобы его оставили в покое. Дела самого Джонатана ее не интересовали, пока он не сделал это фантастическое предложение. Теперь же рано или поздно ей придется выяснять, зачем он это сделал.
Девон отправилась на кухню, чтобы вскипятить чайник. Сегодня она решила выпить натурального кофе вместо бескофеинового. Аромат свежемолотых кофейных зерен по утрам заряжал ее бодростью и неизменным предвкушением интересных дел, ждущих в течение дня. Девон сварила кофе, перелила его в чашку и отнесла в гостиную. Оставшись в желтом махровом купальном халате и наскоро скрепив волосы на макушке, она села на диван и раскрыла блокнот. Усилием воли Девон отмахнулась от мыслей о вчерашней драматической стычке со Стаффордом и принялась думать о работе. Она была полна решимости продолжать начатое.
|
|
|
