И его преемников (амарнское искусство)

(первая половина 14 века до н. э.)

Последние десятилетия правления XVIII династии были полны бурных событий. Грабительские войны непомерно обогатили высшую знать и жречество, осо­бенно жрецов главного святилища Египта — храма Амона в Фивах. Это укрепило положение владетель­ной рабовладельческой верхушки и жречества и про­тивопоставило их царской власти. Обострение отно­шений привело к открытому конфликту при Амен­хотепе IV, который, опираясь на средние слои рядовых свободных, попытался провести крупные социально-экономические реформы под видом реформы религи­озной.

Стремясь подорвать авторитет жречества, опирав­шийся на культы древних богов, фараон выдвинул новое учение, объявив единым истинным божеством солнечный диск под именем бога Атона. Храмы ста­рых богов были закрыты, их изображения уничто­жены, храмовое имущество конфисковано. Фараон построил себе новую столицу в Среднем Египте, на

[123]

равнине, окруженной полукруглой горной цепью, в го­рах которой были вырублены гробницы для царя, его семьи и придворных.

В настоящее время здесь находятся три деревни; от названия одной из них часто весь период правле­ния Аменхотепа IV называется в египтологии „амарнским".

Раскопки новой столицы пролили яркий свет на всю историю периода и, что особенно важно, дали нам непревзойденные шедевры египетского искусства.

Новый город был назван Ахетатоном, что означает „Небосклон Атона". Фараон также принял новое имя — Эхнатон —„Дух Атона". Царь всячески старался под­черкнуть свой разрыв с традициями прошлого, соблю­дение которых всегда являлось в руках господствую­щей верхушки мощным средством воздействия на народные массы. Так, Эхнатон приказал и официаль­ные надписи, и художественную литературу, и даже гимны новому богу писать разговорным языком, а не устаревшим книжным, которым пользовались до этого времени.

Решительный перелом произошел и в искусстве, столь тесно связанном в Египте с религией. Уже памятники, созданные в начале правления Эхнатона, резко отличаются от всего предшествующего созна­тельным отказом от ряда канонических форм и тра­диционного идеализированного образа царя. Таковы рельефы и скульптуры фиванского храма Атона, по­строенного еще до перенесения столицы в Ахетатон, равно как датированные шестым годом правления Эх­натона рельефы на пограничных плитах новой сто­лицы и ранние рельефы ее храмов (илл. 58). Фараон изображен здесь с некрасивыми чертами лица и фор­мами болезненного тела. Необычны и сами позы ца­ря и царицы на рельефах: они изображены в полном

[125]

профиле, без необходимого по канону условного фас­ного разворота плеч.

Своеобразие памятников времени Эхнатона явилось закономерным следствием его реформы и было тесно связано с новым, более реалистическим по своему суще­ству мировоззрением, в частности с запрещением культа Амона, которое сопутствовало разрыву фа­раона со знатью и жречеством. Как известно, в Египте изображения богов всегда совпадали с образом пра­вящего фараона, что должно было наглядно показать божественное происхождение последнего. Поэтому, если бы и теперь царя продолжали изображать со­гласно традиции, то его образ совпал бы тем самым с образами тех богов, культы которых он преследо­вал. Этого нельзя было допустить. С этого времени фигуры царя, царицы и их детей и в скульптуре и на рельефах должны были иметь новый облик, лишенный иконографического сходства с изображениями древних богов.

Поиски новых образов в соответствии с общим характером учения Эхнатона, в котором много места отводилось вопросам познания „истины", пошли по линии создания возможно более правдивых образов. Однако такое развитие реалистических стремлений не могло возникнуть только по требованию Эхнатона. Как сами реформы были подготовлены соответствую­щими историческими причинами, так и почва для амарн-ского искусства была подготовлена общим ходом раз­вития фиванского искусства с нараставшим в нем интересом к познанию и передаче окружающего мира. В то же время новые тенденции в искусстве Амарны, как и во всей ее идеологии, стояли в тесной связи с изменением придворной среды, в которую влились теперь выходцы из рядовых свободных. А ведь именно для масс рядовых свободных, недовольство которых

[126]

своим положением все возрастало в течение XVIII ди­настии, как раз и был характерен засвидетельство­ванный рядом источников рост интереса к вопросам морали, истины. Таким образом, новые стремления, отразившиеся в амарнском искусстве, были обуслов­лены конкретной исторической обстановкой и ее про­грессивными общественными силами.

Естественно, что изменилась не только форма па­мятников, но и их содержание. Так, впервые появи­лись изображения египетского царя в быту. Рельефы на стенах амарнских гробниц придворных показы­вают царя и его семью на улицах города — в носил­ках или на колесницах, во дворе — то за обедом, то в узком семейном кругу. Впервые всюду, даже в сце­нах награждения вельмож и получения дани от поко­ренных народов, вместе с фараоном изображена его семья, причем явно подчеркивается нежная любовь, связывающая членов этой семьи. Характерно и стрем­ление передать конкретную обстановку, в которой происходят изображаемые события: никогда еще до Амарны египетское искусство не знало такого коли­чества разнообразных изображений садов, домов, двор­цов, храмов.

В итоге почти все композиции художникам Ахета-тона пришлось создавать заново, в том числе даже и ритуальные сцены, так как новая религия потре­бовала и новых обрядов и новых типов святилищ, где культ солнца совершался под открытым небом.

Все это удалось не сразу. Создателями новых па­мятников были те же художники, которые до этого работали в Фивах и воспитывались в мастерских, где от поколения к поколению передавались не только навыки, но и идеи, обусловившие содержание памят­ников. Теперь перед этими людьми встали новые задачи, крутой переход к осуществлению которых требовал

[130]

немедленного овладения новыми формами. Не удиви­тельно поэтому, если на первых этапах появления но­вого стиля памятники отличались не только новизной содержания и формы, но и несоразмерностью отдель­ных частей фигур, резкостью линий, угловатостью одних контуров и чрезмерной закругленностью дру­гих. Внимание художников в первую- очередь направ­лялось на обязательную для них передачу тех черт, которые были определены в качестве канона для порт­рета каждого из членов царской семьи — длинного лица, узких глаз, выступающего подбородка, худой выгнутой шеи, одутловатого живота., жирных бедер, узких щиколоток — для Эхнатона, аналогичного строе­ния тела, худощавого лица и длинной шеи — для его жены Нефертити, и т. д. Такое изображение царя и его близких было чуждо прежнему, привычному ка­нону, и понятно, почему при стремлении передать в первую очередь без прикрас подли иные портретные черты именно эти черты и оказывались порой на­столько подчеркнутыми, что вначале некоторые исто­рики, забывая о бесспорно официальном назначении и местоположении данных памятников, объявили их „ка­рикатурами".

Однако постепенно обостренность новых черт в про­изведениях мастеров Ахетатона стала исчезать, усту­пая место яркому расцвету их творчества. Впервые египетские художники были внезапно освобождены от веками сдерживавшего их искания жанона и смогли создать подлинно прекрасные памятники, доныне про­изводящие незабываемое впечатление и вызывающие заслуженное восхищение.

Лучшими образцами из дошедших до нас скульптур Ахетатона являются портретные головы Эхнатона и членов его семьи. И прославленная раскрашенная го­лова царицы Нефертити из известняка (илл. 59), и не

[131]

62. Голова Эхнатона из мастерской скульптора в Ахетатоне

менее замечательные, не вполне законченные ее же портретные головы из песчаника (илл. 60—61) являют­ся поразительными произведениями большого реали­стического искусства, созданного за тысячу лет до расцвета искусства Греции. Весь характер стиля этих памятников определяется тем дыханием жизни, кото­рым они полны. Именно это исключительное умение мастера при явном очень строгом отборе черт создать

[132]

63. Стеклянный сосуд

дышащие жизнью лица и ставит амарнские портреты на неповторившуюся после них в египетском искусстве высоту. С какой-то исключительной легкостью и тон­костью передала рука гениального скульптора эти изумительные губы, складки около рта, почти неощу­тимую моделировку щек, висков, шеи, дав полное впе­чатление естественной мягкости тела. Все три порт­рета Нефертити полны чудесного обаяния подлинной

[133]

64. Сосуд из Амарны в виде рыбки

женственности, которая составляет особую прелесть ее образа.

Найденные при раскопках Ахетатона мастерские скульпторов дали ценный материал для выяснения методов их работы. Здесь были обнаружены незакон­ченные скульптуры и гипсовые маски, снятые не только с умерших, но и с живых людей. На таких масках мастер удалял ненужные ему детали и путем ряда

[134]

65. Роспись пола во дворце в Ахетатоне

последовательных отливок, каждая из которых подвер­галась новой обработке, достигал наконец того со­вершенства в отборе черт, которое поражает в искус­стве Ахетатона. Прекрасными образцами различных этапов работы скульпторов являются незаконченные портреты Эхнатона (илл. 62) из мастерской началь­ника скульпторов Тутмоса. Мы уже не видим здесь обо­стренного преувеличения основных черт лица фараона; при бесспорном сохранении портретности образ Эхна­тона в этих скульптурах передан так же правдиво, с такой же жизненностью, которой отмечены головы Нефертити. Перед нами лицо человека несомненно болезненного, но полного фанатического упорства в достижении задуманного.

[135]

В том же стиле выполнены и прекрасные портрет­ные головки царевен и преемника Эхнатона Сменхкара. Овал лица старшей царевны Меритатон, ее вы­ступающий подбородок, неуловимая болезненность явно унаследованы ею от Эхнатона, тогда как рот повторяет очертания губ Нефертити. Другое лицо мы видим у третьей дочери царя — нежное, мягкое, без остроты черт. Портреты Сменхкара особенно пора­жают своей жизненностью. Скульптор прекрасно пе­редал образ хотя и красивого, но тоже болезненного юноши, изнеженного и капризного, с тяжелыми веками и опущенными углами губ.

Находки в мастерских показали также, что осво­божденные от канона скульпторы новой столицы до­стигли небывалых успехов не только в области порт­рета. Не менее замечательны по своему реализму и тела амарнских статуй, примером чему является зна­менитый торс статуэтки нагой девушки (царевны?), в котором скульптор с поразительным мастерством передал мягкие, полные грации формы юного тела. Стремясь создать возможно более близкие к действи­тельности памятники, мастера Ахетатона стали впер­вые широко применять сочетание в одной статуе раз­личных материалов. Лица и руки статуй высекались чаще всего из кристаллического песчаника, хорошо передающего цвет смуглого тела; покрытые же белыми одеждами туловища делались из известняка. По-преж­нему широко применялась раскраска скульптур, равно как и инкрустация глаз.

Отмеченные на скульптурах Ахетатона изменения стиля одновременно наблюдаются и на рельефах более поздних амарнских гробниц, которые отличаются тем же отсутствием утрировки новых черт, той же мяг­костью выполнения, такой же естественностью, ко­торые мы отмечали в круглой скульптуре. Таково

[136]

изображение смерти одной из царевен, где мы видим потрясенных горем родителей, рыдающих над телом дочери, плачущих сестер, рвущуюся к умершей ее кормилицу. Живыми кажутся выполненные в натураль­ную величину группы плакальщиц, в горе ломающих руки и бьющих себя по голове.

Значительно расширяется роль пейзажа. Стремле­ние прославить нового бога, солнце-Атона как творца вселенной выразилось в своеобразных сценах почита­ния Атона не только людьми, но всей природой: на­встречу лучам солнца по склонам гор бегут молодые газели и зайцы, спешат страусы, взмахивая крыльями. Перед нами отражение тех же идей, которыми полны гимны Атону:

„Прекрасен твой восход на небосклоне,

О Атон, живущий изначала жизни!..

Ты посылаешь свои лучи,

И Египет ликует...

Птицы летят из своих гнезд,

И их крылья восхваляют твой дух!

Всякий скот прыгает на своих ногах,

Все, что летает, и все, что порхает, живет,

когда ты озаряешь их...

Рыбы в Ниле прыгают пред твоим лицом,

И лучи твои — внутри моря" ^И).

Таким образом, благодаря утверждению и расцвету новых взглядов на мир и последовавшему в итоге ре­форм Эхнатона разрыву с традициями художники Ахе-татона, освобожденные от прежних канонов, сумели соз­дать замечательные по своей жизненности памятники.

По аналогичному пути развивалось и художествен­ное ремесло, где с небывалым разнообразием исполь­зовались реалистически переданные растительные мо­тивы и особенное внимание уделялось богатству рас-

[137]

цветки изделия, в частности предметов из фаянса и стекла (илл. 63—64).

Очень важно, что раскопки Ахетатона пополнили наши в общем скудные сведения о гражданской архи­тектуре Египта, так как здесь были найдены остатки и дворцов и жилищ различных слоев населения.

Дома богатых людей обычно стояли посреди боль­шого участка, обнесенного стеной, в которой было два входа — главный и особый для слуг. От главного входа к дверям дома вела мощеная дорожка. Дома строились из кирпича, из камня же делались лишь базы колонн и обрамления дверей. Парадная часть дома состояла из центральной, приемной комнаты и двух-трех

[138]

67. Охота на львов. Роспись на ларце из гробницы Тутанхамона

такого же назначения меньших помещений. Жилую часть составляли спальня хозяина с умывальной, жен­ские помещения и кладовые. Все комнаты имели окна под потолком; центральная комната всегда строилась выше других. Стены и полы покрывались росписями. Вокруг дома располагались дворы, колодец, службы,

[139]

сад с плодовыми деревьями, цветами, прудом и бесед­ками. Дома низшего городского населения отличались от богатых усадеб и размерами и полным отсутствием служб и садов. Так же малы были и дома строите­лей гробниц фараона и знати, составлявшие особый поселок за городом по дороге к гробницам.

[140]

Дворцы также строились из кирпича, и только ко­лонны и обрамления дверей были из камня. Главный дворец состоял из двух частей — частной, где нахо­дились жилые комнаты, и официальной, предназначен­ной для больших приемов и иных церемоний. Обе части соединялись крытым переходом, перекинутым через разделявшую их дорогу. Колонны дворца отли­чались большим разнообразием. Здесь были и колонны со стволами в виде связок папирусов с изображениями висящих вниз головами уток под капителями в форме цветов папируса, и колонны с необычными сочетаниями листьев пальм и фиников, и, наконец, колонны, паль­мовидные капители которых были сплошь покрыты инкрустацией из блестящих цветных фаянсов с позо­лоченными перегородками. Несколько комнат в офи­циальной части дворца были отведены для отдыха фараона. Эти помещения, так же как комнаты частной половины и комнаты загородных дворцов, обычно груп­пировались вокруг внутренних садов с водоемами и были украшены чудесными росписями, содержавшими изображение растений и сцены из дворцового быта. Росписи полов воспроизводили нильские заросли с цве­тущими лотосами, порхающими птицами и резвящимися среди тростников животными (илл. 65). У некоторых помещений дворца стены были покрыты фаянсовыми изразцами также с изображениями растений. Из част­ной половины дворца происходит известная роспись с изображением двух дочерей Эхнатона (илл. 66). Выпол­ненная в золотисто-розовых тонах, эта роспись пора­жает как колоритом, так и естественными позами де­вочек.

При загородных дворцах находились большие сады с прудами и даже особыми помещениями для зверинца.

Храмы, как и раньше, были ориентированы с востока на запад, их территории обнесены стенами, вход оформ-

68. Богиня, охраняющая саркофаг Тутанхамона

[142]

69. Золотая маска фараона Тутанхамона из его гробницы

лен в виде невысокого пилона с мачтами. Однако храмы имели и ряд новых черт. Так, поскольку новые культы совершались под открытым небом, храмы Атона не имели характерных для Египта колонных зал, и колонны были здесь только в павильонах перед пило­нами. Чередование же небольших пилонов с огромными открытыми дворами, лишенными портиков и напол­ненными рядами бесчисленных жертвенников, придало

[143]

храмам известную сухость и однообразие. Далее, вследствие того что храмы строились наспех^ как и весь город, в основном из кирпича, они не отличались ни монументальностью, ни качеством материала. Внеш­не, однако, храмы имели достаточно нарядный вид благодаря широкому применению для их декорировки цветных рельефов с позолотой.

Расцвету искусства Ахетатона был положен внезап­ный конец. Реформы Эхнатона не имели успеха, так как рядовые свободные не получили никаких сущест­венных преимуществ, и вскоре после смерти фараона его второй преемник и зять юный Тутанхамон был вынужден пойти на примирение со знатью и жречест­вом. Последние восстановили прежний порядок, вос­пользовавшись недовольством внутри страны и неуда­чами внешней политики, приведшей к потере азиат­ских владений, что объяснялось жрецами как результат гнева старых богов во главе с Амоном. Однако разрыв с традициями при Эхнатоне вызвал столь решитель­ные сдвиги в различных областях культуры, что полный возврат к старому был уже невозможен. Подобно тому как разговорный язык прочно удержался и в художест­венной литературе и в деловых документах, так и в изобразительном искусстве нельзя было вычеркнуть все то новое, что было осознано и освоено мастерами Ахетатона.

Следует учесть, что те же мастера были творцами и произведений, созданных при ближайших преемниках Эхнатона. Эти памятники полны традициями Амарны и явно близки к ней и в скульптуре, и в росписи, и в художественном ремесле, как это видно хотя бы по образцам, найденным в гробнице фараона Тутан­хамона. Она не была разграблена и сохранила заме­чательные памятники из ценнейших материалов. Среди них — великолепная золотая портретная маска фараона

[144]

со вставками из лазурита на головном платке и из различных самоцветов, фаянса и стекла на ожерелье (илл. 69), литой золотой гроб царя, также с портретным лицом и с инкрустациями из камней и паст, замеча­тельные сосуды из алебастра. В одном из них, изобра­жающем лежащую козочку, хранились благовония, другой, сделанный в виде пучка лотосов, служил све­тильником: в чашечки цветов наливалось масло, и огоньки светилен позволяли оценить и тонкость резьбы сосуда и великолепие сквозящего камня.

Другой светильник состоял из двух плотно встав­ленных один в другой кубков из полупрозрачного але­бастра; когда зажигалась плававшая в масле светильня, на стенках начинали просвечивать цветные изобра­жения, выполненные на наружной поверхности внут­реннего кубка — фигуры царя и царицы, гирлянды цветов. На одном из сосудов крышка, сделанная в виде гнезда, в котором среди яиц сидит только что вылу­пившийся утенок с открытым клювом и поднятыми маленькими крылышками, напоминает слова гимна Атону:

„Птенец в гнезде говорит еще в скорлупе,

Ты даешь ему воздух внутри ее, чтобы ожить..." ^2С

Поражают своей отделкой и найденные в гробнице различные ларцы, в том числе ларец, покрытый росписями со сценами битвы и царской охоты, полными бурного движения несущихся галопом колесниц, мечу­щихся в поисках спасения львов (илл. 67). Эти росписи, впервые давшие нам образцы древнеегипетской ми­ниатюрной живописи, очень интересны по колориту, построенному на сочетании разнообразных желтых тонов: на светло-желтом фоне чередуются ярко-кирпично-коричневые лошади, золотистые львы, ро­зоватая собака; гривы львов даны без контуров,

[146]

красными линиями, гривы и хвосты лошадей — чер­ными штрихами.

Трудно перечислить все шедевры художественного ремесла, обнаруженные в гробнице Тутанхамона: здесь и кожаные сандалии, украшенные золотым лотосом с вставками из лазурита, сердолика и амазонита и ромашками из желтого и красноватого золота, четко выделявшимися на фоне голубого фаянса; и золотые кинжалы с великолепно отделанными рукоятками и ножнами, и различные золотые ожерелья со множест­вом вставок из самоцветов и стекла; количество их в одном только ожерелье доходило до 166 штук.

По-прежнему „по-амарнски" непринужденны позы царя и царицы на рельефах на спинке деревянного, обитого золотом кресла или на пластинке из слоно­вой кости, служившей крышкой ларца (илл. 70), пред­ставляющей Тутанхамона, принимающего цветы от его юной жены среди пышных букетов и гирлянд.

Детали рельефа инкрустированы черным деревом, фаянсом и стеклом. Совершенно прелестны по сво­боде, изяществу и мягкости форм маленькие фигурки богинь (илл. 68).

Несмотря на то, что после восстановления старых культов художники были вынуждены вернуться к преж­ним образцам, они сумели вдохнуть в них столько разнообразия и смелого новаторства, что превратили их, в сущности, в новые композиции, как это можно видеть хотя бы по росписям на упомянутом ларце Тутанхамона с изображениями битвы и охоты.

Но значение искусства Амарны не ограничилось только временем ближайших преемников Эхнатона, оно сыграло существенную роль и в сложении замечатель­ного искусства периода XIX династии, а тем самым и всего искусства второй половины Нового царства в Египте.

[147]

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: