Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. 24 глава




Имеет существенное значение общий психотерапевтический подход. Сегодня многие психотерапевты так же, как и их пациенты, устраняются от обсуждения событий, которые для самих терапевтов неприятны, и воспринимаются ими, как крайне травмирующие. Такая тактика не способствует переоценке содержания переживаний. Пациенты с ПТСР избегают вскрытия, обсуждения, переосмысления травмы. Реакция избегания переносится на психотерапевта, который репрессирует у себя или отрицает реальность, значимость, силу травматического события. Это может разрушать систему взглядов специалиста на мир, что имеет отрицательные последствия, которые выходят за рамки конкретного случая. Подход игнорирования реальности подсказывает "простые" решения, упрощает ситуацию. Выделяются "козлы отпущения", происходит деление на врагов, друзей, что не способствует мобилизации ресурсов пациента.

Большое значение придается исследованию психической травмы в культуральной перспективе, где рассматривается воздействие коллективных верований и особенностей поведения на возникновение ПТСР. Культура является системой, поддерживающей здоровье. Культурально обусловленные привычки и ритуалы помогают индивидуумам контролировать эмоции, упорядочивать поведение, обеспечивают связь пострадавших от травм с социальной группой в символическом и прямом выражении.

При работе с ПТСР необходимо обращать внимание на те особенности, которое были свойственны пациенту до возникновения этого расстройства. Полезно знать, что обычное ПТСР, названное расстройством первого типа, может развиваться на основе не диагностированного ранее ПТСР второго типа (детско-подросткового ПТСР). Вопрос об отношении к этому феномену дискутируется. Необходимо определить, следует ли рассматривать ПТСР первого типа как продолжение истории или как двойной диагноз. Требует уточнения, является ли ПТСР первого типа состоянием, приближающимся к личностному расстройству, или это продолжение ПТСР второго типа плюс новая травма. В связи с этим возникает вопрос правильности диагностики состояния после травмы, потому что оно отражает не только эту травму, но и предшествующую ей ситуацию, а может быть речь идет о двух разных состояниях. Таким образом, анализ пациентов с "обычным" ПТСР требует внимания к особенностям, свойственным человеку до этого расстройства. Они могут быть замаскированы тем, что детская травматизация скрывалась. Внимание обращалось на другие моменты, например, на то, что пациентка/пациент проявляли себя антисоциально, злоупотребляли алкоголем, наркотиками и т.д. При этом не учитывалось, что антисоциальность возникла уже на фоне ПТСР второго типа, а новая травма привела к дальнейшему прогрессированию патологии, или к каким-то качественным изменениям. Согласно существующей ранее точке зрения, ПТСР чаще развивается у людей с "плохим детством". Современная трактовка проблемы обеспечивает новое ее понимание.

Работающие с ПТСР второго типа психотерапевты обращают внимание на специфику нарушения и имеющие место трудности, которые заключаются в проявлении пациентами максимализма в отношениях с терапевтом. С одной стороны, они ему не доверяют, с другой, – хотят довериться и найти в психотерапевте "Спасителя". Психотерапевт, обычно, их разочаровывает, так как не может выступать в роли "Спасителя", что оказывается несовместимым с максимализмом пациентов.

В отношениях с психотерапевтом имеет место чувство присутствия кого-то третьего. В возникающем в воображении треугольнике третьим невидимым человеком является агрессор, который совершал насилие. Этот третий требует не разглашения тайны, и его приказ в процессе психотерапии нарушается. На наличие такого треугольника указывает Lister (1982): "Ужас в том, что пациент и терапевт собираются как-будто в присутствии еще одного лица. Третьим образом является агрессор, который …требовал молчания, и запрет которого в настоящее время нарушается".

Во время психотерапии у пациентов обнаруживаются чувства покинутости и беспомощности, на фоне которых появляется идеализированное ожидание в отношении того, что терапевт "все может сделать и защитить". В то же время, они испытывают разочарование, поскольку терапевт не в состоянии предоставить ожидаемую от него помощь. Поэтому в работе с пациентами необходимо оговорить, что терапевт не может быть совершенным, соответствующим нереальным, идеализированным представлениям пациента. Следует быть готовым к возможным со стороны пациента реакциям неудовольствия, ярости, отчаяния, дерзости.

Хронические последствия психологических травм исследовались задолго до того, как в современных классификациях появился термин "посттравматическое стрессовое расстройство". Эти исследования начались в 50 годы и проводились на бывших узниках концентрационных лагерей. Последствия, связанные с пережитыми ими событиями, такими, как экзекуции, пытки, насильственный труд и голодание, описывались учёными разных стран. Так, например, Bensheim (1960) описывает в качестве хронических последствий этих переживаний страх и паранойю. Мattusek (1975) констатирует имеющее место у бывших узников тотальное недоверие к окружающим. Venzlaff (1967) подчеркивает длительность нарушений, связанную с хроническими личностными изменениями. Кlein (1974), Arthur(1982) описывают у таких лиц депрессию и тревогу, сочетающиеся с разнообразными соматическими симптомами.

Обращается внимание на развитие особого поведения, названного Chodoff (1963, 1980) пассивным, фаталистическим личностным стилем. Последний включает в себя постоянно присутствующее чувство безнадёжности с потерей интереса к тем активностям, которые раньше доставляли чувство радости. Niederland (1964) обнаруживает наличие у этих лиц недоверия и враждебности.

Eitinger (1962, 1985) обнаружил, что количество случаев шизофрении у беженцев оказалось в 5 раз выше, чем у местного населения. В связи с этим у автора возникло предположение о возможном влиянии хронических последствий тяжёлых психических травм на возникновение эндогенных заболеваний. Eitinger (1960) обращает внимание на частоту возникающих у пациентов параноидных реакций с идеями преследования.

Кrupinsky et al. (1986), проводившие исследование в Австралии, обнаружили, что у еврейских беженцев с выраженной доэмиграционной травмой выявлялось более низкое количество заболевших шизофренией, по сравнению с другими беженцами из Польши, России и Украины. Тем не менее, у еврейских беженцев имело место большее количество случаев заболевания, диагностированного как синдром концентрационного лагеря. Этот синдром проявлялся инсомнией, хронической усталостью, раздражительностью, беспокойством, тревогой, и депрессией.

Hoppe (1968), Eitinger (1980) пришли к выводу о необходимости учёта в симптомах этого синдрома не только психологических, но и соматических признаков. В этом контексте Frankl (1969) анализировал значение смысла жизни для человека, вообще, и узников концентрационных лагерей, в частности. Frankl считал, что главным фактором коррекции нарушения является не избавление от какого-то симптома этого нарушения, а подход, позволяющий человеку осмыслить то, что его жизнь имеет смысл как для него, так и для окружающих. Эти работы, связанные с вопросами экзистенциального и морального плана, оказали существенное влияние на реабилитационные программы, проводящиеся с ветеранами въетнамской войны (Sparr, Boehnlein, 1990).

В результате исследований (Mghir с соавторами, 1995) была обнаружена положительная корреляция между психической травмой и развитием различных психических патологий у афганских беженцев в США.

Эпидемиологические исследования вьетнамских беженцев в США выявили высокие уровни стрессированности и нуждаемость в психиатрической помощи. Преобладающим, являющимся серьёзной клинической проблемой нарушением, была депрессия, повреждающая психосоциальное функционирование и социопсихологическую приспособляемость (Westermeyer, 1985).

ПТСР описано у беженцев из Юго-Восточной Азии, переживших камбоджийские концентрационные лагеря (Kinzie et al,1990). Mollica et al.(1987) сообщали, что у 50% беженцев из Юго-Восточной Азии в США обнаружено ПТСР.

Westermeyer (1991) подходит к вопросу о длительности ПТСР у беженцев дифференцированно с выделением отдельных признаков ПТСР и их длительности. Автор устанавливал, что некоторые симптомы как, например, депрессия и соматические признаки имеют тенденцию к улучшению, по мере аккультуризации в другой стране, тогда как тревожность, враждебность, паранойя не претерпевают связанных со временем существенных изменений.

Проведённое Sack et al. (1995) в США исследование двух поколений камбоджийских беженцев, не являющихся пациентами психиатрических учреждений, выявило, что признаки, характерные для ПТСР, продолжаются очень долго, хотя депрессия носит менее хронический характер и развивается эпизодически под воздействием социальных ситуаций. По мнению авторов, специалистам стран, предоставляющих убежище беженцам, следует учитывать воздействие на этих людей конкретных факторов, в связи с тем, что некоторые из них способствуют снижению степени выраженности травматических переживаний, а другие-могут обострять и оживлять эти переживания. К последним, например, относятся: наблюдение непосредственно или по телевидению несчастных случаев; упоминание о преступности; даты, связанные с военными действиями и напоминающие о пережитом.

Большое значение в коррекции этих состояний имеет поддержка семьи и специально созданных социальных групп. Негативное влияние на терапию оказывают потеря связи с родственниками, отсутствие прежней семьи и языковые затруднения.

Течение ПТСР во многом зависит от окружающей обстановки и степени социальной поддержки, доступность которой положительно влияет на развитие, уменьшение его тяжести и дальнейший прогноз.

Более тяжелые проявления ПТСР наблюдаются у одиноких и разведенных людей, потерявших супруга/супругу, испытывающих экономические трудности. Эти лица в неблагоприятных условиях часто употребляют вещества, изменяющие психическое состояние, особенно алкоголь.

Находящиеся в бессознательном травматические переживания оказывают влияние на нейрогормональные процессы. При длительном посттравматическом стрессе гормональная система, по-видимому, не в состоянии поддерживать на необходимом уровне количество эндорфинов, что создает благоприятный фон для развития алкогольной и/или наркотической зависимостей.

Реализация аддиктивной потребности на психологическом уровне связана со стремлением к снятию эмоционального напряжения.

Использование аддиктивных агентов усложняет картину ПТСР, поскольку сочетается обычно со злокачественным развитием аддиктивного процесса.

Важным моментом в психотерапии лиц с ПТСР является помощь специалиста в попытках пациентов найти людей, себе подобных. Для понимания того, что происходит с пациентом, важно разобраться в истории его жизни, скрытых содержаниях пресознания, о которых пациент не хочет рассказывать. Необходима психоаналитическая интерпретация того, о чем человек часто думает, что он переживает, чего боится, каковы его скрытые страхи, желания и конфликты.

В последнее время обращается особое внимание на значение социальной поддержки в течении ПТСР (Summerfield,1999; Elsors,2001). Если локальное сообщество состоит из спаянных коллективных структур, то по данным Elsors, ПТСР протекает по-другому типу, не фиксированному в DSM-IV. Пережившие в охваченных войной районах травму лица могут не нуждаться в специальной кризисной интервенции и психосоциальной профессиональной помощи. Достаточно лишь усиления межличностных контактов внутри сообществ. Подобную ситуацию автор обнаружил в Перуанских деревнях.

В то же время, в Колумбии, например, все выглядело иначе. Жители деревень были более индивидуалистичны. После перенесенной травмы они сохраняли травматические воспоминания, были поглощены чувством тревоги, вины, стыда. Психосоциальная коррекция этого контингента проводилась главным образом посредством индивидуальных психологических вмешательств.

Психоаналитическое лечение ПТСР фокусируется на концепции репрессированной "травматической памяти". Тем не менее, Summerfield (1999) считает сомнительной необходимость воспоминаний всех элементов насилия. Для подтверждения своей точки зрения он приводит высказывание одного из пациентов: "Нам не нужна психологическая помощь, основанная на воспоминаниях переживаний войны: нам постоянно напоминают о ней потерянные руки и ноги". Многие пострадавшие считают, что молчание является "лучшим прагматическим решением". В Эфиопии такой подход называют "активным забыванием" (Summerfield,1999).

В исследованиях ПТСР, проведенных Pennebaker (2000), используется термин "коллективный путь". По мнению автора, индивидуальные переживания конвергируются, становясь общей причиной – коллективной памятью пережитого. Коллективная память включает не только материал, который человек может вербально воспроизвести, она содержит в себе и то, что "депозитировано в его поведении, его стандартах и социальных отношениях". Автор считает, что произведения искусства, и особенно такие нарративные формы, как фильмы и новеллы, могут играть значительную роль в "сохранении, реконструкции и ассимиляции коллективных травматических событий".

Коллективная травматическая память это, по мнению Pennebaker'a, больше, чем волевой акт. Она может принимать форму бессознательного желания забыть травматическое переживание и выражается как отрицание ПТСР.

Психотерапевт может ошибочно недооценить или пренебречь значением коллективной травмы, что имеет особенно отрицательные последствия при наличии неблагоприятной ситуации и индифферентности общества. В качестве модели последних особенностей приводятся ситуации, типичные для Колумбии. "Этническое единство" в Колумбии является национальной политической целью. Жители идентифицируют себя с внешними, находящимися вне досягаемости, лидерами. Местные лидеры признаются только тогда, когда они являются "частью внешних политизаций". Общая ориентация носит скорее глобальный, чем локальный характер. "Нарративы часто помещают людей во внешний общий национальный контекст". Переживания конкретных людей игнорируются. Насилие описывается как следствие национальных политических рассогласований (Pennebaker).

Коррекция ПТСР может быть более эффективной, если учитывается система культуральных ценностей пациентов, особенности семейных отношений, религиозные верования. Особенно важно умение справляться с потерей и скорбью в русле социальных контактов и, наряду с целенаправленной помощью, найти новую точку "кристаллизации", снова обрести смысл жизни. Проведение такой коррекционной работы в группах помогает пациентам на фоне взаимной поддержки реинтегрироваться в обществе (Boehnlein, Sparr,1993).

Идея о значении коллективного фактора, еще задолго до описания ПТСР, была высказана известной американской писательницей Вирджинией Вольф: "Публичный и частный миры неотделимо связаны-тирании и рабства одного являются тираниями и рабствами другого".

Представляется возможным выделить основные кластеры факторов, влияющих на формирования и развитие ПТСР:

а) факторы, непосредственно относящиеся к экстремальному воздействию;

б) психологические характеристики личности;

в) психосоциальные влияния ближайшего окружения;

г) наличие психической травматизации в детском периоде;

д) хроническая психическая травматизация;

е) факторы, связанные с отношением государства и общества.

Horowitz (1997, 2001) считает, что чрезвычайная болезненность травматического переживания делает невозможным его немедленное осознание, в силу чего оно устраняется от сознания и хранится в "активной форме памяти".

Переработка и ассимиляция травмы теоретически может осуществляться с помощью механизмов вторжения в сознание имиджей, эмоциональных фрагментов, что в ряде случаев приводит к совершению компульсивных действий. Вторжение сочетается с отвержением, во время которого происходит постепенная ассимиляция травматического события.

Колебания между отвержением – оцепенением и вторжением продолжаются до того момента, пока информация не будет полностью переработана.

Избегание рассматривается как психологический барьер на пути разрушительного проникновения трагедии во внутренний мир человека, его ценностно-смысловую концептуальную систему. Этот механизм позволяет субъекту переструктурировать трагическую ситуацию малыми дозами, постепенно интегрируемыми смысловой сферой личности. В дальнейшем трансформации подвергается сознание человека, его отношение к миру, появляется новая оценка жизни и собственных возможностей, увеличивается пространство личностного будущего.

Horowitz выделяет основные психологические защи-
ты – избегание и отрицание, которые могут негативно повлиять на естественный процесс переработки информации. Рассматриваются субъективные трудности, обусловленные сверхконтролем, с тенденцией к вытеснению, отвержению и формированию поведенческих стратегий по типу избегания. Большинство примитивных психологических защит действуют в рамках этого типа реагирования. Избегание, как защитное поведение в структуре ПТСР, может осуществляться на нескольких уровнях:

а) избегание аффектов или чувств, которое включает механизмы, свойственные стереотипии (стереотипные автоматизированные формы реагирования). Эффективность деятельности в условиях военных действий во многом зависит от умения сохранять хладнокровие и подавлять возникающие чувства и эмоции;

б) избегание воспоминаний о травматическом событии;

в) поведенческое избегание;

г) избегание обсуждения произошедшего.

Одной из психологических защит, поддерживающих стратегию избегания, является отрицание, которое тесно связано с некоторыми феноменами ПТСР. В современной литературе существует термин "позиция отрицания" комбатанта. Болезненный опыт, полученный в результате воздействия на личность факторов экстремальной обстановки, не умещается в привычный социальный стереотип восприятия, что приводит к его игнорированию и подавлению всех связанных с психогенией эмоций. Защита отрицания вырабатывается в ряде случаев как ответ на негативное восприятие окружающими травматического опыта участников военных конфликтов. Эта позиция существенно осложняет терапевтическую работу.

Страдающий ПТСР использует механизм компартментализации – отделения от ego болезненных переживаний путем помещения их в отдельное "закрытое помещение". Этот процесс лежит в основе феномена "инкапсуляции тяжелой психической травмы". Процесс требует большого количества энергетических затрат, связанных с необходимостью постоянной сверхбдительности. Появляется бессонница, переутомление, раздражительность, нарушения внимания и памяти.

С увеличением периода наркотизации аддикция приобретает злокачественное течение, что позволяет рассматривать таких лиц в качестве пациентов с двойным диагнозом – ПТСР и злоупотребление веществами, изменяющими психическое состояние (Короленко, Дмитриева, 2000).

В качестве наиболее простого способа снятия эмоционального напряжения может выступать включение ego-защиты смещения (displacement). Немотивированная агрессия, высокий уровень конфликтности в общении, большое число актов насилия, общая враждебность позволяют разрядить накопившуюся энергию на объектах, замещающих недостижимый и неустранимый стрессор.

Причиной формирования деструктивных стратегий поведения является также включение психологических защит компенсаторного типа, в частности, идентификации с агрессором. Ещё Freud (1894) в первых исследованиях, посвящённых механизмам Ego-защит, указывал, что часто для преодоления страха или тревоги человек сознательно или непроизвольно начинает "идентифицировать себя с агрессором". Такая позиция предполагает отождествление личности с действительно существующим или потенциальным врагом, что делает человека менее уязвимым при реальном столкновении с ним. Bettelheim (1992), описывая своё пребывание в нацистском концлагере, отмечает, что многие заключённые, находившиеся в лагере более трёх лет, подражали эсэсовцам как в поведении, так и в одежде. Более того, инстинкт самосохранения был так силён, что многие из них принимали ценности и образ мышления нацистов как свои собственные. Магомед-Эминов (1996) также указывает на опасность идентификации с врагом, что становится ещё более вероятным, если в вооружённом конфликте принимают участие граждане одного государства. Именно такая ситуация складывается в отношении военных действий на территории Чеченской республики. Положение усугубляет тот факт, что используется в качестве ведущего мотив мести за погибших друзей. Автор приходит к выводу, что с возвращением в мирную жизнь комбатант может в каких-то ситуациях проецировать на других первоначально возникшую во время военных действий агрессию. Таким образом, выявление и анализ защит группы компенсации и, в частности, механизмов идентификации, необходимы для более полного понимания природы ПТСР. Кроме того, подобный анализ может помочь спрогнозировать возможные, прежде всего социально опасные, отклонения в поведении лиц, принимавших участие в активных боевых действиях (имеется в виду применение патологических вариантов компенсаторных механизмов).

Проекция и идентификация описываются как высший тип психологических защит, к числу которых относят также такие когнитивные еgo-защиты, как интеллектуализация, рационализация, фантазирование, переоценивание. Проекция представляет особый интерес в связи с формированием социальной диспозиции "свой – чужой", где "свой" – это тот, кто похож на проецирующую личность, а "чужой" не обладает этими качествами. Этот психологический феномен хорошо прослеживается в условиях военных локальных конфликтов и обеспечивает редукционную адаптированность к внешним условиям. Развитие и усвоение "программного реагирования" делают вероятным перенос "чёрно-белого" восприятия на условия мирной жизни. В результате функционирования проекции формируется поведение, основанное на обвинениях других и самоутверждении, что, по нашему мнению, может лежать в основе появления у комбатантов проблемы внешнего локуса контроля. Такая позиция позволяет человеку снять с себя ответственность за собственное поведение и выбрать активную обвиняющую стратегию в отношении внешних факторов, людей, обстоятельств, организаций и т.д. Большинство психотерапевтических подходов при ПТСР, так или иначе, затрагивает проблему обучения личностной ответственности за собственные действия, особенности реагирования, чувства и эмоции.

Анализируя когнитивные защиты, Китаев-Смык (1983) описывает две основных мыслительных стратегии в процессе переживания экстремального опыта:

(1) композиционную концептуализацию экстремальной ситуации и

(2) декомпозиционную концептуализацию экстремальной ситуации.

Композиционная концептуализация подразумевает интегративное осмысление всей информации о стрессогенном событии, которой располагает субъект. В результате в сознании выстраивается сравнительно упрощённое схематизированное представление о травме с выделением главных, по мнению комбатанта, аспектов и с отсеиванием субъективно малозначимых.

Декомпозиционная концептуализация экстремальной ситуации предполагает дезинтегративное осмысление информации, при котором расширяется сфера осмысляемых когнитивных стимулов, поступающих в данный момент, извлекаемых из памяти или креативно воссоздаваемых.

Оба вида стрессовой активизации мышления имеют адаптационно-защитное значение и направлены на совладание с болезненными переживаниями. Оптимальным является гармоничное сочетание или чередование первого и второго типа стратегий.

При ПТСР возможна гиперактивизация мышления, которая сопровождается обычно появлением бессонницы, боязливости, гиперподвижности и др. Гиперактивизация мышления представляет собой один из возможных способов "ухода" от решения проблемы реальной проработки травматических переживаний. Примером, иллюстрирующим данный процесс, может служить выполнение личностью замещающих задач, не имеющих отношения к психогении и позволяющих избегать воспоминаний о травме.

Кроме того, возможно развитие противоположенной тенденции, которая предполагает резкое снижение когнитивной активности, что в экстремальных ситуациях может сопровождаться развитием состояний "отключения", обмороками с последующей фрагментальной амнезией.

В число психологических защит когнитивной группы включены рационализация, интеллектуализация, изоляция и сублимация. Роль этих защит в процессе формирования ПТСР недостаточно изучена. Мы предполагаем, что основной функцией рационализации и интеллектуализации является снижение интенсивности негативных чувств посредством уменьшения субъективной значимости произошедших событий. В силу болезненности травматического опыта формируется устойчивая тенденция снижения субъективной значимости любых контактов с реальными людьми и состояниями. В результате этого процесса возникает позиция направленности на себя, что лежит в основе появления отчуждённости и избегания эмоционально насыщенных отношений.

Нами наблюдались лица с комбатантным ПТСР, у которых психологическая защита выражалась в развитии фанатизированного поведения со свойственными последнему структурой и динамикой. Формировалась потребность в постоянном самоутверждении и подчеркивании собственной значимости и бескомпромиссности в оценках, убеждениях и действиях. Пациенты проявляли непримиримость к любому несогласию с их взглядами по разным вопросам, включая отношение к людям, событиям, морально-этическим установкам и др. Присутствовала враждебность и агрессивность ко всем, кто придерживался других взглядов и подходов. В психическом состоянии обнаруживался перфекционизм, сочетающийся со стремлением идентифицировать себя с редукционистской упрощенной моделью "сильного мужественного человека", посвящающего себя борьбе с другими системами ценностей. Фанатизированные идеология и поведение использовались как оправдание безучастия в жизненно важных вопросах семейной жизни, грубости и отсутствия сопереживания к близким.

Литература

Китаев-Смык Л.А. (1983) Психология стресса. М., – 367 с.

Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. (2000) Социодинамическая психиатрия. – М.: "Академический Проект", Екатеринбург: "Деловая книга". – 460с.

Магомед-Эминов М.Ш. (1996) Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестник Московского Университета, – №4. – c. 47-61.

Arthur, R. (1982) Psychiatric Syndromes in Prisoner of War and Concentration Camp Survivors. In C.Freeman, R. Faguet (Eds.). Extraordinary Disorders of Behavior. New York. Plenum Press. 99-174.

Bettelheim, B.In J.Campbell, P.Peterson (1992). Hostage Terror and Triumph. Westport. CT. Greenwood Press.

Blume, E. (1990) Secret Survivors. New York. Ballantine Books.

Bromberg, P. (1994) Speak! That I May See You. – Some Reflection on Dissociation, Reality and Psychoanalytic Listening. Psychoanalytic Dialogue 4: 517-548.

Chodoff, P. (1963) Late Effects of the Concentration Camp Syndrome. Archives of General Psychiatry 8; 323-333.

Chodoff, P. (1980) Psychotherapy of the Survivor. In J.Dimsdale (Ed.) Survivors, Victims and Perpetrators: Essays on the Nazi Holocaust. Washington. Hemisphere: 205-218

Davies, J. (1996) Linking the "Pre- Analytical" with the Postclassical. Contemporary Psychoanalysis, 32: 553-576.

Eitinger, L. (1962) Сoncentration Camp Survivors in the Postwar. American Journal of Orthopsychiatry 32; 367-375.

Eitinger, L. (1985) The Concentration Camp Syndrom and Organic Brain Syndrom. Integrative Psychiatry 3; 115-119.

Elsors, P. (2001) PTSD In Two Latin American Localities,v.38,3. September.

Finkelhor, D. et al. (1990) Sexual Abuse in a National Survey of Adult Men and Women. Prevalence, Characteristics and Risk Factors. Child Abuse and Neglect. The International Journal 14 (1), 19-28.

Fleming, J. et al. (1999) The Long-Term Impact of Childhood Sexual Abuse in Australian Women. Child Abuse and Neglect. The International Journal 23; 145-159.

Frankl, V. (1969) Man`s Search for Meaning. Frankl, V. Publisher. Mifflin.

Freud,S. (1922) Beyond the Pleasure Principle. Standard Edition 18 (London.Hogarth Press, 1955) 7-64.

Jung, C. (1964) Man and His Symbols. New Haven: Yale Universities Press.

Jung, C. (1974) Dreams. London: Routledge and Kegan Paul, 9-11.

Hoppe, K. (1968) Re-Somatization of Affects in Survivors of Persecution. International Journal of Psycho-Analysis. 49; 205-218

Hoppe, K. (1971) The Aftermath of Nazi Persecution Reflected in Recent Psychiatric Literature International Psychiatry Clinics 8; 169-204

Horowitz, M. (1997) Stress Response Syndrom. PTSD, Grief and Adjustment. New York. Aronson.

Horowitz, M. (2001) Stress Response Syndrom: Personality Styles and Interventions. New York. Aronson

Kaplan, H., Sadock, B. (1991) Synopsis of Psychiatry and Behavioral Sciences. Clinical Psychiatry 6th Edition, Baltimore, M.A.: Williams, Wilkins.

Kardiner,A., Spiegel,M. (1947) War Stress and Neurotic Illness. New York. Hoeber.

Kardiner,A. (1959) Traumatic Neurosis of War. In S.Arieti (Ed.) American Handbook of Psychiatry. V.1, 245-257. New York. Basic Books.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...