 |
Дискурс угрозы как стратегический ресурс
|
|
|
|
Дискурс угрозы как стратегический ресурс
предвыборной коммуникации
(на материале предвыборных программ кандидатов
на пост Президента РФ)
Примечательной чертой, своеобразной особенностью предвыборной кампании 2018 года стало широкое использование кандидатами на пост Президента Российской Федерации дискурсивных практик со значением угрозы (также: менасивных высказываний или высказываний со значением угрозы) в агональных (состязательных) актах предвыборной политической коммуникации.
Под дискурсивной практикой со значением угрозы или менасивной практикой (также: менасивные высказывания, менасивы) понимается естественно – языковой акт коммуникативного проявления в виде определенных конструкций, объединенных вокруг иллокутивной доминанты, активизирующей в рамках типового фреймового пространства (фреймовой конфигурации) каузацию адресата (единичного, группового или массового) к совершению определенных действий или отказу от них с указанием проявлениявозможных последствий или санкций, способных порождать в ментальном пространстве адресата дискомфортное состояние (Романов, Новоселова, 2013: 5; 2013а).
Появление менасивных практик со значением угрозы в агональном дискурсе предвыборной коммуникацииобусловлено функциональной спецификой такого типа дискурса, так как ведение предвыборной кампании представляет собой достаточно сложный процесс, в котором политик не только активно продвигает свою позицию по ключевым вопросам устройства страны, но и сталкивается с установками своих оппонентов на дебатах. Поэтому на предвыборных дебатах претендентов вполне возможно и логично появление в коммуникативной ситуации противоборствующих между собой агональных вербальных практик со значением угрозы у кандидатов. Примечательно, однако, что некоторые претенденты на такой высокий политический пост считают уместным и оправданным провоцировать в состязательном противостоянии своих оппонентов на открытые столкновения и вводить их в аффицированное дискомфортное состояние (см.: Романов, 1999; 2000; 2002; Романов, Черепанова, 1998; Романов, Немец, 2006), не замечая или сознательно игнорируя границы приемлемых рамок толерантности, справедливости и элементарной вежливости.
|
|
|
Следует признать, что программные дискурсивные практики со значением угрозы являются важным и непосредственным конституентом (составляющей) тематического контента предвыборных программ кандидатов на пост Президента Российской Федерации, т. е. тех программ, над которыми работает и кандидат, и его команда. Больше того, программный контент кандидатов-претендентов составляется с учетом осознанной и целенаправленной реализации такого контента в коммуникативных координатах говорящего субъекта Я – Здесь – Сейчас, т. е. в момент реализации его перформативного акта самопрезентирования в конкретной ситуации агонального противостояния, например, в студии ТВ, на радио, на рабочих встречах и т. п. Другими словами, менасивные практики реализуются в тематическом пространстве программного дискурса осознанно, целенаправленно и не являются отражением и порождением сиюминутного, спонтанного аффицированного (эмоционального) состояния того или иного политика-кандидата, что подтверждается размещеннымив сетевом пространстве предвыборными программами кандидатов на пост Президента Российской Федерации 2018 года, а именно:
СергеяБабурина (http: //baburin2018. ru/programma),
Павла Грудинина (http: //grudininkprf. ru/programma),
Владимира Жириновского (https: //ldpr. ru/leader/Powerful_leap_forward_ 2018),
|
|
|
Владимира Путина в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации, заменившем ему программу кандидата в президенты Российской Федерации,
Ксении Собчак (https: //sobchakprotivvseh. ru/steps123),
Максима Сурайкина (http: //komros. info/ programma-tovarischa-maksima-suraykina),
Бориса Титова (http: //vibory-rf. ru/kandidaty-2018/boris-titov) и
Григория Явлинского (https: //2018. yavlinsky. ru/programm).
Знакомство с программным материалом кандидатов на пост Президента Российской Федерации обнаруживает наличие определенного количества вербальных менасивных манифестаций, представленных на следующей диаграмме:
Простой подсчет позволяет констатировать, что в отмеченных предвыборных программах кандидатов на пост Президента Российской Федерации встречается 159менасивные практики. Причем, наибольшее число (в количестве 68) высказываний со значением угрозы встречается в предвыборной программе кандидата Григория Явлинского, а наименьшее число (в количестве 5) – в предвыборной программе кандидата Павла Грудинина.
Активная реализация кандидатами на пост Президента РФ тематического контента заявленных программ и наличие в них 159 (ста пятидесяти девяти) менасивных практик поднимает вопрос о целесообразности и эффективностииспользования данных практик в качестве стратегического ресурса предвыборной коммуникации. В этой связи представляется актуальным выяснить:
– каким образом личность (избиратель, массовая аудитория) «измеряет», интерпретирует и оценивает угрозы в политических программах,
– в какие эмоциональные состояния может вводить адресата вербальная менасивная практика в ситуации «политическая угроза»в предвыборной коммуникации,
– в каком эмоциональном состоянии находится адресант как автор политической угрозы, а также
– как повлияли (и повлияли ли) дискурсивные практики со значением угрозы на предпочтение тематического контента массовым адресатом.
Перспективно также предложить тематическую и прагматическую типологию дискурсивных практик со значением угрозы, установив типы высказываний со значением угрозы, используемых кандидатами на пост Президента Российской Федерации («архив» языковых конструкций), а также выяснить, какие типы высказываний (практик) со значением угрозы используются кандидатами, набравшими наибольшее и наименьшее количество голосов избирателей по итогам предвыборной кампании 2018 года.
|
|
|
Для ответов на поставленные вопросы целесообразно обратиться к рассмотрению феномена «коммуникативныйменасивный конструктпредвыборнойдискурсии» (также: коммуникативный конструкт предвыборной угрозы или коммуникативный менасивный конструкт предвыборного дискурса). Целесообразно напомнить, что коммуникативный конструкт есть смысловая единица более высокого уровня, чем понятие, «трактовка ментальной репрезентации как специфического языка мышления» (Петров, 1990: 228), контрарный тип отношения понятий, т. е. определенный тип отношений между понятиями-антонимами, в том числе и тип антонимических отношений (говорящий – слушающий, адресант – адресат, субъект действия – объект воздействия, ведущий – ведомый и др. ) между участниками социально-коммуникативного взаимодействия. Такой тип отношений предполагает, что кроме понятий-антонимов существует, по крайней мере, еще одно среднее понятие, относящееся к тому же роду и разделяющее объемы крайних. Другими словами, отношение противоположности предполагает континуальность, например, в директивах – приказ и просьбы, а между ними как среднее (нейтральное) звено – указание.
При этом также важно иметь в виду, что каждый конструкт применим не ко всем объектам, а только к некоторым из них. Последние называются элементами. Например, конструкт «высокий» или «низкий» может быть применен к домам и людям, но он не применим к погоде или насекомым. Также конструкт «приказ», «совет» или «угроза» применим только к людям как членам социума, в которых признаются нормы и правила поведения, но не к предметам реального мира. Другими словами, конструкт применяется к какому-либо классу однородных объектов.
Обратим также внимание на неразрывность связи конструкта с теми элементами, для описания которых он предназначен. В когнитивном плане наиболее важными элементами для отражения полученного опыта в виде определенного конструкта являются модальности Я-говорящего субъекта (кандидата на пост Президента РФ) как когнитивного агента, т. е. такие многообразные оттенки самовосприятия политика, его оппонентов и ситуации в стране и за её пределами. Как и другие элементы, каждая модальность Я имеет вполне определенное местоположение на континууме конструкта. Обычно в речи и в самоописаниях встречаются высказывания, в которых звучат одна, реже – две, совсем редко – три и почти никогда – четыре и более модальностей. Однако это не означает, что они не существуют и не оказывают влияния на поведение говорящего субъекта, выражающего модальность при помощи Я-конструкций любого – и перформативного, и констативного – порядка.
|
|
|
Диспозиция модальностей Я – это одновременная проекция несколь-ких модальностей Я на континуум коммуникативного конструкта предвыборного дискурса. Каждая диспозиция имеет тенденцию проявляться в когнитивно обыденном и перформативном поведении вполне определенным образом в виде той или иной перформативной дискурсивной практики. Причем внешний рисунок (манифестационная конструктивность) и вербального, и невербального поведения достаточно точно отражает взаиморасположение модальностей Я когнитивного агента: приказ – обязательное следование приказу по определенному сценарию, а совет – не обязательное следование совету и не обязательно придерживаться ритуальной специфике совета; ср. также и с предметным миром и их оценкой: гранит – камень твердый, а малахит – камень мягкий и т. п. Достаточно одной из модальностей изменить свое местоположение на континууме конструкта, как поведение и эмоции резко меняются (Романова, 2007).
В идеале диспозицию составляют все без исключения модальности Я когнитивного агента как говорящего субъекта, в том числе и (возможно) не открытые еще в социальной практике общения и науке (например, в психологии). Не следует также думать и о том, что диспозиция – это всего-навсего суждение когнитивного агента о себе познающем. Суждение может быть ложным, а диспозиция всегда истинна. Она такая, какая есть, и какой она только и может быть в рамках перформативного поведения, заданного (определяемого, каузируемого) параметрами типового иллокутивного конструкта. Совокупность этих параметров и совокупность возможных (обусловленных) истинных проявлений Я-модальностей формируют (создают) иллокутивныйобъем типового конструкта , представленного в ментальном пространстве говорящего индивида в виде некоторого гештальта или фрейма, когда любое проявление такой модальности (в виде реальной дискурсивной перформативной практики) можно рассматривать лишь «проявлением на фоне» конструкта как гештальта. Однако здесь возникает вопрос, который заключается в том, чтобы научиться выявлять ее. Например, мошенник подает себя с самой выгодной стороны, однако его высказывание о себе «Я клянусь, что Я честный» и то, что он на самом деле о себе думает, – не одно и то же.
|
|
|
К сказанному следует добавить, что также в структуру диспозиции входят как представители (т. е. участники социальной интеракции с различным ролевым репертуаром), так и сопутствующие конституенты социального окружения. Важно иметь в виду, что для каждого из названных представителей и конституентов найдется место на континууме между полюсами конструкта.
Нетрудно представить, что если отметить на этом же конструкте местоположение точек, соответствующих Я когнитивного агента как говорящего субъекта (какими знаниями Я обладаю сейчас о предмете и об отношениях между субъектом и объектом, на которого направлено речевое действие, и какими эти отношения могут быть после реализации речевого действия) и Я фантастического когнитивного агента (какими знаниями я буду обладать о предмете и наших социально-коммуникативных отношениях через некоторое время, например, после выражения иллокутивных параметров типового конструкта), и рассмотреть их на фоне социального окружения, то содержание диспозиции может ещё больше расширяться.
Поскольку каждая диспозиция жестко привязана к определенному конструкту, то появляется возможность проинтерпретировать связи диспозиций, осуществив тем самым переход от анализа индивидуального сознания к анализу Я-концепции когнитивного агента в перформативном поведении.
Возвращаясь к ситуации предвыборной коммуникации, отметим, что элементами менасивного конструкта предвыборного дискурса являются высказывания со значением угрозы, которые соответствуют той или иной модальности Я-участников дискурсивного взаимодействия: Я-политика и Я-избирателя, а сам менасивный конструкт предвыборного дискурса представляет собой определенный тип отношений между понятиями антонимического плана: комфортное эмоциональное состояние и дискомфортное эмоциональное состояние Я-политика и Я-избирателя, каузированные дискурсивными практиками со значением угрозы, между которыми существует среднее понятие – аффицированное эмоциональное состояние (Романов, Новоселова, 2012а; 2013б; 2014; Romanov, Novoselova, 2015; Romanov, Novoselova, Romanova, 2015).
Контрарность отношений между комфортным и дискомфортным эмоциональным состоянием Я-политика и Я-избирателя, а также движение от комфортности к дискомфортности в ситуации предвыборной политической угрозы можно представить в виде определенной линии, направленной от полюса комфортного состояния (К) к дискомфортному состоянию (Д) и проходящей через нейтральную позицию «Без аффекта»:
Комфортное ------------- Без аффекта ------------à Дискомфортное
состояние аффицированное состояние состояние
Диспозиция эмоционального состояния «Без аффекта» делит менасивный конструкт предвыборного дискурса на две равные части с центром в точке 0 («ноль», т. е. «Без аффекта»), где левая часть конструкта соответствует аффицированным положительным переживаниям собеседников (+А), правая – аффицированным отрицательным (-А). Кроме того, диспозиция состояния «Без аффекта» служит когнитивной (мысленной) точкой отсчета аффицированного отрицательного и положительного состояний Я-политика и Я-избирателя (Я-коммуникантов). В частности, возможные диспозиции Я-политика и Я-избирателя могут соответствовать точке +А (аффицированное положительное состояние) или точке -А (аффицированное отрицательное состояние).
Предлагаемая ниже схема наглядно демонстрирует отображение возможных диспозиций Я-политика (Я-говорящего) и Я-избирателя (Я-слушающего) на коммуникативном конструкте предвыборной угрозы:
а) К _______+А ________________________________Д
б) К ____________________0______________________Д
в) К ______________________________-А___________Д
Условные обозначения здесь и далее:
0 – точка отсчета;
А – аффицированное эмоциональное состояние, где:
+А – положительное;
- А – отрицательное;
К – комфортное эмоциональное состояние;
Д – дискомфортное эмоциональное состояние.
Необходимо добавить, что коммуникативный менасивный конструкт предвыборной дискурсии обладает той способностью, что расположению входящих в него конституентов (элементов) присущ иерархический, соподчиненный характер, где могут быть выделены диспозиции пиковых переживаний (К и Д), промежуточные (средние) диспозиции (+А и –А), нулевая точка или диспозиция (0; «Без аффекта»), отличающиеся друг от друга степенью интенсивности прагматического воздействия менасивного высказывания на адресата угрозы (Я-избирателя), но функционирующие в рамках типового взаимодействия «предвыборная угроза». Кроме того, количество диспозиций Я-политика и Я-избирателя коммуникативного конструкта предвыборной угрозы может быть дополнено путем более точной градации промежуточных (средних) диспозиций +А и –А, а именно: +2А, + 1А, – 1А и – 2А, что схематично может быть отображено следующим образом:
Коммуникативная ситуация «предвыборная угроза»
 |
|
|
|
