Сила войны. Злобные сторожевые псы свободы
СИЛА ВОЙНЫ
Эпидемия, обычно сопутствующая войне, называлась инфлюэнцей. Сомнение втом, была ли она действительно болезнью войны, порождал тот факт, что большевсего она наделала бед в местах, отдаленных от полей сражения, особенно назападном побережье Северной Америки и в Индии. Но нравственная эпидемия, бывшая несомненно болезнью войны, воспроизвела этот феномен. Легко было быпредположить, что военная лихорадка сильней всего станет бушевать в странах, на самом деле находящихся под огнем, а другие будут держатьсяпоблагоразумней. Бельгии и Фландрии, где на широких пространствах буквальнокамня на камне не осталось, пока армии противников после ужасающихпредварительных бомбардировок топтались по ней и толкали друг друга то взад, то вперед, этим странам было бы простительно выражать свои чувства болеерезко, чем простым пожиманием плеч да словами: " C'est la guerre". [Таковавойна! (франц. )] От Англии, остававшейся нетронутой в течение столькихстолетий, что военные налеты на ее поселения казались уже так жемаловероятны, как повторение вселенского потопа. трудно было ожидатьсдержанности, когда она узнала наконец, каково прятаться по подвалам и встанциях подземки, каково лежать в постели, содрогаясь и слушая, какразрывались бомбы, разваливались дома, а зенитки сыпали шрапнелью безразбору по своим и чужим, так что некоторые витрины в Лондоне, ранее занятыемодными шляпками, начали заполняться стальными шлемами. Убитые и изувеченныеженщины и дети, сожженные и разрушенные жилища в сильной степени извиняютругань и вызывают гнев, и много раз еще зайдет и взойдет солнце, прежде чемон утихомирится. Но как раз в Соединенных Штатах Северной Америки, где войнаникому не мешала спать, именно там военная лихорадка разразилась внепределов всякого здравого смысла. В судах Европы возникло мстительноебеззаконие; в судах Америки царствовало буйное умопомешательство. Не мневыписывать экстравагантные выходки союзной державы: пусть это сделаеткакой-нибудь беспристрастный американец. Могу только сказать, что для нас, сидевших в своих садиках в Англии, когда пушки во Франции давали о себезнать сотрясением воздуха так же безошибочно, как если бы мы слышали их, иликогда мы с замиранием сердца следили за фазами луны в Лондоне, поскольку отних зависело, устоят ли наши дома и останемся ли в живых мы сами кследующему утру, для нас газетные отчеты о приговорах в американских судах, выносимых равным образом молоденьким девушкам и старикам за выражениемнений, которые в Англии высказывались перед полным залом под громаплодисментов, а также более частные сведения о методах, какимираспространялись американские военные займы, - для нас все это было такудивительно, что на миг начисто заставляло забывать и про пушки, и проугрозу налета.
ЗЛОБНЫЕ СТОРОЖЕВЫЕ ПСЫ СВОБОДЫ
Не довольствуясь злоупотреблениями в суде и нарушениями существующегозакона, военные маньяки яростно набрасывались на все конституционныегарантии свободы и благополучия, стремясь отменить их. Обычный законзаменялся парламентскими актами, на основании которых совершались простыеполицейские налеты a la russe, [В русском духе (франц. )] редакции газетзахватывались, печатные станки разбивались, а люди арестовывались ирасстреливались без всякого подобия судебного разбирательства или открытойпроцедуры с привлечением свидетелей. Хотя было насущно необходимоувеличивать продукцию, применяя самую передовую организацию труда и егоэкономию, и хотя давно было установлено, что чрезмерная длительность инапряженность труда сильно уменьшают продукцию вместо того, чтобыувеличивать ее, действие фабричных законов приостанавливалось и мужчин иженщин отчаянно эксплуатировали, пока снижение эффективности труда не сталослишком явным и его нельзя было далее игнорировать. Любые возражения ипредостережения встречали обвинение в германофильстве, либо звучала формула: " Не забывайте, у нас сейчас война". Я говорил, что люди считали, будто войнаопрокинула естественный порядок и будто все погибнет, если мы не будемделать как раз противоположное тому, что в мирное время всегда считалосьнеобходимым и полезным. Но истина оказалась еще хуже. Война не могла такизменить человеческий рассудок. -На самом деле столкновение с физическойсмертью и разрушением, этой единственной реальностью, понятной каждомудураку, сорвало маску образованности, искусства, науки и религии с нашегоневежества и варварства, и мы остались голыми всем напоказ и могли до одуриупиваться внезапно открывшейся возможностью проявлять наши худшие страсти исамый малодушный страх. Еще Фукидид в своей истории написал, что, когдаангел смерти затрубит в трубу, все претензии на цивилизацию сдунет с душичеловека в грязь, словно шляпу порывом ветра. Но, когда эти словаисполнились в наше время, потрясение не оказалось для нас менее страшнымоттого, что несколько ученых, занимавшихся греческой историей, ему неудивились. Ведь эти ученые ринулись в общую оргию так же бесстыдно, как иневежды. Христианский священнослужитель присоединялся к военной пляске, дажене сбрасывая сутаны, а почтенный директор школы изгонял преподавателя-немца, не скупясь на брань, применяя физическое насилие и объявляя, что ни одинанглийский ребенок никогда больше не должен изучать язык Лютера и Гете. Ипутем самого бесстыдного отказа от всяких приличий, свойственныхцивилизации, и отречения от всякого политического опыта оба получалиморальную поддержку со стороны тех Самых людей, кому в качествеуниверситетских профессоров, историков, философов и ученых доверялась охранакультуры. Было только естественно и, быть может, даже необходимо для целейвербовки, чтобы журналисты и вербовщики раскрашивали черной и краснойкраской германский милитаризм и германское династическое честолюбие, доказывая, какую опасность представляют они для всей Европы (как это и былона самом деле). При этом подразумевалось, будто наше собственноеполитическое устройство и наш собственный милитаризм издревле демократичны(каковыми они, разумеется, не являются). Однако, когда дело дошло добешеного обличения немецкой химии, немецкой биологии, немецкой поэзии, немецкой музыки, немецкой литературы, немецкой философии и даже немецкойтехники, как неких зловредных мерзостей, выступающих против британской ифранцузской химии и так далее и так далее, - стало ясно, что люди, доходившиедо такого варварского бреда, никогда в действительности не любили и непонимали искусства и науки, которые они проповедовали и профанировали. Чтоони просто плачевно выродившиеся потомки тех людей семнадцатого ивосемнадцатого столетий, кто, не признавая никаких национальных границ ввеликом царстве человеческого разума, высоко ставили взаимную европейскуювежливость в этом царстве и даже вызывающе поднимали ее над кипящими злобойполями сражений. Срывать орден Подвязки с ноги кайзера, вычеркивать немецкихгерцогов из списков наших пэров, заменять известную и историческиприсвоенную фамилию короля названием некой местности, не имеющей традиций, было не очень достойным делом. Но выскабливать немецкие имена из британскиххроник науки и образованности было признанием того, что в Англии уважение кнауке и образованности является лишь позой, за которой кроется дикарское кним презрение. Чувствуешь, что фигуру святого Георгия с драконом поразаменить на наших монетах фигурой солдата, пронзающего копьем Архимеда. Но вто время монет не было - были только бумажные деньги, и десять шиллинговназывали себя фунтом так же самоуверенно, как люди, унижавшие свою страну, называли себя патриотами.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
