Муки здравомыслящих. Зло на престоле добра
МУКИ ЗДРАВОМЫСЛЯЩИХ
Душевные страдания, сопряженные с жизнью под непристойный грохот всехэтих карманьол и корробори, были не единственным бременем, ложившимся натех, кто во время войны все же оставался в своем уме. Была еще (осложненноеоскорбленным экономическим чувством) эмоциональное напряжение, котороевызывалось списками погибших и раненных на войне. Глупцы, эгоисты и тупицы, люди без сердца и без воображения были от него в значительной степениизбавлены. " Так часты будут кровь и гибель, что матери лишь улыбнутся, видя, как рука войны четвертует их детей" - это шекспировское пророчество теперьпочти исполнялось. Ибо, когда чуть не в каждом доме оплакивали убитого сына, можно было бы совсем сойти с ума, если б мы меряли собственные утраты иутраты своих друзей мерою мирного времени. Нам приходилось придавать имфальшивую стоимость, утверждать, будто молодая жизнь достойно и славнопринесена в жертву ради свободы человечества, а не во искупление беспечностии безумия отцов, и искупления напрасного. Мы должны были даже считать, будтородители, в не дети приносили жертвы, пока наконец юмористические журналы непринялись сатирически изображать толстых старых людей, уютно устроившихся вкреслах своих клубов и хвастающих сыновьями, которых они " отдали" своейродине. - Кто поскупился бы на такое лекарство, лишь бы утолить острое личноегоре! Но тем, кто знал, что молодежь набивала себе оскомину из-за того, чтородители объедались кислым политическим виноградом, - тем это толькоприбавляло горечи. А подумайте о самих этих молодых людях! Многие ничуть необольщались политикой, которая вела к войне: с открытыми глазами шли онивыполнять ужасный, отвратительный долг. Люди по существу добрые и посуществу умные, занимавшиеся полезной работой, добровольно откладывали ее всторону и проводили месяц за месяцем, строясь по четверо в казарменномдворе, и средь бела дня кололи штыком мешки, набитые соломой, с тем чтобыпотом отправляться убивать и калечить людей, таких же добрых, как они сами. Люди, бывшие в общем, быть может, нашими самыми умелыми воинами (какФредерик Килинг, например), ничуть не были одурачены лицемерной мелодрамой, которая утешала и вдохновляла других. Они бросали творческую работу, чтобыработать ради разрушения, совсем так, как они бросали бы ее, чтобы занятьсвое место у насосов на тонущем корабле. Они не отступали в сторону, какиные, не соглашавшиеся идти на военную службу по политическим илирелигиозным соображениям, не отказывались от дела потому, что командиры накорабле были повинны в недосмотре, или потому, что другие с корабля удирали. Корабль надо было спасать, даже если ради этого Ньютону пришлось бы броситьдифференциальное исчисление, а Микеланджело - статуи. И они отбрасывалипрочь орудия своего благодетельного и облагораживающего труда и брались заокровавленный штык и убийственную гранату, насильно подавляя свойбожественный инстинкт совершенного художественного творчества для ловкогоорудования этими проклятыми предметами, а свои организаторские способностиотдавая замыслам разрушения и убийства. Ведь их трагедия принимала дажеиронический оттенок оттого, что таланты, которые они вынуждены былипроституировать делали проституцию не только эффективной, но дажеинтересной. И в результате некоторые быстро выдвигались и наперекор себедействительно становились артистами, художниками войны и начинали испытыватьк ней вкус, как Наполеон и другие бичи человечества. Однако у многих не былодаже и этого утешения. Они только терпеливо тянули лямку и ненавидели войнудо самого конца.
ЗЛО НА ПРЕСТОЛЕ ДОБРА
Эти переживания людей беззлобных были так болезненны, что испытывавшиеих в гражданской жизни, те, кто не проливал крови и не видел смерти иразрушений собственными глазами, даже старались скрывать свои личные беды. Однако и тем, кому приходилось писать и говорить о войне, сидя у себя дома, в безопасности, не легко было отбрасывать в сторону свою высшую совесть иработать, сознательно равняясь на уровень неизбежного зла, забывая об идеалеболее полной жизни. Поручусь по крайней мере за одного человека, длякоторого переход от мудрости Иисуса Христа и святого Франциска к нравамРичарда Третьего и безумию Дон Кихота оказался чрезвычайно неприятным. Ноэтот переход надо было сделать, и все мы очень пострадали от него, крометех, для кого это вовсе не несло никаких перемен, а, напротив, освободило отмаскировки. Подумайте также о тех, кому хотя и не пришлось ни писать, ни воевать, ни терять собственных детей, но кому было ясно, какая неисчислимая потерядля мира эти четыре года в жизни одного поколения, зря потраченные на делоуничтожения. Наверное, любая из сделавших эпоху работ - плодов человеческогоразума - была бы испорчена или совсем погублена, если бы ее творцов начетыре критических года оторвали от нормального труда. Не только были бы наместе убиты Шекспир и Платон, но и оставшимся в живых пришлось бы не однаждывысевать свои лучшие плоды в скудную землю окопов. И это соображения нетолько британские. Для истинно цивилизованного человека, для порядочногоевропейца, то, что немецкая молодежь оказалась перебитой, было таким женесчастьем, как и то, что перебита была и молодежь английская. Дуракирадовались " германским потерям". Эти потери были и нашими потерями. Представьте себе, что радуются смерти Бетховена, потому что Билл Сайке нанесему смертельный удар!
Воспользуйтесь поиском по сайту:
