Глава 4. Вещи: принцип одноразовости

«Барби» — двенадцатидюймовая пластмассовая фигурка девушки — самая известная в истории и пользующаяся наи­большим спросом игрушка. Со времени ее появления в 1959 г. количество населивших мир кукол Барби достигло 12 000 000 и превысило количество жителей в таких городах, как Лос-Анджелес, Лондон или Париж. Девочки обожают Барби, по­тому что она похожа на настоящую женщину и так превосходно одета. Изготовители Барби — корпорация «Мэттел» — постав­ляют для нее целый гардероб, включая повседневную одежду, наряды для торжественных случаев, одежду для плавания и катания на лыжах.

Недавно «Мэттел» выпустил на рынок усовершенство­ванную куклу Барби. Новый вариант обладает более строй­ной фигурой, «настоящими» ресницами, она может сгибаться в поясе и поворачивать верхнюю часть туловища, что дела­ет ее еще более похожей на человека. Более того, фирма объявила, что на первых порах любой юной леди, пожелав­шей приобрести новую Барби, предоставляется скидка за ее сданную старую куклу¹.

Конечно же, ни слова не было произнесено о том, что, отдавая свою старую куклу в обмен на технически усовер­шенствованную модель Барби, сегодняшние девочки, граж­данки завтрашнего супериндустриального мира, усваивают основное правило нового общества: отношения человека с вещами приобретают все более временный характер.

Великое множество созданных руками человека матери­альных предметов, которые окружают нас, находится в по-

истине безбрежном море природных предметов. Однако для человека все большее значение приобретает окружающая об­становка, сотворенная при помощи техники. Фактура пласт­массы или бетона, переливчатый блеск автомобиля при уличном освещении, ошеломляющее зрелище раскинувшего­ся внизу города из окна самолета — все это близкие ему ре­альности повседневной жизни. Созданные человеком вещи получают идеальное воспроизведение в его мышлении и ин­дивидуализируют его сознание. Их количество как в абсолют­ном, так и относительном выражении неуклонно возрастает в природной среде. Сегодня это еще не столь очевидно и в боль­шей мере проявит себя в супериндустриальном обществе.

Антиматериалисты склонны высмеивать значение «вещей». Однако же вещи чрезвычайно важны не только из-за своей функциональной полезности, но и из-за их психологического воздействия. Мы проявляем специфическое отношение к ве­щам. Вещи воздействуют на наше чувство преемственности или ощущение разрыва. У них своя роль в структуре ситуаций, и степень нашего отношения к вещам ускоряет ход жизни.

Кроме того, наше отношение к вещам отражает основ­ные ценностные критерии. Ничто не впечатляет так, как различие между новым поколением девочек, радостно от­дающих своих Барби ради новой усовершенствованной мо­дели, и теми, кто, подобно их матерям и бабушкам, долго играл одной и той же куклой и был к ней нежно привязан, пока она не разваливалась от старости. В столь разном под­ходе выражается главное различие между прошлым и буду­щим, между обществом, базирующимся на постоянстве, и новым, быстро формирующимся обществом, базирующим­ся на недолговечности.

БУМАЖНОЕ СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ

Тот факт, что отношению человека к вещи все более свойственна быстротечность, хорошо прослеживается на явлениях материальной и духовной культуры, которая ок-

ружает девочку, обменивающую свою куклу. Этот ребенок с раннего возраста усваивает, что кукла Барби всего лишь один из материальных предметов, которые в великом множе­стве появляются и быстро исчезают в этот период его жизни. Пеленки, нагрудники, подгузники, бумажные салфетки, по­лотенца, пластиковые бутылки из-под напитков — все в доме быстро используется и безжалостно выбрасывается. Кукуруз­ные лепешки приносят упакованными в жестяные банки, которые сразу же отправляются в мусор. Шпинат покупают в пластиковых мешочках, которые можно опустить в каст­рюлю с кипящей водой для разогревания, а потом выбро­сить. Готовые обеды часто разогреваются и подаются в одноразовой посуде-подносе. Дом похож на большую пере­рабатывающую машину, в которую предметы стекаются, затем потребляются и исчезают со все большей скоростью. С самого рождения ребенок оказывается погруженным в одноразовую культуру.

Идея одноразового или краткосрочного использования изделия с последующей его заменой никак не согласуется с сущностью общества или людей, не расставшихся с психо­логией бедности. Не так давно Юриель Рон, специалист по рыночной конъюнктуре, работающий во французском рек­ламном агентстве «Publicis», сказал мне: «Французская до­мохозяйка не пользуется одноразовыми изделиями. Ей нравится хранить вещи, даже если они старые, она ни за что не выбросит их. Мы пробовали протолкнуть на рынок одну фирму, которая намеревалась предложить пластико­вые одноразовые занавески. Изучив спрос, мы обнаружили явное нежелание покупать их». И все же повсюду в разви­тых странах сопротивление приобретению данного рода продукции ослабевает.

Так, писатель Эдвард Мейз подметил, что многие аме­риканцы, посещавшие Швецию в начале 50-х годов, были поражены царящей здесь чистотой. «То, что на обочинах Дорог не валялись бутылки из-под пива и безалкогольных напитков, как к нашему стыду в Америке, вызвало у нас почтительное отношение. Но вот к 60-м годам пустые бу­тылки внезапно разукрасили шведские автострады... Что

произошло? Швеция, следуя американскому образцу, стала приобретающим, использующим и выбрасывающим обще­ством». В Японии одноразовые ткани получили сегодня столь широкое распространение, что пользоваться хлопчатобумаж­ным носовым платком считается не только старомодно, но и негигиенично. В Англии за 6 пенсов можно купить одно­разовую зубную щетку, которая продается уже покрытой зубной пастой, а после употребления выбрасывается. И даже во Франции повсюду применяются одноразовые зажигал­ки. Все более многочисленными становились изделия, вы­пускаемые для одноразового или краткосрочного использования, начиная от картонных молочных пакетов и кончая ракетами, которые снабжают силовыми двигателя­ми космические корабли, и это стало главной чертой наше­го образа жизни.

С введением в употребление бумажной и полубумажной одежды выбрасывать стали еще больше. В модных магази­нах и тех, где продавалась рабочая одежда, возникли целые отделы, где предлагалась одежда из бумаги ярких расцветок и разнообразных фасонов. Журналы мод представляли по­трясающе роскошные платья, костюмы, пижамы и даже свадебные наряды, сделанные из бумаги. Невеста была изоб­ражена в эффектном платье с длинным белым бумажным шлейфом с кружевным узором, и все это сопровождалось пояснением, что после церемонии бракосочетания из тако­го шлейфа можно сделать «замечательные кухонные зана­вески».

Бумажная одежда особенно хорошо подходила для де­тей. Один знаток моды писал: «Скоро девочки смогут заля­пывать свои платьица мороженым, рисовать на них картинки и делать аппликации, а матери будут только улыбаться, гля­дя на их проделки». И для взрослых была предусмотрена возможность выразить себя в творчестве, им предлагались комплекты с приложенными кистями для раскрашивания одежды по своему вкусу. Цена: 2 долл.

Конечно же, цена явилась определяющим фактором роста спроса на бумажные изделия. Так, в одном из отделов разрекламированной продукции продавалась обычная одеж-

да трапециевидного силуэта из «целлюлозного волокна и нейлона». Каждый предмет стоил 1,29 долл., для потреби­теля дешевле купить новую вещь и после носки выбросить се, чем, имея обычную одежду, пользоваться услугами хим­чистки. Скоро так и будет. Все это больше относится к об­ласти экономики, однако распространение одноразовой культуры имело более важные психологические последствия. Потребление одноразовых изделий влияло на сферу ду­ховной жизни людей. В числе прочих ценностей кардиналь­ному пересмотру подверглось отношение к собственности. Распространение в обществе идеи одноразового использо­вания заключало в себе сокращение продолжительности отношений человека и вещи. Вместо того чтобы в течение относительно долгого времени быть привязанным к одному предмету, мы на короткие промежутки имеем в своем рас­поряжении предметы, непрерывно вытесняемые другими.

ОТСУТСТВУЮЩИЙ СУПЕРМАРКЕТ

Тенденции к недолговечности проявляются даже в ар­хитектуре, той части материальной среды, которая в преж­ние времена главным образом порождала в человеке чувство постоянства. Девочка, которая сдает свою куклу Барби, конечно же, видит недолговечность домов и дру­гих больших зданий в своем окружении. Мы перекраива­ем городские территории. Мы сносим целые улицы и города и с умопомрачительной скоростью воздвигаем на их месте новые.

«Средний возраст жилища неуклонно уменьшался, — писал Э. Ф. Картер из Стэнфордского исследовательского института. — В пещерные времена он, в сущности, был без­граничен... составлял примерно сто лет для домов, постро­енных в Соединенных Штатах в колониальный период, а в наши дни он около сорока лет».² А вот мнение англичанина Майкла Вуда: «Американец начал строить свой мир совсем

недавно, он хорошо знает, как хрупок этот мир и непосто­янен. Здания в Нью-Йорке внезапно пропадают, и облик города за год может полностью перемениться»³.

Писатель Луис Очинклос сердито жалуется: «Ужас жиз­ни в Нью-Йорке в том, что это город без истории... Все мои деды и прадеды жили в этом городе... но из домов, которые они занимали, сохранился лишь один. Как раз это я и имею в виду, рассуждая об исчезающем прошлом»⁴. У некоренных ньюйоркцев, чьи предки прибыли в Аме­рику не так давно из кварталов Пуэрто-Рико, сел Восточ­ной Европы или южных плантаций, совсем иное восприятие этого города. Однако же «исчезающее про­шлое» — реальное явление и, судя по всему, оно получа­ет все большее распространение, захватывая даже многие пропитанные историей города Европы.

Бакминстер Фуллер, архитектор-философ, однажды оха­рактеризовал Нью-Йорк как «непрерывный эволюционный процесс освобождения, сноса, вывоза, временно пустующих участков земли, новых сооружений и повторение того же порядка. Этот процесс в принципе сходен с ежегодным цик­лом земледельческих работ на ферме — вспашка, посев се­мян, уборка урожая, выкорчевывание... и переход на другую сельскохозяйственную культуру... Большинство людей от­носятся к строительным работам, преграждающим улицы Нью-Йорка... как временным неудобствам, на смену кото­рым вскоре придет покой. Они по-прежнему считают обя­зательным сохранение незыблемости, что является пережитком ньютонова взгляда на мир. Те, кто жил в Нью-Йорке и с Нью-Йорком с начала века, на опыте получили представления об эйнштейновском принципе относитель­ности»⁵.

В том, что дети в самом деле усваивают «эйнштейнов­скую относительность» по окружающей жизни, я убедился на собственном опыте. Некоторое время назад моя жена послала дочь, которой тогда было 12 лет, в супермаркет, находящийся в нескольких кварталах от нашего дома в Манхэттене. До этого девочка была там пару раз. Через пол­часа она вернулась домой растерянная. «Должно быть, его

снесли, — сказала она, — я не могла найти его». В действи­тельности это было не так. Еще плохо ориентируясь в но­вом районе, Карен пришла не туда. Но она — дитя эпохи недолговечности, и ее предположение, что дом снесли и на егоместе построили другой, было вполне естественным для! двенадцатилетней девочки, живущей в Соединенных Шта­тах в наши дни. Подобная мысль, возможно, никогда бы не, пришла в голову ребенку, столкнувшемуся с похожей ситу- ' ацией полвека назад. Материальная среда была более дол­говечной, наши связи с ней не столь краткосрочными.

ЭКОНОМИКА НЕУСТОЙЧИВОСТИ

В прошлом неизменность была идеалом. Занимался ли человек пошивом обуви или строительством кафедрального собора, все его силы и помыслы были сосредоточены на том, как сделать то, что он производит, более прочным. Он хотел, чтобы творение его рук пережило время. Пока обще­ство вокруг него было относительно устойчивым, каждый предмет имел свое определенное назначение, и экономи­ческая логика подсказывала следовать курсом, не подвер­женным переменам. Даже если нужно было время от времени чинить ботинки, которые стоили 50 долл. и носились 10 лет, они оказывались не такими дорогостоящими, как те, которые стоили 10 долл., а служили только год.

Но когда в обществе возрастает темп перемен, эконо­мика постоянства неизбежно уступает место экономике не­долговечности.

Первое: развивающаяся технология скорее движется в направлении снижения издержек производства, чем стоимо­сти ремонтных работ. Издержки производства зависят от его автоматизации, ремонтные работы в значительной сте­пени остаются ручной операцией. Отсюда следует, что час­то вещь выгодней заменить, чем починить. Поэтому экономически разумнее производить дешевые, не поддаю-

щиеся ремонту одноразовые изделия, пусть даже они не служат так же долго, как вещи, которые можно починить. Второе: развивающаяся технология с течением време­ни делает возможным усовершенствовать изделие. Ком­пьютеры второго поколения лучше выпускавшихся прежде, а третьего — превосходят по своим характерис­тикам предшественников. С тех пор как мы можем пред­видеть дальнейший технический прогресс, все больше усовершенствований за укорачивающиеся промежутки времени, экономически выгоднее производить вещи, ко­торые не будут служить долго, а не товары длительного пользования. Дэвид Льюис, архитектор и проектировщик, работающий в Союзе городского дизайна в Питтсбурге, рассказывал о некоторых многоквартирных домах в Май­ами, которые были снесены уже через десять лет после их строительства. Улучшенные системы кондициониро­вания воздуха в новых зданиях снизили число желающих снять квартиры в этих «устаревших» домах. Если произ­вести экономические расчеты, то ясно, что выгоднее сне­сти эти десятилетние дома, чем их усовершенствовать.

Третье: в то время как темп перемен ускоряется и они доходят до самых отдаленных уголков общества, возрастает неуверенность в будущих потребностях. Признавая неиз­бежность перемен, но неуверенные в том, как они отразят­ся на нас, мы не решаемся вкладывать большие ресурсы в жестко закрепленные предметы, призванные служить не­изменным целям. Избегая «привязки» к установленным формам и функциям, мы производим изделия для кратко­срочного использования или же пытаемся сделать их легко приспосабливаемыми. Мы стараемся действовать осмотри­тельно с технической точки зрения.

Увеличение товаров одноразового использования — рас­пространение одноразовой культуры — представляет собой реакцию на постоянно испытываемое давление. В то время как перемены ускоряются, а трудности множатся, мы мо­жем предположить дальнейшее расширение круга действия принципа одноразовости, дальнейшего сокращения отно­шений человека с вещами.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: