Цена дружеской «вовлеченности»

Урбанизм, т. е. образ жизни городского населения, погло­щает внимание социологов с начала нашего столетия. Макс Вебер указывал на тот очевидный факт, что люди, живущие в больших городах, не могут знать своих соседей столь же близ­ко, как люди, жившие в небольших сообществах. Джордж Зиммель продвинул еще на шаг эту идею, высказав весьма оригинальную мысль о том, что если бы городской житель эмоционально реагировал на любого и каждого человека, с которым он вступает в контакт, или если бы он загромождал свой мозг сведениями об этих людях, то он был бы «совер­шенно раздроблен внутренне и пришел бы в совершенно не­мыслимое психическое состояние».

Луи Вирт в свою очередь отмечал фрагментированность отношений между городскими жителями. Он писал: «Ха­рактерно, что городские жители встречаются друг с другом, выступая при этом в весьма ограниченной роли... Их зави­симость от другого человека ограничивается лишь каким-либо частным аспектом деятельности последнего»¹. Вместо того чтобы глубоко войти в целостную личность каждого индивида, с которым мы встречаемся, мы поддерживаем необходимые поверхностные и частные контакты с некото­рыми из них, объяснял он. Мы заинтересованы только в том, насколько хорошо продавец обуви удовлетворяет наши нужды, и нам нет дела до того, что его жена страдает от алкоголизма.

Это значит, что с большинством окружающих нас лю­дей мы вступаем в отношения ограниченного участия. Со­знательно или неосознанно, но мы строим свои отношения с другими людьми по функциональному принципу. Посколь­ку мы не принимаем участия в домашних проблемах про­давца обуви, не разделяем его надежды, мечты и горе, он для нас полностью взаимозаменяем другим продавцом той же компетентности. Мы применяем модульный принцип к человеческим отношениям. Тем самым мы создаем личность, подобную предметам одноразового использования: Модуль­ного Человека.

Мы не воспринимаем человека в целом, а включаемся, как вилка в розетку, в один из модулей его личности. Каж­дая личность может быть представлена как некая уникаль­ная конфигурация из тысяч таких модулей. Таким образом, никакой индивид не может быть заменен каким-либо дру­гим, если рассматривать личность в целом, а не ее отдель­ные модули. Поскольку мы хотим купить всего лишь пару ботинок, а не дружбу, любовь или ненависть, постольку для нас нет никакой необходимости в том, чтобы интересовать­ся всеми другими модулями, формирующими личность про­давца. Наши отношения весьма ограниченны. И склонность к ограничению существует с обеих сторон. Эти отношения влекут за собой принятые формы поведения и общения. Обе стороны, сознательно или неосознанно, понимают и ограничения, и законы, вытекающие из них. Трудности воз­никают только тогда, когда одна из сторон переступает при­нятые границы и пытается вступить в контакт с каким-либо модулем, который не имеет отношения к данной функции.

Обширная социологическая и психологическая литера­тура посвящена сегодня проблеме отчуждения, которая обус­ловлена, как полагают, именно фрагментацией отношений между людьми. Многое в риторике экзистенциалистов и в студенческих бунтах декретирует эту фрагментацию. Гово­рят, что мы недостаточно «сливаемся» с близким челове­ком. Миллионы молодых людей заняты попытками достичь «полного слияния».

Однако прежде чем согласиться с популярным выводом о том, что модуляризация в человеческих отношениях — явление отрицательное, следовало бы более пристально взглянуть на него. Теолог Гарвей Кокс, повторяя Зиммеля, указывает, что в условиях городской жизни попытка пол­ного «слияния» с другим человеком может привести лишь к саморазрушению и эмоциональному опустошению. Он пи­шет, что городской человек «должен иметь более или менее беспристрастные отношения с большинством людей, с ко­торыми он вступает в контакт, чтобы выбрать тех, с кем у него будут дружеские отношения, и их-то и развивать... Его жизнь можно уподобить точке, на которую воздействуют

десятки систем и сотни людей. Его способность знать кое-кого из них лучше с необходимостью приводит к тому, что глубина его отношений со многими другими сводится к минимуму. Для городского человека выслушивание спле­тен почтальона — акт чистого милосердия, поскольку у него скорее всего нет никакого интереса к людям, о которых хочет поболтать почтальон»².

Кроме того, прежде чем сокрушаться по поводу модуляризации, необходимо спросить самих себя, действительно ли мы предпочли бы вернуться к традиционной ситуации, в которой каждый индивид был связан с личностью немно­гих людей, а не с личностными модулями многих. Тради­ционный человек воспринимается так сентиментально, в таком романтическом ореоле, что часто мы не понимаем последствий возврата к нему. Те же самые писатели, кото­рые причитают по поводу фрагментации, требуют в то же время свободы; однако при этом они упускают из виду от­сутствие свободы людей, связанных неразрывными узами. Ибо любые связи предполагают взаимные требования и ожидания. Чем более интимными становятся отношения между людьми, тем большее давление оказывают друг на друга партнеры, чтобы исполнились их ожидания. Чем тес­нее и неразрывнее эти отношения, или, говоря другими словами, чем больше модулей при этом задействовано, тем сильнее возрастают требования, предъявляемые нами.

В любых отношениях модульного типа требования строго ограничены. Поскольку продавец обуви выполняет свою достаточно ограниченную миссию, обслуживая нас и удов­летворяя таким путем наши довольно небольшие ожида­ния, мы не будем настаивать, чтобы он верил в нашего Бога, или был опрятен дома, или разделял наши политические пристрастия, или любил ту же пищу или ту же музыку, что и мы. Мы предоставляем ему право быть свободным во всех других сферах, так же как и ему нет дела до того, атеист я или еврей, гетеросексуалист или гомосексуалист, Джон Бирхер или коммунист. Так не бывает и не может быть при целостных взаимоотношениях. До какого-то момента фраг­ментация отношений и свобода идут рядом друг с другом.

Все мы, по-видимому, испытываем в своей жизни потребность в целостных отношениях. Но бессмысленно было бы утверждать, что мы можем иметь только такие отноше­ния. Отдавать предпочтение обществу, в котором индивид имел бы холистические отношения с немногими, а не мо­дульные отношения со многими людьми, — это значит же­лать возврата к тюремной жизни прошлого — того прошлого, в котором индивиды были гораздо теснее связаны друг с другом, но в котором их жизнь была сильнее регламентиро­вана социальными условиями, сексуальной моралью, поли­тическими и религиозными ограничениями.

Это не означает, что модульные отношения не связаны ни с каким риском или что мир таких отношений — луч­ший из возможных миров. На самом деле в такой ситуации таятся глубинные опасности, и мы попытаемся это пока­зать. Однако до сих пор дискуссия по этому вопросу, пуб­личная или профессиональная, была нацелена не на суть дела, ибо она упускала из виду основной параметр всяких межличностных отношений — их продолжительность.