 |
Дикая охота виконта Уриэна 1 глава
|
|
|
|
БЕЗОБРАЗНАЯ ЭЙВИОН
(Цикл «Сказания о Корнваллисе»)
ПРОЛОГ
Пальцы едва гнулись от холода, царившего в келье, и тело время от времени сотрясала мелкая дрожь, но послушник, мальчик лет одиннадцати на вид, упрямо продолжал листать страницу за страницей.
Снаружи лил дождь, и вода, лужей собравшаяся перед высоким порогом, уже нашла себе дорожку между камнями. По полу побежал тоненький ручеёк, но мальчик, мельком глянув в сторону открытой двери, лишь досадливо повёл плечом. Порыв ветра чуть не затушил фитиль, плававший в плошке с жиром, и он торопливо прикрыл её рукой.
Дверь была распахнута настежь, как все двери и ставни во всём монастыре Суон, ибо на дворе стоял Утиный месяц, иначе называемый месяцем Единения. Это было время ночи, когда врата подземного царства раскрываются и выпускают в мир людей тысячи тысяч душ умерших, давным-давно отправившихся в путешествие на ту сторону Глейра, и нет ничего страшнее для живых, чем оставить страждущих за враждебно закрытой калиткой.
Книга была старая настолько, что от неосторожных прикосновений дрожащих пальцев иссохший пергамент сыпался трухой. Ни единой миниатюры, ни красочных инициалов, лишь странные на вид знаки испещряли жёлто-коричневые с неровными краями листы. Закусив от старания губу, послушник с трудом разбирал выцветшие письмена, проговаривая некоторые слова вслух. «Кажется, так, - бормотал он, и тут же сердито кривился: - Нет, не так».
- Здесь не «э», здесь надо читать «а»! – наконец, с удовлетворением объявил он самому себе. – Не «Эйрон», а «Айрон». Айрон Добрый.
«…связали они доброго короля, и бросили его на колени, и Эдгар-варвар наступил ногой на его спину. Прочие конунги были там: Артайр, Вуффа, Гутрум, Крон, Волтер, а среди них и Рикберт Злой, что лишь недавно пировал за столом Айрона в его светлых чертогах, произнося лживые речи и клянясь в вечной дружбе. И каждый из них проходил мимо Айрона, и плевал ему в лицо.
|
|
|
Слёзы катились по щекам доброго короля, но не от жалости к себе, а от скорби по несравненной синеокой Гвендолин, и не мог он оторвать взора от дикого пламени, пожиравшего его единственную дочь, наследницу славного престола. И, не помня себя от горя, проклял Айрон жестокосердных, и призвал в свидетели обету своему Тёмного бога.
И сказал он: я призываю тебя, о, древний и единственный, Отец всего сущего, повелитель стихий, начала и конца, рождения и смерти, первого и последнего слова, прародитель, присутствующий всегда, распространяющийся беспрерывно и всеобъемлюще всюду, чьё благоволение дарует жизнь вечную, а гнев обращает камень в огонь, и семь морей застывают льдами…»
Послушник читал вполголоса, запинаясь и старательно водя пальцем по строчкам, словно заворожённый звуком собственного голоса, когда вдруг небо полыхнуло молнией, и спустя пару мгновений раздался оглушительный удар грома.
Он крупно вздрогнул, обернулся, и тут же соскочил с высокого табурета.
- Отец Адельм…
- Феон, что я вижу?!
В келью, нагнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошёл высокий монах. Голова его была скрыта под капюшоном, вода лилась с рясы ручьями. Выпростав руку из широкого рукава, он указал пальцем на раскрытый фолиант. Лохматые брови монаха гневно хмурились.
- Где ты взял книгу, Феон? Тебе не хуже моего известно, что послушникам вход в библиотеку и скрипторий закрыт! Или ты думаешь, что сыну рыцаря всё дозволено?
Мальчик смешался.
- Я… нет. Моя вина лишь в том, мейстер, что я не рассказал о ней. Я нашёл её…
- Вот как?
- Пусть матолух заберётся мне в глотку, мейстер! Она лежала в сундуке на чердаке над кухней. Сегодня во время вечерни там треснула потолочная балка, мусор посыпался, прямо в чан с кашей, и отец Элгмар сказал мне лезть наверх, прибраться.
|
|
|
- Книга на чердаке?!
- Да, мейстер, - закивал Феон, - я и сам удивился. Ей-богу, там с года Основания никто не прибирался, такая пылища, что жуть. Но было уже поздно, и я…
- Хм…
- Она на древнем языке, мейстер! Помните, вы говорили, что таких уже не осталось?
Рука монаха едва заметно дрогнула.
- О, боги… ты читал её?
- Да, – радостно сообщил послушник. – В наших молитвах много слов на древнем языке, я помню их все! Я даже не думал, что мне так быстро удастся разобраться в этих письменах. Они похожи на наши, только некоторые буквы произносятся не так, как пишутся, а другие вообще непонятно, что значат. Но я понял почти всё! А помните, вы рассказывали про прекрасную принцессу Гвендолин, которую первые корны сожгли на костре? - едва не захлёбываясь от восторга, продолжил Феон. – Там написано про неё…
- Глупец… - прошипел отец Адельм, заставив послушника испуганно замолчать. - Уметь читать – не значит понимать.
Монах с опаской приблизился к столу, и, лишь мельком заглянув в открытую книгу, захлопнул её. Затем обернул валявшейся тут же рогожей, и принялся засовывать в складки своего необъятного одеяния. Замер, задумавшись.
- А там было… что-то вроде заклинания? – тихо спросил он.
- Да. Когда Айрон Добрый призвал…
Монах поднял руку.
- Замолчи.
Феон дёрнулся, решив было, что сейчас схлопочет подзатыльник, но бешеное любопытство, светившееся в его глазах, видимо, пересилило страх.
- Мейстер, - шмыгая и вытирая нос рукавом, пробормотал он, - а можно оставить мне её хотя бы на эту ночь? Я очень хотел бы дочитать про ту принцессу. Очень хочется узнать, как она возродится…
- Глупец, - безнадежно повторил монах. - Молись богам, чтобы этого не произошло…
Он развернулся, взметнув подолом рясы, и шагнул под дождь. Остановился, и глянул через плечо.
- А если по твоему недомыслию это уже случилось, молись, чтобы ненароком не оказаться у неё на пути.
Фигура отца Адельма растаяла в темноте. Феон, не понимая, стоял посреди кельи.
Книга первая
ГОСПОЖА ЛЛИР
Глава 1
ЭЙВИОН
- Это случилось в год Красной Шали, милые мои.
|
|
|
Старуха задумчиво пожевала губами и продолжила:
- Тогда, помнится, весь скот в Дарме вымер. И не только скот: жену Бадара на четвёртый день нашли. Она коз своих искать отправилась, да и сгинула. А выловили её в топях, с дырой в груди. Как её в те места гиблые занесло, непонятно.
- Что за дыра, бабушка?
- Неведомо. Я сама тогда маленькая была, знаю только то, что рассказывали. Говорили: дыра чёрная, словно выжженная, с кулак размером. И не людских это рук было дело. Ту женщину на болотах и похоронили, чтоб заразу не выносить. Так вот: собрались мы общиной, да к господину пошли, с просьбой разрешить к лесу обратиться, чтоб указал он на виновника, да наказал супостата. Господин милостиво позволил. Две ночи мы у сторхов траву жгли, а на третью прилетела Красная Шаль и забрала баронскую жену. И тут решили все, что именно она-то и повинна во всех бедах.
Две девичьи головки, торчавшие из-под дырявого одеяла, испуганно заохали.
- Да-да, милые. А барон тогда осерчал очень: не мог он вину супружницы своей признать. Налетел на деревню, как ворон, и столько домов пожёг, да народу загубил, что жуть. За то, значит, что мы своим поганым колдовством его жену уморили. Отца моего убили тогда, а матушка на следующий же день котомку собрала, и отправились мы в Озёрный Луг – здесь сестра её жила, моя тётка, значит. С той поры тут и обретаюсь. Слыхала я, что Дарму после этого конец пришёл: кто мог, разбежался, а остальных Круахова топь поглотила. Шали летали да мортохи, и народ в пучину утаскивали. Вот так-то.
Сжав губы в венчик, старуха покачала головой и, повернувшись к очагу, длинной кочергой принялась ворошить затухающие угли. Вспыхнувшие язычки пламени на мгновение осветили каменные стены и низкий потолок с тёмными от копоти балками. Комната была маленькая, с дощатым столом, табуретом, и большим топчаном в углу. Подруги на кровати шебуршились и повизгивали, укладываясь поудобнее.
- Она обзывается, - подала голос одна из них, - говорит, у меня на лице печать Вилова…
- А чего она пихается…
- А ну, молчать! – Старуха стукнула кочергой по камню, окружавшему очаг. – Словно дети малые… Уж замуж пора, а они всё никак не наиграются. Айрис, глупая… уж сколько раз говорила, что ты Эйвион не ровня. А то, что печать – так богам угодно было, и нет в том её вины. Смотри, отхватишь когда-нибудь плетей за то, что нет у тебя к крови почтения…
|
|
|
- Всё равно уродина. Ежели знатная такая, то чего с нами живёт? - упрямо заявила Айрис и тут же ойкнула, получив удар локтем в бок.
- Тише, вы! – грозно прикрикнула старуха. – Уж ночь на дворе. Вот прилетит сюда шаль да заберёт вас, неслушниц…
Девочки замолчали, натужно пыхтя и пытаясь поделить одеяло. Старуха уселась на табурет. Её лицо, с длинными космами седых волос, выбивавшихся из-под чепца, в дрожащих отблесках тлеющих головёшек казалось мёртвым.
- Матушка Маргет, а какая она… шаль? – наконец тихонько спросила Эйвион.
Старуха едва заметно пошевелилась, глянув искоса.
- Она… страшная. Спи, а то всю ночь кошмары будут мучить.
В щелях между ставнями свистел ветер.
* * *
- Вставай… – Старуха трясла Эйвион за плечо. – Зовут тебя…
- Кто? – Эйвион села на кровати, протирая глаза. Ногти у неё были неровные, обкусанные, с чёрными полосками грязи.
- Её милость Блойдеин. Айрис, воды принеси, два ведра.
- Зачем это? – недовольно спросила Айрис. Она тоже проснулась, но тут же отвернулась к стене, натянув одеяло на голову. Старуха бесцеремонно сдёрнула одеяло, попутно наградив внучку подзатыльником. Айрис ойкнула.
- Живее, говорю. Иначе мать твоя как вернётся, всё ей расскажу, уж оттаскает тебя за косы.
Буркнув что-то под нос, Айрис спрыгнула с топчана, незаметно для старухи показав язык.
- Зачем вода, матушка Маргет? – спросила Эйвион. – Ежели умыться, так я к ручью могу сходить.
- Велено в порядок тебя привести, говорят, приехали за тобой.
- Кто?
- Не знаю. Вставай. Помоги очаг разжечь.
Эйвион легко вскочила на ноги, чуть поежившись от холода. Старуха открыла ставни, и в комнату вместе с блёклым утренним светом ворвался свежий осенний ветерок. Небо было затянуто серыми тучами. Не обращая внимания на колючую солому, устилавшую каменный пол, Эйвион быстро натаскала веток, прихватив пару поленьев потоньше – всё из кучи дров, сваленных в углу комнаты, и, опустившись на колени, принялась чиркать кресалом.
- Помыться надо, расчесаться, - бормотала матушка Маргет, копаясь в сундуке. – Платье я тебе другое дам, всё поприличнее будет.
Тем временем появилась Айрис с двумя кожаными вёдрами. Повинуясь указаниям бабки, она наполнила большой таз. Маргет, вооружившись железными щипцами, вытащила из огня несколько камней и бросила их в воду. Булыжники зашипели, выпуская облачка пара. Подождав некоторое время, старушка кивнула.
|
|
|
- Раздевайся.
Эйвион послушно стянула рубаху и, под взглядом Айрис едва сдержав блаженный вздох, шагнула в чуть тёплую воду.
Эйвион уже вступила в тот возраст, когда девушки начинают обращать на себя внимание парней. За последний год она очень сильно вытянулась, и пока не могла похвастаться приятной взору округлостью форм: угловатые руки и ноги были непропорционально длинны, а маленькие груди торчали острыми конусами. Но рядом с ней даже почти безгрудая Айрис вызывала у мальчишек куда больший интерес: круглолицая, с забавными ямочками на щеках, озорными карими глазами и копной тёмно-русых волос.
Эйвион украдкой дотронулась до своей щеки, ощутив, как всегда, бугристую кожу.
Она плохо помнила ту ночь. Крики, звон мечей, треск ломающихся ворот, длинные языки пламени, лизавшие стены, и мать, бегущая к ней с протянутыми руками. Босиком, в разорванной рубашке, волосы лезли ей в глаза, а по ногам текла кровь. «Доченька, доченька…» Маленькая Эйвион плакала и тоже тянула ручонки, пытаясь слезть с высокой кровати. А потом мать упала, и за её спиной возникла фигура в шлеме и заляпанной красным кольчуге. Эйвион закричала от ужаса, а тот солдат, глянув на неё мельком, развернулся и ушёл.
А потом – страшный жар, грохот рушащихся балок и пылающий балдахин.
Больше Эйвион не помнила ничего, но до сих пор иногда просыпалась по ночам, видя перед собой тёмные прорези того шлема.
Уродина. Кроме Айрис, её подружки с детства, никто в нижнем дворе не смел говорить ей это в лицо, но за спиной Эйвион слышала такое нередко, особенно тогда, когда только появилась в Озёрном Лугу, и маленькие девочки с нижнего двора кричали обидные слова и кидались камешками. Она убегала, и время от времени плакала, забившись в какую-нибудь каморку. Кроме Айрис, у неё был только один друг – рыжеватый парнишка по имени Ивар, сын замкового плотника, который, кажется, совсем не обращал внимания на её ущербность. Но он был мелковат, и в случае надобности у Айрис с её острым язычком куда лучше получалось защитить достоинство подруги. Айрис свято оберегала за собой исключительное право говорить Эйвион гадости.
Ивар и Айрис были её самыми большими друзьями. Вместе они ходили собирать грибы, ежевику и землянику, играли в прятки и плескались в реке, часто в компании с другими мальчишками и девчонками из Озёрного Луга. Врагов у Эйвион не было, хотя время от времени всё же кто-нибудь прохаживался – беззлобно, либо наоборот, стараясь обидеть, - по поводу её обезображенного лица. А однажды – это случилось примерно с полгода назад, - во время купания и весёлых догонялок в Каменном ручье, один из парней, по имени Кадел, этакий дылда, вечно не дававший Эйвион прохода своими издёвками, затащил её в лес и прижал к дереву. Её платье осталось на берегу, и корявая кора больно раздирала голую спину.
- Ну, давай, - похотливо забормотал он, лапая по всему телу, - раздвинь ножки.
Она тогда еле вырвалась, врезав ему коленкой и расцарапав лицо, а после этого боялась пройти мимо Кадела. Нет, больше он никогда не делал таких попыток, но после этого не упускал случая отпустить ей вслед какую-нибудь гадость. Больше того: он поведал всей дворне, как Эйвион домогалась его, пока он, наконец, не дал этой уродине пинка под зад.
Кое-кто поверил этим россказням, но большинство, слава богам – нет; Кадел был известен своим мелочным и жестоким нравом, а Эйвион, как ни крути, всё же была дочерью рыцаря. Тем не менее при встрече госпожа Блойдеин прилюдно наградила её увесистой пощечиной. «Шлюхам не место в моём доме», - громко заявила она, окинув Эйвион уничижительным взглядом. А её дочь Дилис стояла рядом, насмешливо наблюдая за экзекуцией. Дворня перешёптывалась, а некоторые откровенно хихикали, показывая на Эйвион пальцами.
Впрочем, она давно заметила: если в ответ на насмешку не плакать, не говорить ничего, а лишь посмотреть холодно и презрительно, обидчик, скорее всего, замолчит. А если не замолчит, надо просто встать и уйти, так, как и подобает леди.
Холодно и презрительно смотреть получалось не всегда, но время шло, к её внешности привыкли, однако в последний год Эйвион всё чаще и чаще оставалась одна. Собравшись вечером возле прачечной, девочки увлечённо шушукались о том, как подмастерье кузнеца Брин вместе с Уной убежали куда-то вчера после заката, и вернулись уже заполночь. Брин считался завидным женихом: высокий, широкоплечий, и уже подмастерье. «Тоже мне, - с едва заметной завистью соглашались подружки друг с другом, - нашёл, с кем гулять. Она ж кривоногая…» При таких разговорах Эйвион словно и не было – они болтали, отводя глаза, а она сама просто сидела в сторонке и молчала. И вдруг, сговорившись о чём-то, девочки вскакивали и уносились, как ветерок, забыв позвать её с собой.
Со временем она привыкла к этому одиночеству, и чем дальше, тем больше мечтала о том, что когда-нибудь за ней приедут, и она навсегда покинет постылый Озёрный Луг. Там, за воротами замка, её ждала другая жизнь.
- Матушка Маргет, а вы совсем не знаете, кто за мной приехал?
- Не знаю. Кто-то на лошадях. Майлог сказал – рыцарь.
Старушка ожесточённо тёрла ей спину и худые ягодицы. Потом всунула в руки Эйвион клубок спутанных льняных нитей.
- Всё, дальше давай сама.
Маргет подошла к столу и, взяв нож, принялась тщательно его точить. Затем, покряхтывая, опустилась перед Эйвион на колени.
- Что? – изумилась девушка.
Старуха указала взглядом на её лобок, заросший тёмными волосами.
- Сбрить надо, некрасиво.
- Некрасиво? – фыркнула Айрис. – Отчего ж некрасиво?
- Тебе это без надобности, - сварливо бросила Маргет. – А ты – стой и не дёргайся. Привыкай, у знатных оно всё по-другому.
Эйвион стиснула зубы, едва не повизгивая от боли. Нож был старый и недостаточно острый.
- Зачем это? – снова подала голос Айрис. – Неужто женишок приехал?
Старуха пожала плечами.
- Кто знает…
Глаза у Айрис загорелись.
- Что, правда жених? А куда уедет? А может – в Керк? Или даже в Эри? А можно, я с ней поеду? Эйвион, возьмёшь меня, а?
- Ишь ты, - фыркнула Маргет, - а что я матери-то скажу? Вот что: Айрис, езжай-ка ты пока на кухню, да попроси Гарана, пусть даст белого мёду, масла из винного камня, имбиря и корень алтея. И скажи – её милость велела, а иначе этот боров не пошевелится.
Айрис, с заинтересованным видом выслушав указания, вспорхнула, как птичка, и выскочила за дверь. Матушка Маргет тем временем хлопотала вокруг Эйвион, вытирая её чистым куском выбеленной холстины. Закончив эту процедуру, она усадила девушку на табурет. В её руках появился большой деревянный гребень.
- Да я и сама могу, - вспыхнула Эйвион. Что же: старушка думает, раз на лице печать Вилова, так она и вовсе ущербная?
- Не можешь. Тебя ещё на свете не было, когда я госпоже Блойдеин косы заплетала. Тут по-особому надо.
Эйвион тяжко вздыхала и стоически сдерживалась, когда волосы цеплялись за выщербленные зубья расчёски. Точнее – даже не обращала на это внимания. Шевелюра у неё была густая и длинная, русая, почти медового цвета. Мысли о выдернутых волосках были сущей ерундой по сравнению с тем вихрем, что кружился в её голове. Она не знала, о чём думать. Неужели правда жених? Как? Кто? Кто-то захотел взять её замуж? Но он же не видел её. А что будет, когда увидит?
Эйвион прикрыла глаза. Смотреть на каменные стены, на которые она смотрела уже тысячу раз, не хотелось. В каких-то женихов не верилось, хотя её милость Блойдеин пару раз прямо упоминала о возможности такого исхода событий. Последний раз – не далее месяца тому назад.
С откровенной брезгливостью поглядывая в сторону своей воспитанницы, она говорила так, словно тяготилась самой необходимостью говорить.
- Ты дурно влияешь на мою дочь. Когда ты попадаешься ей на глаза, у неё начинаются мигрени. Я не могу позволить терпеть рядом с нею такое… – Она скривила губы и неопределённо повела рукой, будто разводя паутину. – Ты живёшь здесь только потому, что мой покойный супруг слишком трепетно относился к своим вассальным обязательствам.
Госпожа Блойдеин встала с кресла, нависнув над девушкой, как жирная медведица.
- Отец твой на ладан дышит. И, хоть и выглядишь ты, как дочь дхарга, ты остаёшься его наследницей. Земелька не ахти какая, но и на неё охотники найдутся. Другое дело, - она щёлкнула пальцами, - найдутся ли охотники на тебя? Но будь уверена: как только поступит соответствующее известие от лорда Марреда, ты немедленно покинешь Озёрный Луг.
Эйвион вздрогнула, пронзённая внезапно мелькнувшей мыслью. Матушка Маргет недовольно заворчала.
Неужели что-то случилось с её отцом?
Он жил где-то далеко, в маленьком замке Ллир, что на берегу Северного моря, среди скал, на мысе, который называли Носом Тролля.
Она помнила отца очень смутно. Большой, с длинными усами. Когда Эйвион была совсем маленькой, он начал войну с тем самым лордом Марредом. Или лорд Марред начал войну с ним – Эйвион не знала подробностей, а её милость отмахивалась от неё, как от назойливой мухи, стоило Эйвион что-то спросить. В ту ночь её мать убили, а отец потерял всё. Лорд Марред забрал у него дочь – как заложницу, как гарант мира, и отправил на воспитание в Озёрный Луг, к своему родичу Редину Блойдеину, хотя в Эйвион как в заложнице и не было никакой надобности. Её отец не смог бы начать новую войну, даже если бы и захотел: насколько она знала, при штурме замка он получил тяжёлую рану, прямо в голову, и, прохворав долгое время, так и не оправился.
Один раз она подслушала разговор матушки Маргет с заезжим торговцем, и почему-то у Эйвион осталось ощущение, что речь шла о её отце. Тот торговец рассказывал, что ходит он с трудом, часто впадает в ярость и не узнаёт никого из окружающих.
У сира Редина Блойдеина был маленький замок из трёх покосившихся от времени башен, толстая сварливая жена, и дочь - чахоточного вида, с крысиным личиком, и таким же характером, заметно старше Эйвион. Сир Редин вскорости умер – на охоте его задрал медведь, - и Эйвион окончательно переселили в крохотную каморку к матушке Маргет. Блойдеины – и мать, и дочка, - Эйвион на дух не переносили, будучи твёрдо уверенными в том, что именно изувеченная физиономия их гостьи отпугивает от них всех потенциальных женихов.
Тем временем вернулась Айрис со свёртком в руках. Вручив его своей бабке, она с оценивающим видом принялась ходить вокруг Эйвион.
- Красота, - наконец, изрекла Айрис, одобрительно прищёлкнув языком, и Эйвион решилась потрогать свою причёску. Судя по ощущениям, матушка Маргет сначала заплела две или три косы, а потом соорудила из них одну, очень мудрёную.
Старушка склонилась над столом, усердно орудуя ступкой, и вскоре повернулась к Эйвион, держа в руках глиняную плошку, из которой исходил приятный чуть пряный аромат.
- Вот, - сказала она, - намажься вся, в холстину завернись, и сиди, а как немного впитается, вытрем. Так кожа очистится, и сиять будет. – Маргет скользнула взглядом по лицу своей воспитанницы, подавив вздох. – По-хорошему, это на ночь надо было делать, но кто ж знал…
- Мне оставь немножко, - шепнула Айрис подруге.
Эйвион сидела не шевелясь и с интересом прислушиваясь к собственным ощущениям. Такого рецепта она пока не знала, хотя с превеликим тщанием перенимала у матушки Маргет её премудрости.
- Смотри и учись, - приговаривала обычно старушка, - в жизни пригодится. Ежели у кого чесотка случится, возьми девясил, уксус, ртуть и масло – какое захочешь, - и животный жир. Корень девясила очисти, мелко наруби и свари в уксусе. Как только будет вполне готов, перетри в ступке вместе с жиром, а затем добавь ртуть, разведённую в масле и уксусе, в котором варился девясил. Но тот, кто станет мазать себя этой мазью, пусть наберёт в рот холодной воды, а потом выплюнет, а не то зубы пострадают от ртути, которая может попасть всюду…*
- А если у кого трещины на губах, то надобно взять и смешать в равных долях козье сало, гусиный жир и конскую пену, а ежели не поможет, пусть сначала натрёт зелёной айвой, и только потом наносит мазь…**
На улице начался дождь, и через распахнутые ставни ветер принялся швырять внутрь холодные капли. Матушка Маргет прикрыла окно, зажгла свечу, и вновь обратила своё внимание на содержимое сундука.
Спустя четверть часа она с торжественным видом извлекла на свет божий белое платье. У Эйвион, да и у Айрис, судя по её изумлённым глазам, захватило дух. Платье было с длинными рукавами, расширяющееся книзу, с роскошной красно-синей вышивкой по вороту и подолу.
- Тебе сейчас будет в самый раз, - сказала матушка Маргет и, помолчав немного, добавила: - Я в нём замуж выходила.
Платье оказалось немного жестким на ощупь, и с парой желтоватых пятен, но, тем не менее, Эйвион сочла его неописуемо прекрасным, в особенности по сравнению с той льняной рубахой, что служила ей обычной одеждой. На лице Айрис застыла плохо скрываемая зависть.
- Вот что, - начала она, но скрип двери прервал её тираду.
В образовавшуюся щёлку протиснулась голова Ивара, того самого сына плотника. Его рот при виде Эйвион раскрылся сам собой.
- Ишь ты, - протянул Ивар, - прям невеста.
Щёки Эйвион зарделись.
- Её милость тебя кличет. Говорит – немедля, бегом, к ней в опочивальню.
Глава 2
ЧЁРНАЯ ДЕВА
Эйвион прикрыла за собой дверь, тут же моргнув от капель дождя, брызнувших в лицо.
Каморка матушки Маргет находилась в подвале Восточной башни, самой старой из всех, и ныне использовавшейся под склады. Чтобы попасть в господские покои, требовалось пройти через весь двор замка - тесный, грязный, загромождённый беспорядочно лепившимися друг к другу хозяйственными постройками и жилищами челяди. Двор был замощён лишь частично, возле главной башни – самой новой и высокой. Судя по всему, в своё время булыжник просто выломали из мостовой, чтобы использовать его при постройке донжона.
Эйвион накинула на голову капюшон – ради такого случая матушка Маргет одолжила ей свой плащ, - и двинулась вперёд, старательно обходя глубокие лужи. Платье оказалось слегка коротковатым, едва доходило до щиколоток, но в этом глиняном месиве забрызгать его грязью было проще простого.
- Гляди-ка! Наша леди куда-то спешит!
Несколько вилланов, возившихся возле хлевов, отвлеклись от работы, увидев Эйвион. Среди них она заметила Кадела. Она запахнула плащ поплотнее, но белое платье с яркой вышивкой всё равно упрямо выглядывало наружу.
- Куда собралась, красотка?
- Неужто у дхаргов нынче свадьба?
Эйвион стиснула зубы. В их сторону она старательно не смотрела, но всё же споткнулась и шлёпнулась на четвереньки прямо в лужу, подняв тучу брызг. Слуги громко захохотали.
- Лучше о свиньях своих думайте! – раздался рядом звонкий от гнева голос Айрис. – Тебе-то, Кадел, уж точно только ихняя свадьба светит!
- Что ж ты… корявая-то какая… - уже тише добавила она, помогая Эйвион подняться. Лицо у той было в потёках воды. – Пойдём, отчистим как-нибудь.
Из глаз Эйвион брызнули слёзы. Нет, не из-за этих насмешек. Плащ, конечно, помог, но спереди на чудесном белом платье красовалось большое мокрое пятно.
Айрис, не церемонясь, потащила её за руку, и остановилась только тогда, когда за ними захлопнулась дверь главной башни. Здесь Эйвион бывала много раз: в холле, самом обширном помещении замка, хозяева время от времени устраивали пирушки по какому-нибудь праздничному поводу, собирая старейшин деревень и начальников отрядов, но сейчас тут было холодно и темно. В камине застыла недельной давности зола.
Покои госпожи Блойдеин располагались на втором этаже, но вот туда Эйвион никогда не приглашали.
- Пойдём, - ещё раз повторила Айрис, дёрнув подругу за рукав, - наверху комната есть, там свечи и вода.
Бегом поднявшись по каменным ступеням, девушки нырнули в крохотную каморку, заставленную комодами и сундуками, меж которых примостился лежак. На столе стоял кувшин с водой.
- Это комната Бригит, горничной её милости. Стой смирно и не мешай.
Айрис зажгла свечу, схватила кувшин и, опустившись на колени, принялась колдовать над платьем.
Эйвион застыла как изваяние, боясь вздохнуть. Прямо перед ней на стене висело зеркало: небольшой, локоть на пол-локтя, отполированный кусок светлого металла.
Эйвион видела своё лицо не один раз, но отражения в воде дрожали, плыли и ускользали, превращая его из просто уродливого в нечеловечески безобразное.
Айрис… такая красавица. А у неё почти вся левая половина лица напоминала оплавленный жаром бугристый камень, один огромный шрам, растёкшийся в стороны отвратительными щупальцами. Нерешительно подняв руку, Эйвион прикрыла ладонью скулу и подбородок. Кожа справа была нежна и бархатиста, глаза прекрасны: большие, глубокого синего цвета; брови с изломом, а над ними – чистый высокий лоб.
Губы у Эйвион задрожали. Ей иногда казалось, что она давно всё выплакала, но в этот момент из глаз вновь готовы были брызнуть слёзы.
Айрис вскочила на ноги, отряхивая подол своего платья.
- Всё. Готово. Немножко мокро, но это ерунда. Идём.
Покои госпожи Блойдеин находились всего в десятке шагов от комнаты горничной. Из-за дверей слышались голоса, один – явно мужской.
Айрис легко пожала подруге руку.
- Не трусь. Потом расскажешь.
И, приоткрыв дверь, она втолкнула Эйвион внутрь.
* * *
Эйвион остановилась, потупив глаза.
В комнате находились двое: госпожа Блойдеин, расплывшаяся в кресле рядом с жарко полыхавшим камином, а перед ней, присев на краешек стола – мужчина в высоких сапогах и замызганном сером плаще.
Стол был заставлен яствами: блюдами с пахнущими приправами кусками мяса и пирогами; на круглых боках посеребрённого кувшина зайчиками плясало отражение пламени.
- Ты не торопилась, - недовольно заявила госпожа Блойдеин, скривив пухлые губы. – Подойди.
Эйвион сделала несколько робких шагов. Каменный пол здесь, как и в каморке матушки Маргет, был застелен, но не колючей грязной соломой, а свежими листьями и цветами.
- Подними голову.
Мужчина в плаще смотрел на неё внимательно. Его взгляд чуть задержался на левой половине её лица, но Эйвион не заметила, чтобы что-то отразилось в его взоре. Лицо у него было сухощавым, с тонким орлиным носом и небольшим шрамом на правой скуле. А глаза – такие же синие и глубокие, как у неё. И совсем не злые.
|
|
|
