Любовь и брак: их противоречия

 

В романтическом мире Запада ни одно выражение люб­ви не ценилось так высоко, как брак. Однако любопытно, как мало было написано о любви в рамках брака. Великие писатели и поэты щедро тратили свой талант на описание романтической любви и иногда любви-адюльтера, как в «Анне Карениной» или «Мадам Бовари». Но счастливая жизнь супругов их не вдохновляла.

Любовь в браке, кажется, не привлекает и создателей кинофильмов. Когда показывают людей, занимающихся любовью, они почти никогда не состоят в браке, по край­ней мере не друг с другом. Можно подумать, что зрелище мужа и жены, любовно относящихся друг к другу, вызывает смущение, как будто мы еще дети, для которых закрыт вход в родительскую спальню.

Разумеется, на эту тему существует большой клиничес­кий материал. Но этот тип литературы мало что говорит нам о радостях супружеской любви. Он скорее имеет дело с проблемами, разочарованиями, неудачами любви в браке. Иногда мы встречаемся с усилиями писателя изобразить

[265]

Такую любовь, как в знаменитой пьесе Эдварда Олби¹ «Кто боится Вирджинии Вулф?», но и ее тема — не любовь, а отсутствие ее в браке.

Неужели брачная любовь так скучна, что не способна при­влечь наше внимание? Мы торопливо восклицаем: «О нет, совсем нет!», однако многие именно так и считают. Разве может супружеская любовь, осуществленная любовь срав­ниться со сладкой болью романтических влюбленных? Когда любящие супруги страдают, мы не находим их страдания привлекательными. Скорее, они угрожающие, потому что свидетельствуют о разочаровании и поражении. И нам они кажутся не литературными или поэтическими, а болез­ненными, клиническими. Мы предпочли бы их не видеть. А когда супруги счастливы в любви, что о них скажешь? Только то, что говорят волшебные сказки: «И с тех пор они жили долго и счастливо».

Справедливо также и то, что когда мы говорим о любви в браке, мы думаем не столько о любви, сколько о сложных институтах, частью которых может быть, а может и не быть любовь. Брак — это многое другое, помимо любви, в том смысле, в каком мы используем это слово, и любовь в нем становится почти необязательной, случайной.

Если рассматривать брак серьезно, выяснится, что это целый набор привязанностей, и только одну из этих при­вязанностей мы называем любовью. Когда люди говорят о проблемах брака, они обычно имеют в виду финансовые проблемы, проблемы детей, проблемы взаимоотношений с родственниками. Когда говорят о достоинствах брака, имеют в виду удовлетворение от хорошо устроенного дома и вовремя приготовленного женой ~ав последнее время и мужем — вкусного обеда. Мы почти никогда не слы­шим, чтобы супруг говорил, что любит супругу или что она его любит.

¹Эдвард Франклин Олби (1928 г. р.) — американский драма­тург. По пьесе «Кто боится Вирджинии Вулф?» поставлен очень известный фильм. — Прим. перев.

[266]

Возможно, причина в том, что любовь в браке слишком интимна, чтобы обсуждать ее с кем-то, кроме консультан­тов по семейным проблемам и юристов, когда дела идут плохо. Те, кто не удовлетворен супружеской любовью, либо признают свое поражение и подают на развод, либо нахо­дят иные компенсации для отношений, которые не прино­сят им удовлетворения и вызывают тревогу и беспокойство. А те, кто считает себя счастливым в супружеской любви, не испытывают потребности говорить об этом; их счастье на­ходит удовлетворение разными способами, которые суще­ствуют, когда отношения прочны и безопасны.

Что происходит с любовью?

 

Брак вскоре проясняет, какие мы на самом деле любя­щие. В браке человеческая природа проявляется так же, как в других сферах. Не брак создает трудности. Мы приносим их с собой.

Если партнеры приносят в брак невротические тенденции, слишком застывшие и не поддающиеся изменениям, слиш­ком враждебные любви, любовь просто не может расти. Возьмем, например, мужчину, который настолько скрытен и подозрителен, что не доверяет даже жене; она не знает, кто его деловые партнеры, сколько он зарабатывает и даже чем зарабатывает. Иными словами, он не позволяет ей узнать его, мужчину, человеческое существо во всех его измерениях; как же она может его любить? И как может тепло относиться к той ограниченной, жалкой части себя, которую он ей предла­гает? Взаимная привязанность их ослаблена полным отсут­ствием доверия, ведь они так много утаивают друг от друга.

Или подумайте о жене, которая все делает прекрасно; она превосходная домохозяйка, замечательно принимает гостей, образцовый член общины — двигатель местного родительского комитета, руководитель всей благотворитель­ности. Она никогда не проявляет никаких человеческих слабостей и не совершает ошибок. Когда человек так со­вершенен, никогда не допускает промахов, он кажется

[267]

нереальным. И у нас создается впечатление, что мы видим не настоящего человека, а маску.

Насколько мы знаем, у реального человека могут суще­ствовать самые разные чувства, в том числе враждебные и деструктивные. Но эта женщина не позволяет нам их ви­деть, она и себе самой не позволяет их видеть. Она не в состоянии выносить чувства, которые могут вступить в про­тиворечие с ее стандартами совершенства. Муж и дети чув­ствуют, что она их не любит, и в то же время испытывают глубокое чувство вины, потому что она непрестанно демон­стрирует им все внешние признаки своей любви.

Это два примера крайностей, и сомнительно, чтобы лю­бовь могла расцвести в браке, в котором у одного или обо­их партнеров такие глубокие личные проблемы и отклоне­ния от нормы. Но мы все в определенной степени вносим в брак свои неврозы, и брак, как правдивое зеркало, безжа­лостно их увеличивает. Мы видим, как в реакциях нашего партнера по браку к нам возвращается наша незрелость и неадекватность. Такой реакцией может служить откровен­ное гневное осуждение, открытое отвержение тех аспектов личности, о существовании которых любимая не подозре­вала или которые не желала замечать. А возможно, она скро­ет свое отчаяние, чтобы избежать ссоры. Погребет его под демонстрацией принятия, скажет себе, что за этого мужчи­ну она вышла и постарается сделать брак счастливым.

Если она действительно этого хочет, если способна при­нять неприятные черты своего мужа и тем не менее любить его всего, включая его недостатки, она поистине старается выполнить свою роль в партнерстве. И если мужчина мо­жет то же самое сделать ради нее, если способен принять не только ее силу, но и ее слабости и продолжать любить ее, они в самом начале того типа любви, к которому оба стремились и которая делает брак прочным.

К несчастью, так бывает не всегда, по крайней мере не с самого начала. Гораздо чаще партнеры впадают в отчая­ние; они теряют уверенность друг в друге и начинают друг друга винить в невыполнении обещаний, сделанных во время ухаживания. Во время ухаживания они преувеличивали

[268]

добродетели друг друга, а теперь впадают в другую край­ность — начинают преувеличивать недостатки. Они осуж­дают друг друга — иногда про себя, а иногда и открыто. После приема могут выпалить гневно: «Это было ужасно — в присутствии всех гостей!» Когда во время ухаживания один из влюбленных хотел поправить другого, он делал это мягко, с любовью; теперь поправки проходят в шипах разочарования. Очень вероятно, что последует гневный ответ в виде кон- Трнападения — и любящие обнаружат, что находятся по разные стороны пропасти нелюбви.

Злоупотребление любовью

 

Даже если любовь отравлена такими стычками и, воз­можно, безвозвратно искажена, партнеры совсем не обяза­тельно расстаются. Они продолжают жить вместе, испол­нять взаимные обязанности, хотя и неохотно. Мужчины острят по поводу брака, они помнят добрые старые холос­тяцкие дни и отпускают кислые шутки о том, что не знали, на что идут. Женщины над браком не смеются — со всеми его недостатками он все же лучше положения старой девы, от которого их спасает, но с ностальгией вспоминают свои мечты о том, каким должен быть брак. Жена жалуется на мужа подруге, та часто отвечает своими жалобами, усили­вая атмосферу неудовлетворенности.

И все чаще и чаще партнеры начинают искать удовлет­ворение отдельно друг от друга. Они могут приходить вме­сте и развлекаться, но развлекаются порознь, а не вместе. Их развлечения не зависят друг от друга. Они подобны рель­сам, которые идут параллельно и никогда не встречаются.

Они изливают свое разочарование друг перед другом, но не как влюбленные, ищущие утешения и черпающие силы друг в друге. Их брак становится свалкой, куда они вывали­вают все печали и горести, которые обрушивает на них враж­дебный внешний мир. От начального разочарования они переходят к взаимным обвинениям во всех неудачах — и в браке, и вне его.

[269]

Если по пути домой муж попадет в большую пробку и, может быть, поцарапает бампер, то лишь потому, что жена не думает о его удобствах и не подает обед на полчаса поз­же: это из-за нее он торопился и выехал в час пик. Если его отругал босс, снова ее вина: если бы ему не нужно было содержать семью, он мог бы бросить работу, от которой у него язва желудка. Она больше не его любимая спутница, а камень на шее — в водевилях синонимом слова «жена» было «цепь с ядром».

Естественно, она отвечает ему тем же. Она запасается всеми своими неприятностями: с детьми, соседями, хозяй­ством, с прислугой, если таковая имеется, и все это выва­ливает на мужа во время ужина. И если прямо не винит его во всех случившихся за день неприятностях, то намекает, что все это следствие выхода за него замуж.

Очевидно, такие партнеры используют друга самым не­приятным образом. Но именно такое злоупотребление любо­вью, превращение ее в свалку всех неприятностей и недо­вольств и удерживает многие браки от распада. Привязан­ность, которую такие люди испытывают друг к другу, может даже усилиться, хотя удовольствие, которое они доставляют друг другу, слабеет. Любовь в романтическом смысле исчеза­ет, но любовь как привязанность двух человек часто расцвета­ет на тех несчастливых и невольных возможностях изливать свои беды, какие дает брак. Если бы они не винили друг дру­га, им пришлось бы винить самих себя, а это еще больней.

Дело в том, что у нас есть либо козлы отпущения, либо болезненные симптомы. Брак избавляет нас от симпто­мов, предоставляя готового козла отпущения в виде парт­нера по браку.

Но мы дорого за это платим. Любовь, которой так зло­употребляют, теряет свой блеск. После гневного нападения и контратаки очень трудно делать страстные жесты: либо оба партнера к ним не расположены, либо не знают, как они будут приняты. Помириться после ссоры становится все трудней; в таком климате неудовлетворенности друг другом приятная сторона любви больше не может выра­жаться свободно и непосредственно. Любовь начинает

[270]

проявляться исключительно в узких рамках привычных вы­ражений, в тусклой атмосфере взаимного недовольства. Это очень далеко от того, что обещал брак.

Тюрьма для «я»

 

Однако самая тяжелая плата — изменения в личности партнеров. Неудача их любви заставляет обоих отойти за собственные ограничения. А это означает расцвет невроти­ческих тенденций, которые они принесли с собой в брак.

Неудача в попытке найти надежную любовь с другим человеком отбрасывает нас к первой любви, которую мы знаем, к примитивной, инфантильной любви к себе, кото­рая оказалась такой надежной. И этот тип любви, или нар­циссизм, может принимать самые разные формы. Обычно у партнеров, разочаровавшихся в браке, он принимает ту форму, которая у них была до брака.

Мужчина, который до брака отличался честолюбием, сей­час становится еще более честолюбив. Такой мужчина в конце концов безупречен и выше критики. Общество аплодирует ему, и никто не подумает спросить, не является ли его стрем­ление к успеху следствием неудач в любви к жене и детям. В старину такой мужчина в ответ на неудачу в любви мог ответить стремлением к власти в семье — он становился дес­потичным отцом и мужем. Авторитарный глава семьи рань­ше был более приемлем, чем в наши дни; сегодня мы нахо­дим такого мужчину старомодным и даже смешным.

Женщина тоже может стремиться к достижениям за пре­делами семьи и находить для этого все больше возможнос­тей. Но чаще она проявляет любовь к себе в каком-то ас­пекте своей роли в семье. Она может командовать мужем и детьми, принимать все решения, железной рукой в бархат­ной перчатке или без нее править домом. Она может дей­ствовать мягче и подавлять детей, излишне опекая и за­щищая их, держа их в пассивной зависимости от себя тог­да, когда они уже сами должны принимать решения. Мы привыкли неодобрительно смотреть на такие проявления

[271]

материнской любви, но преданная мать по-прежнему пользу­ется уважением в обществе и ее любовь к себе может ни­когда не осуждаться ни ею самой, ни окружающими, не­смотря на ее отрицательное влияние на мужа и детей.

Разочарование в любви может принимать другую форму: вместо господства — полная зависимость. Если нельзя про­являть любовь равноправно, давая ее, то можно выразить беспомощностью. В прошлом женщины хорошо справлялись с выражениями беспомощной женственности. Хотя элемент этой роли и сегодня составляет часть женской привлека­тельности для мужчин, проявление способностей и само­стоятельности быстро становятся более желательными, чем беспомощность. Болезнь — другое дело, и в эту игру могут играть оба пола. Мужчина может каждый день храбро та­щиться на работу, несмотря на язву, хроническую голов­ную боль и усталость; женщина стоически выполнять свои обязанности по дому, вопреки мигрени или болям в спине, и все должны сочувствовать и аплодировать, иначе их со­чтут бессердечными. Психосоматическая медицина доказала, что многие болезни не имеют явной органической причины. Больной одновременно свой враг и жертва; соматическое выражение психологических сложностей — ловушка, из которой очень трудно выбраться, если попал в нее, потому что такой образец поведения подкрепляется самыми ран­ними детскими переживаниями и трудностями.

Каков бы ни был образец поведения, он вероятнее всего будет тем, что наиболее глубоко связан с неудачными по­пытками любви в детстве. Отчужденный мужчина, чья за­стенчивость казалась полюбившей его женщине одним из его привлекательных качеств, еще более отчуждается: его единственная героическая попытка приблизиться и выра­зить себя в любви потерпела неудачу и он сдается и снова заползает в свою раковину. За завтраком он читает газету, молча сидит за столом в обед, весь вечер смотрит телеви­зор; он редко предлагает жене куда-нибудь пойти и не раз­решает ей приглашать друзей или принимать их приглаше­ния. Бывают супруги, которые почти никогда не разгова­ривают друг с другом.

[272]

Другие находят противоядие в алкоголе или азартных играх, в своего рода наркотическом пристрастии. Посколь­ку они явно не поглощены любовью, любая крайность для них, как вспышка яркого цвета в тусклом существовании. Им кажется: да какая разница? Ничто не имеет значения. Они считают, что по собственной вине или по вине другого человека, но любовь им изменила, а без любви ничто не имеет ценности.

Трудно жить с сознанием неудачи. Бывают случаи край­них реакций, но все мы в той или иной степени опасаемся неудачи в любви и пускаемся по дороге, которую уже про­ходили.

Можно сформулировать и по-другому: либо мы вырастем и сможет выработать позитивную привязанность к другому человеку, либо отступим в собственный узкий внутренний мир и все больше будем зависеть от своих невротических потребностей и порывов. Возможно, мы испытаем потреб­ность господствовать, чувствовать свое превосходство над кем-то или в чем-то, обижать и оскорблять кого-то, жало­ваться кому-то или быть от кого-то пассивно зависимым. Все эти потребности потенциально пагубны для любви. Если любовь достаточно сильна, она может ужиться даже с таки­ми потребностями, не потерпев ущерба. Но если любовь слаба, тогда эти невротические тенденции усиливаются, становятся подавляющими, они господствуют над нами и формируют наши отношения в нечто иное, чем удовлетво­ряющая привязанность.

Наша любовь часто слабее, чем мы сознаем, потому что большинство вступают в брак с отношением к любви, кото­рое сами не могли бы сформулировать и о котором могут даже не знать. Многие разновидности такого отношения мешают расцвету любви в браке.

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: