Кто первым нажал на спусковой крючок. 9 глава

По логике вещей в предполагаемой (а, может быть, она уже и вышла) работе автор должен будет развивать и подтверждать фактами те положения, которых мы только что коснулись. Но это же мальтузианство! может подметить любознательный читатель. Да. Нам тоже представляется, что это – чистейшей воды мальтузианство – теоретическая основа фашистской идеологии. Что, как говорится, и требовалось доказать.

Следует отметить, что мы не ставили перед собой задачи глубокого рецензирования сочинения А.Цуциева уже хотя бы потому, что для избранной нами темы в этом нет никакой необходимости. Тем более что буквально первые же три страницы работы нашу точку зрения подтвердили полностью. А поэтому из всей дальнейшей работы мы обратимся лишь к нескольким эпизодам для иллюстрации уже сделанного вывода. Например. В своей работе А.Цуциев пишет: «С середины ХУШ века сама история осетино-ингушских отношений предстаёт фактически как процесс ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ АДАПТАЦИИ двух этнических групп внутри накатывающейся на регион колонизации (иначе говоря – собственно государственности)». (С.8). Отметим ещё раз, что цитата вовсе не вырвана из контекста, ибо далее идет утончённое обоснование сравнительно лёгкого принятия осетинами российской государственности и специфически ингушским неприятием всей системы этой государственности. Это нам ясно уже с первых страниц. Нам нужен ХУШ век. И господин А.Цуциев даёт нам его. «Оба народа, - пишет он на следующей странице, - представляли собой к началу второй трети – середине ХУШ века две группы вольных горских обществ». (С. 9). Итак. Середина ХУШ века. Для чего нам это нужно?

Несколько ранее мы касались работы Комиссии Белякова, в описании Б.Б.Богатырёва, на заседании которой А.Галазов и С.Хетагуров высказали членам комиссии свою «версию» об автохтонности ингушей на их исконной территории. Поскольку, однако, как нам известно, фамилия Б.Богатырёва вызывает у осетин (73%) аллергию, обратимся ещё раз к интервью А.Галазова «ЛГ». «Вот вы представьте: - витийствует он, - на этих землях долгие годы жили казаки. Их дважды репрессировали – в 1918 и 1922 году, часть уничтожили, остальные вынуждены были бежать. Потом в этих станицах поселили ингушей, они жили здесь до 1944 года, после чего сюда – и тоже насильственно! – буквально согнали осетин из Грузии и русских из России». (Выделено мною – Ф.Б.). Что касается осетин из Грузии и русских из России – это особая тема. Ложь не меньшая, чем об ингушах.

Не будем перегружать работу свидетельствами дореволюционных российских учёных И.Гюльденштедта, Л.Штедера, Н.Яковлева и других об автохтонности ингушей на Северном Кавказе, сошлёмся лишь на одного из крупнейших кавказоведов Е.И.Крупнова, который писал: «Если же интересующий нас вопрос о происхождении ингушей, а в целом и о происхождении всего вайнахского народа не отрывать от общей проблемы происхождения иберийско-кавказского массива, то с ещё большей долей уверенности можно говорить о местном, автохтонном развитии всего этого массива на Кавказе уже с Ш тысячелетия до н.э.». (30).

А вот что на этот счёт даёт нам кандидат философских наук Президент Республики Ингушетия М.М.Зязиков: «Ингуши – исконно кавказский народ, с древнейших времён являющийся носителем общекавказской культуры, общекавказской цивилизации. Рассмотрение культуры ингушского народа вне общекавказского контекста невозможно. (Очень даже возможно – утверждает целый Научно-Исследовательский Институт Северной Осетии – Ф.Б.). Ингуши, как и многие кавказские народы, являются коренным населением Северного Кавказа со времён новокаменного века. Они формировались как один из многих кавказских этносов в постоянных сношениях с соседями-кавказцами и некавказцами, постепенно обогащая свою культуру ближневосточными тюркскими и многими другими элементами. Бесспорно ясен тот факт, что, даже несмотря на всю самобытность вайнахского культурного поля, культура ингушей своими корнями произрастает из общекавказской». (31). (Подчёркнуто мною – Ф.Б.).

А.Цуциев же берёт как данность развитие отношений между осетинами и ингушами лишь с середины ХУШ века, то есть практически с начала научного изучения Кавказа в русской историографии. Профессор же А.Галазов, ничтоже сумняшеся, не моргнув глазом, утверждает, что ингушей в Пригородном районе кто-то и почему-то поселил лишь в 1922 году, где им кем-то и почему-то было позволено прожить лишь до 1944 года. Что из этого сопоставления просматривается? Ответ может быть лишь один. С одной стороны довольно чётко видится стремление Северо-Осетинского института гуманитарных исследований в лице А.Цуциева путём утончённой фальсификации исторических фактов в извращённом виде представить общественному мнению историю ингушского народа, а с другой стороны – дремучее невежество высшего руководства Северной Осетии – Алании в лице профессора А.Галазова. Причём ничего парадоксального в этом их единении нет. Их объединяет один девиз: «Для достижения цели все средства хороши». А насколько умело А.Цуциев пользуется этими методами, мы уже говорили, но можно подтвердить ещё и следующим фактом. Цитата опять будет довольно длинной, но и не менее интересной.

«В ситуации с передачей Владикавказа Северной Осетии возникает вопрос – почему не была продолжена в данном историческом случае политика «паритета» между Северной Осетией и Ингушетией? Почему город не был территориально разделён, если не на «левую» и «правую» части, то каким-либо иным образом, более чутким к исторически определившейся социально-экономической структуре города? (Выделено мною – Ф.Б.). Вот так ставит вопрос А.Цуциев, будто бы, как исследователь, крайне заинтересованный в объективном, чутком подходе к решению этой очень острой проблемы. И отвечает на него следующим образом.

«Очевидно, что лоббистская активность осетинских представителей в Москве играла какую-то роль в формировании скрытого или явного «режима наибольшего благоприятствования для Осетии. (Спасибо хоть за такое признание – Ф.Б.). Однако версия, акцентирующая лишь это обстоятельство, неверно оценивает то, почему собственно осетинское «влияние» возымело столь очевидный результат. (Поспешили с благодарностью - Ф.Б.). Вряд ли Сталин был осетинским националистом. (Выделено мною – Ф.Б.). Скорее его «религией» была тотальная государственная власть, её духовная, идеологическая, территориальная и т.д. экспансия. Он являлся «имперским националистом». Представляется, что именно эта «державно-имперская» система политических ценностей питала его неприязнь к ингушам и чеченцам, восходящую, вероятно, ещё к временам Гражданской войны». (32).

Отметим ещё раз, что здесь господином А.Цуциевым представлен один из многих и многих примеров того, как осетинские исследователи-гуманисты, выворачивая исторические факты наизнанку, демонстрируют читающей публике свою учёность. Ну, в самом деле! Совершенно недвусмысленно А.Цуциев указывает читателю на то, что Сталин являлся «имперским националистом». А как прикажете это понимать? Ведь это нечто новое в исторической науке. Националист может быть демократическим, националист может быть реакционным. Но и тот и другой, хотя и с противоположных позиций, стремится апеллировать к своему народу, к своей нации с тем, чтобы занять желаемое для него место в рядах её лидеров. «Имперский» же «националист» – это что-то вроде «сапоги всмятку». Имперским может быть лишь великодержавный шовинист, каковым Сталин и был в действительности. Господину А.Цуциеву это его «изобретение» понадобилось, конечно, для того, чтобы представить Сталина в равной мере представляющим интересы всех народов Союза. В таком случае и назовите его, как и подобает, интернационалистом. Но это будет в корне противоречить концепции, разрабатываемой Северо-Осетинским институтом гуманитарных исследований и направленной на оправдание злодеяний против ингушского народа. Это, во-первых. Во-вторых, по-Цуциеву получается, что Сталин стал жалкой жертвой «державно-имперской» системы политических ценностей», которая будто бы, повязав его по рукам и ногам, запеленав, питала его некоей смесью, содержащей элементы неприязни к чеченцам и ингушам. Что это? Детский лепет? Нет, конечно. Это расчёт на невдумчивого читателя с одной стороны и на оппонентов типа академиков Здравомыслова, Тишкова и других. С А.Цуциевым нельзя не согласиться лишь в том, что для Сталина тотальная государственная власть была «религией». Грубо поправ идею Советов, вытравив из них их сущность – народовластие, превратив их в политическую опору своей личной диктатуры, он и возродил этим самым «эту «державно-имперскую» систему политических ценностей», как именует её А.Цуциев.

Далее. Осетинский национализм Сталина А.Цуциевым для начала берётся под сомнение. Скорее, считает он, «религией» Сталина была тотальная государственная власть. Очень хорошо. А почему здесь одно должно исключать другое. А почему нельзя считать, что, став диктатором, сосредоточив в своих руках необъятную власть, он не мог оставаться осетинским националистом? А ведь для того, чтобы так считать есть вполне достаточно оснований. Вот факт.

10 февраля 1948 года Центральный Комитет ВКП(б), Генеральным Секретарём которой, будучи диктатором в стране, является не кто иной, как И.В.Сталин, принимает Постановление «Об опере «ВЕЛИКАЯ ДРУЖБА» Вано Мурадели. В Постановлении, в частности, указывается: «Исторически фальшивой и искусственной является фабула оперы, претендующая на изображение борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918-1920 г.г. Из оперы создаётся неверное представление, будто такие кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы». (Выделено мною - Ф.Б.). Приведённый материал требует некоторых комментариев. Вот они.

Господину А.Цуциеву представляется, что именно «державно-имперская» система политических ценностей, неизвестно откуда появившаяся, питала неприязнь Сталина к ингушам и чеченцам, восходящую, вероятно, ещё к временам Гражданской войны. Исследователь А.Цуциев, как истинный осетинский учёный, о столь важном историческом факте пишет только на том основании, что ему так представляется, что вероятно было так, а не иначе только потому, что этого не могло быть иначе. А если серьёзно, то сам собою возникает вопрос: «А почему это у Сталина неприязнь к ингушам и чеченцам восходит вдруг ещё к годам Гражданской войны? Ведь буквально в одно и тоже время, когда Сталин возглавлял оборону Царицына против деникинцев, Орджоникидзе возглавлял борьбу ингушей и других народов на Кавказе против деникинцев же. И разгром деникинцев под Царицыным несомненно предопределялся в известной мере самоотверженной борьбой ингушей против деникинцев и их верных союзников – осетин. Так не отсюда ли неприязнь Сталина к ингушам? Ведь двусмысленные намёки А.Цуциева дают достаточные основания так думать. Одно А.Цуциев утверждает без всяких экивоков, это то, что Сталин действительно питал, откуда бы она не проистекала, неприязнь к ингушам. А отсюда, если даже не говорить в связи с этим о приязни его к осетинам, есть основания утверждать (а основания эти даёт нам не кто-нибудь, а сам А.Цуциев), что Сталин, питая неприязнь к какому бы то ни было народу, не был интернационалистом. А, не будучи интернационалистом, он не был и подлинным коммунистом-большевиком. И это можно с большим основанием доказывать, хотя такого логического конца А.Цуциев вряд ли желал. Не думал, конечно, А.Цуциев и о том, что его намёк на время возникновения неприязни Сталина к ингушам относится к периоду Гражданской войны, может породить вот такую цепочку размышлений. С вполне достаточными основаниями можно утверждать, что роль С.Орджоникидзе в годы Гражданской войны нисколько не менее значима, чем роль Сталина. В 1937 году С.Орджоникидзе, не желая разделять перед народом, перед историей ответственность за тот курс, который был силой навязан стране, кончает жизнь самоубийством. Невольно, благодаря научным изобретениям А.Цуциева, приходится думать: а не явилось ли одной из причин такого исхода противоречие между подлинным интернационализмом С.Орджоникидзе и великодержавным шовинизмом Сталина, и, как части этой общей проблемы, глубокое уважение к ингушскому народу первого и неприязнью к нему второго. И далее.

Раз уж о неприязни Сталина к ингушскому народу говорит исследователь-гуманитарий, то почему мы не можем думать о том, что ничуть не меньшей неприязнью к ингушскому народу был заражён первый секретарь Северо-Осетинского обкома партии Д.Кулов, рассыпавшийся в славословии Сталину за территориальные приобретения Северной Осетией в связи с депортацией ингушей в 1944 году. А какие у нас могут быть основания для того, чтобы думать, что первый секретарь того же Северо-Осетинского обкома Агкацев этой же самой неприязнью к ингушам страдал меньше, чем Кулов? Вот так от товарища Сталина до товарища А.Галазова, в условиях смонтированной Сталиным формы Советской власти, эта неприязнь трансформировалась в ненависть, а ненависть – в фашизм, материализовавшийся осенью 1992 года.

А то, что Сталин никогда интернационалистом не был, достаточно убедительно говорит не только намёк А.Цуциева, а и другое постановление Центрального Комитета партии – теперь уже КПСС. Ровно через десять лет, 28 мая 1958 года ЦК КПСС принимает Постановление «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца». Так вот в этом Постановлении ЦК с должной прямотой хотя и со значительным опозданием, в частности, указывается: «В постановлении, вопреки историческим фактам, было допущено, в связи с критикой оперы Мурадели, искусственное противопоставление одних народов Северного Кавказа другим». (Выделено мною – Ф.Б.). Так вот, если А.Цуциев и его коллеги по институту гуманитарных исследований когда-нибудь и читали, что весьма сомнительно, эти постановления, им следовало бы ещё и ещё раз их прочитать и вникнуть в следующее положение, приведённое в этом же постановлении сразу же после только что приведённого.

«Некоторые неверные оценки в указанном постановлении отражали субъективный подход к отдельным произведениям искусства и творчества со стороны И.В.Сталина». (Выделено мною – Ф.Б.). И далее в постановлении указывается, что «субъективный подход И.В.Сталина к оценке отдельных произведений искусства проявился также в односторонней и тенденциозной критике» других опер «в редакционных статьях газеты «Правда», опубликованных по его указанию в 1951». Одним словом, в деятельности товарища И.В.Сталина можно найти массу случаев противопоставления одних народов другим. И не только по Северному Кавказу. Более того, в его речах довольно нередко можно было услышать: «мы русские», «нам русским», «от нас русских» и т. д., и т.п. И произносилось это человеком, всю жизнь прожившим среди русских, но так и не удосужившемся овладеть русской речью. А чего стоит его тост в честь Победы: «За великий русский народ»? А где, спрашивается, были в это время другие народы страны? (Где были ингуши и чеченцы, по утверждению галазовых да цуциевых, об этом особый разговор). Известно ведь, что белорусы положили на алтарь Победы жизнь каждого четвёртого своего гражданина. Единственно, кто оспаривает эту жертвенность в борьбе с врагом, так это осетины (73%). Не отсюда ли пошла всегда ироническая, иногда шутливая, иногда с болью произносимая по тому или иному случаю реплика «младшего брата»?

А чего стоят слова из Гимна страны: «Союз нерушимый… сплотила Великая Русь!» Разумеется, слова эти были написаны не Сталиным. Они, как известно, были написаны великим мастером по написанию текстов гимнов, а затем их переделке по принципу: чего изволите? С.Михалковым. Для него вовсе не важно, кто его сплотил. Для него важно потрафить властям предержащим, от которых зависит его благополучие. Но будут эти слова приняты к исполнению или не будут, целиком и полностью зависело от Сталина. Однако и для него, как и для С.Михалкова оказалось, что Союз Свободных Республик сплотили не бессмертные идеи: Свободы, Равенства и Братства, рождённые Великой Французской Революцией, их сплотила «Великая Русь». Вот и получилось – как сплотила, так и развалила. Развалила руками прораба разрушения Великой Державы, строителя по специальности, с уровнем, как и у его коллеги, «интеллектуального потенциала», не вышедшего за рамки потенциала заурядного секретаря обкома.

Отсюда, довольно чётко просматривается не только осетино-националистическая, но и великодержавно-шовинистическая сущность «товарища» Сталина И.В. Можно при случае, опираясь на достаточно многочисленные факты, убедительно доказывать, что развал Великой Державы был во многом предопределён тем, что на определённом этапе её развития во главе её оказался «с широкой грудью осетина» великодержавный шовинист.

Подобным образом работу А.Цуциева можно анализировать чуть ли не буквально по каждой странице. Ясно, что для этого нет никакой необходимости. Далее пойдём выборочно, при этом, постоянно остерегаясь, чтобы не уйти далеко в сторону от сюжетной линии и не погрязнуть в какой-то «мелочёвке». С таким вот условием обратимся к следующему утверждению А.Цуциева.

«В целом доминантной является точка зрения, что претензии ингушей на ПР исторически необоснованны (земли ПР были казачьими, а до того кабардинскими и – самый «священно-архаичный» пласт – алано-осетинскими). Тот факт, что ингуши проживали на территории ПР до казаков, то есть до 1860-х годов, не известен, вероятно, даже большей части гуманитарной интеллигенции Осетии. (Бедная большая часть гуманитарной интеллигенции Осетии! – Ф.Б.). Эта усечённая историческая картина, - продолжает далее А.Цуциев, - взята на вооружение официальной пропагандой в нашей республике: «если оглядываться на прошлое и объективно определить принадлежность ПР, то на тех землях, на которые претендуют ингуши, сотни лет проживали осетины, 63 года (1859-1922) – казаки, 22 года (1922-1944) – ингуши, уже 48 лет проживают не по своей воле осетины и представители других национальностей». (С. 87). (Всё выделено мною – Ф.Б.)

Первое, что на первый взгляд может показаться невероятным, так это то, что, приводя даты проживания в Пригородном районе осетин, казаков и ингушей, исследователь А.Цуциев ссылается на доклад А.Галазова «О вероломной агрессии ингушских национал-экстремистов против Северной Осетии», ссылаться на который ни при каких обстоятельствах не позволил бы себе уважающий себя учёный, да и элементарно порядочный гражданин. Более того, в нормально функционирующем обществе, А.Галазов, озвучивая эту хронологию, должен был бы сослаться на исследования А.Цуциева, А.Дзадзиева, Л.Дзугаева и других, а не наоборот, как это происходит в Северной Осетии-Алании. Всё дело, однако, в том, что доклад этот, как известно, делается в известное время, в известных условиях откровенно фашиствующим лидером. А исследователи-гуманитарии на лету подхватывают изрыгаемую им человеконенавистническую грязь и тиражируют её.

Не менее примечательным в данном случае является и следующий момент. Как было ранее отмечено, на станицах 8-9 своего исследования А.Цуциев утверждает: «С середины ХУШ века сама история осетино-ингушских отношений представляет фактически как процесс ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ АДАПТАЦИИ двух этнических групп внутри накатывающейся на регион российской колонизации…». И ещё: «Оба народа представляли собой к началу второй трети ХУШ века две группы вольных горских обществ». И не только в ХУШ веке, но и «В начале Х1Х века, - уверяет читателя автор, -параллельное (здесь уже без кавычек – Ф.Б.) вхождение Осетии и Ингушетии в российскую колониальную систему набирало ход. «Союзничество» осетин и ингушей в усилении российского присутствия в регионе было преобладающей тенденцией в отношениях двух народов к России, ищущих в ней гаранта безопасности». (С. 22). А на 87 странице читаем, что было всё не так, как писал А.Цуциев, а так, как сказал в своём «историческом» докладе А.Галазов.

А вот на следующей странице читаем и не такое. «Ингуши потеряли ПР, так как не смогли решить проблему исторической адаптации к «государственной жизни», не смогли преодолеть такие черты своего национального характера, как импульсивность, агрессивность, склонность к круговой поруке и замкнутости. Ингуши не смогли преодолеть того архаичного культурного комплекса, в рамках которого набеги и грабежи считаются достойным занятием». Но ведь это же клевета на целый народ. Это не что иное, как пропаганда фашистской идеологии. И при этом А.Цуциев ссылается на одного из корифеев исторической науки Северной Осетии - Алании и своего кумира М.Блиева. Поскольку у меня иные авторитеты, позволю себе факт из личной жизни.

В начале 50-х годов мне, студенту, скажем, волею случая, довелось оказаться членом Учёного Совета Грозненского педагогического института. Где-то осенью 1954 года к Совету с просьбой обсудить рукопись его статьи и дать добро для публикации обратился преподаватель Истории средних веков Александр Семёнович Минский. Название статьи, разумеется, не помню, но суть её содержания состояла в том же самом, в чём состоит суть всей работы А.Цуциева: чеченцы и ингуши не вписались в систему Советской власти, существовали за счет грабежей, а во время войны стреляли в спину советским солдатам. Так вот от этой его рукописи не осталось камня на камне. Разнесли её в пух и прах директор Института Хабеч Аслангиреевич Пчентлешев – адыгеец; зав. Кафедрой истории СССР Тавакалян Николай Аветович – естественно, армянин; зам. директора Института Гриценко Николай Павлович – этнический украинец; еще не дипломированный преподаватель Колосов Леонид Николаевич русский. Разнесли эту статью только потому, что она противоречила основным положениям марксистско-ленинской теории по национальному вопросу. А одно из этих положений, между прочим, гласит: «Не может быть свободным народ, эксплуатирующий другие народы».

Для господ цуциевых это положение не только не доступно их пониманию, но и неприемлемо в принципе. А поэтому, может быть, целесообразно будет привести к их сведению положение другого гения: «Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим «интересам», то погибнут эти нации, несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут»… Ф.М.Достоевский. Вряд ли и это положение для цуциевых будет приемлемым, ибо для них по существу приемлемыми являются лишь положения из «Майн Кампф».

Апогеем инсинуаций, нагромождённых автором-гуманитарием во всей его работе, можно посчитать, наверное, параграф «Война и период депортации ингушей». И тут буквально первый же абзац вынуждает возвратиться к той длинной цитате, с комитета которой мы начали рассмотрение работы. Там мы с определёнными условиями согласились с автором в том, что в период «параллельной биографии» двух соседствующих народов вполне возможно возникновение «диспропорций, асимметрий, разрывов в уровне и характере» развития этих народов. И вот теперь, подойдя к периоду войны, автор заявляет: «Именно в этот период исторического развития различия двух типов адаптации к имперской системе становятся настолько резкими, обострёнными, что их можно назвать уже альтернативными. Более того, - подчёркивает автор, - символическая альтернатива становится непосредственным историческим противостоянием двух этнических групп после 1944 года, когда одна из групп используется властями как средство уничтожения самой памяти или следов присутствия здесь другой этнической группы». (С. 63.).

Извинившись перед читателем, не могу не выразить минимум того, что по праву могу выразить по поводу этого словоблудия исследователя-гуманиста. Он, видите ли, откуда-то высосал «два типа адаптации к имперской системе». Один из этих типов, конечно же, осетинский. Так здесь следует говорить не об адаптации, а о невероятном приспособленчестве осетин (73 %) к любому режиму, об угодничестве перед этим режимом. (Об ингушах – в другом месте). Что же касается «имперской системы», то о какой это империи пытается рассуждать этот, с позволения сказать, исследователь? Я – этнически русский. Но русский кавказский. Мои предки, крепостные крестьяне, в четвёртом или пятом поколении были привезены из Рязанской или Пензенской губернии на берег Каспийского моря и проданы, или обменяны на что-то. В 1980 году я решил побывать на исторической Родине. Проехал по территории Тамбовской, Рязанской, Владимирской, Костромской, Новгородской и других областей, и воочию убедился в том, что из себя представляет Метрополия той Империи, о которой берётся судить этот адепт осетинского фашизма. Уже тогда я видел, как спивается мужская часть населения «Метрополии». Я достаточно хорошо представляю себе, как производимый в Северной Осетии суррогат травит население Центральной России. Я достаточно хорошо представляю себе безмерность цинизма Галазова, когда он заявляет о том, что для него понятие Северная Осетия неотрывно от России. Так вот, если оно действительно неотрывно, но только в том плане, что 60 % производимой в России водки, производится, как известно, в Северной Осетии. А, как минимум, процентов 70-80, очевидно, от этой, произведённой в Северной Осетии – Алании, направляется в Центральную Россию, как основной её потребитель. Вот таково соотношение Метрополии Российской Империи, и её «угнетённой» колонии, именуемой Северная Осетия – Алания.

А то, что исследователь А.Цуциев, пуская перед читателем слезу, пытается представить её действительно угнетенной, утверждается тут же, в этом же абзаце. А как ещё можно понимать его утверждение о том, что после 1944 года одна из этнических групп, читай осетины, «используется властями как средство уничтожения самой памяти или следов присутствия здесь другой этнической группы».

Господин исследователь, зачем же кивать на какие-то там власти, если эта этническая группа, как самая многоопытная представительница самой древней профессии, добровольно отдаётся любым властям. Ведь любому непредвзятому читателю известно, что около 3000 подвод стояли наготове в ожидании выселения ингушей, чтобы наброситься на их имущество. К тому же есть масса фактов, когда наиболее жаждущие чужого добра даже и не ожидали, когда хозяева покинут свои жилища, а прямо в их присутствии начинали грузить их имущество на свои подводы. А сплошные торжества вдоль улиц и на вокзале, когда везли и погружали в вагоны оклеветанный народ? Что? Всё это организовывалось и проводилось властями, воображаемой А.Цуциевым и представляемой им читателю, Империи? И всё это выдано всего лишь в одном абзаце на странице 63. А на странице 64 можно прочитать и вот такое.

«Депортация скорее была олицетворением «советской законности», чем преступлением против законности (не случайно депортированные народы в 1956 году были скорее помилованы, а не реабилитированы; кара была оценена как чрезмерная и лишь потому неадекватная, потому несправедливая)».

Читаешь и думаешь: на какой планете это писалось, а если и на планете Земля, то, на каком периоде развития человечества на ней? А чтобы читателю был понятен этот вопрос, приведём лишь самый минимум документов.

1.Указ Президиума Верховного Совета СССР № 10036 от 16 января 1989

года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х гг.».

Чтобы не утомлять читателя, отметим, что первый же пункт указа

начинается довольно длинным перечнем органов, принимавших решения о репрессиях, а заканчивается так: «Считать всех граждан, которые были репрессированы решениями указанных органов, реабилитированными». (Выделено мною – Ф.Б.).

2. Декларация Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав». Один из пунктов Декларации гласит: «Варварскими акциями сталинского режима явилось выселение в годы Второй мировой войны из родных мест балкарцев,ингушей, калмыков, карачаевцев, крымских татар, немцев, турок-месхетинцев, чеченцев. Политика насильственного переселения отразилась на судьбе корейцев, греков, курдов и других народов.

3. Постановление Верховного Совета СССР «Об отмене законодательных актовв связи с Декларацией Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 года «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав». Первый же пункт этого постановления гласит: «Отменить акты высших органов государственной власти СССР, послужившие основой для противоправного насильственного переселения отдельных народов из мест постоянного проживания, ограничения прав граждан из числа этих народов, а также незаконной ликвидации некоторых национально-государственных образований.

4. Постановление Кабинета Совета Министров СССР № 336 «Об отмене постановлений бывшего Государственного Комитета Обороны СССР и Решений Правительства СССР в отношении советских народов, подвергшихся репрессиям и насильственному переселению». 6 июня 1991 года.

В постановлении указывается: «Отменить постановления бывшего Государственного комитета обороны СССР и решения Правительства СССР в отношении советских народов, подвергшихся репрессиям и насильственному переселению…»

5. ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА. Принята Верховным Советом РСФСР 22 ноября 1991 года. То есть за год до злодеяния в Пригородном районе. Декларация содержит 40 статей. Обратимся лишь к Преамбуле и статье 1. Преамбула гласит: «Утверждая права и свободы человека, его честь и достоинство как высшую ценность обществаи государства, отмечая необходимость приведения законодательства РСФСР в соответствие с общепризнанными международным сообществом стандартами прав и свобод человека, Верховный Совет РСФСР принимает настоящую Декларацию.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: