Глава XX. У. Годвин и его анархичекие идеалы

Младшим современником А. Смита был сравнительно малоизвестный писатель, тоже примыкающий к философии просвещения и воспитанный под его началом, писатель, который в истории политической экономии больше известен лишь благодаря другому, более знаменитому своему сопернику, именно Мальтусу. Писатель этот — Уильям Годвин. Он интересен тем, что (кроме того, что подал повод Мальтусу написать «Опыт о народонаселении») является ранним представителем анархизма. В настоящее время сторонники, а равно и историки анархизма обыкновенно причисляют Годвина к числу его представителей и до известной степени понятно, почему и каким образом на почве такого просветительства и естественно–правового либерализма появляются также и идеи анархизма. Дело в том, что и у А. Смита, и у Локка, вообще во всей этой философской школе задачи государства сведены к минимуму, и главная забота политика состоит в их сокращении. Расширение задач государства есть посягательство на естественную свободу. Всегда существует опасность, если государство подвергает своему регулированию новые области.

Если же мысленно продолжить развитие государства в направлении этого либерализма, то дальнейшее ограничение задач государства есть сведение их к минимуму, т. е. в конце концов, к нулю, — идеал чисто анархический. Этот писатель сам по себе не особенно талантлив, не особенно интересен и блестящ, однако он выразил собою этот момент развития естественно–правового либерализма. Он жил с 1756 г. до 1836 г., первоначально учился богословию и был даже проповедником одной из сект, но затем поселился в Лондоне и занимался писательством до самой смерти. Сочинение, в котором он выразил свое анархическое мировоззрение, известно больше благодаря Мальтусу. Сочинение это озаглавлено так: «Исследование о справедливости политики и об ее влиянии на всеобщую добродетель и счастье» — и вышло в 1793 г. Сам Годвин анархизмом свою теорию не называет, однако и не чурается этого термина. Его исходным понятием является всеобщее благо, которое связано с сущностью души, то естественное благо, которого искали представители английского просветительства. В связи с таким высшим благом стоит высший закон нравственности. Законом этой высшей воли и высшим императивом нравственности является стремление к этому благу. То, что соответствует этому высшему благу, есть справедливость, а качества души, которые ведут к общему благу, есть добродетель. Одним словом, вся система этики, связанная со всеобщим благом, исходила из этой нормы и представления о всеобщем благе. Годвин отвергает право как учреждение, имеющее самые вредные последствия. Всеобщее благо требует, по мнению Годвина, чтобы не право, не совокупность каких–то законов, бесконечно сложных и постоянно увеличивающихся, но сама человеческая личность с ее естественными свойствами была основанием человеческого общества. Это — другими словами высказанное понятие о естественной свободе, о естественных правах человека. Строй жизни, основанный на господстве права, должен уступить свое место строю, основанному на безусловном господстве разума. Разум есть та сила, которая преобразует человеческое общество. Не нужно забывать, что год выхода сочинения Годвина — 1793–й год — был кульминационным пунктом великой французской революции с ее культом разума, и вообще все это время представляет апогей веры в разум во французском просветительстве и до известной степени в английском. Отвергая право, Годвин тем самым отвергает государство, на праве основанное. Он говорит, что государство зиждется обыкновенно или на силе, или на божественном праве, либо на взаимном договоре, причем ни одной из этих основ он не считает достаточной. Что касается силы, то она не есть фактор моральный и на этом основании не может обосновать государство. Что касается божественного права, то в это понятие разные люди вкладывают разное содержание и по своей неуловимости оно не может служить обоснованием государства. Наконец, всякий общественный договор как объяснение происхождения государства, недопустим, потому что мы не можем отречься от своей нравственной самобытности, а между тем правовое государство предполагает такое отречение. Всякое правительство, по мнению Годвина, есть тирания, различающаяся только по формам. Тирания может быть в одном случае тиранией меньшинства, в другом — тиранией большинства, но во всяком случае она есть зло. Упразднив государства, люди будут жить не уединенно, а в обществе, потому что общество, зарождающееся из наших потребностей, есть благо; государство же есть зло. Это общение людей скрепляется тем, что люди будут иметь в общинном обладании и управлении свое имущество. Отменой права и государства становится на очередь необходимость провести упразднение частной собственности, а упразднение частной собственности является основанием нового общества. Те общества, которые становятся на место государства, должны быть небольшими и возможно независимыми друг от друга. Из функций государства остались бы в этом случае только две, именно преследование несправедливостей против лиц и собственности и затем устранение недоразумений между общинами. Эти функции исполнялись бы судом присяжных и национальным собранием. Причем в первое переходное время пришлось бы эти органы наделить принудительной властью, но постепенно она должна быть отменена. Народному собранию следует поручать, по его мнению, меньше дел, нежели суду присяжных, потому что большинство решает «под влиянием посторонних причин, а не свободных размышлений». «Нынешняя система собственности» со всеми ее неравенствами и несправедливостью есть наибольшее препятствие к большему благоденствию человечества. Она должна быть заменена распределением, основанным на естественных потребностях, потому что справедливость, которая, как мы сказали, основана на осуществлении всеобщего блага, требует, чтобы каждому была обеспечена возможность жить. «Уравнение собственности» было бы благоприятнее для всеобщего блага, и оно осуществится после отмены права, когда исчезнет возможность насилия и когда, как он наивно выражается, начнут заниматься справедливостью. Перемена эта должна совершиться силою взаимного убеждения. Убедив наибольшее число людей, полагает Годвин, можно избежать насилий и кровавых революций. Человек, озабоченный этим и преследующий мирный переход от права к строю, основанному на справедливости, должен, следовательно, заботиться о распространении просвещения, поэтому практическим выводом из его теории является забота о распространении образования в стране. Самый переход от строя государственного к строю анархическому рисуется у него таким образом: для того, чтобы поставить вопрос в общественном сознании, нужно подвергнуть обсуждению департаментов или мирных самоуправляющихся общин все законы, существующие в данной стране. Соглашение общин при их обсуждении и при их утверждении приведет к тому, что государство в его целом окажется ненужным, оно распадается на ряд как бы соединенных штатов или федерально соединенных областей. Сначала все–таки оставалась бы общая конституция, которая признавалась бы этими государствами, но постепенно дальнейшее развитие приводило бы к сокращению содержания этой конституции, которое свелось бы рано или поздно к закону о распределении избирательных округов и выборов в национальное собрание, а затем сфера общего законодательства сократилась бы еще больше и образовалась бы федерация мелких общин, тогда была бы облегчена и отмена собственности. Таким образом, вот путь постепенного, мирного и как бы незаметного отмирания государства посредством обсуждения законов, сокращения законов общих, затем постепенного сокращения дел общих и, наконец, раздробления человечества на мелкие самоуправляющиеся единицы, основанные на коммунистических началах.

Едва ли нужно в настоящее время тратить много слов для критики этого проекта. Очевидно, с одной стороны, что он опровергнут дальнейшим хозяйственным развитием, которое совершенно не мирится с этими мелкими общинами, ибо оно привело к созданию народного мирового хозяйства, ведущегося в огромном мировом масштабе, а с другой стороны, не следует, конечно, много трудиться над критикой утопизма этого проекта. Любопытно, что Мальтус подошел к критике его не с указанных сторон, а со стороны тоже естественных факторов развития, которое Годвин совершенно не принял во внимание. Годвин считал, что этой реформой достигается разрешение социально–экономического вопроса, а Мальтус в своем «Опыте о народонаселении» старался показать, что даже если бы был разрешен вопрос социальный, этим еще не разрешается вопрос экономический, связанный с бытом населения.