Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Теория доказательств в Уставе уголовного судопроизводства императора Александра II. 6 глава




Карающая власть заинтересована в торжестве закона, равного для всех случаев; защита в том, чтобы суд обратил внимание на условия, среди которых зародилось и осуществилось преступление, как продукт воли отдельного лица, действовавшего, однако, в известной нравственной и общественной среде. Кто желает составить себе ясное представление о том, чтo входит в quid pгobandum по данному делу, должен взять вопросный лист, в котором поставлены вопросы о виновности. В этом вопросном листе излагаются все моменты quid probandum по данному делу.

В quid probandum входят вопросы о том, совершилось ли событие преступления, было ли оно деянием подсудимого и вменяем ли этот последний. Если событие преступления не вполне совершилось, то должен быть исследован вопрос о степени приведения злого умысла в осуществление. Если в преступлении участвовали несколько лиц, то должно быть расследовано участие каждого лица в отдельности. Обстоятельства, смягчающие или усиливающие виновность, должны быть также установлены.

При этом нельзя не заметить, что входит или не входит по закону мотив данного преступления в понятие последнего, он должен быть непременно выяснен. Мотив есть истинный источник преступления, и никогда просвещенный суд не удовлетворится следствием, не раскрывшим мотива преступления. Объясняя возникновение данного преступления, мотив имеет глубокое значение для психологического понимания деяния, а в случаях сомнительного душевного состояния подсудимого он представляет важный опорный пункт для заключения врача-психиатра. Из сказанного о quid probandum ясно значение этого пункта для правильного судопроизводства. Quid probandum установляет границы, далее которых следствие не должно идти. Точное установление таких пределов, совершаемое на основании материального уголовного права и некоторых процессуальных потребностей, дает отчетливость судебному расследованию. Эта отчетливость вносит известную простоту в дело, простоту, которая есть результат целесообразности. Суды, говорит Бэст, созданы для того, чтобы установлять или спорные предметы, или предметы, вообще нуждающиеся в доказательствах, и все, что не относится посредственно или непосредственно к этим предметам, должно быть прямо отброшено как не входящее в юрисдикцию трибунала, развлекающее его внимание и напрасно отнимающее у него время. Frustra probatur quid probatum non relevat.

быть прямо отброшено как не входящее в юрисдикцию трибунала, развлекающее его внимание и напрасно отнимающее у него время. Frustra probatur quid probatum non relevat.

 

Определение шестое

Между обстоятельством, служащим доказательством, и рассматриваемым уголовным делом, должна быть тесная связь.

Основания

In judiciis non remota sed proxima causa, spectatur. В суде принимается во внимание не отдаленная, а ближайшая причина. Правило это означает, что обстоятельством дела может считаться только то, что согласно определению пятому имеет связь с рассматриваемым уголовным случаем. Правило о том, что между обстоятельством, составляющим доказательство, и рассматриваемым делом должна быть тесная связь, разработано подробно в английской теории доказательств. Эта связь обстоятельства с предметом доказания называется относимостью (relevancy). Обстоятельство, относящееся к делу (relevant), может находиться с предметом доказания в отношениях причины или следствия, или быть причиною одних и тех же следствий, или следствием одной и той же причины. Наконец, между фактами может быть и такое отношение, в силу которого одно обстоятельство доказывают, что другое могло или не могло существовать, что оно вероятно или невероятно. Словом, как совершенно справедливо замечает Стивен, вопрос о связи между обстоятельствами дела (relevancy) есть не что иное, как частный случай применения индуктивного процесса, и что все это учение относится к вопросу о причинности вообще.

Четыре категории фактов, которые в обыденной жизни отнесены были к числу обстоятельств дела, изъемляются английскою теорией доказательств из разряда relevant facts, как это было указано в книге первой настоящего сочинения.

Эти категории фактов суть:

1. Факты подобные, но не связанные специально с рассматриваемым делом (res inter alios actae).

2. Факт, что лицо, не вызванное по делу в качестве свидетеля, утверждает, что известный факт существует (hearsay, свидетельство по слуху от другого лица).

3. Факт, что какое-нибудь лицо держится мнения, что данный факт существует (opinion, мнение).

4. Факт, что репутация лица такова, что представляет вероятным приписываемое ему деяние (character, репутация).

Все эти категории фактов признаются, не относящимися к делу (irrelevant) по совершенно понятной причине: их связь с рассматриваемым делом слишком слаба, чтобы на ней основать вывод, могущий иметь значение на суде.

Однако английская теория доказательств допускает некоторые исключения из только что изложенных воспрещений.

Так, по общему правилу, событие, доказывающее вероятность существования или несуществования спорного факта, вследствие только одного своего сходства с этим последним, не составляет обстоятельства, относящегося к делу.

Поэтому, такое событие и не может быть приводимо на суде как доказательство. Например, вопрос идет о том, совершил ли А. данное преступление? Факт, что он прежде совершил подобное преступление, не есть обстоятельство рассматриваемого дела и не может быть доказательством. Понятно почему. Прежнее преступление не находится в тесной связи ни с одним из фактов рассматриваемого дела. Но события, не связанные с рассматриваемым на суде, иногда допускаются в качестве доказательств психологических фактов, например, умысла. По обвинению в выпуске, в обращение фальшивых кредиток допускается доказательство, что подсудимый и прежде этим занимался. А в одном новейшем деле было высказано, что если совершение деяния доказано и остается нерешенным только вопрос о том, сознавал ли подсудимый преступность своего действия, то может быть допущено доказательство, что он совершал в то же время подобные же действия. Такое доказательство может дать основание для предположения, что, совершая свое преступление, подсудимый действовал не под влиянием заблуждения или ошибки.

Далее, по общему правилу, доказательства дурной репутации, делающей вероятным приписываемое подсудимому действие, не допускаются. Причина недопущения очевидна. Человек может быть вообще негодяем, но может быть совершенно невиновен именно в рассматриваемом преступлении. Репутация как улика очень опасна, а главное находится в слишком отдаленной связи с рассматриваемым преступлением.

Доказательства той или другой репутации человека, однако, допускаются в следующих случаях:

1. Допускаются на суде доказательства репутации человека, если она, сама по себе, по свойству дела, составляет обстоятельство последнего. В этом случае допускаются не только доказательства общей репутации, но и отдельные факты из прежнего поведения лица. Так, в тех случаях, где лицо обвиняется в содержании игорного дома, обвинитель может представить доказательства, что содержание подобных домов входило и прежде в занятия подсудимого. Так, в делах об изнасиловании допускается представление доказательств нецеломудренной жизни потерпевшей.

2. Подсудимый имеет право представлять доказательства своей хорошей репутации; понятно, что между судимым деянием и доказываемыми свойствами должна быть известная связь. Было бы нелепостью по делу о краже представлять доказательства, что подсудимый был всегда человек миролюбивый, гуманный.

3. Если подсудимый представляет доказательства своей хорошей репутации, то он превращает ее тем в обстоятельство рассматриваемого дела. Обвинитель eo ipso *(12) получает право возражать посредством перекрестного допроса или выставления особых свидетелей. Но как подсудимый имеет право говорить только об общей своей репутации, так и обвинитель не имеет права приводить отдельные факты из прежнего поведения.

Но если ссылающийся на свою хорошую репутацию подсудимый был прежде осужден за одно из особо поименованных в законе преступлений, то обвинитель получает право представить доказательство, что подсудимый был прежде осужден за подобное преступление.

Во всех этих случаях идет речь о репутации, как она сложилась во мнении людей, а не о наклонностях (характер) подсудимого, и дозволяется представлять доказательства общей репутации, а не отдельных фактов из прежнего поведения(11).

4. Репутация свидетелей, напротив, есть всегда обстоятельство рассматриваемого дела. Достоверность свидетеля непременно должна быть исследуема на суде, а потому доказательство той или другой репутации свидетеля всегда допускается. Правда, закон дает свидетелю право не отвечать на вопросы, клонящиеся к изобличению его в преступлении. Но свидетелю всегда можно предлагать вопросы о прежней судимости и прошлом поведении. Не так смотрит на дело наш кассационный суд. В кассационном решении 74/372, дела Рассудина высказано, что стороны не имеют права задавать свидетелям вопросы о личных качествах и о событиях прежней жизни, с целью подорвать их показания.

Правило о том, что мнение (opinion) не составляет обстоятельства дела, позволяет исключение в пользу допустимости на суде экспертизы по части науки и искусства.

Равным образом дозволяются некоторые исключения из правила о недопустимости свидетельства по слуху (hearsay evidence); но об этом предмете удобнее будет вести речь, когда будут рассматриваться отдельные доказательства.

Говоря о связи доказательств с предметами исследования, нельзя не заметить, что вопрос о такой связи возникает не в случаях, когда имеются прямые доказательства, а косвенные, улики, и притом улики не из категории необходимых, основанных на незыблемых физических законах, а из категории нравственных, опирающихся на какие-нибудь приблизительные обобщения.

Правило, изложенное в определении шестом, понятно, проходит и чрез наш Устав уголовного судопроизводства, как чрез всякий Процессуальный кодекс(12). Основное начало нашего Устава уголовного судопроизводства состоит в том, что судьи должны определять вину или невиновность подсудимого по внутреннему своему убеждению, основанному на обсуждении, в совокупности всех обстоятельств дела. Понятие "обстоятельства дела" одно и то же для всякого судопроизводства. Решение вопроса о том, составляет ли данный факт "обстоятельство дела", разрешается в каждом отдельном случае судом, которому едва ли в этом отношении могут быть даны в руководство какие-нибудь исчерпывающие правила. Здесь, по словам Бэста, решающим моментом часто является тот "юридический инстинкт", который приобретается только на практике. Старая максима: "Multa multo exercitamentis facilius duam regulis percipies имеет в этом случае полное приложение.

 

Условие тpeтьe. Лучшие доказательства.

Определение седьмое

Должны быть рассматриваемы лучшие доказательства, какие только возможны по природе данного случая.

Основания

Едва ли есть правило в английской теории доказательств, которое, с одной стороны, отличалось бы такою кажущеюся всеобщностью для уголовного процесса, а с другой вызывало бы столько различных толкований. Помимо того, что оно вызывает разнообразные объяснения, оно слишком односторонне связывается с частным примером, в котором его практическое применение только яснее выступает. Частный пример этот заключается в том, что когда сторона представляет не самый документ, а другое доказательство для восстановления содержания документа, то она обязана представить достаточные причины, по которым в суд не доставлено лучшее доказательство содержания документа, т. е. самый документ. Словом, в тех случаях, когда представленное доказательство само указывает, что оно только производное, второстепенное, что должно существовать первоначальное, первостепенное, то oтсутствиe этого последнего должно быть объяснено достаточными причинами, перечисленными в law of evidence.

Несомненно, что этот частный пример применения правила о лучших доказательствах есть только рельефный случай его приложения, но случай, верно рисующий самое правило. Драгоценный результат этого частного случая из английской судебной практики состоит в том, что доказательства делятся на первоначальные, первостепенные, и на производные, второстепенные, и что никакое доказательство не может быть принято в суде, если оно получает свою силу от другого источника, существование которого несомненно, но отсутствиe на суде не объяснено достаточным и законным основанием. Melius est petere fontes quam sectari rivulos. Разделение доказательств на первоначальные (primary evidence) и производные (secondary) в английской теории, правда, применяется, главным образом, к документам; но производные доказательства и от других видов первоисточников достоверности также отвергаются. Из этого можно сделать заключение, что правило о лучших доказательствах (best evidence) имеет более широкое значение, чем специальное правило о письменных документах. Действительно, из многих замечаний английских юристов можно заключить, что они понимают это правило в довольно широком смысле. Бэст замечает, что авторитетный английский судья в одном очень важном деле сказал: "Судьи и знатоки права всегда говорили, что есть одно только общее правило о доказательствах, именно, что должны быть представляемы лучшие доказательства, какие только допускаются природою отдельного случая"; а барон Джильберт, которому английская теория доказательств обязана своею систематизацией, сказал: "Первое и наиболее важное правило теории доказательств состоит в том, что сторона должна представлять высшее доказательство, какое только допускается природою данного случая", и далее: "Истинное значение правила, требующего представление лучших доказательств, какие только допускаются природою отдельного случая, состоит в следующем: не должно быть представляемо такое доказательство, которое ех natura rei, позади себя имеет высший источник достоверности, находящийся во владении и распоряжении стороны". В основании этого правила лежит предположение, что сторона, владеющая высшим источником достоверности и скрывающая его от суда, хочет что-то упрятать от судей или ввести их в заблуждение.

Но раз сторона доказала, что не в ее власти, по той или другой достаточной причине, представить первоисточники, допускается производное доказательство, какое угодно, ибо производные доказательства не имеют степеней.

Бэст очень широко понимает значение правила о лучших доказательствах и делает его основным положением теории доказательств. Он находит, что это основное правило разъясняется лучше всего в своем тройственном применении.

Первое применение этого правила состоит в том, что доказательства должны попадать в суд надлежащими, установленными путями, т. е. суд и присяжные должны решать дело не на основании своего личного знания случая, а по тем доказательствам, которые представлены на суде. Non refert quid notum sit judici, si notum non sit in forma judicii. Если бы судьи решали на основании своего личного знания, а не на основании данных, представленных на суде, то они бы часто постановляли приговоры на основании слухов или других, самых худших доказательств.

Второе применение рассматриваемого правила заключается в том, что доказательства должны быть первоначальные, а не производные, и что раз доказательство получает свою силу от другого источника, самый этот источник должен быть представлен, если это возможно.

Третье применение правила о лучших доказательствах состоит в том, что между доказательством и предметом доказания должна быть очевидная и близкая связь.

Мы не можем вполне согласиться с широким толкованием Бэста. В этом толковании правило о лучших доказательствах теряет свое истинное значение и превращается в общее место, захватывающее почти все правила о доказательствах. Следуя Бэсту, можно почти все положения о доказательствах свести к правилу о лучших доказательствах, так как несомненно, что основное стремление процесса добыть наилучшие источники достоверности. Превращая практическое требование английской юриспруденции в общее место, едва ли мы помогаем установлению точных правил о достоверности. Смысл рассматриваемого правила вполне ясен: если сторона представляет в суд производное доказательство, имея возможность доставить первоначальное, то является подозрение, что первоначальное почему-либо неудобно для стороны. Вот почему сторона должна достаточным образом объяснить, почему она не представляет первоначального источника. Раз убедительное объяснение дано, второстепеннoe доказательство допускается на суде. Не допустить при этих условиях последнего, значило бы заградить для стороны возможность доказывать свое дело. Вот почему, хотя и требуются лучшие доказательства, но такие, какие допускаются природою данного случая. Это разумно и практично. Правило это выработано в жизни, на отдельных случаях, и потому удовлетворяет потребностям правосудия. Понятно, что по аналогии оно может быть применяемо и к другим случаям, кроме письменных документов.

Обращаясь к законным причинам, по которым дозволяется представлять вместо первоначального документа второстепенное доказательство, нужно заметить, что английская теория разрешает это в следующих случаях: если доказано, что первоначальный документ погиб или затерян; если он находится во владении противной стороны, не выдавшей его, невзирая на сделанное к ней обращение; если он находится во владении лица, имеющего привилегию не выдавать его и пользующегося этою привилегиею; если он находится в руках лица, изъятого из юрисдикции суда, не могущего его законно принудить к выдаче того документа. Вопрос о том, насколько представленная стороною причина в действительности достаточна, разрешается судом, принимающим во внимание все обстоятельства данного случая.

Так, если сторона доказывает, что первоначальный документ, по существу не важный, был потерян, то такому заявлению можно без труда поверить, хотя бы время, посвященное разысканию его, было самое короткое. Этот вопрос прекрасно был разъяснен в одном уголовном деле. Дело шло о диффамации, напечатанной в газете "The Nonconformist". Для того, чтобы доказать, что номер газеты был выпущен в публику, вызвали свидетеля. Свидетель показал, что он состоит председателем литературного клуба, насчитывающего 80 членов; что номер газеты "The Nonconformist" был неизвестно кем принесен в клуб и оставлен там бесплатно; что недели две спустя газета была кем-то взята, по его предположению, из читальни, без разрешения и не была после того возвращена. Свидетель искал потом эту газету, но не мог ее найти; он полагает, что она затеряна или уничтожена. При таких условиях судья полагал, что второстепенное доказательство допустимо для восстановления содержания сказанной диффамации, так как первоначальный источник, по заявлению стороны, погиб или утерян. На такое допущение второстепенного доказательства была подана жалоба; но она признана неосновательною. Судья Альдерсон, произнося это решение, сказал: "Вопрос о том, был ли в действительности затерян документ и искали ль его надлежащим образом, разрешается согласно тому, идет ли дело о важном документе или о неважном". Возьмем для примера конверт от письма. Если бы дело шло о конверте от письма и сторона нам бы сказала: "Я искал его между своими бумагами, но не мог найти", я думаю, этого достаточно было бы, чтобы доказать, что конверт утерян. То же самое имеет применение к старому газетному листу. Если содержатель ресторана нам сказал, что он искал этот лист и не нашел его; что его, по всей вероятности, кто-нибудь унес, то этого совершенно достаточно для суда как объяснение потери первоначального источника доказательства. Если бы содержатель нам сказал, что он знает, что лицо А. забрало эту газету, то я бы его послал к А. узнать, имеет ли он газету, которую, как это доказано, он взял из ресторана. Но когда нет никаких указаний на то, кто именно взял газету, то мне кажется неразумным требовать, чтобы вы обошли всех 80 членов клуба с вопросом: кто из них взял газету? Неизвестно, где бы остановилось такое расследование, если вы спрашиваете всех членов клуба, то вы также должны расспросить и жен их, и детей, и слуг и вообще всех членов семьи; где же будет конец такому расследованию? Мне кажется, истинная граница устанавливается теми доводами стороны, которые способны убедить разумного человека в том, что сделана была добросовестная попытка добыть и доставить документ. Поэтому, я полагаю, что в деле была основательная причина допустить второстепенное доказательство для восстановления факта напечатания означенной статьи в газете "The Nonconformist". Мы привели это решение как иллюстрацию по вопросу о способах доказывания действительности существования законной причины непредставления первоначального доказательства.

При рассмотрении правила о лучших доказательствах возникает один очень важный вопрос: имеет ли это правило применение только к доказательствам in causa или же и к доказательствам extra causam? *(13). При проверке доказательств, представленных по делу, должно ли иметь приложение правило о представлении первоначального источника доказательства? Предположим, что защитник, допрашивая перекрестно свидетеля, расспрашивает последнего на основании письма этого последнего письма, которое находится в противоречии с показанием свидетеля на суде. Должен ли доказывающий предъявить самое письмо свидетелю или может на него только ссылаться, или же имеет право представить на суд только подлежащую часть письма? Ясно, что если допрашивающий пользуется письмом только для допроса, то он может его и не предъявлять, ибо письмо, в этом случае, является не доказательством, а только источником вопросов, имеющих совершенно самостоятельное значение. Если же письмо является доказательством против свидетеля, то этому последнему должны быть предъявлены подлежащие места письма или документа. В первом случае, письмо есть просто внесудебный источник вопросов допрашивающего; во втором оно играет роль опровергающего доказательства. В английской практике, после долгих колебаний выработалось, наконец, такое правило по поставленному вопросу: "Свидетель на перекрестном допросе может быть допрашиваем о прежних его утверждениях, записанных им самим или другими лицами, по предмету его показаний, без предъявления ему самого письменного документа. Нo если сторона намерена возражать свидетелю на основании такого письменного документа, то предварительно предъявления такого возражения должны быть показаны те части письменного документа, которые служат основанием для возражения. В этом случае суд имеет право потребовать для себя предъявления всего документа во всякое время судебного заседания, и воспользоваться им так, как он найдет это соответствующим целям правосудия". Такое же право может быть принято и у нас по аналогии с 627 ст. Устава уголовного судопроизводства. В ней сказано: "Не возбраняется прочитывать прежние показания явившегося свидетеля по отобрании от него новых, если изустные его показания не согласны с письменными, данными при предварительном следствии". Ясно, что если сторона имеет письменный документ, доказывающий ложность свидетельского показания на суде, то документ этот должен быть предъявлен, ибо он является доказательством против свидетеля, как в случае, указанном в 627 ст. Устава уголовного судопроизводства. Если же документ служит стороне только источником для постановки свидетелю вопросов изобличающих его ложь, то документа нет надобности предъявлять, ибо он не составляет самостоятельного доказательства. Ст. 627 именно имеет в виду тот случай, когда прежнее показаниe свидетеля является средством изобличения его лживости. Вот почему Сенатом и высказано было, что письменное показание свидетеля, несогласное с его изустным показанием, прочитывается на суде, но не тотчас после обнаружения противоречия, а когда кончится допрос его обеими сторонами (кассационное решение 1868, по делу Бильбасова). В этом случае прежнее показание свидетеля является доказательством против него.

Говоря о правиле, по которому требуются лучшие доказательства, какие только возможны по природе данного случая, мы имеем в виду не оценку силы конкретных доказательств, а только общее значение того или другого источника достоверности in abstracto. В действительности, при оценке данной массы доказательств в отдельном случае второстепенное доказательство может оказаться стоящим по достоинству не ниже первостепенного. Здесь идет речь об общих условиях представления доказательств, а не о силе доказательств в отдельном случае. В этом отношении правило о лучших доказательствах имеет такое же значение для процесса, как, положим, принцип непосредственности при разработке доказательств в уголовном суде. Устность судебного следствия, составляющая одну только сторону непосредственности, есть общее процессуальное условие. Но в ином случае, показание, определенно выраженное самим свидетелем на письме, может стоять по своему внутреннему достоинству выше сбивчивого, словесного рассказа на суде. Общие условия достоверности при оценке доказательств в отдельном случае, конечно, принимаются во внимание; но они главным образом имеют значение при решении вопроса о допустимости доказательств. Раз доказательство допущено на суде, оно уже подвергается индивидуальной оценке, а не оценке на основании общих процессуальных начал. Присяжные могут придать и второстепенному доказательству такое значение, какого, in abstracto, оно не имеет. Присяжные могут даже отдать второстепенному доказательству предпочтение перед первостепенным: таковы права свободной оценки доказательств. Начала, добываемые из общих процессуальных условий достоверности, для оценки доказательств в отдельном случае могут на суде играть роль предостережений; но эти отвлеченные предостережения не могут убить того впечатления, какое производится доказательством непосредственно и которое в действительности играет решающую роль в суде. Теория обязана выводить из общих процессуальных условий достоверности руководящие начала, играющие роль признаков при оценке отдельных доказательств. Но их значение на суде не велико, в сравнении с силою непосредственного впечатления, производимого тем или другим доказательством на ум судей факта.

 

Определение восьмое

Второстепенное доказательство не имеет степеней и, раз допущенное на суде, оно может быть представлено в любой законной форме.

Основания

Если по достаточном и законном объяснении, уваженном судом, о невозможности добыть первоначальное доказательство приводится второстепенное, то оно может быть представлено в любой форме, ибо второстепенное доказательство не имеет степеней. Конечно, оно должно быть законным доказательством; но сторона, получившая дозволение его доставить, может прибегнуть к тому или другому виду его, без ограничений. Непредставление предположительного лучшего второстепенного доказательства, если оно имеется, может быть только поводом к замечанию присяжным, чтобы они оценили поведение стороны, которая дает более слабые доказательства в то время, когда она, по-видимому, имела возможность представить более сильные. Правило о том, что второстепенное доказательство не имеет степеней, есть логическое последствие всего деления доказательств на первостепенные и второстепенные. Второстепенное доказательство восстановляет содержание первостепенного, и оно в себе содержит одно только указание, а именно, что позади, если можно так выразиться, имеется первоисточник. Но оно ни в каком случае не содержит в себе даже и намека на то, что есть еще и другой второстепенный источник для восстановления первоначального доказательства. Предположим, что путем свидетельского показания восстановляется содержание потерянного документа. Копия, скажем, была бы лучшим второстепенным доказательством. Но из природы свидетельского показания не следует, что где-то есть копия. Их, может быть, есть числом 50. Из этого, однако, не следует, что сторона должна дать отчет о всех 50 копиях или представить их на суд. Если, заметил судья Альдерсон в одном деле, одно второстепенное доказательство будет исключать другое, то сторона, доказывающая свидетелями содержание документа, должна будет дать отчет о всех второстепенных доказательствах документа, какие только когда-либо существовали.

Степени второстепенного доказательства потому уже не должны существовать в праве, что подобные степени могут быть установлены только понятием первоначальности источника достоверности. Но всякое второстепенное доказательство, какого бы вида оно ни было, будет в этом отношении подобно другому, хотя и неравно, быть может, по доказательной силе in concreto. Доказательная же сила определяется не формою, а присущею доказательству достоверностью.

Разделение второстепенного доказательства на степени, по силе достоверности, предполагало бы формальную теорию доказательств, по которой, например, прямое доказательство имело бы преимущество перед косвенным, письменный документ перед свидетельским показанием и т. д. Но такое расстепенение противно началу внутреннего убеждения, составляющему мерило при оценки достоверности доказательств. Английские юристы вполне согласны в принципе, по которому второстепенное доказательство не имеет степеней. Напротив, американские юристы, по-видимому, придерживаются следующего учения, почерпнутого из различных авторитетов практики. Если из природы самого дела открывается, что существует более удовлетворительное второстепенное доказательство, то стороне должно быть предъявлено требование о представлении такого доказательства. В тех же случаях, где сама природа дела не указывает на более удовлетворительное второстепенное доказательство, возражающая сторона не только должна убедить в существовании подобного доказательства, но и доказать, что оно известно было противной стороне в такой период дела, когда она еще могла его представить в суде.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...