Екатеринбургская гекатомба 5 глава

Царь-медведь

На месте дома Ипатьева, в котором в июле 1918 г ода была ритуально умучена Царская Семья, когда-то располагалась деревянная церковь Вознесения Господня (просуществовала до 1808 года) с примыкающим к ней погостом, возведенная на основании существовавшего здесь в далекие времена чудского капища. Об этом свидетельствовала небольшая часовня, построенная на месте алтаря старой церкви. В конце XIX века в этом здании находилось блудилище, «публичный дом».
Уральская чудь поклонялась Ваалу, известному в русских летописях под именем Велеса, или Волоса, персонификацией которого являлся живой медведь.
Как свидетельствует исследование Н.Н. Воронина (Воронин Н.Н. Медвежий культ в Верхнем Поволжье в XI в. // Материалы и исследования по археологии СССР. Л. 1941. №6. с.149-186), почитание медведя существовало на территории всей древней Европы и Сибири, в том числе и среди славянского населения, и после христианизации северных земель. Ритуальная борьба с медведем была одной из составляющих «медвежьего культа», причем, известно, что для этой цели нередко использовались выращенные в неволе специально обученные животные. Отголоском этого культа был сохранившийся до конца века институт медвежьих поводырей и прирученных медведей, а также описанный в литературе обычай травли медведей (см.: Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетиях. Т.1. Ч. II. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях, М, 2000, с.306- 317).
В зверинцах, существовавших в древности при языческих капищах и княжеских дворах, выращивались и содержались животные, в том числе и медведи, предназначенные для проведения «потех» или игровых поединков, имевших ритуальное значение.
В «Сказании о построении града Ярославля», известном по рукописи последней четверти XVIII в., но, вероятно, использовавшем народные предания, рассказывается о ритуальном поединке князя Ярослава Мудрого со священным медведем, обитавшим при чудском капище – «керемети», существовавшем на «чудском» конце в «селище», называвшемся «Медвежий угол», при впадении р. Которосли в Волгу» (Е. Пчелов, Три медведя в старейших русских гербах, «Гербовед», № 80, М., 2005, с.48-62).
Победа князя над свирепым зверем способствовала обращению волжской чуди в христианство, а на месте языческого капища был воздвигнут христианский храм. Герб города Ярославля, основанного по преданию, князем Ярославом, имеет изображения медведя, шествующего на поединок с секирой (или протазаном) на плече, а в наиболее древних вариантах с рогатиной или трезубцем, напоминавшим знак Рюриковичей.
«Медвежья охота оставалась особо значимой для русского государя и в дальнейшем. Причём эта охота зачастую являлась по сути единоборством. Юный Иван Грозный в возрасте 13-ти лет уже ездил на медвежью охоту. Особенно выделялся своими охотничьими подвигами Лжедмитрий I (…). Даже такой молитвенник, как царь Фёдор Иоаннович отдал дань традиционной царской «забаве», правда, взирая на медвежью травлю со стороны, устраивая по праздничным дням своеобразные охотничьи представления. Известно, что на медведя ходил царь Михаил Фёдорович. А с именем Алексея Михайловича связано известное предание о его чудесном спасении во время такой «охоты» в лесу под Саввино-Сторожевским монастырём. Тогда царь чуть не погиб в единоборстве с медведем, которого убил явившийся ему преподобный Савва. В более поздний период можно упомянуть медвежью охоту Александра II, вообще вернувшего охоте (после некоторого перерыва) статус церемонии Российской монархии. Этому эпизоду была даже посвящена отдельная статья «Выстрел Его Величества в медведя». Несмотря на то, что само «содержание» этого события оказывается в значительной степени «выхолощенным» [это уже не поединок, не единоборство, а меткий выстрел на охоте; хотя медведь и был обнаружен внезапно, жизни царя он непосредственно не угрожал (на сопровождавшей статью литографии В.Ф. Тимма рядом с Александром изображены и другие охотники), его глубинная семантика, как некоего фактора легитимации правителя, сохраняется. «Выстрел в медведя» происходит в 1857 г., т.е. в самом начале царствования Александра II (…)» (Е. Пчелов, Три медведя…, с.48-62).
Свидетельством того, что царская зоомахия носила сакральный характер, служат факты основания на месте княжеских зверинцев храмов или монастырей, что отразилось и в их названии, например, Зверинский монастырь в Новгороде или Зверинецкие пещеры в Киеве.
Можно предположить, что и старая церковь Вознесения, возле которой позднее был возведен Ипатьевский дом, стояла на месте, принадлежавшем некогда языческому зверинцу или каким-то иным образом связанном с культом дикого зверя. В пользу этого говорит как само название Пермского края, этимологически восходящее к имени зверя, так и герб города Екатеринбурга, имеющий в верхней части гербового щита изображение медведя, поддерживающего своим хребтом напрестольное Евангелие, т.е. как бы изображающим Св. Престол, что подтверждает догадку о перепосвящении языческого капища в христианский престол, а также дает объяснение факту известного по некоторым источникам наименования Екатеринбурга столицей Урала, по-видимому, по месту нахождения здесь главного языческого капища Ваала.
По мнению академика Б.А. Рыбакова, исследовавшего традиции древнейших славян, «культ гор, горных вершин, «красных горок», «красных холмов» - ближайших к небу точек земли <…> связан с культом Сварога», причем «широко распространенным названием ритуальных возвышенностей является «Лысая гора», которое в мифопоэтических представлениях славян тесно связано с «шабашем», как ритуальным действием, производимым на возвышенном сакральном пространстве. «Быть может, «лысыми» эти горы были названы потому, что их верхняя часть расчищалась под «требище». Существуют священные горы с названиями «Соборище», «Игрище», что говорит о ритуальных сборищах, на которые сходилось все население племени. В этом отношении совершенно особый интерес представляет гора Сленжа, или Собутка, на западной окраине праславянского мира, близ Вроцлава в Силезии <…>. Самым примечательным на Сленже является то, что здесь обозначен различными отметами путь по лесистым склонам горы до ее вершины. Этими указателями пути являются скульптуры из камня (медведь, человек с рыбой) <…>. Скульптуры сделаны очень обобщенно и сильно пострадали от местного обычая – бросать в магических целях в них камни. Е. Цегак–Голубович считает, что фигуры, обычно называемыми обобщенно медвежьими, принадлежат самкам, медведицам, и это сближает их с культом Артемиды (аналог семитской Астарты – прим.) Бравронии» (Рыбаков Б.А. Язычество древних славян, М, 1997, с..383 -387).
Относительно упомянутой Рыбаковым замены скульптуры медведя на композицию «человека с рыбой» как эквивалентного культового обозначения священной горы, любопытно привести замечание лингвиста о глубинных этимологических связях, существующих в индоевропейских языках в словах, использующихся для обозначения понятий, связанных с образами рыбы и медведя.
«Рыба часто соотносилась с культом животного (медведя –прим.) в качестве фаллического символа, в связи с чем интересно сопоставить др. англ. bera «медведь», но др.-англ. bears «окунь»; и и.ар. mallu «медведь», но русск. о-муль» (М.М.Маковский, Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках, М., 1996, с.215).
Интересно, что в 1937 году в сквере посреди Вознесенской площади был сооружен фонтан со скульптурной группой по проекту скульптора А.В. Кикина: мальчик, держащий в руках огромную рыбу, изо рта рыбы бъёт фонтан, по окружности бассейна - лягушки, от каждой из них бъёт струя воды к центру. Иконография этой скульптурной композиции восходит, по-видимому, к известной в римском императорском искусстве статуе императора Августа (Прима Порта), выражающей идею династического могущества рода Юлиев. «Император предстает перед нами в спокойной величественной позе, в панцире военачальника, с жезлом, поднятой рукой приветствующим свои легионы. Подпорка у ног сделана в виде дельфина с сидящим на ней малюткой Амуром. Дельфин — атрибут Венеры, которую род Юлиев и принадлежащий к нему Август считали своей божественной прародительницей. Амуру приданы портретные черты внука Августа —Гая Цезаря» (Всеобщая история искусств, с.158).
Нельзя не заметить, что магический обряд бросания камней (или каких–либо других ритуальных предметов) в каменные изображения медведя может быть непосредственно связан с традицией ритуальной медвежьей охоты и призван каким-то образом замещать или дополнять это древнее культовое действие.
Любопытно сделать этимологическое сопоставление названия Перми (Биармии?) и европейского Берна, известного как культовый центр медвежьей богини Артио, в честь которой в клетке на центральной площади содержались медведи (Соколова З. П. Животные в религиях, СПб, 1998, с.110).
Ритуальная охота на медведя как необходимый атрибут «царского делания» имеет «священным образцом» приведенные в 1 книге Царств слова будущего царя Давида, произнесенные перед битвой с Голиафом. «И рече Давид к Саулу: егда пасяше раб твой отца своего стадо, и егда прихождаше лев или медведица и восхищаще от стада овцу едину…и льва и медведицу бияше раб твой…Господь, иже изъят мя от руки львовы и от руки медведицы, Той измет мя от руки иноплеменника сего необрезанного» (1 Цар. 17, 34-37)
Библейский «священный образец» борьбы царя Давида с львом и медведицей, как прообраз его царского служения раскрывается и в связи с истолкованием образов двух животных как составляющих «архетип» царя Давида. Лев-символ колена Иудина (Быт. 39,9), и каждый потомок праотца Иуды может называться «львом» по родословию. С медведем царя Давида связывает само его имя, которое включает корень «дов-» - евр. медведь (ср. библ. имя Девора – «пчела», евр.«дваш» - мед и др.) Соответственно с этим именование Иерусалима как столичного города «градом Давидовым» или «медвежьим городом» является параллелью многочисленным «медвежьим городам» Европы и Древней Руси, названия которых сохранились в современной топонимике и говорят о распространенном здесь некогда культе медведя.
С «медвежьим родом» Давида связываются предания Средневековой Европы о происхождении королевской династии от медведя или другого зооморфного персонажа. «Короли Дании и Швеции, по преданию, произошли от девушки и медведя» (Мошков В.А. Новая теория происхождения человека и его вырождения, Варшава, 1907, с.64 – 65). Царская Семья, ритуально убитая в Екатеринбурге, генеалогическими корнями, как известно, была тесно связана с датским королевским домом.
Ритуальное убийство Царской Семьи в Екатеринбурге содержит аллюзию на царскую охоту царя Алексея Михайловича у стен Саввино - Сторожевского монастыря, в которой ритуальный поединок царя со священным зверем, символизирующий борьбу христианства с язычеством, заканчивается победой благодаря заступничеству преп. Саввы (Житие преп. Саввы Сторожевского // Жизнеописания достопамятных людей земли Русской X-XX век, М., 1992, с. 96).

Имеющий «медвежье» происхождение монарх вступает в ритуальный поединок с персонифицирующим царскую власть диким зверем – сюжет, восходящий к исследованному фольклористами противоборству героя со своим двойником (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996,.с. 274 – 279).
В Священном Писании медведица – один из символов власти. В видении пророка Даниила «зверь подобный медведице» (Дан.7, 5) – одно из четырех животных, символизирующих четыре мировые монархии. Символически образ престола Божьего или образ трона послеапокалиптического Последнего Царя, Потомка Давида представлен в иконографическом решении царского места Ивана Грозного 1551 г. в Успенском соборе Московского Кремля. По мнению И.М. Соколовой, резные фигурки четырех свернувшихся зверей, на которых утвержден престол, символизируют покоренные православным царем четыре библейских царства (Соколова И.М. Мономахов трон. Царское место Успенского собора московского Кремля, М., 2001, с. 28-29). Два из четырех изображенных под царским местом животных именуются в летописи «остроганами/оскроганами», то есть, священными животными из тех, что содержались в зверинце или остроге для ритуальных состязаний, и соотносятся исследователями с двумя последними животными из видения Даниила.
У орочей и удэгейцев существовал до недавнего времени (последний случай зафиксирован в 1932 г.) обычай ритуального убийства медведя, известный в этнографии как «медвежий праздник», некоторые обрядовые подробности которого могут дать к теме цареубийства любопытный сравнительный материал.

«Зверя сажали в специальный сруб и сверху закрывали бревнами. Для кормления медведя делали ритуальную посуду: корытце, чашку, большой ковш и ложки (…).

Стреляли с 3-х дистанций; с последней дистанции медведя добивал хозяин.

Голову медведя хозяин давал самому почетному гостю, который за это дарил ему собаку Гости ели, играли на музыкальных инструментах, пели, плясали, веселились. Праздник превращался в массовое ликование с пиршеством и угощениями».
Один из современных свидетелей пребывания Царственных узников в Екатеринбурге так передает свое впечатление от места их заключения: «Проходя мимо дома Ипатьева, я лично всегда получал тяжелые переживания: как тюрьма древнего характера: скверный частокол с неровными концами. Трудно было представить, что им хорошо живется» (Н. Росс, с. 368, Показания Дмитрия Малиновского).

Несомненно, что кроме практического (охраны от покушений, любопытных взоров), такая ограда имела ритуальное значение звериной клетки, острога или загона для диких животных.
В европейской карикатуре XVIII- ХХ вв., отразившей напряженный характер политического противостояния Европейских держав, нередко встречаются изображения русского медведя в короне, персонифицирующего русского монарха и его ресурсы.
Современные исследователи вопроса (А. Россомахин, Д. Хрусталёв, Россия как Медведь), приводят изображения английских карикатур: императрицы Екатерины с телом медведя, изображение русского медведя в короне, с характеристикой «очень расчетливый зверь» (a very prudent Animal).

Любопытна появившаяся в период после отречения Государя серия из четырех карикатур художника А. Радакова «История смирного медведя и веселого царя», представляющая сюжет поединка выпущенного из клетки белого (как на гербе г. Екатеринбурга) медведя с царем, карикатурно напоминающим Николая II, в результате которого царь и медведь меняются местами, медведь оказывается на свободе, а царь – в клетке.

Интересным артефактом, безусловно отражающим идею ритуальной «охоты на царя», владевшую пришедшими к власти в России большевиками, является монументально-декоративная композиция, сооруженная вокруг памятника Александру III перед Московским вокзалом в Ленинграде в 1927 году по проекту И. Фомина - «пугало в клетке», которая представляла собой обнесенный оградой, имитирующей звериный вольер, конную статую Александра III на фоне декоративных элементов: фрагмента колеса, винтовой башни и вознесенных на шестах букв СССР и изображения «серпа и молота».
Согласно Сравнительному словарю мифологической символики в индоевропейских языках, слово «dhaunos» в индоеврепейском праязыке означает зверь, медведь (М.М. Маковский, М., 1996, с.215). Таким образом, аббревиатура ДОН (большевицкое обозначение дома Ипатьева) может иметь также смысловое значение зверинца. Корень «дон» присутствует в одном из божественных имен – Адонаи, что указывает на культ медведя как «хозяина», «господина», являвшегося зооморфной персонификацией божества.
Во дворе дома Ипатьева, по свидетельству следователя Соколова, кроме нескольких невзрачных акаций и тополей стояла высокая пирамидальная ель – культовое медвежье дерево. А возле Харитоновских палат, согласно воспоминаниям современников, росли голубые ели –эти столь узнаваемые символы большевистской власти, которые, по свидетельству очевидца, «могли бы о многом рассказать». Любопытно, что, как говорили старожилы, при устройстве Харитоновского сада высаживались уже взрослые деревья, специально свозившиеся из разных достопримечательных и, возможно, древних культовых мест.
Один из цареубийц носил фамилию Медведев, эта же фамилия, по-видимому, не случайно была присвоена в качестве псевдонима другому убийце-чекисту М.А. Медведеву -Кудрину.
В протоколе осмотра дома Ипатьева, сделанного следователем Сергеевым, есть одна замечательная деталь. «Рядом со шкафом на стене (прихожей – прим.) стоит деревянная вешалка с десятью крючками, окрашенная в темный коричневый цвет, впереди ее чучело бурого медведя с медвежонком» (Н.Росс, Гибель Царской Семьи, с.38).
Эта же подробность уточняется в воспоминаниях Медведева – Кудрина, запечатлевших момент шествия Царской Семьи со второго этажа в расстрельный подвал. «На лестничной площадке стоит чучело медведицы с двумя медвежатами. Почему-то все крестятся, проходя мимо чучела, перед спуском вниз» (Ю.А. Жук, Исповедь цареубийц, М., 2008, с.187).
Не напоминает ли чучело медведицы в Ипатьевском доме известные по описаниям ученых-этнографов медвежьи скульптуры, стоявшие на пути к вершине культовой горы, а произведенный в подвале расстрел (заклание) - ритуальное побивание камнями?! Точно так же как и установленная позднее на площади перед Ипатьевским домом скульптурная композиция фонтана «мальчик с рыбой» (подобно найденным на культовых возвышениях изваяниям «человек с рыбой»), маркирующая сакральное пространство Вознесенской горы?
Имеются показания свидетелей, что комендант Авдеев называл дом Ипатьева не так, как он обычно именуется в других документах домом особого назначения, а в слегка измененном виде – дом особой важности, сокращенно ДОВ, т.е. медвежий, или дом Давида. Осознанно или повторяя чей-то каламбур, большевики ранга Авдеева сравнивали жертвы ритуального террора со священными зверьми.
В материалах Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков имеется ценное свидетельство о расправах над заложниками в г. Пятигорске в октябре 1918 года. «Грубые большевики всячески глумились над беззащитными людьми и порой обращались с ними, как с собаками, и гнали их из коридора в номера со словами: «Пошли вон в свои конуры, барбосы». Взгляд матросов-большевиков, приходивших в «концентрационный лагерь», на заложников в достаточной мере характеризуется словами одного из матросов, сказанными в их присутствии: «Здесь (то есть в Новоевропейских номерах) сидят не люди, а медведи и волки, которых нужно повести на гору Машук и поступить с ними так же, как с Николаем II, рассеяв их прах» (Красный террор в годы гражданской войны, М., 2004, с.38).
Интересно символическое значение оружия цареубийства – револьверов и трехгранных стилетов - «шваек». В традициях «красного» террора это должно было быть специально посвященное оружие. В покушении на цареубийство 2 апреля 1979 года на Дворцовой площади Александром Соловьевым был использован револьвер «Кольт Писмейкер» чудовищного калибра, прозванный террористами «медвежатник», так как сделан был по специальному заказу для медвежьей охоты. Это револьвер предсталял собой копию оружия, изготовленного для Императора Александра II, с которым Государь ходил охотиться на медведей.
В 1878 году для убийства шефа жандармов Мезенцова был использован, согласно воспоминаниям одного из участников покушения Адриана Михайлова, «итальянский стилет, сделанный по специальному заказу – «для охоты на медведей», было объяснено мастеру» (Деятели СССР и революционного движения России, с.151).
Николай Козлов

Волчье логово

Через год с небольшим после отречения и ареста Государя, в ночь с 16 на 17 июля 1918 года под надуманным предлогом не дать контрреволюции знамени для наступления на завоевания Октября он был ритуально убит вместе со всей Своей Семьей и верными слугами в Екатеринбурге в хасидской синагоге с присочиненным для ритуальной цели именем дома Ипатьева. Инженер Ипатьев приобрел дом, в котором, по всей вероятности, находилась тайная жидовская молельня, незадолго до перевоза в него Царственных Узников. Жена инженера Ипатьева, московская актриса М.Ф. Гельцер, была еврейкой, покупка же дома состоялась, как кажется, с одной только целью придания ему символического имени.
Чекист Михаил Кабанов, участвовавший в убийстве Царской Семьи, вспоминал: «Когда мы с тов. Юровским прибыли в дом особого назначения, тов. Юровский показал мне полуподвальное помещение с толстыми кирпичными стенами, сводчатым потолком, в окнах двойные рамы и железные решетки (потом мне стало известно, что это помещение ранее служило бывшему владельцу дома Ипатьеву домашней часовней)» (Ю.А. Жук, Исповедь цареубийц, М., 2008, с.128). Именно здесь и произошло цареубийство.

«Дверь, ведущая из этой комнаты в кладовую, всегда оставалась запечатанной и охране строго было приказано не открывать этой двери, так как в ней хранились вещи, принадлежавшие домовладельцу Ипатьеву» (Н. Росс, Гибель Царской Семьи, Посев, с.109, Показания Павла Летемина).
Трогательная забота большевиков о сохранности имущества инженера Ипатьева касалась, однако, лишь неприкосновенности кладовой комнаты от любопытства охранников. При осмотре дома Ипатьева следователем Сергеевым печать кладовой оказалась сломленной (Н. Росс…, с.58, Протокол осмотра № 14). Это наводит на мысль, что кроме имущества инженера Ипатьева в кладовой могли храниться и предметы, которые до установленного времени по требованию талмудической конспирации должны были быть сокрыты от любопытного взора караульной команды. Вполне возможно, что эта «кладовая» скрывала и какие-то особенности архитектуры или отделки, непредназначенные для всеобщего обозрения.
Маскировка под «кладовые» разных «старообрядческих молелен» или «комнаток» - известный прием революционной конспирации. Такая «кладовка», атрибутированная реставраторами как старообрядческая молельня по сохранившейся на ее стенах абстрактной живописи (?) находилась в известном особняке Рябушинского в Москве, в котором после революции поселился М. Горький, известный тесными связями со «свердловским» кланом (см.: С.В. Фомин, На царской страже, М., 2006, с. 611).
В самой расстрельной комнате Ипатьевского дома имелось подполье (Н. Росс, с. 285, Показания Анатолия Якимова), в которое, по показаниям свидетелей, сбрасывались опилки, использовавшиеся при замывке царственной крови. Интересно, что факт обнаружения кровавых опилок в подполье не отражен в документах колчаковского следствия, которое либо проглядело эту немаловажную улику, что маловероятно, либо кровавые опилки были извлечены до прихода белых частей. Нет в документах следствия и протоколов осмотра подземных коммуникаций (водоснабжения, канализации) и чердачного помещения.
Не исключена возможность того, что в доме были тайные помещения, «берлоги», не обнаруженные следователями, которые не могли не знать, что в расследовании убийства Царской Семьи они имеют дело с мастерами конспирации.
Жандармским офицерам и полиции должна была быть известна практика организации конспиративных квартир («пристаней») у староверов- бегунов и связанных с ними революционеров- подпольщиков, искавших убежища и вербовавших кадр «боевиков» среди старообрядческого населения Урала.
«Эти самые «пристани» содержались и в домах под лестницами, и в двойных кровлях, иногда и в каморках за двойной стенкой в избе (…). Были «деревни, где все дома соединены потайными ходами, и последний дом имеет ход в сады, перелесок, овраг…» (Жандармы в России, СПб., М., 2002, с.385-386).
В романе Д. Н. Мамина-Сибиряка, описавшего дом Растургуева-Харитонова, находившийся на Вознесенской площади в непосредственной близости от дома Ипатьева, «Приваловские миллионы» есть среди прочих такие строки: «...В подземельях дома печатались фальшивые деньги, сбываемые потом дикой глупой "орде". В этих строгих башенках и пустотелых колоннах имелись потайные люки, через которые спускали в глухие подвалы конкурентов "золотого короля" (Л. Расторгуева) или людей, знавших очень много, но не умевших держать язык за зубами. Их приглашали «на какое-нибудь пиршество и из-за стола они попадали в подвал».
В нижнем этаже дома Ипатьева до революции, по официальным сведениям, помещалась контора по операциям с черным металлом «Макшеев и Голландский». П.В. Мультатули, автор исследования о екатеринбургском ритуальном убийстве, ссылаясь на работу Н. Козлова «Священная война», положившей начало теме еврейского ритуального убийства в Екатеринбурге, замечает, что «Ф.Ф. Макшеев был инженером путей сообщения и состоял в масонских ложах (…). Точных данных о Голландском на сегодняшний день не имеется, но, по всей вероятности, он был русским евреем. Скорее всего, именно это обстоятельство дало возможность некоторым исследователям предположить, что в подвальной комнате, где была убита Царская Семья, размещалась еврейская хасидская синагога. Предположение это никакими убедительными доказательствами не подкреплено» (с.613). И на этой же странице приводит признание самого Ипатьева, имеющее значение сигнала для посвященных: «Мой дом, как его называли - Ипатьевский, был построен в семидесятых годах прошлого столетия. И за все время ни один мертвый не был из него вынесен. Никто в нем не умирал! Какая суровая ирония судьбы (…). Через пятьдесят лет в нем сразу было убито 11 человек. Сразу из него тайно вынесли 11 оскверненных убийцами тел!» (А.А. Волков, Около Царской Семьи, М., 1993, с.127).
Если утверждать, что в какое-то помещение по необходимости никогда не ступала нога женщины, значит, сказать, что в нем находится православный алтарь. Точно так же, сказать, что в доме никто не умирал, что из него не выносили мертвых не как случайное обстоятельство (мало ли домов, в которых пока никто не умирал), а как неотъемлемое достоинство, значит подчеркнуть его посвященный характер с точки зрения религии, для которой это обстоятельство имеет сакральное значение. Значит, сказать, что этот дом - синагога.
Синагога – греч. собрание, дом собрания. По –еврейски – бет кнессет. Этимологический перевод – волчье или медвежье логово. Корневая основа «кин», «кан», а также «бор», «бэр» в русском «собрание» или корень «сов» в слове «совет» указывает на смыслообразующий ряд, связанный с известным по историко-этнографическим данным понятием «волчьей стаи», «волчьего рода», как привилегированной, «тотемной» части древнего социума. Отсюда в современном русском «братки», «братва», синонимичное «воры», «урки», «волки» в значении воровской шайки, преступного мира.
По талмуду, синагога должна быть везде, где имеется 10 евреев. Синагога, или молитвенный дом устраивалась обычно на высоком месте поблизости от источника текущей воды, необходимой для совершения омовений перед молитвой.
«Применительно к плану здания синагоги галаха требует, чтобы помещение имело окна. Желательно, чтобы в здании был вестибюль. Здание синагоги должно быть ориентировано на Иерусалим. Поскольку не всегда возможно, чтобы синагога была обращена к Иерусалиму, установлено, чтобы направление соблюдалось настолько, насколько это возможно в данных обстоятельствах (…). Возникновение хасидизма в 18 в. оказало значительное влияние на синагогу. Хасиды придавали меньшее значение формальностям синагогальной литургии, настаивая на неформальной, эмоциональной стороне молитвы. Хасидские синагоги были гораздо меньших размеров и лишены богатых украшений; они выполняли функции своего рода бет-мидрашей, будучи помещением для собрания членов общины, изучения Торы, и, конечно, для молитвы. Здесь проводились трапезы конгрегации, и в обиходе синагогу называли штибл (на идиш `комнатка`). В хасидской синагоге не было оплачиваемых должностей: члены общины вели литургию сами (…). В апсиде, где находился ковчег, был полуподвал, который, по-видимому, служил генизой или использовался для хранения общинной казны…» (КЕЭ, том 7, кол. 830–849).
Из особенностей архитектурного стиля, характерных для синагогальных помещений, следует отметить разделение внутреннего пространства на два нефа при помощи арочных сооружений.
Нетрудно заметить, что все перечисленные особенности местоположения и архитектуры дома Ипатьева, включая обращенность арочного окна расстрельной комнаты на юго-запад по направлению к Иерусалиму, находятся в соответствии с галахическими требованиями. Дом Ипатьева, один из немногих в Екатеринбурге, был снабжен электрическим освещением, водопроводом (действовавшим от резервуара, наполнявшегося из водовозной бочки) и канализацией, которые в момент приезда Царственных узников находились в состоянии ремонта или реконструкции.
У восточной стены синагоги, как правило, находилось помещение для хранения синагогальных принадлежностей (ковчег): свитков Торы, семисвечника, трубных рогов, волторн, кружек для сбора пожертвований и, по-видимому, тех орудий пыток, которыми приводились в исполнение ритуальные заклания младенцев. В доме Ипатьева это место как раз и занимала опечатанная кладовая, в которой якобы хранилась мебель владельца дома.
О еврейской синагоге как месте предстоящих мучений прорекает верным Сам Иисус Христос: «возложат на вас руки и будут гнать вас, предавая в синагоги и темницы» (Лк.21, 12). В синагогах уже во время Иисуса Христа совершались убийства и мучительства христиан, по свидетельству апостола Павла, который «верующих в Господа заключал в темницах и бил в синагогах» (Деян.22, 19) и «по синагогам многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса» (Деян.26, 11).
В.И. Даль свидетельствует: «в У в. император Феодосий запретил строить синагоги в уединенных местах в предупреждение разных неоднократно случавшихся неистовств» (В.И. Даль, Записка о ритуальных убийствах, в кн.: Кровь в верованиях и суевериях человечества, СПб, 1995, с.392).
В.И. Даль приводит показание еврея Грудинского, свидетельствовавшего по Велижскому делу, что для ритуального извлечения крови из христиан «содержатся при синагоге железная корона, два железных копьеца, нож для обрезания, полукруглое долото для желобковатой раны младенца, бочка, в которой катают его для привлечения подкожной крови, и описывает со всею мелочною точностью вид и общее устройство этой бочки, как ее может описать только человек, тщательно рассматривавший предмет» (с.387).
В книге Р. Вильтона помещена фотография чекистского «красного уголка» (по выражению М. Касвинова, автора нашумевшего советского пасквиля «23 ступеньки вниз»), снабженная следующей подписью: «Комната красных комиссаров в Перми, украшенная еврейскими надписями, приветствующими III Интернационал, и портретами Ленина, Троцкого, Карла Маркса и Свердлова. (Фотография снята после убийства Романовых). В столе, который виден на помосте, нашли целый набор различных орудий пыток» (Р.А. Вильтон, Последние дни Романовых, Берлин, 1923 г.).

«Здесь следует отметить, - пишет Ю.А. Жук, - что Р.А. Вильтон нисколько не грешил против истины, так как всевозможные орудия пыток широко применялись в чекистских застенках. Так, в протоколе досмотра Следователем по важнейшим делам Пермского Окружного Суда Короновским (5 мая 1919 года производившего в музее Пермского военного контроля осмотр хранящихся там орудий пыток и насилия, обнаруженных в помещении бывшей Пермской ГубЧеКа), упоминалось о целом наборе таковых в виде плети, железного прута, кистеня и кандалов, на некоторых из которых были заметны следы крови» (Исповедь, с.17).
При осмотре дома Ипатьева следственной комиссией были обнаружены обильные следы крови не только на полу и стенах подвала, в котором было совершено убийство, но и в таких местах, куда кровь не могла попасть обычным путем —на дверных косяках, парадном крыльце и внешней стене дома.
В протоколе осмотра здания следователем Соколовым были отмечены следующие детали: «На обоях этой стены (отделяющей комнату убийства от опечатанной кладовой) по направлению к косяку двери, ведущей в кладовую, замечается множество кровяных брызг, почерневших уже от времени, но некоторые сохранили еще характерный для крови окрас: красновато-желтый. Все они идут от места выемок (сделанных следователем Сергеевым), т.е. снизу от пола вверх и слева направо от выемок. Характерна сама форма брызг, совершенно явственно видно, что некоторые из брызг дали характерную для кровяной брызги при полете ее «кавычку» (…). При осмотре стены дома, выходящей в сад, усматриваются многочисленные кровавые капли и брызги. Эти капли занимают по стене пространство до 4 аршин. Они расположены под окном, выходящим в сад из столовой, и имеют направление вниз от этого окна и справа налево, если смотреть из этого окна в сад. Некоторые брызги, сохраняя такое же направление, т.е. вниз от этого окна и справа налево, расположены под террасой. Две больших капли находятся у самого края второго от Вознесенского переулка окна нижнего этажа дома, между этим окном и первым окном этого же этажа к Вознесенскому переулку. Капли эти сохраняют такую же форму, т.е. сверху вниз и справа налево, если смотреть из верхнего этажа столовой из окна. Между вторым и третьим окнами нижнего этажа и между третьим и четвертым окнами того же этажа, считая от Вознесенского переулка, находятся круглой формы кровавые пятна в диаметре 2 сантиметра, напоминая как бы хватание кровавыми пальцами стены дома. Все эти кровавые пятна, брызги и пятна (так!) весьма бледного цвета, как будто бы кровь была разбавлена водой, попадая в эти места на стену. Начинаются капли и брызги под окном из столовой в сад в расстоянии от подоконника этого окна в 1 1/1 аршина и идут ниже. Пятна расположены между самыми окнами, находящимися почти на уровне почвы» (Н. Росс, с. 320).
Из протокола осмотра дома Ипатьева, произведенного следователем Сергеевым, видно, что пол в комнате, выходящей окном в сад, «носит на себе явственные следы замывки в виде волнообразных и зигзагообразных полос из плотно присохших к нему частиц песку и мела (как было установлены позже – это были следы замывки крови – прим. Н. Росса). По карнизам – более густые наслоения из такой же засохшей смеси песку и мела. Против внутренней входной двери имеется выход на парадное крыльцо, выходящее на улицу (Вознесенский переулок)». В комнате, расположенной налево от внутреннего входа, «пол окрашен желтой краской и в левой от входа половине носит на себе такие же следы замывки, как и пол передней. По карнизам пола также наблюдается скопление засохшей смеси песку и мела» (Н. Росс…, с.56, протокол № 14).
Согласно ветхозаветным и талмудическим предписаниям, земля, на которую пролилась кровь, должна быть «покрыта». Еврейская энциклопедия сообщает: «Часть пролитой крови должна быть покрыта землей. В этом заключаются все требования Шехиты, резки или убоя скота по еврейскому ритуалу» (Е.э., Брокгауза и Эфрона). Сказанное об убое скота, по всей видимости, относится и к человеческой крови, а также, безусловно, к Крови Св. Таинств.
«Кровь в той комнате, в которой производился расстрел, «сгруживали», по словам Клещева, в одну кучу метлой и сваливали в подполье, а потом замывали остатки водой» (Н. Росс, с. 285, Показания Анатолия Якимова). «Таким же образом, т.е. водой мы смывали кровь во дворе и с камней» (Н. Росс, с.276, Показания Проскурякова). «Следы крови во дворе заметали песком» (Н. Росс…, с.110, Показания Михаила Летемина).
«Для установления факта преступления» следователь выкрест Сергеев, по замечанию Дитерихса, «не замечает ни окровавленных салфеток и полотенец, ни обрызганной кровью стены, не разыскивает окровавленных опилок, которыми замывали пол…» (Дитерихс, с. 131).
Между тем почти в то же время другой «выкрест» по линии науки, для установления факта научного в нашумевшей статье словаря Брокгауза и Эфрона «Убийство детей и стариков» Штернберг обращает особое внимание на то, что «религиозные воззрения играют в таки