Динамика идентичностей, государственное строительство и границы в бывшем СССР

Особенности территориальных идентичностей в бывшем СССР

В бывшем СССР биэтническая, множественная и маргинальная идентичность получила широкое распространение благодаря многочисленным смешанным бракам, особенно в районах, расположенных в этнически разнородных пограничных зонах (например, в украинском и российском Донбассе, на Северном Кавказе), или в районах и городах, быстро выросших в ходе индустриализации или освоения новых районов и притягивавших мощные потоки мигрантов из разных частей страны. Так, в

Приднестровье около половины населения происходит от смешанных браков. В Донецкой области родители 55% новорожденных в начале 1990-х годов также принадлежали к разным национальностям, чаще всего это были русские и украинцы. В Казахстане до распада СССР около 1/5 всех браков заключалось между лицами разных национальностей и т.д. На постсоветском пространстве насчитываются многие миллионы людей, имеющих двойную или множественную идентичность.

В России множественная идентичность типична, к примеру, для районов расселения казаков, большинство из которых отличает себя от русских, но вместе с тем полагает себя одновременно и русскими. Многие россияне, происходящие от смешанных браков, не могут полностью отказаться от своей русской идентичности, от принадлежности к миру русского языка и культуры. Кем, например, может себя чувствовать родившийся в Баку сын армянина и азербайджанки, выросший в русскоязычном окружении, а затем из-за армяно-азербайджанского конфликта вынужденный переехать в Россию? Наиболее естественный ответ – советским человеком!

Неудивительно, что «советская» идентичность значительной части граждан не только России, но и других бывших союзных республик не исчезла после распада СССР, а продолжает существовать, хотя и в большинстве случаев не носит идеологической окраски, а лишь отражает материальные неурядицы, ностальгию по былой стабильности, отсутствию межнациональных конфликтов и границ между советскими республиками.

Люди с советской идентичностью по-прежнему отождествляют себя со всей территорией бывшего СССР, и в их сознании общие для новых независимых государств границы сохраняют смысл. По опросам ВЦИОМ, в 1989 г. не русскими, а именно советскими людьми считали себя 30% всех русских, а в космополитических российских столицах – Москве и Ленинграде (Петербурге) – 38% [Дробижева и др., 1996]. В постсоветский период, согласно многим опросам, доля русских с советской идентичностью колеблется в зависимости от района в пределах от 10 до 30%. В целом по России в 1997 г. 12,4% респондентов все еще чувствовали себя советскими людьми, а еще почти четверть не смогли толком ответить, кто они такие. Другими словами, более 40% российского населения не могли или не хотели идентифицировать себя со страной, в которой они живут. Это означает, что перед российским государством стоят серьезные задачи строительства общенациональной политической

идентичности. На каких принципах она должна основываться, еще не до конца ясно. Одни полагают, что современная РФ – преемница старой России, а почти 75 лет советской истории были лишь трагической ошибкой, с последствиями которой нужно бороться, другие выступают за преемство с бывшим СССР, третьи – и со старой Россией, и с СССР, четвертые выступают за поиск нового пути, не связанного прямо ни со старой Россией, ни с СССР. Не случайно в конце 2000 г. в российском обществе развернулась острая дискуссия о государственных символах – иконографии.

В других бывших советских республиках группа населения с «советской» идентичностью включает большую часть русскоязычных жителей, не принадлежащих к «главной» (титульной) национальности, независимо от их этнического происхождения. Эта новая идентичность со странным названием «русскоязычные» основывается на общности статуса, рода занятий (русскоязычные жители большинства республик проживают главным образом в городах и заняты в промышленности, науке, здравоохранении и образовании) и особенно образования и культуры. Все русскоязычные, как правило, не владеют государственным языком и одинаково страдают от повсеместного форсированного перехода на него, отсутствия или резкого сокращения возможностей получить образование на русском языке, дискриминации в государственных учреждениях.

Согласно концепции либерального национализма, естественный ход истории приводит к образованию национального государства и, следовательно, политическая идентичность развивается на базе этнической. Однако гораздо чаще государства, а не нации создают одновременно и политическую, и этническую идентичность.

Перед руководителями новых независимых государств в бывшем СССР объективно встала задача сплочения разнородного в этническом и культурном отношении населения в политические нации – превращение их в лояльных граждан своей новой страны, разделяющих ее национальные символы, имеющих единые представления о ее истории и границах, традиционных союзниках и потенциальных внешних угрозах.

Кроме того, для многих республик – Украины, Молдовы, Казахстана и др. актуальна задача сплочения не только меньшинств, но и самой титульной нации, поскольку в силу исторических причин у ее различных региональных групп не сложилось общего представления о своей нации.

Пути государственного

И национального строительства

В бывшем СССР

Существует два принципиально различных пути государственного строительства.

• Построение национального государства титульной (или «главной») этнической группы по европейским образцам XIX в.

• Формирование государства всего населения страны, вне зависимости от его этнической или культурной принадлежности, что предусматривает меры по охране прав меньшинств и сохранению их языков, культуры и традиций.

В первом случае основой национального государства служит одна из этнических групп. С точки зрения географии, опорой такого государства обычно служит район, который был в наименьшей степени подвержен влиянию центра и был позже включен в состав империи, В условиях бывшего СССР это чаще всего относительно отсталые сельские районы.

Во втором случае общенациональное государство, обеспечивающее приоритет индивидуальных интересов над групповыми (т.е. в том числе любой этнической группы), ищет поддержку всего народа, независимо от национальной принадлежности граждан. Конфликт между группировками политической элиты, пытающимися реформировать свою страну по иностранным моделям, и теми, кто отстаивает ценности традиционной культуры, сопротивляясь волнам модернизации, типичен не только для постсоветского пространства. В этом случае конфликт между центром и периферией совпадает с конфликтом между группами, занимающими в обществе доминирующие и подчиненные позиции.

Заявляя о своей приверженности второму, современному пути, на практике руководство многих постсоветских государств принимает меры, ущемляющие интересы меньшинств.

Государства используют в строительстве национальной и политической идентичности имеющиеся в их распоряжении мощные средства:

• политику в области функционирования языков;

• систему образования;

• регулирование деятельности средств массовой информации;

• пересмотр взглядов на историю;

• экономические рычаги и региональную политику.

Языковая политика служит одним из самых эффективных средств укрепления старых или создания новых идентичностей. В Молдове,

Узбекистане, Эстонии и Грузии для 70-80%, а в бывших автономных республиках РСФСР – для 35-45% лиц титульной национальности именно язык был в 1970-1980-х годах основой этнической идентичности. Неудивительно, что пришедшие (или во многих случаях, скорее, оставшиеся у власти) к власти политические элиты в новых независимых государствах повели широкомасштабную кампанию по сокращению использования русского языка, полагая, что его употребление противоречит формированию лояльного отношения к новому государству.

Только в Белоруссии и с 2000 г. в Киргизии русский признан вторым государственным языком. В других странах законодательными и административными средствами он целенаправленно вытесняется из едва ли не всех сфер деятельности. Это аргументируется восстановлением справедливости и устранением перекосов, возникших за долгие десятилетия, когда русский как язык межнационального общения в бывшем СССР имел неоспоримые преимущества. Действительно, расширение применения титульных языков в новых независимых государствах вполне закономерно. Однако функционирование языков – исключительно деликатная сфера, и форсированные, а тем более насильственные действия, ущемляющие законные интересы меньшинств, недопустимы. Во всяком случае, перестройка языковой сферы – процесс медленный, ибо русский неминуемо будет играть важную роль во многих республиках еще долгие годы.

Так, в Украине в 1999 г. 39% населения говорили только на русском языке и 40% – только на украинском. Русский язык оставался предпочитаемым почти для половины населения страны. Доля тех, кто говорит только или чаще всего на русском, убывает приблизительно па 1% в год.

В Казахстане русский является языком предпочтения для 70% населения. Таким образом, для значительной части казахов, как и для многих украинцев, русский – родной язык. Многие казахи в северных областях, где в основном сосредоточено русскоязычное население, поддерживают предложение о придании русскому статуса второго государственного языка (от 49% в Кустанайской области до 60-65% в прочих). Такое положение воспринимается как риск раскола страны по этнокультурным разломам между регионами.

Между тем языковая ситуация не имеет прямого отношения к политической идентичности. По данным опросов в Украине, 62% респондентов летом 1999 г. высказались за независимость страны, и только 38% из них были этнические украинцы, говорящие исключительно или преимущественно на украинском языке. То есть большинство русскоговорящих и русских по этнической самоидентификации были вполне лояльными гражданами, разделявшими украинскую политическую идентичность.

Из других средств строительства этнической идентичности остановимся на системе образования, распространении и укоренении с ее помощью исторических мифов и стереотипов. В национальном строительстве как аргумент для обоснования исключительных прав на свою территорию, хранящую символы героического прошлого, обычно используется общность происхождения и исторических судеб этнической группы. Политические элиты многих стран Центральной и Восточной Европы придерживаются, по выражению румынского писателя Ф. Тома, «слезоточивых» концепций национальной истории. В произведениях сторонников этих концепций воспевается славное, по большей части средневековое историческое прошлое титульных народов, представляемых безвинными жертвами происков органически враждебных соседних держав, в трагических битвах против котЬрых родился целый сонм национальных героев, все как один павших в неравной борьбе.

Более поздние периоды рисуются исключительно как темная эра иностранной оккупации и неустанных схваток за национальное освобождение. Как точно отметил американский политолог М. фон Хаген, эти взгляды проповедуются с тем же догматизмом, что и теория марксизма-ленинизма в годы социализма. Более того, этим чаще всего занимаются те же люди, что всего несколькими годами раньше ревностно отстаивали ленинские принципы, преподавая историю партии или научный коммунизм.

Героизация национальной истории с целью придать ореол великомученика своему народу, подчеркнуть его исключительность, прямо или скрыто противопоставляющая его «пришельцам, не помнящим родства», типична для всего постсоветского пространства.

В российской Республике Саха, к примеру, выдвинута идея особой якутской северной цивилизации и самоуважения якутского народа, добившегося выдающихся успехов в области образования, культуры и науки. Действительно, доля лиц с высшим образованием и имеющих ученую степень на 1000 человек среди представителей титульной национальности заметно выше, чем среди многих других народов России, в том числе русских, но это вряд ли бы стало возможным без трансфертов из других регионов страны, подготовки студентов из Якутии в ведущих университетах и т.п.

Конфликтная ситуация складывается, когда национальные мифы и стереотипы, культивируемые элитами соседних стран или этнических групп, противоречат друг другу.

Так, официально одобренная и абсолютно доминирующая историческая школа в современной Украине провозглашает Галиций-ско-Волынское княжество и затем Великое герцогство Литовское единственными наследниками Киевской Руси-Украины и прямыми предшественниками украинского государства. В то же время традиционная российская и советская школа, позиции которой разделяет значительная часть (если не большинство) западных историков, считает Киевскую Русь, поддерживавшую тесные связи с другими странами Европы, общей исторической родиной трех восточнославянских народов – украинцев, русских и белорусов, что служит одним из аргументов для включения их в европейский культурный мир. Разумеется, в России также имеет хождение множество исторических мифов, многие из которых упорно культивировались при советской власти – например, об осознанной исторической миссии русских царей как «собирателей земель русских».

Национальные мифы проповедуются в школьных и вузовских учебниках, картах и атласах. Огромную роль играет переход на титульный язык преподавания. Крайний случай – Латвия и Эстония, где в государственных учебных заведениях вообще нельзя получить высшее образование на русском языке, а в Латвии запланирован переход на титульный язык и среднего образования. Но и в других странах число русских школ сокращается. В Украине, например, число учеников в них за 1992-1997 гг. уменьшилось с 50,0 до 36,4%. В Киеве в 1991 г. было 135 украинских и 129 русских школ, а в 1999г. их осталось только 10.

Использование в национальном и государственном строительстве экономических рычагов и региональной политики облегчается сложившимся разделением труда между районами с разными пропорциями титульного населения и этнических меньшинств, которое часто определялось природными факторами. В Казахстане сформировалось разделение труда, с одной стороны, между европейским и казахским населением и, с другой, между казахами, живущими в северных, центральных и южных областях. Во многих новых независимых государствах русское и русскоязычное население сконцентрировано в городах и занято главным образом в обрабатывающей промышленности, испытывающей упадок, тогда как титульное население – в сельской местности. В результате его интенсивных миграций в города усиливается конкуренция за рабочие места, жилье, различные привилегии между «своими» и «чужими», что способствует укреплению идентичности и политической мобилизации с обеих сторон.

Таким образом, нетитульное население испытывает на себе одновременно последствия национального и государственного строительства и экономического кризиса. Часто невозможно различить, какие из них объясняются преднамеренной дискриминацией властей, а какие – естественными последствиями экономического спада.

Главный протагонист национализма – постсоветская этническая бюрократия. В полном соответствии с положениями классической теории «инструментального национализма» – национализма как инструмента в руках политической элиты – игра на этнотерриториальной идентичности стала в 1990-е годы для республиканских элит в РФ отличным средством воздействия на федеральный центр для выбивания нужных решений и привилегий.

Руководители республик представляли себя политически умеренными посредниками между радикальными националистическими движениями и центром. Отношения между центром и регионами превратились в объект конкуренции между олигархическими группами, а региональные легислатуры – в место формирования общей позиции между чиновниками и местным бизнесом, создания альянсов для противостояния сильным московским финансовым группировкам. Чем более автономны были республиканские руководители от Москвы, тем более силен их контроль над государственной собственностью, землей и природными ресурсами. Не случайно относительная численность чиновничества в российских республиках существенно больше, чем в собственно русских областях. Все эти процессы облегчают узурпацию власти титульной элитой и ее использование во благо лишь титульной этнической группы.

В этих условиях естественный путь для России – культивировать двойную идентичность: культурно-этническую и политическую.

Несмотря на многие трудности и проблемы⁵, такая двойная, не взаимоисключающая идентичность уже стала возникать еще в советское время, и этот процесс отчасти.стихийно продолжается и теперь: вспомним различие между понятиями «русские» и «россияне».

Социологические опросы показывают, что в России на базе использования русского языка и общих культурных традиций в стране уже давно сложилась сильная общероссийская гражданская идентичность – не только среди русских, но и многочисленных представителей других народов, живущих за пределами своих территориальных образований или вовсе их не имеющих, и даже среди значительной части титульных народов в «своих» республиках. Воплощение формулы двойной идентичности потребует постепенной деэтнизации государства на всех уровнях и разгосударствления этничности, не ставя, впрочем, под сомнение границы существующих республик.

Таким образом, на постсоветском пространстве происходят интенсивные сдвиги в территориальной идентичности. Незавершенность процессов государственного строительства накладывает сильный отпечаток и на систему границ в постсоветском пространстве, в том числе и на государственные границы России с ее новыми соседями – бывшими советскими республиками.

Полноценное государство в постсоветских странах еще не сформировалось, поскольку:

• значительная часть населения, а в отдельных районах – большинство жителей еще не ассоциируют себя с новой государственно-политической общностью (политической нацией), создание которой предполагает консенсус о ценностях общего гражданства между всеми социальными, этническими и региональными группами;

• общество глубоко расколото на тех, кто выиграл и проиграл в результате экономических преобразований, и государство еще не добилось полной легитимности, для чего требуется, чтобы с ним идентифицировала себя не только титульная этническая группа, но и большинство всех национальных меньшинств;

• участие граждан в управлении государством часто недостаточно, так как оно не добилось территориальной целостности, национального единства и политической стабильности;

• механизм распределения материальных ресурсов и привилегий в обществе не признается справедливым многими важными субъектами политической деятельности и государство не обеспечивает равного доступа граждан к общественным благам (в частности, регионы не согласны с действующей системой трансфертов).

⇐ Предыдущая34353637383940414243Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: