(по «Одиссее» и археологическим материалам) 3 страница

Посвящается Людмиле Копейкиной (1941–1981) [68]

Но не волна размоет сушу

Твою, мой Остров. Каждый раз

Ты уменьшаешься на душу

Со смертью одного из нас…

Д. Б. Беленький (2000)

В истории человечества были периоды и события, которые на тысячелетия вперед определяли ее магистральное направление. Таким событием является эллинская колонизация Средиземноморья VIII–VI вв. до н. э., заложившая основы Европейской цивилизации, и, в частности, колонизация в VII–VI вв. до н. э. Северного Причерноморья, приведшая к возникновению особого мира Европейской Скифии (позже – Европейской Сарматии), порождением коей являются в конечном счете Русь, Россия и Украина. Посему следует пытаться максимально точно определить территориально‑ хронологические параметры, этапы, причины и обстоятельства этого явления.

Не являясь специалистом в том круге проблем, который очерчен заголовком статьи, считаю необходимым в сжатой форме заострить внимание специалистов на некоторых из них.

Дата основания Борисфена содержится в ряде рукописей, восходящих к «Хронике» Евсевия. Ю. Г. Виноградов в вопросе «о датах в разных рукописях» отсылает читателя к книге В. В. Латышева (Виноградов 1983; Латышев 1887), который как наиболее вероятную принимает 4‑ й г. 33‑ й Ол. (т. е. 645/4 г. ). Эту же дату принимает и Л. В. Копейкина (Копейкина 1982). При этом обычно не замечают, что тот же Латышев в 1890 г. уже принимает дату 1‑ й г. 34 Ол. (644/3 г. ), по другой рукописи (SC I: 670–671). Ю. Г. Виноградов с соавторами принял дату 2‑ й г. 33 Ол. (647/6 г. ), даваемую большинством рукописей (Виноградов, Доманский, Марченко 1990). Если учитывать даты большинства рукописей, то основание Борисфена, по Евсевию, следует помещать в диапазоне 649–643 гг. до н. э. Еще в одной рукописи «основание городов Аканфа, Стагиры, Истра, Лампсака, Абдер и Борисфена приписано между прочими историческими событиями к периоду времени от 4‑ го г. 30 Ол. до 3‑ го г. 31 Ол. (657–654 до P. X. )». Исходя из этого, «основание Борисфена поставлено под 3‑ м г. 31 Ол. » (Латышев 1887), т. е. под 655/4 г. до н. э.

Основание Истрии, по Евсевию, обычно относят к 657/6 г. до н. э., В. В. Латышев относит его к 656/5 г. до н. э. Даты основания Борисфена и Истрии, территориально ближайшего к нему полиса в Понте, хронологически максимально сближены: разница составляет около 10 лет, а в последней упомянутой рукописи – не более 3 лет. Судя по археологическим материалам (учитывая материалы и расположенного рядом с Истрией поселения Orgame), они возникли практически одновременно. Немаловажно, что в сообщении Евсевия (по крайней мере, в рукописях, использованных В. В. Латышевым) Истрия, в отличие от Борисфена, названа полисом, что не акцентируется исследователями[69]. Возможно, это говорит об отличии первоначального статуса двух поселений, о характере их взаимной соотнесенности.

Обычно с сообщением Евсевия об основании Борисфена сопоставляют свидетельство Псевдо‑ Скимна о том, что полис Ольвия, позднее переименованный в Борисфен, был основан милетянами «во время мидийского владычества». Но, во‑ первых, это сообщение относится к Ольвии, а не к древнейшему Борисфену‑ Березани, во‑ вторых, хронологический диапазон «мидийского владычества» (начало VII – середина VI в. до н. э. ) таков, что не дает сколько‑ нибудь значимого временного репера. Ввиду теснейшей территориальной и хронологической соотнесенности оснований Истра и Борисфена, куда более информативно свидетельство Псевдо‑ Скимна об основании Истрии: «Полис Истрос, получивший название от реки. Этот полис основали милетяне, когда перешло в Азию войско скифов, преследовавшее киммерийцев от Боспора» (Ps. ‑ Skymn. 767–773). Как известно из восточных источников, киммерийцы впервые фиксируются у границ Урарту в последней четверти VIII в. до н. э., а скифы появились у северных границ Ассирии в 670‑ х гг. до н. э. Серьезные военные успехи киммерийцев имеют место лишь в 670‑ х гг. до н. э., когда они занимают господствующее положение в северо‑ восточной части Малой Азии. Однако первое появление киммерийцев близ Урарту, а, возможно, и первое вторжение их в Малую Азию происходили за пределами тогдашнего географического и политического кругозора эллинов. Определенные сведения о вторжении киммерийцев (а за ними позднее и скифов) в Лидию, Ионию и Эолию греки получают начиная с 660‑ х гг. до н. э. Стих поэта Каллина, сообщающий о нападении киммерийцев, ныне относят к 644 г. до н. э. (Тохтасьев 1993: 9). Таким образом, и Псевдо‑ Скимн в общих чертах подтверждает дату основания Истрии, а, следовательно, и дату основанного чуть позднее Борисфена по Евсевию, помещая их в диапазоне 670/660–640/630‑ е гг. до н. э., т. е. не позже третьей четверти VII в. до н. э. Данные Псевдо‑ Скимна об основании и Истрии, и Борисфена именно милетянами подтверждаются целым рядом античных источников. Существенно, что, судя по свидетельству Псевдо‑ Скимна, древнегреческая историко‑ географическая традиция связывала основание Истрии и Борисфена со временем вскоре после ухода киммерийцев из Северного Причерноморья и замещения их здесь скифами. Исходя из вышеизложенного, уход киммерийцев отсюда следует относить либо ко времени не позднее 720‑ х гг. до н. э., либо (что менее вероятно) к началу VII в. до н. э. Создается впечатление, что эллины еще до основания колоний знали о доминировании киммерийцев в Северо‑ Западном Причерноморье до изгнания их скифами.

Таким образом, сопоставление прямых данных Евсевия и косвенных Псевдо‑ Скимна позволяет уверенно помещать основание Борисфена между 650 и 630 г. до н. э.

Лишь начиная с 1920 г. ряд исследователей начал склоняться к тому, что древнейший Борисфен VII в. – это не Ольвия, а поселение на острове Березань (Bilabel 1920 и др. ). Но только в 1970–1986 гг. это положение, равно как и дата основания по Евсевию, получают, благодаря статьям Л. В. Копейкиной, обоснованное подтверждение в археологическом материале Березани: она выявляет целую серию фрагментов греческих сосудов, датируемых третьей четвертью VII в. до н. э. Л. В. Копейкина глубоко полюбила Борисфен‑ Березань и осознавала его историческую уникальность. Она была призвана дать «археологическую плоть» древнейшему периоду существования Борисфена и успела это сделать за свою короткую 40‑ летнюю жизнь. Но она работала в ту эпоху, когда непосредственные контакты с Западом были затруднены, и поэтому не могла ни в достаточной мере пользоваться консультациями исследователей, знающих «вживе» архаическую керамику Ионии, ни сама изучать ее в музеях и на раскопках. Поэтому некоторые ее датировки ныне представляются не вполне точными и несколько удревненными. Однако даже ее нынешний оппонент С. Л. Соловьев, автор новой даты возникновения постоянного поселения на Березани (ок. 610–600 гг. до н. э. ), признает наличие здесь «нескольких десятков» фрагментов керамики третьей четверти VII в. и значительно большего количества в пределах втор. пол. VII в. до н. э. (Соловьев 2005: 14, 16).

Чрезвычайно важное значение для нахождения «археологических соответствий» дате основания Борисфена, по Евсевию, имело хорошо аргументированное датирование Л. В. Копейкиной «плоской ойнохои» из скифского погребения в кургане Темир‑ Гора 640–630 гг. до н. э. (Копейкина 1972; 1986). Эта дата для сосудов такого типа принята и ныне – 650–630 гг. до н. э. (Kerschner, Schlotzhauer 2005). Как бы в ответ на точное определение даты ойнохои из Темир‑ Горы на Березани в 1975 г. были найдены крупные фрагменты такой же ойнохои. Все, что мы знаем об этом сосуде, сообщено Л. В. Копейкиной: «Фрагменты ойнохои, расписанной в том же стиле, что и ойнохоя из Темир‑ Горы, были найдены в 1975 г. на участке О (АБ75‑ 448, 572) – хранятся в Киеве» (Копейкина 1981: 196, прим. 9). О том, где именно (в каком сооружении или в культурном слое, в каких квадратах, на какой глубине) были найдены эти бесценные фрагменты, Л. В. Копейкина, видимо, не смогла узнать. Год спустя она дает подробное описание всей росписи этой ойнохои, датирут ее третьей четвертью VII в. до н. э. и, объединяя ее с другими находками близкого времени, заключает: «Это массовый материал, который позволяет уверенно говорить о слое VII в. до н. э. на Березани < …>. Во второй половине VII в. поселение активно функционировало». Подобная керамика на Березани «это не только предмет торговли, но прежде всего это керамическая продукция, которая изготовлялась в метрополиях и привозилась оттуда переселенцами, использовавшими ее в быту» (Копейкина 1982: 31). Наконец, Л. В. Копейкина приходит к выводу, что ойнохои из Темир‑ Горы и Березани происходят из одной мастерской (Копейкина 1986). Позднее никто не изучал и не публиковал ойнохою из Березани.

Поражает абсолютное совпадение даты этих ойнохой и даты основания Борисфена по письменным источникам (650–630 гг. до н. э. ). Подобные и синхронные им сосуды неоднократно встречены в курганах и на городищах Скифии (связанных речными и сухопутными путями с Борисфеном и его окрестностями), и число их умножается (рис. 31)[70]. Уже одно это говорит о широко развитых торговых и политических связях Борисфена с варварской периферией не поднее 630–625 гг. до н. э. А подобного уровня торгово‑ политические связи говорят о существовании постоянного организованного коллектива жителей Борисфена (т. е. протополиса или стационарного эмпория), поскольку невозможно представить, чтобы греки на весь зимний сезон уезжали отсюда и бросали на произвол все завезенное и построенное. Действительно, каких‑ либо сооружений ранее самого конца VII в. до н. э. пока не обнаружено, но это естественно при бурном строительстве в последующее время, разрушающем древнейшие сооружения, при поглощении прибрежной части острова морем и т. д.

Необходимо продолжить начатую Л. В. Копейкиной работу по каталогизации всех фрагментов керамики VII в. до н. э. из Березани, хранящихся в разных музеях, произвести точное (насколько возможно) картирование этих находок с указанием сооружений и глубинных отметок культурного слоя, где они были найдены. Не окажется ли, что большинство наиболее ранних фрагментов керамики происходят с северо‑ восточного побережья острова (участки Г и О), где логично локализовать гавань и древнейшее поселение? Только после проведения такой работы появится право говорить о полном подтверждении или уточнении с позиций археологии пока единственно достоверной даты основания Борисфена по Евсевию и Псевдо‑ Скимну.

С. Л. Соловьев, возглавлявший (вместе с Я. В. Доманским) Березанскую экспедицию после преждевременного ухода из жизни Л. В. Копейкиной, пошел по пути радикального омоложения древнейшего постоянного поселения на Березани, не проявляя должного внимания к письменным источникам и игнорируя древнейшие пласты археологических материалов, обнаруженных как на Березани, так и на путях, ведущих к ней и от нее. В его монографии о Березани среди множества фотографий сосудов и их фрагментов нет ни одной фотографии фрагментов, датируемых VII в. (Solovyov 1999). Нет фрагментов VII в. – нет и проблемы? Неким резюме построений C. Л. Соловьева является вводная статья к каталогу выставки «Борисфен‑ Березань» в Эрмитаже[71]. Из нее мы узнаем, что греки начали интересоваться Северным Причерноморьем лишь «со второй половины VII в. до н. э. », что не соответствует ни письменным, ни археологическим источникам. Далее, сначала сообщается, что возникновение постоянного поселения на Березани не выходит «за рамки последней четверти VII в. до н. э. », а затем уточняется, что это произошло «в последнем десятилетии VII в. до н. э. » (Соловьев 2005: 16), что и является окончательной датой по Соловьеву (610–600 гг. ). Походя говорится, что дата Евсевия «вступает в непримиримое противоречие с археологическими данными» (Соловьев 2005: 13), под которыми С. Л. Соловьев понимает лишь датировку древнейших могил и жилищ на Березани. Но в реальности появление археологически уловимого хронологического горизонта древнейших могил должно отстоять от времени возникновения поселения лет на 20, что уводит нас в конец третьей четверти VII в.; кроме того, некрополь находится у самого края постоянно разрушающегося берега… Что касается следов стационарной жизни, то древнейшими ее свидетелями выступают две медеплавильные мастерские, открытые на северо‑ востоке острова (раскоп О) и возникшие в конце VII в.; по мнению авторов публикации, сырье для выплавки березанской меди поступало из Карпато‑ Дунайского бассейна, а сама медь в основном предназначалась для вывоза в метрополию – в Милет (Доманский, Марченко 2007). Но для установления такой дальней цепочки налаженных торгово‑ производственных связей (Карпаты‑ Березань‑ Милет) требуется определенное время и постоянное проживание эллинов на Березани в период, предшествующий концу VII в. до н. э.

Древнейшим отголоском знакомства эллинов с Северо‑ Западным Причерноморьем, в особенности с районом Днепро‑ Бугского лимана, является, как мы уже писали (Мачинский, Мусбахова 2009), рассказ о посещении Одиссеем преддверья Аида, рядом с которым автор поэмы помещает «окутанных мглою и тучами» киммерийцев (Od. XI. 12–19). Учитывая наиболее вероятную дату древнейшей устной и письменной фиксации «Одиссеи», а также локализацию киммерийцев у преддверья Аида, заключаем, что эти тексты отражают знакомство эллинов с Северо‑ Западным Причерноморьем не позднее второй половины VIII в. до н. э. Обращен‑ ный к Ахиллу стих «ты мощно властвуешь над мертвыми, находясь здесь» (т. е. в Аиде, расположенном в земле киммерийцев, Od. XI. 484–86) поразительно перекликается с известным стихом Алкея (ок. рубежа VII–VI вв. до н. э. ): «Ахилл, ты, который владычествуешь над Скифией» (PLF Z 31). Если Алкей на Лесбосе на рубеже VII–VI вв. до н. э. определенно знал, что Ахилл как божество владычествует над Скифией, то ясно, что культ Ахилла уже существовал в Северо‑ Западном Причерноморье не позднее конца VII в. С этим хорошо согласуется тот факт, что известное святилище «хтонического Ахилла» на мысе Бейкуш (с разрушенной древнейшей частью) уже существовало в начале VI в. до н. э.

Упоминание «скалы Левкада», которую минуют в «Одиссее» души женихов непосредственно перед попаданием в Аид, перекликается со свидетельством о том, что в поэме Арктина Милетского (VIII в. до н. э. ) «Эфиопида» Фетида, похитив из костра сына Ахилла, перенесла его на остров Левка (SC I: 319). На священном острове Левка, по зафиксированным позднее мифам, наряду с Ахиллом, посмертно обитали Патрокл, Аякс и Антилох, и именно в этом окружении Ахилл упоминается в преддверье Аида в «Одиссее» (Od. XXIV. 9–17). Культ Ахилла на Левке изначально находился под особым покровительством жителей Борисфена и Ольвии[72]. Гесиод (рубеж VIII–VII вв. до н. э. ) уже знает Истр, чьи устья соседят с Левкой.

Рисунок 30. Карта находок греческих сосудов конца VIII – середины VII в. до н. э. в Северном Причерноморье: а – фрагменты сосудов конца VIII – середины VII в. до н. э.

Рисунок 31. Карта находок греческих сосудов третьей четверти VII в. до н. э. в Северном Причерноморье: б – ойнохои типа Темир‑ Горы; в – другие сосуды третьей четверти VII в. до н. э.; г – Келермес

Рисунок 32. Карта находок греческих сосудов последней трети VII – рубежа VII–VI вв. до н. э. в Северном Причерноморье: д – поздние Vogelschale 630–590 гг. до н. э.; е – другие сосуды последней трети VII в. до н. э.

Географические обозначения для рисунков 30–32: 1 – Истрия; 2 – Оргаме; 3 – о. Левка; 4 – Борисфен‑ Березань; 5 – Ольвия; 6 – Бельское; 7 – Болтышка; 8 – Трахтемировское; 9 – Бельское; 10 – Коломак; 11 – Темир‑ Гора; 12 – Таганрогское (Кариа); 13 – Красногоровка; 14 – Алексеевское (около Синдской гавани); 15 – курган у г. Крымск (устная информация Т. В. Рябковой о раскопках Н. Ф. Шевченко в 2007 г. ); 16 – Келермес; 17 – Хопёрская

Из всего вышеизложенного следует, что посмертная сакрализация, а затем и культ Ахилла на той территории, которая позднее вошла в состав хоры Борисфена и Ольвии, зародились никак не позже зарождения их на Левке и, меняясь по форме, развивались со втор. пол. VIII в. по конец VII в. до н. э. и далее.

По Геродоту, именно от эмпория борисфенитов (т. е. от Березани), находившегося «в самой середине побережья всей Скифии», производится перечисление этногрупп, живущих по Ю. Бугу и Днепру (вдоль путей торговых и иных контактов). От этого же центра отсчитывается путь на восток и северо‑ восток вплоть до священных аргиппеев и исседонов, от которых Аристей Проконнесский узнал о живущих дальше аримаспах, а также о грифонах и гипербореях (Hdt. IV. 17–20). Путешествие Аристея после внимательного анализа источников датируется, вероятнее всего, не позднее 660‑ х гг. (Мусбахова 2011). С учетом всего сказанного полагаю, что путь Аристея, целью которого было достижение земли священных гипербореев, мог пролегать в начальном его отрезке через район Березани и Днепро‑ Бугского лимана, который в конце VIII – середине VII в. до н. э. уже посещался греками из Ионии, обязательно проезжавшими при этом мимо Проконнеса.

Археологические данные в основном подтверждают картину, складывающуюся при сопоставлении архаических письменных источников. Обломки Vogelkotile (первая треть VII в. до н. э. ) обнаружены в лесостепи на Трахтемировском городище в Среднем Поднепровье, а фрагмент ранней Vogelschale (первая половина и середина VII в. до н. э. ) – на Немировском, в бассейне Ю. Буга. Подобные уникальные находки столь архаичной керамики более не отмечены нигде во всем Причерноморье. Найдены эти фрагменты вдали от моря, «в скифской глубинке» и происходят из Северной Ионии, а не из Южной, откуда поступала на Березань, а через нее в Скифию расписная керамика, начиная с третьей четверти VII в. и позднее (Kerschner 2006). При этом столь ранние сосуды уже хорошо вписаны в систему сакральных представлений населения Скифии[73]. Эти сосуды могли попасть в лесостепь лишь по путям, идущим по Днепру и Ю. Бугу или вдоль них, а значит, только через Березань и Днепро‑ Бугский лиман.

О появлении эллинов в столь раннее время на Березани кричит фрагмент ионийской ойнохои с надписью, которая была охарактеризована С. Р. Тохтасьевым как палеографически наиболее древняя «из обнару‑ женных на сегодняшний день на Березани, в других милетских колониях и в самом Милете» (Тохтасьев 2005: 136) и, следовательно, может быть отнесена к VIII в. до н. э. [74]Исходя из законов статистики и вероятности, невозможно предположить, что ойнохоя (? ) с граффито была единственным сосудом столь раннего времени, привезенным эллинами на Березань. В самом деле, в таблице, приведенной Л. В. Копейкиной, отмечается также большое количество «ионийской полосатой» керамики (Копейкина 1986), к которой относится и фрагмент с граффито. Но хронология ионийской полосатой керамики в применении к материалу Березани разработана плохо, поэтому среди фрагментов, отмеченных Л. В. Копейкиной, могут, вероятно, скрываться и другие обломки керамики конца VIII – начала VII в. до н. э. [75]

Три точки, где обнаружена керамика, суммарно датируемая концом VIII – серединой VII в. до н. э. (Трахтемиров, Немиров, Березань), резко выделяют район вокруг Березани и Днепро‑ Бугского лимана из всех районов греческой колонизации на всех берегах Понта (рис. 30). Данные археологии хорошо соотносятся с показаниями письменных источников, а вместе они доказывают, что эллины «начали интересоваться» северо‑ западным побережьем Понта не «со второй половины VII в. », а со второй половины VIII в. до н. э. («Одиссея», Арктин, Гесиод) и что с конца VIII и до середины VII в. до н. э. они приезжали сюда сезонно (? ), вступая в разнообразные отношения с местным населением степи и лесостепи. Первоначальное освоение этих северных мест, где греки попадали в совершенно иную природно‑ климатическую зону, чем в Средиземноморье и на других побережьях Понта, наряду с практическими целями, имело характер «сакральной колонизации», постепенного переосмысления и оптимизации устрашающих мифологических образов, первоначально соотнесенных с этими областями, расположенными на самом краю ойкумены (людоедство лестригонов, коварство Кирки, жуткий Аид с томящимся в нем, несмотря на владычество над мертвыми, Ахиллом). Должно было произойти «освящение» этих мест, чтобы стало возможным основывать здесь стационарное круглогодичное поселение. Необходимо было изжить образ Аида в земле киммерийцев, превратить Ахилла из владыки над мертвыми во владыку Скифии, основать его святилища и святилища великих богинь («мать богов», Геката), «эллинизировать» происхождение самих скифов, сочетая образы туземной мифологии с эллинскими.

Миф о посмертном переносе Ахилла на Левку возник в связи с тем, что остров находился на прямом пути к «преддверью Аида», где (по «Одиссее») томился и царствовал герой. То, что культ Ахилла на Левке был под покровительством борисфенитов, что он, вероятно, был основан ионийскими греками, когда они еще сезонно приезжали на Березань, и то, что к нему не имела прямого отношения Истрия, расположенная ближе к Левке, чем Борисфен, доказывает изначальную сакральную связь Левки именно с Березанью и ее окрестностями.