V. Объединение в общества (vergesellschaftung) и общественно-ориентированное действие

(Gesellschaftshandeln)

Обобществленно ориентированными («.общественны­ми» [в узком смысле]) действиями мы будем называть общностно ориентированные действия в том случае (и в гни мере), если они, во-первых, осмысленно ориентиро-ваны на ожидания, которые основаны на определенных установлениях, во-вторых, если эти установления «сфор­мулированы» чисто целерационально в соответствии с ожидаемыми в качестве следствия действиями обобщает-вленно ориентированных индивидов и, в-третьих, если смысловая ориентация индивидов субъективно целера-циональна. Установленный порядок в том чисто эмпири­ческом смысле, который мы имеем в виду, —здесь будет дано лишь временное его определение — является либо односторонним, в рациональном пограничном случае ка­тегорическим требованием одних людей к другим, либо, и пограничном случае, категорическим двусторонним объяснением людей, субъективно предполагаемое содер­жание которого сводится к тому, что предполагаются и ожидаются действия определенного типа. Более подробно мы пока на этом останавливаться не будем.

Тот факт, что действия «ориентируются» по своему субъективному смыслу на установленный порядок, может означать, что субъективно воспринятому обобществленно ориентированными индивидами типу действий объективно соответствует их фактическе поведение. Смысл установ­ленного порядка, а следовательно, и свое предполагаемое и ожидаемое другими поведение могут быть, однако, раз­лично поняты или впоследствии различно истолкованы отдельными обобществленными индивидами, поэтому по­ведение, которое субъективно ориентировано соответст­венно существующему порядку (субъективно идентифи­цированному действующими лицами с собой), не обя­зательно должно быть в одинаковых случаях объективно одним и тем же. Далее, «ориентация» поведения на установленный порядок может заключаться и в том, что какой-либо из обобществленных индивидов сознательно противодействует субъективно постигнутому им смыслу установленного порядка. Если один из участников игры в карты сознательно и преднамеренно играет наперекор субъективно воспринятому им смыслу правил игры, то

 

есть играет «неправильно», он тем не менее остаётся «участником» общества игроков в отличие от того, кто выходит из игры совершенно так же, как вор или убий ца, скрывая совершенное им преступление или скрываясь сам, все-таки ориентирует свое поведение на те установ ления, которые он субъективно сознательно нарушает Следовательно, решающим для эмпирической «значм мости» целерационально функционирующего порядка ян ляется не то обстоятельство, что отдельные индивиды постоянно ориентируют свое поведение соответственно субъективно истолкованному ими смысловому содержа нию. Эта значимость может сводиться к тому, что в одном случае действительно (субъективно) отдельные индивиды, подобно шулерам и ворам, в среднем ожи дают, что другие индивиды данного общества будут и среднем вести себя так, «будто» первые руководствуются в своем поведении сохранением установленного порядка; в другом — что в соответствии с усредненно применяе мым суждением о шансах, присущих поведению людей, они объективно могут рассчитывать на подобные ожида ния (особая форма категории «адекватной причинной oб-условленности»). Логически две указанные разновиднос ти значимости следует строго различать. Первая субъек тивно присуща действующему индивиду, являющему со бой объект наблюдения, то есть принимается исследова телем как «в среднем» имеющаяся данность; вторая это шанс, который должен быть объективно исчислен познающим субъектом (исследователем), исходя из нали чия вероятного знания и из обычного типа мышления индивидов данного общества. При образовании общих понятий социологи предполагают, что и действующему индивиду субъективно присуща средняя мера «способ­ности» понимания, необходимого для оценки имеющихся шансов. Это означает, что социолог раз и навсегда при нимает идеально-типическую предпосылку, что объектив но существующие усредненные шансы в среднем субъек тивно приближенно принимаются во внимание и целе­рационально действующими индивидами. Следовательно, и для нас эмпирическая «значимость» установленного порядка заключается в объективной обоснованности усредненных ожиданий (категория «объективной воз­можности»). В более специальной формулировке можно сказать, что в соответствии с состоянием усредненно вероятностного исчисления фактических данных дейст-

 

иия, в среднем субъективно ориентированные на такие ожидания, считаются «адекватно причинно обусловлен­ными». При этом допускающие объективную оценку шан­сы возможных ожиданий выступают как достаточно по­нятная познавательная основа для вероятного наличия упомянутых ожиданий у действующих индивидов. То и другое почти неизбежно совпадают здесь по своему выра­жению, что не должно стирать громадного логического различия между ними. Лишь в первом смысле — в объективном суждении о возможности — предполагается, конечно, что шансы возможных в среднем ожиданий могут по своему смыслу служить основой субъективным ожиданиям действующих лиц «и поэтому» действительно (в релевантной степени) служили им таковой. Тем самым из сказанного уже становится ясным, что между логи­чески как будто взаимоисключающими сторонами альтер­нативы — существование объединения в общество или прекращение его — в реальности дана беспрерывная шкала переходов. Как только все игроки в карты «уз­нают», что принятых правил игры вообще больше никто не придерживается, или как только окажется, что объек­тивно шанса, принимаемого обычно в расчет, не сущест­вует, и поэтому и субъективно не принимается больше в расчет шанс на то, что убийца, например, будет интере­соваться установленным порядком, который он сознатель­но нарушает, именно потому, что подобное нарушение не влечет за собой никаких последствий для него, — в таких случаях этот установленный порядок эмпиричес­ки больше не существует, а следовательно, не сущест­вует и соответствующего объединения в обществе. Оно сохраняется до той поры — ив той степени,— пока в практически релевантном масштабе так или иначе сохра­няется в усредненно предполагаемом смысле ориентиро­ванное на его установления поведение. Границы здесь, од­нако, размыты.

Из сказанного явствует также, что реальное поведе­ние индивида вполне может быть субъективно осмыслен­но ориентировано на несколько систем установлений, ко­торые по принятому в них конвенциональному мышлению в смысловом отношении «противоречат» друг другу, од­нако тем не менее параллельно сохраняют свою эмпири­ческую «значимость». Так, например, согласно господст­вующим (в среднем) воззрениям на «смысл» нашего за­конодательства, дуэли категорически запрещены. Между

 

тем в соответствии с широко распространенными представ-лениями о «смысле» считающихся в обществе значимыми условностей³ дуэль часто бывает неизбежна. Участвуя в дуэли, индивид ориентирует • свое поведение на эти конвенциональные предписания; однако, скрывая свои действия, он ориентируется на требования закона. Сле довательно, практическое воздействие эмпирической (то есть здесь и всегда: в среднем ожидаемой для субъек­тивно осмысленной ориентации поведения) значимости обеих систем установлений в этом случае различно. Меж­ду тем обеим системам мы приписываем эмпирическую «значимость», которая состоит в том, что поведение ос мысленно ориентируется на их (субъективно постигну­тый) смысл и испытывает его влияние. Естественным выражением эмпирической «значимости» системы мы будем считать шанс на то, что ее установлениям «будут следовать». Это значит, что объединенные в общества индивиды в среднем с достаточной долей вероятности рассчитывают на «соответствующее» (в среднем) «требо­ваниям». установленного порядка поведение других, и сами в среднем также подчиняют свое поведение таким же их ожиданиям («соответствующее установленному порядку общественное поведение»). Однако необходимо подчеркнуть следующее: эмпирическая «значимость» си­стемы не исчерпывается усредненной обоснованностью «ожиданий» одними индивидами, объединенными в об­щества, определенного фактического поведения других людей. Это лишь наиболее рациональное и социологи­чески непосредственно доступное значение. Но поведение каждого из индивидов данной системы, ориентированное исключительно на то, что другие «ждут» от него соответ­ствующего поведения, составило бы абсолютный погра­ничный случай чисто «общностно ориентированных дей­ствий» и свидетельствовало бы также об абсолютной ла­бильности самих этих ожиданий. Последние тем больше «обоснованны» усредненной вероятностью, чем больше можно в среднем рассчитывать на та,'" что индивиды ориентируют свои действия не только на «ожидания» от других определенного поведения, и чем в более релевант­ной степени распространено среди них субъективное воз­зрение, что для них «обязательна» (субъективно осмыс­ленно постигнутая) «легальность» отношения к системе. Действия вора и шулера мы будем определять как (субъективно) «противоречащие установленному поряд-

 

ку» общественные действия, а действия, по своей интен­ции субъективно ориентированные на этот порядок, но отклоняющиеся от усредненного истолкования его пра-вил,— как общественные действия, «отклоняющиеся от нормативных». За пределами этих категорий находятся только случаи «обусловленных обобществлением дейст-вий». Например, кто-либо полагает, что он вынужден в своем поведении целерационально исходить из обязан­ности, которую он взял на себя вследствие факта вклю­ченности в общество (отказаться, например, от каких-либо действий из-за обусловливаемых ими дальнейших расходов). Или может (например, в своих «дружеских связях» или в общем «стиле жизни»), не-желая целе­рационально и не замечая этого, подчас испытывать в известных аспектах своего поведения влияние своей ориентации на какие-либо согласованно принятые уста­новления (например, религиозной секты). Провести чет­кие грани этих различий в реальности трудно. В прин­ципе вообще нет различия в том, проходят ли общест­венные действия в рамках смысловых отношений общест­венно ориентированных индивидов друг с другом или с третьими лицами; именно последний тип отношений мо­жет преимущественно составлять предполагаемый смысл объединения, образовавшегося на основе взаимного со­гласия. Напротив, действия, ориентированные на уста­новленный порядок объединения в общество, могут быть как «соотнесенными с обществом», то есть проистекаю­щими из непосредственного занятия определенной пози­ции к установленному порядку (как всегда, субъективно по своему смыслу истолкованному) данного объединения в общество — следовательно, направленными по своему предполагаемому смыслу либо на планомерное полное осуществление эмпирической значимости этих установ­лений, либо, наоборот, на их изменение или дополнения к ним, — так и действиями, «регулируемыми обществом», то есть ориентированными на установления общества, но не «соотнесенными с обществом», как в первом случае. Однако и это различие лабильно.

На данной стадии мы будем считать рациональным идеальным типом объединения в общество «целевой со­юз», то есть общественные действия с установлениями о содержании и средствах общественных действий, це­лерационально принятыми всеми участниками на осно­ве общего согласия. В согласии об установленном по-

 

рядке (его «формулировке») в идеально-типическом ра­циональном случае все обобществленно действующие лица субъективно однозначно выговорили условия: ка кие и в каких формах осуществляемые действия каких (или каким образом определяемых) лиц («органов сою за») должны считаться действиями союза и какой «смысл», то есть какие последствия, это будет иметь для объединенных в союзе лиц. Далее, будут ли — и какие — материальные блага и достижения доступны использо­ванию в общих целях («цели союза») общественной деятельности («имущество для достижения определен ных целей»). Затем, какие органы союза будут этим распоряжаться и каким образом; что участники должны делать во имя целей союза; какие действия «требуются», «запрещаются» или «разрешаются» и какие преимущест­ва они получат от своего участия в деятельности союза. ' И наконец, какими будут органы союза, при каких ус ловиях и с помощью каких средств им надлежит дейст­вовать для сохранения установленного порядка («аппа­рат принуждения»). Каждый индивид, участвующий в общественных действиях, в известной степени полагает ся на то, что другие участники союза (приближенно и в среднем) будут действовать в соответствии с уста­новленным соглашением, и исходит из этого при рацио нальной ориентации собственного поведения. Основа­ния, которые отдельный индивид, как он полагает, имеет для такой уверенности, безразличны для эмпирического существования союза, если объективно существует воз­можность того, что результаты любых, каких бы то ни было по своему характеру интересов других будут скло­нять их к тому, чтобы в среднем достаточно решительно поддерживать установленный порядок. Конечно, вероят­ность физического или (пусть даже столь мягкого, как, например, христианское «братское» увещевание) психи­ческого принуждения в случае несоблюдения установле­ний союза значительно усиливает субъективную уверен­ность в том, что (в среднем) доверие не будет обмануто, а также и объективную вероятность того, что упомяну­тые ожидания обоснованны. Действия, которые по свое­му субъективно усредненно предполагаемому смыслу свидетельствуют о наличии «соглашения», мы назовем в отличие от «общественных действий», ориентирован­ных на это соглашение, действиями, объединяющими в общество. Внутри ориентированных на соглашение дей-

 

сгвий важнейшим видом «соотнесенных с обществом» общественных действий являются, с одной стороны, спе­цифические общественные действия «органов», с дру­гой — общественные действия индивидов, объединенных в общество, которые по своему смыслу соотнесены с действиями органов. Внутри категории обобществления, относящейся к «институтам» — мы ее рассмотрим ниже (в частности, внутри «государства»), — обычно раз­деляют установления, которые созданы для ориентации этих действий,— право института (в государстве — «публичное право»), и установления, регулирующие прочие действия индивидов данного института. Такое разделение существует и внутри целевого союза («право союза» противостоит здесь установлениям, созданным союзом). Однако мы не будем здесь заниматься указан­ными противоположностями (не допускающими четкого определения).

При полном развитии целевой союз являет собой не эфемерное, а длительно существующее «социальное об­разование». Это означает: несмотря на смену лиц, участ­вующих в общественных действиях союза, то есть нес­мотря на то, что они выбывают из его состава и одно­временно в него все время входят новые лица, конечно — в идеально-типическом пограничном случае, — всегда на основе новых соглашений, он рассматривается как ос­тающийся идентичным. Это происходит до тех пор, пока, несмотря на смену состава, можно действительно ожи­дать, что действия, ориентированные на «одинаковые» установления союза, сохранятся в социологически ре­левантном размере. «Одинаковым» же в социологи­ческом смысле (субъективно постигнутым) порядок счи­тается до той поры, пока по усредненному обычному мышлению обобществленно объединенных индивидов при­нимается его идентичность в важных по усредненным представлениям пунктах. Они могут принимать его бо­лее или менее однозначно, более или менее приближен­но: «одинаковость» в социологическом понимании — лишь относительная и меняющаяся данность. Обобщест­вленно объединенные в союзе индивиды могут созна­тельно менять установленный порядок посредством но­вых общественно объединяющих действий; эти установ­ления без какой-либо перемены в упомянутых действиях могут меняться сами по своему практическому значению для действий индивидов вследствие изменения распрост-

 

раняющегося усредненного постижения их «смысла» или в особенности вследствие изменения обстоятельств («изменение значения», неточно именуемое также изме нением цели), а иногда и вообще потерять свое значе ние. В подобных случаях тот факт, будет ли социолог из соображений целесообразности рассматривать изме нившиеся общественные действия как «продолжение» прежнего или как «новое» социальное образование, за­висит от следующих факторов: 1) от непрерывности из менений; 2) от относительного объема эмпирически сох­раняющихся прежних установлений в виде соответст венно ориентированных действий; 3) от продолжавше гося существования органов союза и аппарата принуж дения либо в прежнем составе, либо в близком ему по типу вновь введенных лиц, либо — если это новые ор­ганы— от того, действуют ли они аналогично прежним. Вновь следует заметить, что и здесь переходы носят скользящий характер. В такой же степени является во­просом, который в каждом отдельном случае решается по-разному (то есть исходя из целесообразности, опре­деляемой конкретной исследовательской целью), в ка­ких случаях объединение в общество рассматривается как «самостоятельное» образование и в каких случаях его рассматривают как часть более широкого, выходя­щего за свои границы обобществления. Последнее воз­можно в двух случаях: 1. Если эмпирически «значимые» установления общественных действий не коренятся ис­ключительно в установлениях, сформулированных участ­никами этих действий (автономные системы), но об­щественные действия обусловлены также и тем, что участвующие в них индивиды ориентируют, свои дейст­вия (здесь, как и всегда: обычно) также и на установ­ления другого общественного объединения, в котором они участвуют (гетерономные системы). Примером мо­гут служить действия церкви применительно к установ­лениям политической власти или наоборот. 2. Если ор­ганы какого-либо общественного объединения в свою очередь также определенным образом обобществлены в рамках обобществляющих органов другого союза боль­шего масштаба; так, например, органы «полка» в об­щем аппарате «военного управления» (гетерокефальный целевой союз в отличие от «автокефального, типа сво­бодного союза или самостоятельного государства»). Ге­терономия установлений и гетерокефалия органов уп-

 

равления часто, но не обязательно совпадают. В настоя­щее время общественные действия в автокефальном со­юзе обычно обусловлены также и ориентацией действий членов этого союза на установления политического союза, следовательно, оно гетерономно. Социалистиче­ское «обобществление» средств производства означало бы, что уже сегодня в значительной степени гетероном­ное, то есть ориентированное на установления других, прежде всего политических союзов, общественное пове­ление каждого отдельного, теперь в принципе автоке­фального «предприятия» стало бы гетерокефальным, то есть ориентированным на органы какой-либо (любой)

«совокупности».

Не каждое общественное объединение по соглашению ведет к возникновению целевого союза, для которого в соответствии с данной дефиницией должны быть консти­тутивны: 1) соглашение по поводу общих правил и 2) наличие собственных органов союза. Объединение в общество («обобществление по случаю») может быть по своему назначению и совершенно эфемерным; напри­мер, если речь идет о совместно задуманном убийстве из мести, которое участники договоренности предполагают осуществить в ближайшее время, следовательно, в нем могут отсутствовать все упомянутые характеристики це­левого союза, кроме рационально установленного по сов­местной договоренности «порядка» общественных дейст­вий, который по принятой дефиниции считается здесь конститутивным. Хорошим примером последовательности ступеней от объединения в общество по случаю до целе­вого союза может служить промышленное картелирова­ние, которое начинается с простой однократной догово­ренности между отдельными конкурентами о границах снижения цен и завершается «синдикатом», обладающим большим капиталом, конторами сбыта товаров и раз­вернутым аппаратом управления. Общим для всех них является лишь установленный по общему соглашению порядок, который при предполагаемой здесь идеально-типически точной формулировке всех пунктов должен, во всяком случае, содержать указание на то, что счита­ется для участников договора обязательным, что запре­щается и что дозволяется. При изолированном (мысли­мым в условиях полного абстрагирования от какого бы то ни было «правопорядка») обмене, например в идеаль­но-типическом случае полной ясности, договоренность

519ъ

должна распространяться по крайней мере на следующие пункты:, 1) обязательна: передача товаров в процессе обмена и — эвентуально — обязанность гарантировать право владения на товары от посягательства третьих лиц; 2) запрещено: требовать возврата обмененных то варов; 3) разрешено: любым образом располагать при обретенными в обмен товарами. Изолированный рацио нальный «обмен» такого типа являет собой один ил пограничных случаев обобществления без «органов уп­равления». Из всех признаков целевого союза он обла дает только одним — установленным по договоренности порядком. Он может быть структурирован гетерономно (правом или условностью) или располагать полной авто номией, будучи обусловлен в своих «ожиданиях» обоюд­ным доверием, основанным для обеих сторон на том, что другая сторона, какими бы интересами она ни руковод ствовалась, будет следовать договоренности. Однако обмен этого типа не может быть назван ни автокефаль ным, ни гетерокефальным общественным действием, так как он вообще не есть устойчивое «образование». В та­кой же степени и наличие актов обмена в качество массового явления, даже в качестве внутренне каузально связанных массовых явлений («рынка»), конечно, ни в коем случае не может рассматриваться как целевой союз, более того, он в принципе отличен от него. Случай с обменом одновременно наглядно иллюстрирует тот факт, что действия, которые ведут к объединению в общества (обобществленные действия), совсем не обяза­тельно должны быть ориентированы только на ожидания соответствующих действий со стороны общественно объединенных лиц. Напротив, как показывает данный пример, они ориентированы также и на ожидание того, что третьи, не причастные к акту обмена лица «отнесутся с уважением» к результату обмена, к «смене владельца». До сих пор это просто «общностные действия» того типа, который мы впоследствии будем называть «действиями, основанными на согласии».

В истории мы обнаруживаем шкалу, ступени которой ведут от «объединения в общество по случаю» вплоть до устойчивого «образования». Типовой зародыш того обоб­ществленного объединения, которое мы сегодня называем «государством», находится, с одной стороны, в свобод­ных «объединениях в общество по случаю», созданных любителями добычи, отправлявшимися в поход во главе

 

с избранным ими вождем; с другой — в таких «объеди­нениях в общество по случаю», к которым прибегали те, кому грозило нападение. Здесь полностью отсутствует какое-либо имущество, используемое как средство осуще­ствления цели, и длительность. Как только поход за добычей завершен (удачно или неудачно) и добыча рас­пределена, как только опасность нападения предотвра­щена — объединенность в общество перестает существо­вать. Отсюда до длительного обобществления военнообя­занных, систематического налогообложения женщин, тех, кто не состоит на военном учете, покоренных народов, и далее — до узурпирования судебных и административ­ных общественных функций — длинный беспрерывный путь. Наоборот, из существующих для удовлетворения потребностей длительных общественных объединений может в результате распада — и это один из различных сопутствующих возникновению «народного хозяйства» процессов — сложиться аморфное, представляющее со­бой общественно объединяющие действия образование — «рынок».

«Психическое» отношение к такому акту его участни­ков, то есть вопрос, какими глубокими «внутренними побуждениями» они руководствуются, объединяясь и ориентируя свои действия на принятые установления, — поступают ли они таким образом, исходя из трезвых соображений целесообразности, из горячей привержен­ности совместно принятым или предполагаемым общим целям или неохотно принимая их как неизбежное зло, как нечто соответствующее их привычному поведению или почему-либо еще, — все это для существования обоб­ществленного объединения безразлично до той поры, пока в конечном итоге шансы на такую ориентацию на договоренность сохраняются в социологически релевант­ном размере. В своих общественных действиях их участ­ники могут ведь преследовать совершенно различные, противоположные и взаимоисключающие цели, и очень часто так оно действительно и бывает. Международный военно-правовой союз, правовая обобществленность для общностных действий на рынке с его процессом обмена и борьбой цен — лишь особенно яркие примеры этого постоянно встречающегося положения дел. Обществен­ные действия всегда, разумеется, являются выражением констелляции интересов, направленной на ориентацию поведения, своего и чужого, на его правила, и ни на что

 

более, и поэтому констелляцией интересов, весьма раз личной для каждого из участников. В самой общей форме содержание указанной констелляции интересом можно чисто формально определить так, как это уже многократно определялось, а именно следующим обра зом: отдельный индивид полагает, что он может рассчи тывать на совместно принятый посредством обобщест­вленного объединения характер действий другого или других и что в его интересах полностью ориентировать на это свои действия.

VI. «СОГЛАСИЕ»

Существуют комплексы общностных действий, кото­рые без каких-либо целерационально принятых по сов­местному соглашению установлений тем не менее, во-первых, носят такой характер, будто подобные установ­ления существуют; во-вторых, их специфический харак­тер в известной степени обусловлен и видом смысловой отнесенности действий каждого отдельного человека. В любом рациональном обмене «денег», например, содер­жится наряду с единичным актом обобществленного объединения с партнером смысловая соотнесенность с будущими действиями внутри некоей неопределенно представляемой (только такое неопределенное представ­ление и допускающей) сферы актуальных и потенциаль­ных владельцев денег, любителей денег и предполагае­мых участников обмена. Ибо собственные действия ориентированы на ожидание того, что и другие будут «брать» деньги, так как только такое ожидание и делает возможным их использование. Правда, здесь смысловая ориентация в целом направлена на собственные интере­сы — и косвенно на предполагаемые индивидуальные интересы других, — на удовлетворение собственных пот­ребностей и удовлетворение потребностей других. Однако это не есть ориентация на установленный порядок удов-. летворения потребностей предполагаемых участников акта обмена. Более того, отсутствие — во всяком случае, относительное— («общеэкономического»)/порядка, регу­лирующего удовлетворение потребности в употреблении денег со стороны участников этого акта, служит прямой предпосылкой функции денег. Тем не менее общий ре­зультат денежного обмена обычно во многих отношениях

 

носит такой характер, «как будто» он достигнут посред­ством ориентации на правила, установленные для удов­летворения потребностей всех участников обмена. Это происходит именно вследствие смысловой соотнесенности действий потребителя денег, чье положение, как и любого участника акта обмена, в среднем внутри известных гра­ниц определено таким образом, будто его интерес обычно требует от него, чтобы он в известной мере принимал во. внимание интересы других, поскольку эти интересы яв­ляют собой, как правило, обоснование тех «ожиданий», которые он в свою очередь может иметь применительно к действиям других. «Рынок» в качестве идеально-типи­ческого комплекса такого рода действий отчетливо де­монстрирует введенный нами посредством выражения «как будто» признак.

Языковая общность выражается в идеально-типиче­ском «целерациональном» пограничном случае посредст­вом многочисленных отдельных актов обобщенных дейст­вий, ориентированных на ожидание встретить у другого «понимание» предполагаемого смысла. Тот факт, что в массовом масштабе среди множества людей понимание происходит более или менее приближенно посредством определенных близких по смыслу, внешне подобных друг другу символов, «как будто» участвующие в разговоре ориентируют свое поведение на совместно принятые грамматически целесообразные правила, — также являет собой пример, соответствующий упомянутому признаку «как будто», поскольку этот случай детерминирован смысловым соотношением актов участвующих в разго­воре индивидов.

Однако общим для обоих названных случаев является едва ли не исключительно указанный признак. Ибо то, как.достигается общий результат, может быть, правда, для обоих случаев иллюстрировано несколькими внешни­ми параллелями, однако они не имеют серьезной позна­вательной ценности. Следовательно, для социологии это «как будто» имеет значение лишь постольку, поскольку в обоих случаях присутствует постановка проблемы, которая, однако, сразу же ведет к совершенно иным по своему содержанию понятийным рядам. Всякого рода аналогии с «организмом» и подобными биологическими понятиями заранее обречены на неудачу. К тому же общий результат, который внешне представляется таким, «как будто» действия людей детерминированы совместно

 

установленным порядком, совсем не обязательно может быть достигнут только посредством общностных действий людей, но в такой же степени, и еще значительно более ощутимо, он достигается посредством различных форм «однотипных» и массовых действий, которые не отно­сятся к общностным действиям.

По принятой нами дефиниции мы говорим об «общ­ностных» действиях там, где действия одних индивидов соотнесены по своему смыслу с действиями других. Сле­довательно, простая «однородность» поведения ряда лиц еще не дает основания для такого определения, так же как и не всякий вид «взаимодействия» или чистое подра­жание как таковое. Ведь «раса» — каким бы однотипным ни было поведение принадлежащих к ней индивидов в отдельном случае — становится для нас «расовой общ­ностью» лишь в том случае, если поведение индивидов соотносится по своему смыслу друг с другом: если, например — мы берем простейший случай, — представи­тели данной расы в каком-либо отношении «обособляют­ся» от чуждой им в расовом отношении среды, исходя из того что представители другой расы поступают так же (характер и масштабы такого обособления здесь значе­ния не имеют). Когда толпа прохожих одинаково реаги­рует на проливной дождь, открывая зонты, то это не совместные действия (а действия «массово-однотип­ные»); таковыми не являются также и действия, вы­званные простым «влиянием» поведения других, не соотнесенные с ним по смыслу, например при общей панике или если толпа прохожих во время давки на улице испытывает какое-либо психическое воздействие «массового характера». В тех случаях, когда на поведе­ние отдельных людей влияет самый факт того, что и другие участники сложившейся ситуации поступают определенным образом, мы будем говорить о «поведении, обусловленном массовостью». Ведь нет никакого сомне­ния в том, что даже самый факт совместно действующей, пусть даже территориально разделенной, но соотнесенной друг с другом (например, через прессу) «массы» может оказывать влияние на поведение каждого отдельного индивида. Рассматривать здесь эту проблему мы не бу­дем, так как она относится к области «массовой психо­логии». Переход от «обусловленных массовостью» дейст­вий к общностным действиям в реальности, конечно, лишен четких границ. Даже в таком явлении, как паника,

 

безусловно, содержатся наряду с элементами, обуслов­ленными массовостью, и элементы общностных действий. К этому типу действий приближаются и действия людей, сообща вступающих в схватку с вооруженным пьяным и — при эвентуальном «разделении труда» — обезоружи­вающих его, или когда они совместно оказывают помощь пострадавшему. Поскольку здесь в поведении'людей при­сутствует «разделение труда», совершенно очевидно, что общностные действия ничего общего не имеют с «одно­типными» действиями и часто по своему значению даже противоположны им. В названном свойстве заключается и отличие от действий, основанных на «подражании». «Подражанием» может быть поведение, только «обуслов­ленное массовостью» или ориентированное на поведение того, кому подражают, то есть «копирование». Причем это в свою очередь происходит скорее из-за целерацио-нальной — или какой-либо другой — оценки значимости поведения как такового, являющегося образцом для подражания, или лишь в смысловой соотнесенности с ожиданиями, например из соображений, связанных с «конкуренцией». Отсюда ведет многоступенчатая шкала переходов к случаю весьма специфических общностных действий, где подражание объясняется тем, что поведе­ние, являющееся образцом, рассматривается как признак принадлежности к определенному кругу людей, кото­рые — причина здесь роли не играет — претендуют на специфический «социальный престиж» и в какой-то сте­пени им обладают. Однако последний случай уже выхо­дит за пределы простого «подражания», и эта категория не дает его исчерпывающей характеристики.

Наличие «языковой общности» не означает в нашем понимании, что существует обусловленная массовостью однородность при произнесении определенных звуковых сочетаний (это совсем не требуется) или будто один индивид «подражает» тому, что делают другие; языковая общность сводится к таким действиям индивида при каких-либо «высказываниях», которые по своему смыслу ориентированы на определенные, в среднем существую­щие внутри какого-либо круга людей шансы быть «поня­тым», и, следовательно, в среднем дают этому индивиду основание ждать такого осмысленного результата. Со­вершенно так же понятие «господства» не означает, что некая более могущественная по своей природе сила сумеет так или иначе настоять на своем, а предполагает

 

осмысленное соотнесение одного действия («приказ») с другим («послушание») и соответственно обратное, в результате чего в среднем можно рассчитывать на осуществление тех ожиданий, на которые ориентированы действия обеих сторон.

Следовательно, пользующаяся отчетливыми призна­ками категория явлений не применима к феномену «как будто». Вот почему мы в добавление к тому, что было сказано о «подражании» и «господстве», внесем в суще­ствующее многообразие отношений другое разделение. Под «согласием» мы будем понимать следующее: дей­ствия, ориентированные на ожидания определенного по­ведения других, имеют вследствие этого эмпирически «значимый» шанс на то, что ожидания оправдаются, так как объективно существует вероятность того, что эти другие, несмотря на отсутствие какой-либо договорен­ности, практически отнесутся к таким ожиданиям как к «значимым» по своему смыслу для их поведения. Моти­вы, исходя их которых можно ждать подобного поведе-, ния других, в концептуальном аспекте безразличны. Общностные действия, характер которых обусловлен — и в той мере, в какой он обусловлен, — ориентацией на шансы подобного «согласия», мы будем называть «дей­ствиями, основанными на согласии».

Объективно — в смысле оценки его шансов — «зна­чимое» согласие не следует, конечно, отождествлять с субъективным предположением отдельного действую­щего индивида, что другие будут рассматривать его ожи­дания как значимые по своему смыслу, так же как эмпири­ческую значимос<

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: