 |
По ту сторону Чистых Прудов
|
|
|
|
На бульваре, в кучке песка, белобрысый широкоголовый мальчик играет в солдатиков. Много-много солдатиков, целый дивизион.
— Тум-бара, пу-пум-бара!_ Ать-два! Огонь — пли!.. Пвф-ф-ф!..
Я подхожу. Я в таком же возрасте. Завязываю знакомство:
— А у меня спички есть.
— Нельзя. Бабушка. Тум-бурум-пум-пум-бвв-пх!..
— А у меня нет бабушки.
— Па-ба-а-ам! Дз-з-хп… И-у-и-у-у-др!.. Ты убит. Падаю, как полагается, но я только ранен. Заползаю в окоп, отстреливаюсь:
— Ты-ты-ты-ты-ты!..
— Ты убит. Кому сказано?
— Никому. Убитому не говорят. Я ранен. У меня зуб скоро выпадет.
— Покажи.
— Не покажу.
— Врешь. Не выпадет.
Нажимаю языком — трык! — готово: новенький молочненький клык На ладони. Протягиваю.
— Хе-хо. Дай.
— Не дам.
— За солдата.
— Не дам.
— За лейтенанта.
— А кто лейтенант?
— Вот, этот!
Что-то было нечистое в продаже зуба за лейтенанта, я это почувствовал. Поиграл, но домой покупку не взял, закопал в песок. У меня никогда не было своих солдатиков, ни одного.
А зачем Жорке понадобился мой клык?.. Пару раз в наших последующих драчках он меня укусил, не им же?..
Жорик Оргаев жил в переулке, похожем на мой, по другую сторону Чистых прудов.
Мы оказались в одном классе, который потом разделили, потом снова соединили, опять разделили… Такая вот пересекающаяся параллельность и дальше сводила и разводила нас.
Шесть колов
Первые два года в школу его водила бабушка, Полина Геннадьевна, завуч соседней женской, плечистая дама с плакатными чертами лица и такими же интонациями. Ходила всегда в темносинем, всей статью своей и походкой выражала организующее начало. Побаивались ее все, кроме Жорки, изучившего ее как часовой механизм. Он и называл бабушку «мой будильник». «Пойду заведу будильник» означало «пойду есть», «пойду спать», «пойду делать уроки». Суть этих отношений осталась для меня не вполне ясной, но хорошо помню, что при обращениях к Жорке Полина Геннадьевна часто краснела как девочка.
|
|
|
…Обедаем с мамой. Два звонка, это к нам, бегу открывать — и тут же назад, скорее — куда?.. Под стол, больше некуда.
Административное возмездие: Жорка, только что мной отлупцованный, явился в сопровождении бабушки для сообщения пренеприятнейшего известия.
— А Тоша сегодня получил кол.
— Шесть колов!!!!!! — ору я из-под стола с шестью знаками остервенения.
— Нет. Только один. — Жорка вопросительно смотрит на бабушку, та — на мою маму, с требованьем реакции:
— Ваш мальчик дерется и подает нехороший пример. На маму действует:
— Тоша! Вылезай сейчас же. Я кому говорю.
— Я не Тоша!
— А кто? — Жорка заинтригован.
— Не Тоша.
— А кто? Кто?..
— Тоша! Сейчас же! Ну-ка… (Попытка вытащить.) — А-а-а!!!
— А он… Он меня один раз побил, а я его два. Он один кол получил.
— Ни разу! Ни разу! Я получил шесть колов! Не Тоша! Не Тоша!!
Я простил его только перед самым сном. У него нет деревянного пистолета. У него нет… Я не То…
Пустил козла в огород
Диплом доктора оккультных наук можно получить в детском саду.
Если ты хоть чуточку наблюдателен, то заметишь, что при игре в гляделки затуманивается голова, расплываются мысли, перестаешь слышать, словно уплываешь куда-то… Не знаешь и вряд ли узнаешь, что это первая фаза гипнотического состояния. Но ты можешь это запомнить и применить — например, смотреть в точку, чтобы уснуть или чтобы перестал болеть зуб. Заставить человека оглянуться даже с большого расстояния, даже если кругом толпа, — ты ведь сам иногда ПОЧЕМУ-ТО оглядываешься, когда на тебя смотрят.
Понятия не имеешь, что означал для твоих дальних предков прямой немигающий взгляд в глаза (он и для обезьян много значит, и для собак) — но замечаешь, что такой взгляд ДЕЙСТВУЕТ. Как-то не по себе, когда на тебя смотрят так слишком долго. А когда смотришь сам? — Каково тому или той?.. А если еще и гримасу скорчить?..
|
|
|
Здоровый мальчишка всегда естествоиспытатель. Обязательно нужно полюбопытничать, все попробовать так, сяк, эдак, пощекотать природу, подергать за косичку судьбу.
А судьба и природа — создания не безответные…
В 12 лет я нашел в куче мусора на задворках старенькую изгаженную книжонку «Внушение и гипнотизм», без начала и без конца. Пассы… пробы внушаемости… Повелительность, сосредоточенность… Интересно… Теперь знаю, как начинать поединки с превосходящим противником.
Проверил на практике, в школе и во дворе. Потрясающе. От случая к случаю показывал штучки-дрючки. А потом надоело. Влечения к власти у меня не было, мне нужна была разделенная радость.
Книжечку изрисовал карикатурами («Гипноз, гипноз… хвать за нос!»..) и подарил на день рождения Жорке Оргаеву.
Я догадывался, что это ему понравится, но не мог догадаться, с какими последствиями.
Легенда о родителях
Отец — крупный разведчик, засекреченный до неузнаваемости; мать — артистка балета, всегда на гастролях; один дедушка был главным партизаном Северного Кавказа, а потом дрессировщиком, погиб в пасти разъяренного тигра; другой дедушка живет в Антарктиде, изредка пишет письма. Бабушку засекретить было нельзя.
На самом деле отец Жорика был инженером, мать стоматологом. Подались подзаработать на Север. Отец пошел в гору, споткнулся и накануне суда повесился. Мать уехала с каким-то начальником поюжнее. О дедушках ничего не известно.
Один летний сезон Жорик провел с матерью; после этого появился тик со вздергиванием головы, которое он потом научился эффективно использовать.
Во втором классе перестал ябедничать, но еще частенько бывал битым, имел прозвище «говядина», почему — не помню. С третьего статус резко изменился, изгой превратился в лидера, способного по мановению ока собрать боевую дружину и вломить кому следует чужими руками. Сам никогда не дрался.
Талант практического психолога проявляется очень рано, раньше всех остальных, ибо пробуждается самыми что, ни, на есть жизненными потребностями. И упражняется — непрестанно.
|
|
|
Клятва
— Готовы ли вы в знак преданности подписать Клятву Мести собственной кровью?..
Джон Кровавый Меч и Билл Черная Кошка ответили утвердительно.
Ричард Бешеный Гроб смерил нас проницательным взглядом. Объяснил, что к чему. Берется булавка. Протыкается палец. Из пальца течет кровь. Кровью подписывается бумага. После чего сжигается, а зола закапывается на Трижды Проклятом Месте. Так, сказал он, действуют все уважающие себя пираты и разбойники, с которыми он, Ричард Бешеный Гроб, лично знаком. Так работают Робин Гуд и Счастливчик Эйве-ри.
В назначенный день и час явились на Место. Он ждал, грозно наклонив голову. Двумя пальцами Джон Кровавый Меч нес булавку.
— Где клятва?
— Вот.
Бешеный Гроб вынул из кармана бумажку, картинно взмахнул.
Что-то там было написано, но главарь торопился и прочесть нам не дал; мы были в трансе и не настаивали.
— Я уже подписал, видите. Теперь ваша очередь, собутыльники.
Джон хотел что-то еще спросить.
— А может…
— Хе-хо! Разговорчики!
Кровь хлынула сразу, залила весь мизинец.
— Молодец, Джонни. Пиши. Вот тут… Внизу. Под моей.
ДЖОН КРОВАВЫЙ МЕЧЬ Ого! Даже на мягкий знак хватило.
— Теперь ты, картежник, каторжная душа. — Одобрительно скалясь, Ричард хлопнул по плечу Джона и повернулся ко мне. — Ну, картежник!?. Вот на кого равняйся. Нам такие нужны.
Джон преданно шмыгает, протягивает окровавленную булавку.
Но Билли мнется, бледнеет. Не страшно, но почему-то кружится голова.
— Дай я твоей, у тебя еще много.
— Хе-хе-хо и бутылка рома! — хрипит Бешеный Гроб. — Клятву Мести — чужой кровью?! Щенок! Трус!
— Это я-то трус?.. Вот, смотрите… Зажмурившись, надавил. Капля выползла нехотя, густая-густая.
БИЛ
— Вшивый интеллигент. Ладно, сойдет. Давай спички.
Я полез в карман. Тьфу ты черт. Нету спичек, забыл.
— Сто тысяч чертей! Поищи получше, головорез!
— Сейчас сбегаю… А у тебя нету? Яська, а у тебя?..
— А зачем? — Яська вдруг как бы очнулся. — Не хочу сжигать свою кровь. Не хочу.
— И я не хочу, — обрадовался я. — Закопаем, и все.
|
|
|
— Тридцать тысяч привидений, будь по вашему, висельники.
Именем дьявола!
— Именем дьявола.
— Зарыть у этого камня. Живей, душегубы!..
Вечером палец мой начал вспухать, дергаться. Всю ночь провертелся.
«Именем дьявола… Интересно, у Яськи тоже нарыв?.. А у Жорки?.. Что там было написано? Даже не прочитали…»
К утру палец вздулся, мама заметила. Отоврался. Сделали повязку с кусочком столетника. Школу можно по этому случаю прогулять.
На пустырике уже ошивался Яська.
— Сто тысяч жареных дьяволов!
— И соленая ведьма! Покажи, у тебя нарвало?
— Не-ет.
— А у меня во.
— Уй-яа. Ну теперь умрешь.
— Фига-с-два. Жорка не приходил?
— Не.
— А давай клятву раскопаем и сожжем, спички есть.
— Ну давай. Как там?.. С ругательствами и проклятиями негодяи отшвырнули прочь посинелый скелет помощника капитана. С глухим стуком в покрасневшую от крови каменистую почву вонзились заступы…
Бумажка оказалась сухой.
КЛЯТВА СТРАШНОЙ МЕСТИ
КЛЯНУСЬ КАЖДОГО КТО ПОПАДЕТСЯ
НА ГЛАЗА В ЧАС ЖУТКОГО УБИЙЦЫ
ОДНИМ ВЗГЛЯДОМ ПРЕВРАТИТЬ
В ПУСТОЕ МОКРОЕ МЕСТО
Ричард Бешеный Гроб и K° (Подписи)
— Ничего, а.
— Нормально. Пустое, мокрое — у-у!!
— Жорка-то расписался красивше всех. Какая загогулина, а. И не расплылось.
— У него кровь светлая.
— А у кого малокровие, синяя.
— Синяя у марсиан.
— Иди врать.
— А у японцев зеленая.
— А у муравьев вообще крови нет, спирт у них.
— Давай в футболешник?..
Подошла еще парочка прогульщиков с соседнего двора. Гоняли консервную банку, я и не заметил, как сунул клятву в карман.
Вечером, при стирке штанов, документ был обнаружен мамой, пришлось объясниться.
Мама смотрит на текст, вглядывается в подписи и вдруг говорит:
— А главарь-то ваш краской расписался.
—?!
— Акварельной.
— Акварельная кровь?!
— Акварельная. Крап-лак называется.
..АКВАРЕЛЬНАЯ КРОВЬ!..
Ах вот оно что. Ну, что делать будем?.. Вот это главарь… Побежать к Яське. Показать, как нас ОБВЕЛИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! Потом… Потом СТРАШНАЯ МЕСТЬ!! Заставить его… Что заставить?.. Проколоть палец! Той же самой булавкой, той самой! — и-и… И написать! — Своей НАСТОЯЩЕЙ кровью! — Я ПОДЛЕЦ!!! МЕНЯ НАДО КАЗНИТЬ!!!
…Во сне мы с мамой рыли пещеру, бесконечно длинную, беззвучно долбили светящийся красный камень, чтобы добыть ОГОНЬ СТРАШНОГО СЧАСТЬЯ. Вдруг мама, проваливаясь, говорит: «Я за спичками» — и исчезает, сразу понимаю, что навсегда, и чтобы догнать ее, ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ, а это можно успеть только за вечность, которая бесконечно короче мига, только коснуться…
Право чистой страницы, право детское, первое и последнее. Наутро сознание мое было омыто солнцем, новый день не желал сводить счеты. Ни я, ни Яська ни звуком более не обмолвились об этой дурацкой клятве. А Жорка притих, помалкивал — может быть, что-то чувствовал…
|
|
|
Страница перевернулась; но что-то все-таки не попустило той бумажке исчезнуть…
Ракурсы
Как бы я ни старался живописать его — ни самые многозвучные краски, ни тончайшая светотень не победят чертежа.
Я даже не верю, что он есть, все время, покуда мы с ним общались, не уходило затаенное подозрение, что его нет. А ведь в памяти целый фильм — от той первой встречи в песочнице… Несколько мешковатый мальчик, каких много. Зодиаковый Скорпион, на четыре дня старше меня. Бесцветный прыщеватый подросток, сохраняющий мешковатость, но уже какую-то многоугольную. Со спины: оквадраченная голова на короткой шее, наплюснутые вперед уши.
Профиль: крутая, почти дугообразная выпуклость лба, не очень высокого, на котором потом обозначились зализы; оседающий книзу затылок и подскакивающий вверх подбородок с мясистым выпрыгом нижней губы, отчего нос кажется слегка вдавленным. Долго страдал хроническим насморком, сильно сопел, особенно когда рисовал: вспучивал ноздри, отодвигал вбок губу… Это тоже вошло в гипнотическую гримасу, вместе с длинным выгибом правой брови и…
Вот она, особенность глаз. Поставленные довольно широко, с едва заметной косиной, с оттопыром нижних век, как бы перевернутые. Когда такие глаза медленно, словно жерла пушек, наводятся на некую точку за вашим затылком; когда веки еще резче оттягиваются напряжением щечных брыл (напрягается шейнолицевой мускул, так называемая платизма), — когда начинается вдруг вибрация всей физиономии одновременно с движением вверх и вниз, а глаза не отрываются… Вот — вот оно, знаменитое оргаевское «облучение»: впечатление, будто находишься под напором пульсирующей энергии; всасываешься в эту судорогу, начинает рябить в глазах. Этот иллюзионный трюк он отрабатывал еще в школе, но не хватало массы и репутации, большинство испытуемых заходилось хохотом.
Физически был средней силы, довольно подвижен, но неважно координирован; по этой причине не любил футбола — через раз мазал мимо мяча. В возне то и дело репетировал какие-то сногсшибательные приемчики, куда-то нажимал, что-то выкручивал; уверял, что знает двадцать четыре смертельных точки; но мало что получалось.
В восьмом классе из личинки моей подростковой застенчивости вылупился хмельной мотылек. На небосклоне школьной популярности засияла звезда — портретист, стихоплет, танцор, фокусник, мим, а главное, лабух, напрокат-нарасхват. Сочинил немыслимое количество пошлых песенок. Шалый, упоенный собой, я носился из компании в компанию, морочил девчонок, влюблялся, учился тяп-ляп, пропадал ночами, приводил в отчаянье маму.
А Жорик… Нет, не сказал бы, что он померк. Таинственная сильная личность, мафиозный отличник
Вытянулся, взматерел. Занимался гипнозом по той самой книжечке, о которой я и думать забыл, практиковался без устали и с умом. До времени — никаких зрелищ, работа строго индивидуальная. Держал на раппорте человек пять сомнамбул — ребятишек из нашей школы, а в качестве телохранителей — парочку окрестных мордоворотов. Одного, прыщавого громилу с мутными глазами, полудебила по прозвищу Женька-псих, водил за собой как цепного пса. — «Ко мне, Жан! Стоять! Сидеть!.. Взять!..»
Элементарный императив плюс обещание за примерное поведение предоставить бабу. — «Я его могу убить одним взглядом.
Подтверди, Жан.. «Угу-у-у…»
Ходячая сила воли. При всем том непонятным образом выходило, что Жорик, со всеми его грозными и полезными качествами, никому не нужен. Его общества не то чтобы избегали, но как-то потихоньку отваливали. Требовалось еще что-то, чем он не обладал.
Нюанс. Первая истерика
В десятом классе нас немного сблизило увлечение живописью.
За этюдником и в музеях с него что-то слетало. (Один раз почудилось, будто серая тень выскользнула из-за спины и нырнула в стенку.) С дрожащим взглядом, с дремотной улыбкой работал кистью… Краснел, бледнел, переставал слышать — настоящий творческий транс. Если бы я не видел его и ТАКИМ, все было бы проще…
О живописи он знал все, что было доступно в те сумеречные времена. Открыл мне постимпрессионистов и абстракционистов первого поколения.
Я рисовал его, он меня во всевозможных манерах; к семнадцатилетию подарил мне масляный тетраптих «Антоний» — феерию цветовых пятен. Я не мог в них себя опознать, но пришел в восторг, восхищаюсь и по сей день.
Не сомневаюсь, в нем бушевал художник, с несравненным своеобразием чувства цвета. Он бы и сам в этом не сомневался, если бы не одна досадная недостача.
Линия не давалась. Полнейшая беспомощность, топорность рисунка. Зрительно-двигательная память была просто никуда… «Как ты это можешь, как можешь, ну объясни! Как ты ЭТО можешь?!»
Что я мог объяснить?
Брал бумагу и карандаш, закрывал глаза и отпускал руку. Готово: портрет, движение. Цветы, звери. Ну как объяснить?
— «Зачем тебе это, ты цветовик, я рисовальщик». — «Нет, мы должны развиваться вместе. Искусство жестоко, все или ничего. Ты научишь меня, а я тебя дотяну до Фалька и до мусатовского нюанса…»
Однажды у него дома, в отсутствие бабушки, я таким вот слепым способом смеха ради нарисовал пять танцующих обнаженных женских фигурок и возле каждой — жоркины физиономии, с выражением лиса в винограднике. Открываю глаза. Жорки нет.
— Э… Ты где? Молчание.
Скрип за зеркальным шкафом.
— Жорк!
— ОГЛЯНИСЬ. Фью-ть!
Хлебный нож, просвистев мимо моего уха, ударился в стенку и упал мне под ноги.
— ПОДНИМИ.
— Ты что?..
— ПОДНИМИ. ВСТАНЬ НА МОЕ МЕСТО. КИДАЙ В МЕНЯ.
— Жорк, ты что?!.
— Нам вдвоем не жить на этом свете. Кто-то должен… Кто-то должен… Уходи, слышишь, уходи быстро… СТОЙ.
— Стою. Ну.
— ВОЗЬМИ НОЖ.
— Кончай шуточки, мне не нравится. Ты что, из-за этого опсихел? Порву.
— Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хо-о-о-о-о-о!!!.. Это была его первая открытая истерика. О других я не догадывался.
Ещё нюансы
Волосы цвета хозяйственного мыла (сам Жорик обозначил — «нечищенного серебра»). Якорная дуга подбородка — отметина прирожденного организатора.
А чтобы узреть глаза, нужно спуститься по крутизне лба в промоину между мощными надбровными дугами: здесь эпицентр магнетизма, воронка… нет… осторожно, в зрачки не надо. Радужка цвета январской предутренней мглы, с невычислимым, но крайне важным процентом сиреневого.
В девятом классе он был еще девственником.
Мы учились в эпоху раздельного обучения, и по этой причине все были сексуально озабоченными, почти у всех выпирало. Я говорю «почти», потому что Жорик, например, к этой категории не относился, его что-то тормозило, давило. С девчонками напрягался, краснел-бледнел, куда-то девались и красноречие, и самоуверенность. Потом прорвало: «Знаешь, блондинки лучше всего трахаются под гипнозом». — «А брюнетки?» — «Они и так в трансе.»
Говорил на эти темы редко, но метко. Жадно расспрашивал о моем опыте. Заявил как-то: «Когда я начну, я твоих глупостей повторять не буду. Пошла на… любовь, они у меня все как овечки будут. Мужскую силу хотят чувствовать, сучки? Мужская сила — это гипноз, это власть…»
|
|
|
