Политический кризис в Иерусалиме

 

В 1180 г., после сокрушительных поражений предшествующего года, христиане заключили перемирие с Саладином. Среди населе­ния латинских государств царили уныние и пораженческие настрое-ния: «страх сковал сердца их жителей», говорит арабский историк, а Гильом Тирский отмечает, что на севере «рыцари Храма, жившие в этой области, заперлись в своих замках, ожидая осады с минуты на минуту»¹⁸³.

Королевство напоминало корабль без руля: только что заклю­ченные перемирия расторгались по прихоти авантюристов вроде Рено де Шатильона. Военные действия, не приводившие к реши­тельным результатам, подрывали боевой дух франков и их волю к сопротивлению. Начинался затяжной политический кризис, в ко­тором орден принял самое активное участие.

Король Балдуин был прокаженным и, при всем своем мужестве, мог править только через посредников. До конца своей жизни он по­ручал править своим государством способным для этого людям. Их было двое: Раймунд III, граф Триполи и сеньор Тивериады, «пулен», пользовавшийся поддержкой крупных баронов Святой земли и большей части духовенства. Он провел в мусульманских темницах десять лет и вышел на свободу в 1174 г., когда орден Госпиталя за­платил за него выкуп. С 1174 по 1176 г. Раймунд правил королевст­вом как регент. Затем Балдуин IV, достигший совершеннолетия, взял власть в свои руки и решил опереться на другую партию, вождем ко­торой был Ги де Лузиньян.

Началось противостояние между партией баронов и придворной партией, которая состояла не из вновь прибывших, недавно сошед­ших с корабля крестоносцев, как это иногда утверждали, а из людей, занявших свое место благодаря покровительству, интригам или же­нитьбе. Свое положение они не унаследовали. Рено де Шатильон провел в Сирии и Палестине тридцать лет (десять из них он был кня­зем Антиохии, управляя ей от имени своей жены). После шестнадца­ти лет, проведенных в плену у мусульман, он снова перебрался в Ие­русалимское королевство, где получил крупную южную сеньорию в моавском Кераке и Заиордании. Ги де Лузиньян, недавно прибыв­ший из Пуату, женился на Сибилле, сестре Балдуина IV и матери на­следника трона, Балдуина V¹⁸⁴.

После 1183 г. король изменил свою позицию: враждебность зна­ти по отношению к Лузиньяну и неудачи последнего побудили коро­ля снова обратиться к Раймунду. Соперничество между двумя груп­пами обострилось в связи с проблемой наследования Балдуину IV. Король чувствовал приближение смерти, а его преемнику было всего пять лет. Ясно было, что наступает продолжительный период ре­гентства: королю предстояло доверить регентство либо своей сестре Сибилле, т. е. Лузиньяну, либо Раймунду. А если Балдуин V умрет юным, кто его заменит? Чтобы устранить кандидатуру Лузиньяна, Балдуин добился от Высшей курии королевства, состоявшей из ба­ронов и епископов, согласия на следующее решение вопроса пре­столонаследия: выбор будущего монарха поручался комиссии, в которую должны были войти папа, император, короли Франции и Англии.

Балдуин IV умер в 1185, а Балдуин V, его наследник, — в 1186 г. Партия Лузиньяна обманула Раймунда Триполийского и, совершив настоящий государственный переворот, аннулировала распоряже­ния Балдуина IV о порядке наследования. Двадцатого июля 1186 г. Сибилла и Ги были коронованы в Храме Гроба Господня всецело их поддерживавшим патриархом. Решающую же роль в этом государ­ственном перевороте сыграл магистр ордена Храма Жерар де Ридфор.

Он был уроженцем Фландрии и прибыл на Святую землю при Амори I. Этот хвастун, скандалист и авантюрист получил прозвище «странствующего рыцаря». Он стал наемным рыцарем на службе Раймунду Триполийскому, получая жалованье в виде фьеф-ренты или «платный фьеф». Естественно, Жерар беспокоился о своем бу­дущем, и его сеньор пообещал ему руку первой же богатой наследни­цы. Ею должна была стать Люсия, наследница фьефа Ботрон. Но по­стоянно нуждавшийся в средствах граф Триполи не смог устоять перед заманчивым предложением одного богатого пизанца. Он за­был о своем обещании. Уязвленный Ридфор с тех пор воспылал к нему смертельной ненавистью. Жерар уехал из Триполи и через некоторое время объявился в Иерусалиме, уже в качестве маршала королевства. Затем, после какой-то болезни, от которой он лечился в ордене Храма, он принес тройной обет и стал тамплиером. Его вос­хождение к вершинам власти было необычайно стремительным, по­скольку очень скоро он был назначен сенешалем ордена (в 1183 г. он подписал один акт как сенешаль). В конце 1184 г. в Вероне умер ма­гистр ордена Арнауд де Торроха, отправившийся с посольством в За­падную Европу. В начале 1185 г. капитул ордена выбрал Жерара его преемником.

М. Мелвиль выдвинул гипотезу, согласно которой часть братьев была настроена против Ридфора. Своим высокомерием и карьериз­мом он сильно напоминал предпоследнего магистра Эда де Сент-Амана. Между ними орден возглавлял магистр Арнауд де Торроха, прибывший в Святую землю из западноевропейских командорств, бывший прецептор Испании, воспитанный в ордене и выступавший гарантом определенной умеренности. Приверженцы традиций про­тив «бешеных собак»? Почему бы и нет. Но выборы Ридфора были тайными¹⁸⁵.

Ридфор сразу окунулся в политические интриги того времени, став главным творцом успеха Ги де Лузиньяна. Тамплиеры, которых подозревал Раймунд, сопровождали гроб юного Балдуина V из Акры в Иерусалим, где должно было состояться погребение. В городе уже собралась вся клика Лузиньяна. Раймунд и его сторонники находи­лись в Наблусе. Тщетно граф запрещал Сибилле принимать корону, тщетно призывал хранить верность предсмертной воле ее брата. Патриарх Иерусалимский и Ридфор, напротив, подталкивали Си­биллу к коронации «наперекор баронам земли; патриарх из любви к матери королеве, а магистр ордена Храма — из ненависти к графу Триполи», говорит нам Эрнуль¹⁸⁶. Королевский венец хранился в со­кровищнице храма Гроба Господня, а ключи от нее были вверены патриарху и магистрам тамплиеров и госпитальеров. Роже де Мулен, магистр госпитальеров, отказался отдать свой ключ и ушел в нахо­дившийся поблизости обширный гостеприимный дом Св. Иоанна. Ридфор и Рено де Шатильон последовали за ним. После долгого со­противления Роже де Мулен сдался и бросил свой ключ на пол. Раз­деляли ли остальные госпитальеры его враждебное отношение к Лу-зиньяну? В этом нет уверенности¹⁸⁷.

Коронация 20 июля доставила немало радости Жерару де Ридфору. Он якобы воскликнул: «Эта корона стоит женитьбы на наследни­це Ботрона»¹⁸⁸. Постепенно собравшиеся в Наблусе бароны примк­нули к Лузиньяну. Раймунд Триполийский, отказавшись признать совершившийся факт, удалился в Тивериаду. Боясь нападения Лу­зиньяна, он заключил соглашение с Саладином. Это было больше, чем просто перемирие. Разумеется, сделки такого рода не были в но­винку на латинском Востоке. Но опасность все же была вполне ре­альной: когда Лузиньян обратился за советом к Ридфору, тот настойчиво уговаривал его вытеснить Раймунда из Тивериады. Но в той тяжелой ситуации, которую переживало королевство, этот договор с Саладином действительно мог выглядеть предательством¹⁸⁹. Во всяком случае, под давлением баронов король был вынужден вступить в переговоры с Раймундом, чтобы попытаться восстано­вить согласие, так как в 1187 г. Саладин перешел в наступление.

Битва при Хаттине

 

В начале года Рено де Шатильон, нарушив перемирие с Салади­ном, захватил огромный мусульманский караван. Саладин потребо­вал от короля возмещения убытков, и тот приказал Рено вернуть свою добычу. Шатильон дерзко отказался. Саладин только этого и ждал. Он взбудоражил весь мусульманский мир и к весне собрал самую внушительную армию из всех, когда-либо имевшихся в рас­поряжении мусульман.

Несмотря на внутренние раздоры, королевство Иерусалимское ответило на вызов. Ги де Лузиньян отправил к Раймунду посольство, в которое входили Жерар де Ридфор и Роже де Мулен. По дороге они столкнулись с мусульманским отрядом, которому Раймунд — в силу опрометчиво заключенного договора — позволил пройти по землям Тивериады. Для Жерара де Ридфора эта встреча было явным подтверждением предательства графа. Он немедленно призвал во­семьдесят тамплиеров из соседнего замка Фев и, вместе с десятком присутствовавших госпитальеров и сорока рыцарями из Назарета, решил атаковать противника, невзирая на его численный перевес. Ридфор с презрением отклонил совет магистра госпитальеров и од­ного из рыцарей Храма, Жаклина де Мальи, призывавших отказать­ся от боя¹⁹⁰. Естественно, 1 мая в месте, называемом Фонтен де Крессон, христиане потерпели поражение и были полностью перебиты. Кажется, удалось бежать только одному Ридфору. После этого собы­тия начали развиваться стремительно. Ги и Раймунд примирились, по крайней мере, внешне.

По совету Ридфора король созвал своих вассалов и ополчение королевства. Города и крепости остались без своих гарнизонов, влившихся в ряды королевского войска. Ридфор предложил заплатить этим воинам из казны английского короля Генриха II, отданной на по­печение тамплиерам. На самом деле, Генрих II поклялся отправитьсяв крестовый поход, чтобы искупить свою вину в смерти Бекета, и по­слал в Святую землю значительные суммы денег, отдав их на сохра­нение тамплиерам и госпитальерам с официальным запретом при­касаться к ним до его прибытия. В противном случае король оставлял за собой право покрыть свои расходы из имущества орде­нов в Англии. Даже посольство, отправленное на Запад в 1184 г., убедившись, что Генрих II не собирается в Иерусалим, не смогло до­биться от короля отказа от этой казны. «Нам нужен государь, имею­щий нужду в деньгах, а не деньги, нуждающиеся в государе», — яко­бы заявил патриарх Иерусалимский.

Несмотря на это, Ридфор открыл сундуки, в которых хранилась английская казна, и смог заплатить четырем или пяти тысячам пехотинцев. ¹⁹¹

Саладин готовился осадить Тивериаду, которую обороняла Эшива, жена Раймунда. Сам граф Триполи находился в Сефории, где был назначен сбор войска со всего королевства. Он посоветовал не ухо­дить из местности, богатой родниками; не рваться в бой, а ждать, пока армия Саладина не разойдется сама по себе, так как она не смо­жет долгое время находиться в мобилизованном состоянии. Пред­ложение графа было принято. Однако ночью Ридфор пришел к ко­ролю: он подогрел недоверие Лузиньяна к «предателю» Раймунду и разбередил в нем тщеславие, убедив, что одна-единственная воен­ная победа позволит ему прочно сесть на своем троне. «Король не посмел спорить с магистром, так как любил его и боялся, ведь имен­но он возвел его на престол и к тому же отдал ему казну короля Анг­лии»¹⁹². Чтобы одержать победу, следовало совершить бросок и за­ставить Саладина снять осаду Тивериады.

Утром 3 июля удивленная армия получила приказ выступать. Це­лый день колонна людей и лошадей, умирающих от жажды и осы­паемых стрелами, безнадежно медленно тащилась под палящим солнцем по иссушенной пустыне. Изнывающие под тяжестью доспе­хов, которые нельзя было бросить, рыцари и пехотинцы были выну­ждены разбить лагерь на полпути, не успев даже добраться до источ­ников воды, расположенных недалеко от Кафр Хаттин, несмотря на то что маршрут был изменен по совету Раймунда Триполийского. На следующий день мучения продолжились. Конные лучники против­ника имели преимущество перед пешими франкскими стрелками. Туркополам, в основном состоявшим на службе в военных орденах, не удавалось их отогнать. Атаки тамплиеров, замыкавших колонну, без поддержки оставались безуспешными.

Непоправимое произошло, когда мусульмане, воспользовавшись неблагоприятным для латинян ветром, подожгли кустарник: пехотинщы разбежались, побросав оружие, чтобы сдаться или укрыться на вершине отрогов Хаттина. Оставшись без прикрытия, конница понесла огромные потери, лошади были перестреляны или изрубле­ны секирами. Спешившись, умирая от жажды и усталости, рыцари укрылись на вершине, рядом с королевским шатром, поставленным у «истинного креста», который христиане принесли с собой. Отча­янные атаки позволили нескольким рыцарям прорвать мусульманские ряды и спастись. В их числе был и Раймунд Триполийский, ос­тальные же попали в плен¹⁹³.

В руках Саладина оказалось, самое меньшее, пятнадцать тысяч человек, которым он уготовил разную участь: пехотинцев продали в рабство; Рено де Шатильон, «враг народа номер один», был казнен в присутствии султана — возможно, Саладин умертвил его собствен­ной рукой. Двести тридцать тамплиеров и госпитальеры, точное число которых нам неизвестно, были подвергнуты пыткам, по обы­чаю, впервые введенному в Баниасе в 1157 г. Но Саладин пощадил короля, баронов Святой земли и... Ридфора.

Позиция Саладина вызывает интерес. Вот как он обосновал казнь храмовников и госпитальеров: «Я хочу очистить землю от этих двух нечестивых орденов, чьи обычаи бесполезны, и которые никогда не отрекутся от своей враждебности и не сослужат никакой службы в рабстве»¹⁹⁴. Мне кажется, что эти слова похожи на те, что сказал «Старец Горы», вождь сирийских ассассинов: он считал, что убивать магистров военно-монашеских орденов бессмысленно, так как вместо погибшего братья немедленно изберут нового руководи­теля, и орден нисколько не пострадает¹⁹⁵. Мусульмане делали четкое различие между военными орденами, которые представлялись им группами, спаянными воедино дисциплиной и религиозным фана­тизмом (анти-мусульманским по своей сути), и палестинскими «пуленами», которые, как они отмечали, стремились «оближневосточ-ниться» (levantiniser) ¹⁹⁶. Военные ордены, в чьи ряды постоянно вливались братья из Западной Европы, ассимиляции не поддава­лись. Тамплиер по определению не привязывался к месту. «Если выхотите быть в Акре, вас пошлют в область Триполи.. или отправят в Апулию», — говорилось будущему храмовнику во время церемо­нии приема (статья 661).

Исходя из этих соображений, я сделаю три важных замечания более общего характера.

Прежде всего, необходимо дать справедливую оценку рассказам о дружеских отношениях тамплиеров с мусульманами. Хорошо из­вестен хрестоматийный текст арабского автора Усамы ибн-Мункыза, где он бахвалится своей дружбой с тамплиерами. Помимо того что его свидетельство единично (другие мусульманские авторы, на­против, исполнены чрезвычайной враждебности по отношению к христианам вообще и военным орденам в частности), вот корот­кий отрывок, который достаточно хорошо иллюстрирует границы понимания, возможного между тамплиером и мусульманином:

 

Я видел, как один франк пришел к эмиру Му'ин ад-Дину, да помилует его Аллах, когда тот был в Ас-Сахра, и сказал: «Хочешь ты видеть бога ребен­ком?» — «Да», — сказал Му'ин ад-Дин. Франк пошел впереди нас и показал нам изображение Мариам, на коленях которой сидел маленький Мессия, да будет над ним мир. «Вот бог, когда он был ребенком», — сказал франк. Да будет превознесен великий Аллах над тем, что говорят нечестивые, на вели­кую высоту!¹⁹⁷

 

Большая политика иногда требовала знаков любезности по отно­шению к неверным, но явно не таких, чтобы отрекаться от своей веры ради Девы Марии. Усама, который постоянно посылает всех франков в ад, не имел ни малейшего намерения заходить дальше простой вежливости.

Во-вторых, все домыслы по поводу так называемого синкретиз­ма храмовников с мусульманской религией, эзотерическим учением ассассинов и тому подобное, короче говоря, все попытки доказать, что тамплиеры не были или больше не были христианами, доходят до абсурда. Тамплиеры были христианами — и христианами фана­тичными. И именно таковыми их считали мусульмане.

В-третьих, Ридфор может представлять агрессивное христианст­во крайнего толка, которое наверняка было более широко распро­странено в ордене, нежели обычно считают, и этим, без сомнения, объясняется его избрание магистром. Предпринятое Ж. Дюби ис­следование битвы, Божьего суда, игры в шахматы, где на кон стави­ли все, дополняет следующее замечание Д. Сьюарда: в сражении при Фонтен де Крессон Ридфор, возможно, думал о суде Божьем и вспоминал слова Иуды Маккавея: «Число мало значит для победы, если сила исходит от Бога», - мысль эта пользовалась популярностью на протяжении всего средневековья, в том числе в самый разгар Сто­летней войны!¹⁸⁸

В то же время Ридфор был склонен к крайностям. Его ненависть к Раймунду Триполийскому была буквально болезненной; влияние на Ги де Лузиньяна — непомерным: поведение в битве — неуравнове­шенным. Не забудем, что он вступил в орден после болезни. Рассказ о его смерти, принадлежащий Амброзию, позволяет сомневаться в том, что он выздоровел. Это была не просто болезнь несчастной любви!

Эпилог

 

За месяц, прошедший с битвы при Хаттине, Саладин завоевал все королевство: крепости и города, оставшиеся без защитников, пали без сопротивления. Отказавшись от мысли захватить Триполи и Антиохию, проигнорировав те немногие замки, что еще продолжали обороняться, Саладин решил захватить Иерусалим, что стало бы не­оспоримым символом его победы в священной войне. Прежде чем начать осаду, султан подчинил себе Аскалон: для этого он распоря­дился привезти из Дамаска Ги де Лузиньяна и Жерара де Ридфора, чтобы те приказали королевским и орденским гарнизонам в Аскалоне и окрестных замках сдаться. Возможно, здесь кроется причина странного милосердия Саладина: он использовал короля и магистра, чтобы ускорить и упростить завоевание Святой земли. В октябре, после нескольких дней осады, Иерусалим капитулировал. Каждый житель мог беспрепятственно уйти из города — предварительно за­платив за свою свободу. Госпитальеры пустили на выкуп свою долю казны Генриха II; патриарх отказался расставаться со своей; орден Храма дал деньги, зажиточные горожане упирались и не хотели платить за бедняков. Бесчестье стало уделом всех¹⁹⁹. Те, кто сумел откупиться, образовали три группы. Во главе их встали последние защитники го­рода, Бальян д'Ибелен и командоры тамплиеров и госпитальеров: они проводили жителей Иерусалима в Тир, куда стекались беженцы со всего королевства. Под защитой прочных крепостных стен, получив подкрепление в виде отряда крестоносцев — им руководил энергич­ный Конрадом Монферратский (его отец Бонифаций был одним из пленников Хаттина), — Тир выстоял, и в конце декабря 1187 г. после двух месяцев бесплодной осады мусульмане отступили. Королевствовсе еще держалось. Саладин освободил Ридфора и Лузиньяна, пре­красно зная, что таким образом посеет раздор в стане латинян, раз­делившихся в вопросе об ответственности этих двоих людей за про­изошедшую катастрофу. Ридфор снова возглавил орден Храма. Изгнанный из Тира вместе с Ги, он последовал за ним в безрассуд­ной, но удачной авантюре по отвоеванию Акры. Именно там он и погиб в бою 4 октября 1190 г. Предоставим слово Амбруазу. «В этом деле был убит магистр ордена Храма, тот, кто сказал доброе слово, шедшее от его доблестной выучки», говорит наш точный и саркастичный хронист:

 

Когда люди храбрые и смелые говорили ему в этой атаке: „Ступайте отсюда, господин наш, ступайте!" (И он смог бы, если бы захотел.) Отвечал он: „Богу совсем не будет угодно, ни то, чтобы я был в другом месте, ни чтобы упрека­ли орден Храма в том, что видели меня убегающим". И он так не поступил. Он погиб, потому что на него набросилось множество турок²⁰⁰.

 

Тремя годами раньше Саладин вступил в Святой град. Он совер­шил очищение святых мест ислама. Золотой крест, венчавший купол Скалы, был низвергнут, а алтарь на скале уничтожен. Храм Соломо­на снова стал мечетью Аль-Акса. Стенка, скрывавшая мирхаб, нишу, указывающую направление Мекки, была разобрана. Саладин пове­лел установить в большом зале, который снова стал местом молит­вы, минбар (разновидность кафедры), который в 1169 г. приказал построить еще сам Нур-ад-Дин специально для того, чтобы помес­тить его в Аль-Акса, когда отвоюет Иерусалим²⁰¹. Харран, древняя Храмовая гора, была омыта розовой водой. В первую пятницу после взятия города кадий Дамаска прочел молитву в присутствии Салади-на и разъяснил значение Иерусалима для мусульман. Так, храм Со­ломона и храм Господа не просто снова превратились в мечети Аль-Акса и Омара; эти священные места стали еще более дороги сердцу мусульман.

Франки вернули себе Иерусалим по договору 1229 г. и владели им до 1244 г.; но Харран им не отдали. Пришлось ждать 1143 г., что­бы тамплиеры снова обрели — по сути символически — свою преж­нюю главную резиденцию. Новый же дом находился в Акре, где и оставался до самого падения королевства Иерусалимского²⁰².

Часть IV

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: