Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Юный Петр Федорович с юной супругой.




Юный Петр Федорович с юной супругой.

Г-К. Гроот

 

В последующие годы канцлер Бестужев одолевал политических врагов, потихоньку достраивал свою направленную против Берлина «систему», но вся эта конструкция выглядела крайне ненадежной. Было ясно, что как только Елизавета умрет (а она в 1750-е годы стала часто болеть), курс Санкт-Петербурга развернется на 180°, что будет скверно для национальных интересов России и произведет хаос в европейской политике.

Надежды на нового, более отрадного наследника оправдались не скоро. Молодая чета смогла произвести на свет сына лишь через десять лет после свадьбы, в 1754 году. Елизавета немедленно забрала маленького Павла Петровича к себе, но всем было очевидно, что подрасти он не успеет.

Тогда-то Бестужев и затеял рискованную игру, делая ставку на жену наследника Екатерину, которая была умнее мужа, сильнее характером, а главное – в отличие от него давно отошла от немецких интересов. (Нет, главным, конечно же, было то, что Бестужев рассчитывал стать при такой государыне истинным правителем страны). Чем эта интрига закончилась, мы знаем: всемогущий канцлер пал, и сама Екатерина еле уцелела.

В последние годы царствования Елизаветы ее держава вела затяжную войну с Пруссией, а в Европе все гадали, сколько еще протянет императрица и что будет, когда она умрет и воцарится наследник.

В ноябре 1761 года государыня стала совсем плоха. Судя по симптомам, она страдала сердечной недостаточностью. Несколько раз совсем уже отходила – и дипломаты союзных держав слали в свои столицы панические донесения; потом царице становилось лучше – все немного успокаивались. Наконец 25 декабря Елизавета скончалась.

По крайней мере, она добилась того, что корона перешла к следующему монарху без потрясений. Никто прав нового государя не оспаривал.

Потрясения, впрочем, все равно произошли. Скучные времена закончились, начинались новые – турбулентные и непредсказуемые.

 

 

ДЕЛА ВНУТРЕННИЕ

 

«Малые приключения»

 

Несколько пренебрежительный тон, в котором многие пишут о Елизавете и ее матриархальных временах, объясняется не только личностью самодержицы, но еще и тем, что ее правление отличалось чрезвычайной пассивностью. Оно, по выражению С. Платонова, «не оставило потомству ничего своего». Знаменитый деятель ранней екатерининской поры Никита Панин, личность совсем другого калибра, нежели Алексей Бестужев и тем более Петр Шувалов, несколько лет спустя отзовется о своих предшественниках весьма презрительно:

 

Сей эпох заслуживает особливое примечание: в нем все было жертвовано настоящему времени, хотениям припадочных людей и всяким посторонним малым приключениям в делах.

 

Однако подобная репутация как раз и была создана Екатериной II и ее соратниками, которым, как в свое время Елизавете по отношению к Анне, хотелось возвыситься по контрасту с предыдущим режимом. Это вообще очень распространенное в политике явление, а в русской историографии, в силу ее извечной «государственности», такие оценки часто прирастали намертво.

На самом деле пассивность и консервация, кажется, являлись совершенно сознательной стратегией елизаветинского правления. Пожалуй, в тогдашней ситуации этот путь был наиболее разумным. Стране требовался период спокойствия, залечивания ран, переваривания всей той пищи, которую она без разбора, огромными кусками проглотила при Петре Великом.

С самого начала новая царица заявила именно об этом со всей определенностью: что будет «наикрепчайше содержать» петровские заветы. Развивать и продвигать их дальше она не обещала.

Прежде всего Елизавета постаралась восстановить контуры системы государственного управления, существовавшей в 1725 году.

Она упразднила Кабинет, тем более что двое из его членов, кабинет-министры Остерман и Головкин, оказались злодеями и преступниками. Высшим органом власти был вновь провозглашен Сенат (в нем ни одного немца, все сплошь русские). Воскресли коллегии, получив точно те же, что при Петре названия. Во всех центральных учреждениях и губерниях вновь обрели силу прокуроры – с той же, что прежде функцией «государева ока». Вернулся из бытия даже Главный магистрат, центральная инстанция над городским самоуправлением.

Но реставрация была сугубо формальной. Городское самоуправление так и осталось на зачаточном уровне (при «ордынском» принципе государственной организации иного быть и не могло); прокуроры никого не подгоняли; коллегии ничего нового не затевали. Что же касается Сената, то он приобрел иной смысл, чем при Петре. Первый император отводил этому органу лишь функцию контроля за исполнением законов, теперь же Сенат совместил с судебно-административной властью еще и законодательную. Справляться с таким объемом работы он не мог, и через некоторое время (в 1756 г. ) пришлось учредить «Конференцию при Высочайшем дворе» – собственно правительство, состоявшее из десяти конференц-министров. В их число ради пущей важности был включен и наследник престола. Тон в этом совете задавали Петр Шувалов и Алексей Бестужев-Рюмин, а после падения последнего его преемник Михаил Воронцов.

Единственная сфера управления, которую «курировала» сама императрица, следуя в этом примеру Анны Иоанновны, касалась вопросов государственной безопасности. При всем легкомыслии Елизавета Петровна не была беспечной и крепко держалась за власть. Генерал Ушаков, начальник Тайной канцелярии, сохранил свой пост и влияние, более того – получил приказ находиться при особе ее величества «безотлучно». Он подчинялся не Сенату, а непосредственно царице. После смерти Ушакова место занял верный человек А. Шувалов.

Как уже говорилось, Тайная канцелярия при мягкосердечной Елизавете работала еще активнее, чем при жестокой Анне. Доносчики ябедничали, вопли «Слово и дело! » не умолкали, застенки работали, дознаватели выискивали крамолу. Количество рассматриваемых дел по сравнению с «бироновщиной» сильно увеличилось – по меньшей мере вдвое.

В остальном же вклад государыни в управление был невелик. Ее личное заинтересованное участие угадывается лишь в принятии указов о том, какой длины носить кружева (ни в коем случае не длиннее трех пальцев), какому сословию можно и нельзя одеваться в шелка, да еще чтоб никто не разряжался в золото и серебро (очевидно, кроме самой императрицы).

 

Зато во всё вмешивался неутомимый Петр Шувалов, плодовитый на масштабные проекты. Из этих гор – и то не всегда – обычно рождались мыши.

Скажем, граф выступал в Сенате с эмоциональной речью о том, что российские законы народу непонятны в силу своей запутанности и трудных формулировок, отчего и происходит всё зло в стране. Вот если б составить простые и ясные законы, всё бы наладилось. Государыне идея понравилась, сенаторы немедленно постановили написать новые законы, ясные и всем понятные. Собралась комиссия, долго работала, в 1755 году составила Уложение, которое еще больше всё запутало. Десятилетие спустя придется составлять новое.

В другой раз граф Петр Иванович разразился трактатом «О разных государственной пользы способах», где совершенно справедливо писал, что главной силой страны является народ, а обязанностью правительства – «приведение народа… в лутчее ево состояние». В качестве первой меры для сохранения народа Шувалов предлагал учредить по всей границе форпосты «не менее пяти человек драгун при одном капрале или унтер-офицере», чтобы народ не сбегал за границу. Предлагались и другие меры, но, кажется, выполнили только первую.

 

Одним словом, «приключения в делах» действительно были невеликие, но все же меж ними попадались и полезные. Провели большую и крайне важную для живущей хлебопашеством страны работу по размежеванию земельных владений. Упомянутая выше отмена внутренних таможенных пошлин все же способствовала некоторому оживлению торговли и развитию купечества, хоть оно оставалось немногочисленным и в целом небогатым. Для сохранения и преумножения народа гораздо полезнее форпостов с унтер-офицерами оказалась забота о рождаемости. При Елизавете Петровне появляются первые профессиональные акушерки – «повивальные бабки», проаттестованные докторами и даже получающие казенное жалованье. Их пока хватало только на Петербург и Москву, а в остальные города обещали посылать, только «если будут лишние», но уже появились первые акушерские школы и даже особые врачи, называвшиеся «профессорами бабичьего дела».

Главным же благом было то, что народ предоставили самому себе, не мучая начальственными гиперпроектами, чрезмерным регламентированием и экстренными поборами. Наоборот, в 1752 году были прощены недоимки за двадцать с лишним лет – огромное облегчение. Предоставленная сама себе, Россия оказывалась весьма жизнеспособной и даже успешной страной. В манифесте о прощении долгов объявлялось:

 

Империя так силою возросла, что лучшего времени своего состояния, какое доныне ни было, несравненно превосходит в умножившемся доходе государственном и народа, из которого состоит и комплектуется высокославная наша армия, ибо как в доходах, так и в упомянутом народе едва не пятая часть прежнее состояние превосходит.

 

Получается, что «сонное время» для обычных людей оказалось легче и здоровее не только «нервных» лет, но и великих петровских, а затем екатерининских побед, меж которыми хронологически расположен этот период.

В том, что касается окраинных и инородных (по отношению к титульному этносу) областей империи, правительство никакого осмысленного курса не проводило – лишь реагировало на возникающие там проблемы.

Единственной административной акцией на этом фронте было внезапное и странное восстановление гетманства на Украине. В этом Елизавета уж точно не следовала заветам отца, потратившего немало сил на то, чтобы ослабить и вовсе отменить этот атрибут малороссийской автономии. Анна, не клявшаяся в верности петровской политике, с 1734 года держала место гетмана пустым, приучая юго-западную окраину империи к прямому управлению. Провинцией руководил российский чиновник, именовавшийся министром.

И вдруг в 1747 году вышел царский указ гетману снова быть, притом с прежними правами, то есть на положении полусамостоятельного вассала. Малороссийские дела передавались в ведомство Иностранной коллегии, тем самым область официально как бы выходила из состава метрополии и превращалась в протекторат.

Этот противный имперской логике шаг объяснялся двумя субъективными причинами. Во-первых, незадолго перед тем государыня совершила поездку на Украину, и повсюду ее встречали депутации, чередовавшие лесть с верноподданнейшими просьбами о восстановлении старинной привилегии. Добрая Елизавета Петровна смилостивилась. А во-вторых, она хотела сделать приятное фавориту Алексею Разумовскому, чей брат Кирилл и получил гетманскую булаву (назначение выглядело как выборы, но сути это не меняло).

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...